Владимир Святой

ПОВЕСТЬ

1

Внезапно наступила полная тишина. Но не тишина покоя, умиротворения и сна. Но зловещая тишина-предупреждение, тишина, несущая ужас и смерть. Моментально стемнело. Воздух сгущался и давил. Казалось, что пространство сжималось со всех сторон, сдавливая всё в один комок. Дышать становилось тяжело. Всё живое испуганно затаилось и не двигалось. Мыши перестали пищать.

И грохнуло. Следом еще громче. Вселенский грохот надвигался сверху, опускаясь всё ниже и ниже, и прижимая всё к земле. Затем всё озарила ослепительная вспышка.

— Да чтобы вы все сдохли, твари!

Завопила она, падая. Вот и настал Конец Света! Дождалась!

2

До самого потолка стены были покрашены синей краской. В некоторых местах мазки краски попали и на потолок. Стены были покрашены очень давно. Сейчас местами краска вздувалась пузырями, и везде, как на старушьей физиономии бежали морщины, переплетаясь и расходясь. С годами морщины становились всё глубже, отваливались целые куски краски, обнажая первозданную стену, покрытую цементными пупырышками. Но в тех местах, где краска сохранилась, занялись творчеством местные художники и писатели-миниатюристы, среди которых обнаружилось немало поэтических натур. На их творчество общежитское начальство уже давным-давно махнуло рукой и не боролось с ним, разве что, если ловили творца на месте преступления. А сейчас в разгул самой демократичной демократии их лишь ласково журили. Самые откровенные рисунки и надписи пытались замазывать, но на следующий день на этом же месте появлялось еще более непристойное творение с какой-нибудь угрозой замазчикам: «Если еще раз замажешь, яйца натяну на уши, если ты мужик. А если ты баба, сама знаешь, что я с тобой сделаю!» Поскольку той краской, что отпускалась на ремонт, красились квартирки и дачки общежитовских работников, то на попытках замазки вскоре поставили крест. И как это ни странно, рисовать стали меньше. Тем паче, что и эти места облупились со временем и обсыпались. А письмо по штукатурке забирало у художников много краски.

Как только со входного вестибюля сворачиваешь налево в коридор, сразу же слева была когда-то библиотека, в которой, как рассказывали старожилы, было даже двенадцатитомное собрание сочинений Екатерины Второй тысяча восемьсот какого-то года издания, и некоторым даже посчастливилось держать его в руках. Библиотеку закрыли, а собрание сочинений императрицы вместе с другими сочинениями перекочевало в частные библиотеки и букинистические магазины, прочая же советско-партийно-хозяйственная макулатура пошла на растопку в дачные печи, которые, наверно, ни одну зиму топили только одной бумагой. Вместо закрытой библиотеки открыли биллиардную. Конечно же, платную. Потому что наступили рыночные времена. Возле общежитского крыльца теперь останавливались иномарки, из которых вылазили ребятишки в черных куртках и тащили за собой, повисших у них на локтях ярко-крашенных девиц, которые даже в лютые морозы были одеты только в колготки и мини-юбки или макси-бикини. В ушах у каждой были огромные клипсы. Всю ночь окружающая местность, тем более, что окна в биллиардной постоянно разбивали, оглашалась визгами, матом и пробочной стрельбой. Но затем и биллиардная так же внезапно, как и появилась, исчезла. Биллиардные столы были отвезены на дачи. Помещение не долго пустовало. Окна застеклили и поставили на них решетки с сигнализацией. Прежние хлипкие двери отправились к кому-то на дачу, а вместо них установили железные с надписью «Вход посторонним строго запрещен». Бывшая библиотека превратилась в склад и одновременно в цех по розливу винно-водочной продукции. Работа здесь кипела днем и ночью. К общаге постоянно подъезжали мелкие оптовики и загружали ящики.

Подходили непрерывно и отдельные покупатели. Многие со своей тарой, поскольку тогда покупка живительной влаги обходилась несколько дешевле. Но через несколько месяцев и склад, и цех исчезли. На железных дверях висел теперь амбарный замок, на который глядеть-то даже было страшно.

3

Серый похлопал по карманам и похолодел. Ключа не было. Ну, ёж… Не мог же он его где-нибудь оставить. С какой стати он его где-нибудь доставал? А, может, карман дырявый? Или вытаскивал пачку сигарет и ключ зацепил, и не заметил, как он упал? Да что теперь гадать! Тёлка сейчас психанет и скроется, и накрылся трах-перетрах. А он ее уже четвертые сутки окучивает и денег немало попалил на нее. Да за эти деньги он бы уже троих отодрал за милу душу.

Но вот нет же! Эта ему пришлась по вкусу! Вынь да положь! А она так ломалась сначала. Хотел плюнуть. Но что-то тянуло к ней. И всё же уломал. Согласилась после кафешки пойти в общагу. А тут такой облом! Обосрался по полной! Были времена, когда ключи оставляли на вахте. Такой был порядок. Затем перестали это делать. Конечно, у комендантши были ключи ко всем комнатам. Без этого никак. Она иногда давала свой ключ открыть двери или сделать дубликат, если кто-то терял свой ключ. За это бралась отдельная плата. А у Серого ни осталось ни рубля, всё спустил на девчонку: цветочки, мороженое, кафешка, кино, дамские сигаретки.

Тая недоуменно поглядела на него. Он перехватил ее взгляд и смутился. И она заметила, что он смутился.

— Тут, понимаешь, я, кажется, это… ключ оставил у друга. Я сбегаю! Я быстро!

Тая понимала его состояние. Когда он вел ее по лестнице и по коридору, то постоянно жался и обнимал ее. А в один момент развернул ее к себе и поцеловал. Через легкую ткань юбки она почувствовала твердый и горячий бугорок, который был готов разорвать все преграды. И ей представилось, как через несколько мгновений он трясущейся рукой откроет дверь в комнату. Втянет ее вовнутрь, закроется на задвижку и, обдавая ее горячим дыханием и шепча о любви, поволочет к постели, как хищник волочет трепещущую жертву, чтобы поскорее наброситься на нее и удовлетворить свою страсть. На пути к постели и повалив ее в постель, он будет сдергивать всё с неё и с себя. «Перетерпел парнишечка! А такой конфуз!» — подумала она и прыснула.

— Ну, и далеко твой друг живет?

— Да нет… да вроде… я быстро… я сейчас!

Он продолжал себя охлопывать по карманам и порывался бежать и не мог убежать.

И вдруг испуганно замер. Да куда же бежать? Теперь только утром явится Петька со своим ключом. Если он убежит, она не будет стоять тут и ждать его. Ну, постоит немного и уйдет.

— Ну, ладно, Серенький! Чего ты так раскраснелся? — спросила она. — Давай ты проводишь меня! Поздно уже! Мне пора домой.

«Всё! Накрылось траханье! Опять дрочить придется! Да сколько же можно? Но, может быть, здесь, в коридорчике? Но сюда в любой момент могут войти. Коридорная дверь не закрывается. Вроде бы, и соседи дома». Из их комнаты доносились приглушенные голоса: бу-бу-бу. Обязательно надо сейчас им сидеть дома.

Он щелкнул по выключателю, открыл шпингалет и, обняв Таю за талию, потащил ее вовнутрь за собой.

— Ты чего? Не надо! Дурак что ли? В туалет зачем? — заверещала она, упираясь ему в грудь.

— Да тише! Тише! — зашептал он. — Там это… услышат соседи.

Она расставила руки и уперлась в косяки. Он отогнул одну ее руку и зажал в своей, продолжая тянуть за собой.

— Ну, Тая! Таечка! Ну, милая! Я не могу больше! Ты понимаешь? Меня сейчас разорвет!

Он оторвал ее вторую руку, завел ей руки за спину и вдернул ее в туалет. Щелкнул шпингалетом и дрожащими руками стал сдергивать с нее джинсы.

4

— А что это там у тебя дзынькает в пакете, Кусимов?

— Водяра, тетя Паш. Она, родимая.

— И с какого же такого перелягу ты ее столько понабирал?

— Так у нас же сегодня получка, теть Паш. Святое дело.

— А разве ты не знаешь, что распитие спиртных напитков в общежитие запрещено? И за это могут выселить.

— Вон оно как! Да что же вы такое говорите, теть Паш? И где же нам тогда употреблять спиртные напитки? На улице же тоже запрещено.

— А этого я не знаю. Это ваше дело.

— А мы вот что сделаем! Вообще бросим употреблять спиртные напитки.

Смеются. Кусимов позвякивает бутылками.

— Да иди, черт головустый, с глаз моих долой!

— Теть Паш! А, теть Паш!

— Ну, чего?

— Когда дашь?

— Сейчас дам по загривку, не обрадуешься!

— Теть Паш!

— Кусимов! Заработаешь у меня! Отлуплю!

— Да на! Я тебе шоколадку купил.

— Лучше бы палку колбасы. На фиг мне твои шоколадки.

— Ну, а другую палку не надо, теть Паш?

— Да иди же ты! Хоть бы постеснялся! Я старше тебя на двадцать лет.

— А х… ровесников не ищет. Ну чо?

— Ну, всё! Ты меня достал!

— Не надо, теть Паш! Я убегаю!

Позвякивая бутылками, Кусимов мчится по коридору, по лестнице, перепрыгивая через ступеньку.

В комнате 413-й сегодня праздник. И ребята по этому поводу даже помыли посуду и пол, и проветрили комнату. Хотя избавиться от табачно-спиртового запаха, пропитавшего всё, пол, стены, потолок, вещи, было невозможно. Кирилл с Эрастом пожарили картошки с салом и соорудили нехитрый салат. Вовчик тем делом сносился за продуктами: колбаска, селедочка, огурчики, лучок, пивко. Всё уже стояло на столе и дразнило своими запахами. Ребята еле сдерживались, чтобы не наброситься на еду.

Но ребята медленно потягивали пиво, курили и балагурили. Они ждали Витальку с бухлом.

— Ну, наконец-то явился — не запылился! Тебя только за смертью посылать.

Виталька радостно вытаскивал бутылки.

5

Рабочий день заканчивался, и Вера Петровна могла бы идти домой. Могла бы… Однако она не уходила. Потому что была пятница. И дома она мужу говорила, что в пятницу у нее обход общежития вместе с замом по хозчасти. Она говорила голимую правду, но не всю. И правильно делала. Потому что обход всегда заканчивался…

Хорошо, что муж не знал, кто такой Кляйнер Алоис Ильич, заместитель ректора по хозяйственной части. И вообще мужьям лучше ничего не знать про Алоиса Ильича. Спокойно спать будут.

Вера Петровна устроилась комендантом два года назад. На прежней работе ее сократили. Она очень обрадовалась новой работе. Это была какая-никакая карьера по сравнению с прежней работой. И зарплата приличная, и работа не пыльная.