НЕРАСКРЫТЫЕ ТАЙНЫ УРЮПИНСКОГО КРАЯ

НЕРАСКРЫТЫЕ ТАЙНЫ УРЮПИНСКОГО КРАЯ

Об этой истории я узнал в середине восьмидесятых годов прошлого столетия совсем случайно от своих знакомых, на тот момент Первого секретаря Центрального комитета ВЛКСМ Волгограда Сергея Колесниченко и сотрудника местного краеведческого музея Павла Ракитина, с которыми в те годы находился в приятельских отношениях. Павел сетовал на то, что уже не первый год пытается «сдвинуть с места» вопрос о финансировании археологической экспедиции на Хопёр, для раскопок старого городища, находящегося на месте бывшего Беляевского городка, центра Булавинского казачьего восстания. Он просил Сергея посодействовать в этом вопросе через возможности комсомола. На это Сергей отвечал, что уже поднимал этот вопрос, но безрезультатно. Из средств на эти цели выделяются буквально «крохи» и те в основном идут на финансирование археологических исследований на месте Водянского городища, что возле Дубовки. Там, мол, берег каждый год медленно, но верно, обваливаясь, уходит в Волгу, и если срочно не раскопать средневековый Бельджамен, то бесценные артефакты будут похоронены навсегда на дне Волгоградского водохранилища. А Беляевский городок, мол, подождёт, и так никуда не денется.

В тот момент я как раз собирался в служебную командировку в Урюпинский район и попросил Павла с Сергеем рассказать про этот самый Беляевский городок поподробнее. Я тоже был любителем истории и в свободное от службы и других насущных дел время, любил, если представлялась возможность, «покопаться» где-либо в поисках артефактов. Может быть, тоже внесу свою посильную лепту в изучение истории родного края. Ребята посмотрели на меня с недоумением, но всё же кое-какие «наколки» дали. Но прежде всего, они попросили меня, если получится, «расколось» некоего местного писателя-краеведа Бориса Лащилина, проживавшего в то время в станице Михайловской, Урюпинского района. Это, мол, сын последнего атамана данной станицы. Многое знает старичок, но помалкивает, «набивая себе цену», и выудить из него что либо весьма непросто. Вообразил, мол, из себя местного «Шолохова», а потому к нему ни на каком козле не подъедешь, даже Урюпинском.

С этого момента, в психологическом плане, я стал готовиться к встрече с названным писателем. Мне было известно, в каких примерно условиях проживает в своей усадьбе в станице Вёшинской писатель Михаил Шолохов. Примерно тоже самое, я расчитывал увидеть и в станице Михайловской. Роскошный особняк в самом уютном месте станицы. Охрана из местных усатых казаков, вооружённых если не огнестрелами какими нибудь, то, по крайней мере, нагайками, и всё такое прочее.

Когда же я, по приезду в Урюпинск, поделился своими соображениями с местным начальником уголовного розыска Сергеем Шевырёвым, чтобы услышать его мнение по этому поводу, тот лишь хитровато улыбнулся и сказал: «Ну чтож, дерзай. На месте всё увидишь и разберёшься».

Поделав свои дела, я отправился в станицу Михайловскую. Домишко Бориса Лащилина (а вернее «избушка на курьих ножках» из древних русских сказок) вовсе не был похож на «шолоховский» особняк, хотя и был расположен в самом центре станицы. И уж тем более, там и близко не оказалось усатых казаков с нагайками. Сам же хозяин этой «холупы», оказался вполне себе добродушным старичком, сразу же угостивший меня чаем на местных травах, чебреце да душице. От того старого злыдня, которым меня пугали накануне отъезда сюда, не было и малейшего признака. За чаем, выслушав меня внимательно, писатель сразу же перешёл к делу.

Начал же он свой рассказ с того, что когда-то в этих местах на Хопре стояли казачьи городки. Во время Булавинского восстания они были сожжены. Царское чиновники всячески старалось вытравить у людей память об этом восстании, но в казачьих хуторах и станицах сохранились легенды и предания. Особенно это касалось Беляевского городка. Место, где он находился, известно теперь под именем старого городища. А расположено оно на Хопре, в семи километрах от станицы Михайловской, выше хутора Бубновского.

Легенды утверждают, что в подземном ходе из Беляевского городка, одна ветвь которого шла до балки, заросшей дубовым лесом, а другая, к также поросшему дубами берегу Хопра. Нужен этот ход был для того, чтобы защитники городка могли в нужный момент незаметно его покинуть в случае осады, если отстоять данное укрепление не будет оставаться возможности. В одной из штолен этого хода, Кондратий Булавин якобы скрывал казну повстанцев. Этот ход имел протяжённость пять вёрст. При разорении правительственными войсками, ход в подземелье был завален. Время сровняло его, и никто точно не знал, где находятся в него входы и выходы.

В конце XIX столетия вход, что находился со стороны Хопра, всё же отыскал казак Топилин, по прозвищу Трат, всю жизнь занимавшийся поиском кладов. Запасшись керосиновым фонарём, кладоискатель опустился под землю. Вначале, метров пятнадцать-двадцать, полз на четвереньках. Потом узкий и тесный ход стал расширятся, превратившись в коридор, в котором свободно, во весь рост мог стоять человек. Казак прошёл четыреста, пятьсот метров. Вдруг фонарь потух. К тому же стало трудно дышать. Причиной, видимо, был недостаток кислорода. Кладоискатель вернулся обратно. Из его рассказов стало известно, что подземный ход облицован камнем.

В 1936 году на Хопре работала экспедиция Саратовской геологоразведки. Среди её участников была девушка-геолог, которая заинтересовалась легендой о подземном ходе. С группой местных добровольцев она произвела раскопки на месте старого городища. В результате ей удалось дойти до начала подземного коридора и установить, что стены его, как и говорил Трат, облицованы камнем.

Летом 1963 года энтузиасты, из числа так называемых «чёрных археологов», Виктор Астраханцев, Сабит Закиров и Виктор Барышев сделали ещё одну попытку отыскать лаз в подземелье. Свои поиски они начали не со стороны старого городища или Хопра, а в балке. Здесь, на одном из её склонов, отыскали большую впадину, а в ней отверстие, в которое, хотя и с трудом, но всё же мог пролезть человек. Они принялись расширять его и вскоре убедились, что дальше идёт ход. Но проникнуть в него не решились.

От местных же жителей им удалось узнать ещё одну историю проникновения в данный подземный ход. Лет восемьдесят-девяносто тому назад, с момента этого события (это примерно восьмидесятые годы XIX столетия), одна шибко смелая казачка пыталась через этот ход проникнуть в тайник Беляевского городка. Она прошла под землёй около километра и встретила дверь из толстого кованого железа, через которую проникнуть дальше даже не пыталась.

В конце шестидесятых, начале семидесятых годов XX столетия, в подземелье якобы побывал ещё один житель станицы Михайловской, и даже что-то там нашёл. Но его завистливый, толи родственник, толи даже племянник, похитил у того данные артефакты. Из-за этого у них произошла ссора, в результате которой тот родственник убил «кладоискателя», за что и отсидел затем «от звонка, до звонка». Сейчас он вышел на свободу и проживает в Михайловской, работая здесь электриком. Фамилия же его Лосев.

Мне захотелось встретится и переговорить в этим Лосевым. После встречи с Лащилиным, я направился к этому электрику домой. Но Лосев оказался не таким словоохотливым, по сравнению с писателем. Разговор он старался свести лишь к одному, что к убийству родственника не имел никакого отношения, а был обвинён и «отсидел» незаконно. Артефакты же, его родственник нашёл не в Булавинской штольне, а в совершенно ином подземном ходе, что соединял якобы между собой два храма станицы Михайловской. Но один из храмов был взорван в тридцатых годах прошлого столетия, а другой, на момент моего посещения, находился в полуразрушенном состоянии и в полном запустении. Но на тот момент это меня как-то почти не интересовало. Самое же ценное, о чём сообщил мне Лосев, было то, что он знает где находится один из входов в подземелье, тот, что со стороны Хопра. Лосев пообещал мне на следующий день его показать.

По возвращении в Урюпинск, я обо всём рассказал Сергею Шевырёву. Выслушав меня, тот в свою очередь выдал мне столько информации, что располагая ею заранее, я спланировал бы своё посещение Михайловской несколько иначе. По поводу же «ворчливого и несговорчивого» писателя, он мне сообщил, что эту байку «сочинил» и «раздул» далеко за пределы Урюпинска главный редактор местной газетёнки Евтушенко. А сделал он это, из-за того, что Лащилин якобы отказался делиться с ним информацией по поводу какого-то дневника «Петровского раската». Я спросил у Сергея: «Что это за дневник»? Шевырёв мне пояснил, что когда-то через эти места проследовал во время похода на Азов сам император Пётр I, который рядом с Михайловской организовал воинское поселение Фортштадт, которое сохранилось и поныне. Но теперь оно является своего рода кварталом станицы Михайловской, отделённым от неё небольшой протокой Хопра. Его же его прежнее название также сохранилось до настоящего времени. В Фортштате Пётр оставил свой дневник, где вёл записи о том как раскатывался по этим местам, следуя в Азов. Поэтому и такое название — «Дневник Петровского раската». Впоследствии комендант Фортштадта передал этот дневник на хранение в один из храмов станицы Михайловской. А когда тот храм взорвали, многие бумажные нарративы и артефакты из его хранилища попали к Лащилину, которые тот теперь и использует в качестве первоисточников при написании своих рассказов о казачьем крае. А из-за этого дневника, Михайловскую кто только не навещал, в том числе и дочь священника Тихомиролва, последнего настоятеля храма, который был расстрелян в момент его взрыва. Все почему-то ищут этот «злосчастный» дневник, для чего в первую очередь наведываются на Лащилина. Но особенно, этот документ, не даёт покоя именно Евтушенко. С историей этого дневника впоследствии пришлось ещё раз столкнуться и мне. но об этом как нибудь в другой раз.

Шевырёву же я тогда сказал, что дневник меня сейчас пока не интересует, есть мол дело поважнее. Ведь завтра мне обещают показать один из входов в эту самую Булавинскую штольню. При этом я назвал и того, кто обещал это сделать. Сергей мне сказал, что в таком случае одного меня в Бубновский не отпустит и вызвался нас с Лосевым сопровождать лично. Он пояснил, что Лосев далеко не тот, за кого себя выдаёт и что он официально находится под административным надзором. Попутно Сергей также рассказал, что был случай, когда в штольню ушли какие-то любопытные школьники, которые там пропали без вести. После этого к входу в штольню завезли целую машину дуста и высыпав, прикопали её так, что потом то место заросло растительностью, и сейчас, кто не знает, его не найдёт. Я спросил, о каком лазе идёт речь. Шевырёв, со знанием дела мне ответил, что о том, что находился в балке. Тогда я ему пояснил, что Лосев пообещал показать вход со стороны Хопра, на что Сергей ответил, что ему это тоже будет интересно знать.

На следующий день, мы заехав в Михайловскую за Лосевым, переправились через Хопёр по неказистому мостику и оказались в Бубновском.

По каким-то, лишь ему ведомым приметам, Лосев без труда нашёл то место, где должен был находиться вход в подземелье. Мы принялись копать, и через какое-то время действительно откопали вход в эту штольню. Через него и в самом деле, можно было передвигаться лишь на четвереньках. Я вспомнил рассказ Лащилина о казаке Трате, и мне почему-то самому захотелось побывать в этом подземелье. Я переоделся в заранее подготовленный комбенезон и вооружившись электрическим фонариком, на четвереньках полез в эту «пещеру». Но не учёл я одного. По сравнению с временами Трата, через трещины между булыжинами, которые как я понимаю скреплялись между собой гашёной известью, проросли дубовые корни. Пройдя на четвереньках метров десять, я застрял между двумя такими корнями. Хорошо, что случилось это недалеко от входа и со мной оказались ещё два спутника, которые с большим трудом вытащили меня обратно наружу. После этого, мне больше искать дальнейших «приключений» не захотелось. Я снял с себя комбенезон и переоделся в кожаный плащ, в котором мои спутники и сфотографировали меня возле входа в подземелье. Затем мы засыпали лаз и аккуратно прикрыли его свежей дубовой листвой, благо был конец октября. «Не дай бог ещё кому-то захочется приключений, а мне «потеряшки» не нужны», — сказал напоследок Сергей Шевырёв.

Тайна подземного хода до настоящего времени остаётся нераскрытой.

На обложке: автор у входа в описанное подземелье.

Ветеран МВД, писатель Валерий Федорцов.