Осколок буржуазии

Вячеслав Матосов

ОСКОЛОК БУРЖУАЗИИ

1

Фрума, командир вооружённого карательного отряда ЧК, жена легендарного начальника дивизии Красной Армии Николая Щорса, с её ординарцем— китайцем Ли на лошадях спускались с пригорка в открытом поле к опушке леса.

Чернота леса угрюмо надвигалась на них, грозя выпустить из себя кайзеровские отряды немцев, занимавших тогда почти всю Украину. Они вдвоём отстали от своего отряда, чтобы проверить тылы.

Худая и черноволосая, она хорошо себя чувствовала в чёрной кожаной куртке, на кожаном поясе которой на ремнях висел пистолет "Маузер" в деревянной кобуре.

Под курткой её согревал тёплый свитер, реквизированный у белогвардейского офицера перед его расстрелом. В добавок на ней были кожаные штаны и такая же фуражка. Её старая подруга-плётка на петле привычно болталась на руке.

Ничего поэтического не чувствовалось в природе в тот холодный вечер. Как исключение, только редкие снежинки, кружась и падая сверху, приносили подобие весёлого настроения. Это напоминало о скором окончании 1918 года.

Но тогда её занимала мысль о том, как лучше в конец хвоста плётки вшить кусок свинца. Тогда всякой "контре" сразу придёт конец, подумала она.

— Товарис Фрума! Нада возврасаця, — просипел простудившийся китаец Ли, поправляя ремешок своей винтовки на жёлтом тёплом халате, перекрещенном пулемётными лентами. На голове его как-то нелепо сидела старая шапка — будёновка с нашитой красной звездой из шёлка.

Она тоже подумала о возвращении, но пришлось обернуться на шелест веток кустарника перед лесом.

Выхватив из деревянной кобуры свой маузер и направив его на кустарник, услышался детский крик. Оттуда выбежал испуганный немец в каске и кайзеровской военной форме. Он отбросил в сторону винтовку со штыком и поднял руки вверх. Удивительно то, что он был не один. Вслед за ним вышла молодая женщина в тёплой бархатной чёрной кофте, коричневой юбке и красных сапожках, с шерстяным синим платком на голове. Она вела за руку плачущего мальчика лет семи в суконной серой курточке, укутанного в серый женский пуховой платок.

Фрума криво улыбнулась, произнеся :

— Ага, значит здесь вы прячитесь, немецкая буржуазия! Хозяйничаете по всей Украине, а прячитесь здесь? Иди, иди сюда. Ли, возьми у него винтарь и поищи в подсумке, нет ли патронов. Нам это пригодится. Обыщи его хорошо.

Ли соскочил с лошади, подбежал к немцу, наклонился и поднял его винтовку, направляя свою винтовку на него. Обыскал и ничего не нашёл.

— Ну, сучий потрох. Иди сюда. Как тебя зовут? А это кто? — обратилась она к немцу.

Немец на ломанном русском закричал:

— Не стрелайт, не стрелайт. Я — Отто. Это — моя жинка.

— Становись в сторону, буржуазия. И ты, падла, становись. Пошто спуталась с врагом? Хватит, наигралась, — продолжила Фрума.

— Только не убивайте ребёнка, — тихо проговорила та женщина и смиренно опустилась на колени перед ними.

— Я лучше знаю, что делать. Становитесь лицом ко мне. Я не жалею врагов Советской власти, — прошипела Фрума, подняла маузер и сделала два выстрела.

Немец и женщина упали. Затем она направила на ребёнка маузер, нажала курок, но вышла осечка.

— Даже мой маузер не хочет стрелять в него. Нехватило патронов. Ладно, живи, осколок буржуазии.

Она спрятала в деревянную кобуру маузер, соскочила с коня и, присев рядом с трупами, сняла штаны.

Из под неё полилась струя, орошая лесную траву.

Страшное зрелище представляла та трава, где лежали двое убитых людей, где текла кровь и моча, впитываясь в землю многострадальной "Матушки-Рассеи".

Некому было этих людей оплакать, похоронить, помянуть.

Убивали тогда люди друг друга. И не было у них сострадания. Классовая ненависть пожирала как червь их умы.

— Хватит с него, сам сдохнет, — прошипела она, вставая и одевая кожаные штаны.

Вскочив на коней, оба понеслись назад, к селу Клинцы Брянской области, нагоняя свой отряд.

2

Миколка не понял происшедшего и в страхе теребил за руку мать, надеясь, что она откроет глаза. У обоих глаза были открыты и там застыл страх. Он хотел помочь матери встать, но это оказалось не по силам. Рука её была холодна как лёд. Затем стал похлопывать её по щекам, чтобы привести в чувство. Он когда-то видел, как это делал лекарь в больнице райцентра. Но ещё больше испугался, почувствовав, что и щёки у матери холодные.

От того, что падающие сверху одинокие снежинки не таяли на лицах лежавших на земле, он ещё больше испугался. И бросился бежать по дороге, тянущейся вдоль леса. Она вела к селу Гремяч. Задыхался от бега, слабели ноги, но в голове стучала только одна мысль — найти лекаря, чтобы он помог матери и тому дяде.

Он привык к живущему у них в хате с матерью "дяде Отто". И даже выучил много немецких слов от него, забавно проговаривая их с немецким акцентом. Дядя Отто называл его, как своего умершего в Германии сына, — Гюнтер. Так звал Миколку, часто приходивший к ним в гости дядя Ганс, — брат дяди Отто. И Миколка привык к этому имени. Оба брата часто тайком беседовали друг с другом на немецком языке в углу их хаты и сами уже выучили несколько слов на украинском.

Он помнил, что они оба пришли весенним утром в немецкой форме и попросились на постой. И Миколка услышал тогда от матери странное слово— "дизертиры". Затем дядя Ганс ушёл жить в соседнюю хату, к тётке Дусе.

Он бежал быстро, чтобы позвать на помощь. Дойдя до крайней хаты, постучал в окно. Там жил дядя Ганс.

Открыв занавеску на окне, дядя Ганс узнал Миколку и впустил в хату.

На дубовом непокрытом столе, окружённом двумя наскоро сколоченными лавками, была разбросана в беспорядке еда: куски хлеба, пирожки с коричневой корочкой, зелёный лук, варёная картошка "в мундирах" в миске. У стены стояла неприбранная железная кровать, и в тёмном углу, создавая мрачную обстановку, темнели "образа" под рушником, еле теплилась лампадка.

Дядя Ганс был одет совсем не по военному: в поношенный тулуп, подпоясанный красным кушаком, в потрёпанную шапку-папаху, в синие шаровары, заправленные в старые грязные сапоги.

И продолжил собирать свой рюкзак: положил туда каску, немецкий мундир и пистолет и сверху положил сложенную географичекую карту.

Перед ним стояла тётя Дуся, женщина средних лет с распущенными волосами в ночной сорочке с накинутым на плечи пуховым платком и беудержно плакала, сжимая в руке носовой платочек.

— Всё, коньец, кончилась наша льюбоф, майнэ либэ фройлен Дусиа. Cкоро сюда придут красные, потому и ухожу, — говорил он скороговоркой себе под нос.

Мешая украинские слова с немецкими, Миколка рассказал, что случилось, и стал просить дядю найти лекаря и помочь дяде Отто и матери. Только увидав в каком испуге находился Гюнтер, дядя остановился и задумался.

Одев на спину рюкзак, решил:

— Эх, жаль Отто. Мы вместе с ним в Германии покльялись найтьи нашего отца в германской колонии.

Обернувшись к женщине, он виновато попросил:

— Фройлен Дусиа, я прошу тебиа похоронить, как сможешь, моего брата Отто, ту женщину и поставить кресты на могилах. Вот деньги на расходы. Яволь?

Он сунул в руку растерявшейся тёте Дусе несколько карбованцев и немецких марок и прибавил:

— Гунтера иа беру с собой. Будем пробьираться в Запорожье, в немьецкую колонию "Розефорд". Там живёт наш отьец-коммюнист. Шнелле!

Тётя Дуся кивнула, схватила со стола пирожок и сунула обернувшемуся к ней заплаканному Миколке в руку.

Не оглядываясь, оба вышли в морозную темноту.

3

Всю зиму вдвоём они добирались до колонии на крестьянских телегах и санях, слёзно по дороге упрашивая хозяев подвести.

Миколка пел жалостливые песни в деревнях на украинском языке, зарабатывая на кусок хлеба и обогреваясь в хатах.

Немецкая колония оказалась богатым поселением: с кирпичными домами с красной черепицей на крышах, с церковью-кирхой.

Подойдя к арочным воротам в каменном заборе, дядя Ганс представился на немецком языке и попросил дежурного принять их у начальника. После того, как посыльный прибежал с положительным ответом, они через небольшую площадь — "плац" пошли к дому, где на стенной табличке готическим шрифтом на немецком было написано: "Дер Ворштехер (начальник)".

Не успели они подойти к входной двери, как навстречу выбежал пожилой мужчина в аккуратно выглаженных чёрных брюках, коричневом жилете, белой рубашке с галстуком "бабочкой", с пробором рыжих волос, похожий на дядю Ганса.

Внезапно остановившись на полпути, он начал внимательно рассматривать их вблизи через очки "пенсне". А затем внезапно в порыве радости обнял дядю Ганса.

Миколка насторожённо рассматривал этого мужчину, словно боясь того, что по его приказу откуда-нибудь выскочат вооружённые люди и арестуют их обоих. Но ничего такого не произошло.

— А где же Отто? — был первый вопрос отца.

— Погиб Отто, когда бежал сюда. А это, — сын его женщины.

Его имя — Миколка, для нас с Отто это — Гюнтер.

4

Там Миколка стал жить под именем Гюнтер. Он учился в школе, изучал немецкий язык и другие предметы. После окончания школы пришлось тяжело поработать у хозяина на уксусной фабрике.

Пришло лето 1937-го года. В этот тихий вечер, когда уже потемнело, Гюнтер заканчивал чистить картошку для завтрака следующего дня.

На минуту он отвлёкся, обратив внимание на мерцающие звёзды в окошке. В школе учитель рассказывал о Луне, планетах и звёздах. Ему представилось, как он, одетый в серебристый костюм пилота космического корабля, садится в удобное кресло и вращает штурвал, летя на Луну.

Внезапно он услышал шум подъезжающих машин. Как при пробуждении от сказочного сна исчезла прекрасная ночь ночь со звёздами под топотом солдатских сапог.

Недоброе предчувствие сдавило горло. Судожно сглотнув, Гюнтер выглянул в окно. Кухня и столовая находились вдали от входа, но он сумел разглядеть, как ко входу подъехали грузовые машины, с них спрыгнули солдаты с винтовками и окружили территорию колонии, оттеснив дежурного.

Двое солдат вели к плацу четырёх колонистов с вещмешками из второго дома, направив на них дула винтовок. Видел, как ворштехер входил в другие дома, пробуждая и предупреждая колонистов о срочных сборах.

Гюнтер понял всё. Несколько дней назад он слышал от жителей ближнего села о ночных арестах людей работниками НКВД в городе Запорожье.

Он быстро ссыпал оставшуюся картошку в погреб, вытер пол, накрыл ведро с очистками тряпкой. Затем подвинул кухонный стол близко к открытой крышке погреба, схватил с другого стола несколько кусков хлеба и положил их в карманы. Начал спускаться по лестнице вниз. Закрывая над собой одной рукой крышку погреба и просунув в щель другую руку, он притянул стол, приподнял и поставил за ножку стол на крышку, при этом изнутри закрывая её.

Несколько минут он слышал стук сапог проверяющих столовую солдат. Затем всё смолкло.

В это время на плацу у дома ворштехера солдаты согнали всех колонистов и, подталкивая прикладами винтовок, построили их в несколько рядов.

В кузов ближайшей машины взобрался майор НКВД и объявил:

— Вы все отправляетесь в специальный лагерь. Там вам будет предоставлено всё необходимое для проживания. Учтите, что при попытке бегства вас постигнет расстрел на месте.

Поспешно спрыгнув с машины, он объявил посадку.

Неловко залезали в кузов с открытого заднего борта колонисты, толкая и тесня друг друга. У каждого на лице был написан вопрос — "Почему и за что?".

Кричали младенцы на руках испуганных женщин, плакали маленькие дети.

Майор только прокрикивал:

— Мужчины — в первую машину, девушки — во вторую, женщины с детьми — в третью.Теснее, теснее становитесь, все должны войти в три машины! Даю пятнадцать минут! Первая рота — пройти по домам и поторопить оставшихся!

Когда все сели, прозвучала команда:

Время вышло! Вторая рота — проверить территорию!

Несколько человек из солдат побежали проверять. Когда они возвратились, майор отдал приказ :

Конвой — на машины!

Затарахтели моторы и машины двинулись по дороге в город, поднимая чёрную пыль, скрывающую дальнейшую судьбу этих обречённых.

Гюнтер долго сидел, притаившись и боясь, что солдаты возвратятся.

Наконец, выбравшись из погреба, Гюнтер осторожно выглянул из двери кухни.

Повсюду здесь висела удушающая тишина. И только далеко — далеко, там, где дорога подходила к деревне, отчаянно лаяли собаки.

Скоро наступит утро, надо бежать отсюда подальше, чтобы выжить, подумал Гюнтер.

Зайдя в дом, где жил, собрал необходимые вещи и остатки еды в дорожный мешок и побежал к лесу. Остановившись, вытащил из бокового кармана пиджака удостоверение личности на имя Гюнтера Ланге, выданное ворштехером, и спрятал в разрыв подкладки. Обернулся и помахал рукой, прощаясь навсегда с колонией.

Поездами добирался до Эстонии. В начале пути на станции пришлось украсть у лежащего в беспамятстве пьяного молодого парня удостоверение личности.

В Таллине работал на станции на разных работах, а потом уехал поездом в административный центр Восточной Пруссии-Кёнисберг.

5

В комендатуре города Кёнисберга Гюнтер показал своё удостоверение личности, представился на хорошем немецком языке и изъявил желание учиться в разведшколе. Оттуда в начале 1942-го года его направили в сопровождении офицера в местечко Бальга недалеко от города.

Там в разведшколе — "абверштелле", располагающейся в бывшем отеле "Гостевой Дом", его принял начальник зондер-фюрер Фригофен c седеющей головой.

Войдя в кабинет зондер-фюрера после выхода оттуда сопровождающего офицера, Гюнтер представился и огляделся.

Над креслом начальника висел портрет фюрера и красный флаг со свастикой, перед столом из красного дерева простирался длинный простой деревянный стол со стульями по обе стороны, с разложенными частями советского автомата и с аккуратно сложенной стопкой военной формы советского солдата. На стенах висели фотографии обучающихся курсантов разведшколы в строю и рисунки советских солдат и офицеров.

Зондер-фюрер, отвлёкшись от документов, неуловимым движением бровей сбросил монокль из глаза и со странной улыбкой обратился к нему:

— А почему вы, герр Ланге, убежав из страны большевиков, захотели обучаться у нас?

И Гюнтера был готов уже ответ:

— Это — моё заветное желание. Я там хочу отомстить за смерть мой матери.

— Но только учтите, прежде всего — выполнение задания, а потом всё остальное. После победы Германии над русскими вы получите награды и, может быть, будете управляющим в какой-нибудь волости — области. Вас ждёт большое будущее! — закончил разговор зондер-фюрер.

6

Гюнтер получил хорошую военную подготовку. Там обучали подрывному делу, стрельбе из различного оружия, маскировке и ориентировке на местности, вождению на машинах и мотоциклах, работе на радиостанции.

На занятиях по рукопашному бою он познакомился с Алексеем, у родителей которого в Западной Украине была фабрика. Как сын расстрелянных "врагов народа", Алексей попал в лагерь для репрессированных, чудом уцелел при массовом побеге заключённых, прятался в лесу, затем бежал в Эстонию.

Он был сильный физически и, чтобы не умереть с голоду, принял решение пойти учиться в разведшколу.

Особенно они сблизились, когда в учебной схватке в "гладиаторском" бою Алексей пощадил Гюнтера, — только слегка поранил вместо того, чтобы нанести убийственный удар ножом.

7

Однажды дежурный офицер сообщил Гюнтеру, что его вызывает зондер-фюрер.

Войдя в кабинет, Гюнтер заметил озабоченность на лице шефа, выслушивая его речь:

— Садитесь, садитесь Гюнтер. Я собираюсь доверить вам, как отличившемуся по многим дисциплинам в нашей абверштелле, ответственное задание.

Вы будете помогать в организации агентурной сети в городе Куйбышеве.

Туда давно заброшен наш агент в качестве резидента. По данным нашей разведки туда эвакуируются многие заводы оборонной промышленности русских из Москвы. Возможно переселение и кого-то из большого руководства. Будете проводить диверсионную работу. Вот эта форма, наверное, подойдёт к вам. Возьмите, примерите потом. Всё остальное возьмёте на складе.

Сам Отто Скорцени поручил мне организацию части большой операции.

Затем, вам с самолётов будет сброшено оружие, взрывчатка, форма работников НКВД для переодевания завербованных людей.

Выбирайте себе помощников в этом деле и вперёд! Идите!

8

Гюнтер быстро справился с парашютом: освободился от лямок, свернул шёлк и выбросил в придорожную канаву с водой, завернув туда же камень.

На ночном осеннем небе 1942 года как медлительные откормленные коровы ползли грозовые облака.

Рядом с канавой, полной воды после сильного дождя, лежало сваленное при бомбёжке дерево с густой кроной, ветви которого полоскались в воде.

Дождь ослабевал. Он хотел переодеться, но услышал шум машины. Сбросив с плеч довольно тяжёлый рюкзак, он успел спрятаться под сваленным деревом и замаскироваться вместе с рюкзаком, погрузившись почти полностью в воду.

— Где-то он здесь приземлился, — послышался женский голос из остановившейся машины.

Двое девушек в гражданском, очевидно, из оперативной группы, спустились с грунтовой дороги. Карманными фонариками они стали освещать упавшее дерево, кусты и две воронки от бомб, уже наполовину наполненные водой.

Не обнаружив ничего, поднялись на дорогу. Машина уехала.

Достав из внутреннего кармана чёрного комбинезона карту в непромокаемом пакете, Гюнтер определил своё место приземления. Это был лесной район Куйбышевской области.

Вот здесь по этой дороге я выйду на асфальт, а дальше доберусь до станции, правда, придётся идти вдоль дороги по лесу, и каким— нибудь поездом доберусь до Куйбышева, — рассуждал он.

Снял комбинезон и остался в форме солдата Советской Армии. В боковом кармане лежало удостоверение и справка из госпиталя о ранении. Такие документы изготавливались или доставлялись в разведшколу от резидентов, давно засланных в Советский Союз.

Затем достал бинт, перевязал руку, а комбинезон утопил таким же образом, что и парашют, — в канаве.

Рюкзак со взрывчаткой, запасными патронами и гранатами пришлось зарыть под деревом, оставив след на коре ножом. Здесь у меня будет временный склад, надо будет сообщить связному Алексею, он уже заброшен сюда с рацией, решил он.

9

Прошло две недели с того момента приземления. Гюнтер поселился недалеко от пристани, сказав хозяйке квартиры, что он после ранения ищет здесь родственников.

Однажды ночью, выйдя на разведку и проходя мимо большого забора, огораживающего небольшой дом на улице Кирова, он увидел отъезжающие машины с наваленными доверху мешками. Решил проверить это место. И на следующую ночь увидел то же самое.

И сделал заключение, что строили здесь какой-то секретный объект.

На следующий день он взял у знакомого сторожа на пристани лодку и поплыл на другой берег Волги. Резидент дал задание завербовать в округе дизертировавших солдат из Советской Армии. За неделю он нашёл таких и приказал им ждать.

10

Через несколько дней на улице Гюнтер вдруг услышал песню, которую пели молодые рабочие, сидя в открытых машинах. Впереди ехала легковая "Эмка".

Машины остановились у продуктового магазина. Побросав лопаты, рабочие с хохотом спрыгивали с машин и бежали в магазин. "Эмка" тоже остановилась, из неё вышла женщина, лицо которой показалось знакомым Гюнтеру. Она была одета в простой женский плащ и с шерстяным платком на голове.

Вслед за ней вышел и водитель. Проходя в магазин, он спросил:

— А что вам купить, Фрума Ефимовна!

Как будто электрическим током пронзило сознание его сознание это имя!

Вот это — встреча! Это — цель, к которой я стремился! Неужели, это — она, убийца его матери!

Он медленно двинулся к ней, чтобы разглядеть её лицо, но она пошла по направлению к магазину .

Подойдя поближе, он обратил внимание на паренька в рабочей спецовке в фуражке с козырьком, повёрнутым назад. Паренёк купил уже булку и тут же засунул в рот.

Гюнтер спросил его :

— А куда это вы едете, товарищ?

Быстро с трудом прожевав первый кусок, тот ответил:

— А ты что, не слышал о великой стройке на "Безымянке"! Нас ведёт Фрума Ефимовна Ростова из горкома! Большой человек, я тебе скажу.

Но Гюнтер уже не дослушал последнюю фразу. Какое-то отвращение он почувствовал, столкнувшись с этим радостным сообщением рабочего.

Он уже уходил от этого магазина дальше и дальше, обдумывая то, как ему уничтожить её.

11

Уже начинало светать, когда Гюнтер подходил к дальнему району, что назывался "Безымянкой". Он переоделся в гражданскую одежду: гимнастёрку прикрывала старая телогрейка, на голове серая кепка. За пазухой — пистолет.

Уже видно было, что здесь начато рытьё котлована.

Ожидать пришлось недолго. Около крайнего барака, окружённого длинным забором из досок, остановились три грузовых машины и две легковых "Эмки". С шутками и песнями с бортов машин легко спрыгивали молодые рабочие с лопатами в руках.

Из первой легковой машины вышла Фрума. Была она просто одета, — в женском плаще и с шерстяным платком на голове.

Но из второй машины вышли двое мужчин в плащах и фетровых шляпах. Один из них достал изнутри лопату и подал ей.

Фрума взяла лопату и сделала несколько бросков земли. Затем как-то странно поглядела в сторону Гюнтера.

Пришлось Гюнтеру подойти к кузову одной из грузовых машин, взять там запасную лопату, спуститься в выкопанную вчера яму и начать отбрасывать землю. Вынужденная разминка разогрела и взбодрила его.

Неужели мне сейчас не выбрать случая, чтобы уничтожить её, думал Гюнтер, лихорадочно осматриваясь вокруг и ища пути к отступлению в случае перестрелки с теми двумя.

Водитель первой "Эмки" подошёл к Фруме и обратился к ней:

— Фрума Ефимовна! Мне приказано отвести вас на другие участки стройки. Мы можем не успеть объехать всё. Садитесь.

Пройдя вдоль строя копающих, она кивнула тем двоим и села в кабину. Прекратив копать, Гюнтер направился к её машине, намереваясь сделать выстрел. Но оценив обстановку, увидел, что бежать было некуда. Вокруг простирался пустырь и стояло несколько старых бараков с забором.

Завтра у меня запланирована операция занятия города и сегодня мне не стоит рисковать, подумал он.

Пока осматривал место, машина с ней уехала. Но те двое оставались пока.

Оружие, наверняка, у них есть. Придётся отложить месть, подумал он и взялся снова за лопату. Те двое сели в машину и уехали.

А Гюнтеру пришлось вместе с комсомольцами заканчивать работу до вечера и уехать вместе с ними.

12

Тихо ночью к пристани на Волге подошла большая баржа. Неторопясь, стараясь не шуметь, по трапам сходили вооружённые группы дезертиров из Советской Армии, совсем недавно завербованных связными Гюнтера.

Каждая группа шла под руководством парашютиста — диверсанта из войск СС. Два дня назад эти диверсанты были сброшены ночью самолётами. Все были переодеты в форму войск НКВД. Впереди шёл Гюнтер в форме офицера.

У домика на пристани его встретил связной Алексей, и сообщил о приказе резидента по рации о том, что надо двигаться по улице Куйбышева к улице Фрунзе.

Странная тишина окружала наступающих. Никогда прежде не пугала она Гюнтера. Казалось, что шёл он по чужой планете, где никого не было, и только дикие скалы окружали везде вокруг. Где всё это чужое готово было наброситься на него. В последний миг.

Послав первую шеренгу вперёд на улице Куйбышева, в темноте сразу не успел заметить торчащие дула винтовок. И стоило пройти той шеренге несколько шагов, как по наступающим был открыт огонь войсками Советской Армии. Пришлось прятаться за углы старых двухэтажных бревенчатых домов.

Все наступающие дизертиры попрятались, как тараканы по щелям.

Ну, и вояки. Как же их поднять в атаку, думал Гюнтер. Неужели самому надо лесть вперёд?

Уже была скошена пулями половина всех наступавших.

Задание центра надо выполнять во что бы то ни стало. И он нашёл, что сделать.

Зайдя вглубь двора дома со старыми воротами и открытой калиткой, обнаружил лежащий во дворе кусок листового железа. Прикрываясь этим куском, побежал по улице с криком:

— Вперёд!

Но судьба не уготовила ему славы от подвига. Пуля нашла щель в железе и попала точно в лоб.

Последняя мысль его была о том, что не сумел отомстить за смерть матери.

Вячеслав Матосов. Торонто.2021.