Колыбельная

Баю-баюшки-баю.

На свете князь живет. Страшный князь, могучий. У князя того жонок немерено. А рабынек и того больше.

Баю-баюшки…

Шепотом:

А глаза у него тоже рабьи! Видала Ранхильд те глаза, червивые они, в крапинку. Близенько видала те глаза, ох, близенько!

У князя того брат был. С глазами смелыми. Ясен сокол был брат тот, Ярославом звался Святославичем. Говорил Рангхильд батюшка: “Девка ты, Рангхильд, знатная. Стать в тебе княжья, и за князя тебя отдам. Пойдёшь ли за кого? За Ярослава ли, князя Киевского? Або же за Владимира, князя Новгородского?”

А Рангхильд, девка глупая, отвечала батюшке: “Не хочу после брачного пира разувать рабича, перед князем только склонюся!”

Горем те слова Рангхильд отлились. Гарью и копотью над родным Полоцком отозвались.

Баю-баюшки-баю…

Шепотом:

Поднялся князь на князя, брат на брата. Рабич княжича… убил.

Взял Рангхильд рабич против воли на зрелище у бояр, у братьев, у отца. Оксамити подрал, шелка сорвал, грудь белую мял, хватал, а косу рубил. Знай, девка, знай! Против воли брал…

Ш-ш-ш… Баю-бай.

Шепотом:

Бояре стояли, молчали, когда убивал и отца, и братьев.

Осталась Рангхильд. Нарекли Гориславой.

Всё это стерпя, понесла Изяслава.

Рабьего сына.

Баю-бай, спи, сынок.

И вот так живёт Горислава — Рангхильд. Повоет тихонько, баюкая горе. Посмотрит в окошко высокого терема. Сынка покачает…

Шепотом:

Нож припасла. Наточила. И ждёт.

Громко:

Приди же, Владимир, прижми ко груди!

Спи, мой сынок, баю-баюшки, спи...