Сверчок

Ранний снег лёг на молодой кустарник, пригибая к земле его тонкие ветви. Сухая трава уже сломалась под его тяжестью и длинными космами расстелилась по земле, скрывая ее неровности.

— Вот здесь был мой дом.

Два человека стояли в конце самой длинной улицы старой деревни.

— Вот здесь был мой дом, — повторил Саша еще раз. — Уже и фундамента не видно, все заросло.

Он оглянулся. Старые, покосившиеся домики неровной линией вытянулись вдоль дороги. Тёмные, у некоторых выбиты стекла и провалилась крыша, заборы давно лежали на земле. Вряд ли вообще на этой улице кто-то сейчас жил. Но эти развалюхи ещё были. А его дом — нет.

Марина потёрла руки, пытаясь согреться. Когда муж внезапно решил показать ей место, где он родился, они выбрали подходящий выходной и поехали. Выпавший в середине сентября снег не нарушил их планы, но сейчас она уже жалела, что согласилась. Могли бы и летом сюда приехать. Да и деревня выглядела совсем уж нежилой.

— После пожара мы переехали в город, я здесь с тех пор и не был. Как всё изменилось. Вот здесь, — Саша махнул рукой в сторону самого густого скопления кустарников, — здесь сам дом стоял. Вот тут — баня. Отсюда не видно, но дальше за ними огород.

Он взял руку Марины и потянул за собой.

— Замерзла? Сейчас поедем уже. Близко подходить не будем, мало ли.

Они немного отошли от дороги. Саша закурил и стоял молча, вспоминая. Марина ему не мешала, хоть и хотелось поскорее уехать отсюда. Тишину нарушил слабый, на грани слышимости звук.

— Что это?

Саша прислушался, затем сделал несколько шагов в сторону и резко наклонился.

— Поймал. На гнилушке сидел, скрипач. — Он вернулся к Марине и показал ей добычу. Зажатый между пальцами, сверчок пытался отбиться задними лапками. Не получалось.

— Шустрый какой, смотри-ка. И живучий, на снегу пиликал. Недолго ему тут шустрить осталось.

— Почему?

— Ну, зимой домашние сверчки перебираются к людям обычно, а тут сама видишь. Как и выживал до этого, непонятно.

Сверчок выбился из сил и теперь изображал нечто дохлое и несъедобное. Марине стало его жаль.

— И что с ним теперь делать?

Саша задумался, затем открыл сигаретную пачку и бросил насекомое внутрь.

— С собой возьмем, будет дома пиликать. У меня в детстве жил сверчок. — Саша выбросил недокуренную сигарету в снег. — Поехали.

В машине было тепло, Марину быстро разморило. Сквозь сон она слышала голос мужа.

— Всё в комнате у меня пиликал. Недели три жил, а потом как раз пожар и всё. Мы переехали к дяде, а потом…

***

Он стоял на улице в родной деревне. Старые дома словно растянулись вширь, двумя темными лентами отсекая дорогу от остального мира. Он покрутил головой и пошел к концу улицы. Легкий шелест за спиной заставил его остановиться. Он обернулся, но увидел лишь теряющееся в тумане продолжение улицы. Он пошел дальше. Шелест понемногу усиливался. Он постепенно перешёл с шага на бег. Он не видел, от чего убегал, но это только подгоняло его. Дышать стало тяжело. Шелест стал нестерпимо-резким, он попытался обернуться на бегу, но сильный удар в спину бросил его на асфальт. Он вскрикнул и проснулся.

Саша лежал в своей кровати, рядом мирно сопела Марина. Он резко втянул в себя воздух. Выдохнул. Сердце билось как сумасшедшее, тело было липким от пота. «Кошмар», — подумал он: «Всего лишь кошмар». Он вытер рукой лоб, затем устроился поудобнее на кровати. Где-то в углу мирно пиликал сверчок. Саша попытался уснуть, но сверчок вскоре затих, а сон так и не пришёл.

— Ты сегодня всю ночь ворочался и спать мне не давал. — Марина обвиняюще посмотрела на мужа.

— Да кошмар приснился, извини. — Саша вяло ковырял омлет вилкой. — Не выспался ничерта, да и желудок что-то побаливает. Нет, есть он не мог.

Марина ободряюще похлопала его по плечу.

— Это после поездки все отойти не можешь. Сегодня воскресенье же, пойдем в кино, съедим что-нибудь вкусное, а? Развеешься немного.

Саша задумался.

— Да, — наконец сказал он. — Надо отдохнуть, а то что-то я раскис.

Всю следующую неделю кошмары не повторялись.

***

Темные дома угрожающе пялились на него пустыми проемами. Спереди и сзади дорога терялась в тумане. Вновь он идет по дороге. Один. Улица не кончается, а он уже так устал. Шаги гулко раздаются в полной тишине. Но это его шаги. Он спокоен, никого рядом нет. Но вот что-то нарушило размеренный ритм шагов, вклинилось в их звук. Легкий шелест за спиной заставил его задрожать. Он ускорился. Обернулся на бегу. Шелест все усиливался, в него добавились пронзительно-острые ноты, но позади никого не было. «Сверху?» — подумал он, но задрать голову не успел. Острая боль пронзила его левое плечо, что-то огромное шевелилось рядом. Он закричал и изо всех сил дернул рукой.

— Саш, Саша, пгоснись!

Он открыл глаза. Всю левую часть тела сковало тупой болью. Марина держала его за руку.

— Снова кошмаг? Ты меня удагил!

Из её носа текла струйка крови. Саша ошеломленно уставился на свою левую руку. На ней тоже была кровь. Он обнял жену. Та тихо плакала.

— Гезко пгосыпаюсь, нос в кгови, тебя аж тгясет всего. Газбудила. Больно. — всхлипывала она.

Как мог, он успокоил Марину. Его самого до сих пор трясло, как и неделю назад липкий пот покрывал всё тело. Следующие несколько дней Саша спал на диване. Даже сверчок притих и не мешал ему спать.

***

Нос у Марины вернулся к прежней форме через неделю.

— Знаешь, — хитро посмотрел муж на нее. — Мне Анна Васильевна вчера намекала, чтобы я руки-то не распускал.

Марина вздохнула. Анна Васильевна приходилась ей какой-то там тёткой и одновременно соседкой по лестничной клетке.

— А мне прямо сказала — скалкой его, ирода, кто ж по лицу-то бьет, видно же всё. Я ей — упала, мол, так не верит же. Ну да ладно. Нос ко мне вернулся, пусть и муж вернётся.

— Ну.., — замялся Саша.

— Занукал. Дрыхнет на своём диване довольный, а жена в холодной постели должна спать? Смотри, вместо тебя сверчка возьму, а то он молчит чего-то!

— Уговорила, — улыбнулся муж. — Сверчка не надо.

— То-то же.

Засыпая, Саша чувствовал себя совершенно счастливым.

***

Он вновь брёл по бесконечной улице. Темные дома беззвучно шептались меж собой. Он шёл и шёл вперёд, прислушиваясь к своим шагам. Знакомый шелест на этот раз не застал его врасплох. Наконец, он увидел это.

Гладкая голова с двумя длинными наростами на ней. Мощные челюсти, способные перекусить пополам человека. Сильные задние ноги, покрытые шипами. Крылья, несущие эту тушу. И глаза. Выпуклые глаза, в каждом из которых он увидел свое отражение. Саша застыл на месте, все его мышцы словно свело судорогой, он не мог пошевелиться. Неторопливо, словно зная, что жертва никуда не денется, монстр подлетел к нему. Огромная тварь, жуткий сверчок — именно он был виноват в этих кошмарах, Саша теперь был в этом уверен. И пока он здесь — кошмары не кончатся. Марина вновь может пострадать.

Тварь немного повернула голову, выбирая место удара, и одним взмахом передней лапы пробила его грудь насквозь. Марина… Боль и ярость словно надломили паралич его тела, правая рука теперь ему подчинялась вновь. Тварь опустилась слишком близко и Саша вцепился в ее тонкую шею. Боль в груди все усиливалась, но держал он крепко.

***

Марине снились качели. Детские качели под голубым небом. Вот она раскачивается всё сильнее и сильнее и визжит от восторга. Вот, раскачавшись особенно сильно, она разжимает руки и летит, летит…

Воздух внезапно загустел, и Марина зависла как муха в смоле. Она попыталась вздохнуть, но не смогла. Дышать стало невозможно, словно кто-то передавил ей горло. Марина затрепыхалась всем телом, и голубое небо стало темной комнатой. Их комнатой, угасающим сознанием отметила она.

***

Он побеждал. Тварь всё меньше трепыхалась. Грудь болела всё сильнее, и Саша, не выдержав, закричал. До самого конца руку он так и не разжал.

***

— Алексеич, чего не ешь?

— Не, мужики, не хочу. Как вспомню 42 квартиру, так с души воротит. — Обычно краснолицый, участковый был бледен. — Сколько бытовух повидал, но чтоб такое.

— А че там?

— Муж жену задушил.

— Так вроде не раз уж видели.

— Задушил, лежа в кровати, одной рукой и сам сразу помер. Губу синие, сердце, наверное.

— Ого. Чего это он? Изменяла?

— Соседка слышала ночью возню и крики в их квартире, потому и позвонила. Неделю назад, говорила, жена с опухшим носом бегала. Кто их знает. Но как вспомню, так аж колотит всего.

— Алексеич, а чего у тебя спичечный коробок на столе дергается?

— Да я с бабой своей на днях разбежался же. Дома тихо, как в гробу. Вон сверчка поймал, всё веселее будет.