Скажите тому человеку. Ночь с люоедом

Скажите тому человеку

Рассказ

Ведущий оглядел игроков. Их осталось трое: пожилая полная женщина, худощавый мужчина с плешью, который работал водителем на пожарной машине, и молодой мужчина, он представился как музыкант в доме культуры, где он ведет вокальную группу и готовит концерты и утренники для детишек.

— Друзья! Вас осталось трое. Один из вас получит миллион. Целый миллион рублей!

Ведущий раскинул руки, показывая, какой он большой миллион. Только двумя руками его и можно охватить.

— Это великолепно! И для того, чтобы стать миллионером, нужно сделать последний шаг. Перед вами барабан. В нем три записки. Две пустых, одна с заданием. Кто начинает? Ну, смелее, друзья мои! Смелому всегда везет, как говорил наш великий полководец Суворов.

Шагнул пожарник.

— Пожарникам всегда везет, — хохотнул он. — А тем, кому не повезло, сгорели в огне.

Запустил руку в барабан.

— Блин!

Листок оказался пустой. Он повернул его другой стороной и там ничего не увидел.

Женщина тоже вытянула пустышку. Музыкант заулыбался. Он победитель, он миллионер. Можно было бы не заталкивать руку в барабан. Но он сделал это ради порядка.

— Что же там нужно сделать, чтобы стать миллионером? — спросил ведущий. — Надеюсь, что не слетать на Марс? Хотя, почему бы и нет? Встретиться с марсианами — это же круто.

Музыкант развернул бумажку. Губы его тряслись.

— Ну, мой молодой друг! Смелее! Всем же интересно узнать, что там такое. Не томите! Вы разучились читать? Давайте я прочитаю!

— Не надо!

Музыкант повернулся боком к ведущему, закрывая ладонями бумажку. Сначала он!

— Я сам. «Провести ночь в камере с осуждённым на пожизненное заключение». Ништяк! У организаторов шоу богатая фантазия, — пробормотал музыкант, нахмурив брови.

— Задание не из очень приятных. В прочем, вы можете отказаться, — проговорил ведущий. Он по-прежнему был полон оптимизма. Не ему же сидеть всю ночь с преступником. — Миллион останется в студии. Ну! Ваше решение!

— Пожалуй, я…

Музыкант замялся. Посмотрел в зал, как будто выискивая близкое ему лицо, которое даст нужный совет.

— Отказываетесь? Я понимаю вас. Задание не из приятных. Если бы провести ночь в номере с очаровательной блондинкой, то вы бы ни одного мгновения не размышляли.

— Нет… Я вот…

— Что вот? Отказываетесь или нет?

— Пожалуй, я…

В зале не было человека, который бы кивнул ему, и он без колебания согласился бы.

«Соглашайся! — кто-то громко прошептал. — Подумаешь, камера, одна ночь… Не год же!»

Советы зала в данной ситуации не возбранялись, поэтому ведущий никак не прореагировал.

— Да! — кивнул музыкант. — Я согласен!

— Браво! — завопил ведущий. — Это выбор настоящего мужчины. Его не остановят никакие испытания.

Зал зааплодировал.

— Но, если вы захотите прервать испытание, это сделать проще простого. Дайте вашу руку!

Саша протянул руку. Ведущий надел ему на запясье электронный браслет, пожал его ладонь, кивнул ему, потом повернулся к залу.

— Вы нажимаете на красную кнопку на этом браслете, и двери каземата распахиваются перед вами. Только о миллионе тогда придется забыть. Но мало ли какие могут быть ситуации!

Вот Саша уже в автозаке, вот его облачают в тюремную робу и ведут по бесконечным тюремным коридорам. Звякают замки, со скрипом распахиваются железные решетки дверей.

= К стене! — командует конвоир и звенит ключами.

— Скажите, хоть кто в камере? — шепчет Саша. Он боится говорить в полный голос, как будто это преступление.

— Не положено! — отрубает конвоир.

— Что не положено?

— Пасть завалил!

Саша успевает увидеть на двери табличку, на которой фамилия, имя, отчество заключенного, год рождения, статья, по которой он сидит и срок. Но прочитать ее не успевает. Конвоир берет его за плечо и толкает в открытую дверь, которая тут же с грохотом захлопывается за ним. Только одна дверь, но железная отделяет свободу от неволи.

Узкий каменный пенал. За маленьким столиком, прикрученным к стене и к полу, сидит тщедушный старичок с лысиной, обрамленной белым пушком. У него тонкие губы, востренький носик и черные глазки.

— Здравствуй, мил человек! — говорит он. Никакой иронии, как будто перед ним хороший знакомый.

— Здрасьте!

Саша огляделся. Присесть было негде. Шконка была поднята. А на единственной табуретке сидел заключенный. По такому случаю могли поставить бы и вторую табуретку. Старичок перехватил его взгляд и хмыкнул:

— Смотришь, куда бы пристроить свою задницу? Здесь не зал для приема гостей, а камера на одного. Как тебя зовут?

— Саша. Ну, в смысле Александр. Хотя для вас просто Саша. Можно Саня. Как хотите...

— Саша — радость наша.

Старичок хрипло засмеялся, показав гнилые коричневые зубы. Одного переднего верхнего зуба не было.

— Можешь сесть на парашу!

Он показал на угол, где стоял унитаз с ржавыми разводами. Рядом с унитазом стояло пластиковое ведерко с ершиком.

— Нет! — сказал Саша.

— Почему нет?

— Потому что это за падло. Вы же это прекрасно знаете и не должны были мне говорить такого.

Старец почесал лысину и протянул ему руку.

— Руслан.

Саша пожал его ладошку. Старческая ладошка была вялой и теплой.

— Правильно говоришь, Саша. Это была небольшая проверочка. Вижу, что ты понятия имеешь. До отбоя тебе придется посидеть на корточках или постоять. Как тебе нравится.

— А что потом?

Саша с первой минуты понял, что ни в коем случае нельзя обнаруживать свой страх.

— А потом отпустят шконку. И можно будет по очереди спать. А тебя за что, Саша?

— Ну…

Замялся. Сказать про конкурс? Правила не запрещают этого. Или соврать? Но в тюрьме за ложь можно дорого поплатиться.

— Ну, в общем-то не за что.

— Так тут, Санек, все не за что сидят. И я вот невинно пострадавший.

— А за что всё-таки пострадали?

— Говорю же, ни за что. Жену убил. Застал ее с любовником. Повел себя достойно, как цивилизованный человек. Не орал, не дрался. Разговаривал с ней, как будто ничего не произошло. А через пару дней она мылась в ванне. Зашел и притопил ее.

— Как это?

— Да просто. Голову подержал под водой. А потом, думаю, что же пропадать добру.

— И?

— Ну, разделал. Что-то засолил, что-то на фарш пустил. А кости, голову на свалку оттащил. Пусть собачки погрызут.

Саша вжался в стенку. Ему хотелось раствориться, исчезнуть. Выбросить все это из головы, потому что такого не может быть! Это настолько противоестественно, что не может быть. Этот благообразный старичок всё это придумал, чтобы напугать его. Да, скорее всего он убийца, раз получил вышку, но не людоед.

— Вы это зачем? — пробормотал Саша.

— Чего зачем?

— Зачем вы это сочиняете? Вы хотите напугать меня?

Старичок захихикал. Глаза его блеснули по-озорному.

— Вот и первый следак, который допрашивал меня, тоже не хотел верить. Когда ему принесли фотографии с трехлитровыми банками, в которых были куски с засоленным мясом, он решил, что разыгрывают его, что там какая-нибудь говядина или свинина.

Он опять захихикал. Саша вспомнил о браслете. Отодвинул рукав. Ведь всё так просто: нажать кнопочку и кошмар закончится. Он никогда больше не увидит этого благообразного старичка. И со временем забудет весь этот кошмар. Он положил палец на кнопку.

— Хе-хе! Ведь попался по глупости. И кто поймал? Зеленая девчонка. Наверно, только пришла в следственный комитет. Возле ванны обнаружила небольшой след крови. Как я его не заметил, до сих пор не могу понять.

Cаша убрал руку с запястья. Увидел он его жест или нет? Кажется, нет.

— Отправила на экспертизу. «Откуда кровь вашей жены взялась в ванной?» Стал выкручиваться. То сё. Вижу, что веры мне нет. И опять к холодильнику. «А что это весь холодильник у вас мясом забит?» — «Люблю потому что». — «Зачем же такой запас делать? Испортится ведь». — «Так солонина же». Ох, и ушлая оказалась девчонка! Уважуха! И мясо на экспертизу. Так я и погорел. Второй следователь был пожилой мужик. Того уже ничем не смутишь. Всё подробно расспрашивал. Какая она на вкус человечинка? Что я чувствовал, когда ел собственную жену? Что чувствовал? Кайф! Ну, убил бы я ее и что? А тут она со мной осталась. Я продолжаю ее пользовать. Никуда она от меня и мертвая не делась. Я ее и в рот толкаю и сру ею. Как подумаю об этом, даже голова закружится. И так мне приятно! Разве это передашь словами?

Кажется, начинает темнеть. Маленькое зарешеченное окошечко под самым потолком, в которое можно было просунуть только голову, стало темно-синим. Значит, впереди еще целая ночь.

— Этот пожилой следак как-то раз открыл верхний ящичек стола. «Вот здесь, — говорит, — у меня лежало табельное оружие. Я его сдал. От греха подальше». — «Боитесь, что я мог бы им завладеть?» — спрашиваю. «Нет, не боюсь. Реакция у меня хорошая и хватки я еще не утратил. Боюсь за себя, что достану оружие и всю обойму выпущу тебе в лоб. Пусть потом меня посадят, но одной мразью, мерзопакостной мразью станет меньше. Но я решил, что это слишком легкая смерть для тебя, что ты был бы рад такому концу. Хорошо, что у нас мораторий на смертную казнь. Раньше бы чпокнули и вся любовь. Была тварь, людоед и нет этой твари. Нет уж! Пусть мука твоя растянется на долгие годы. Будешь ты сидеть до самой своей смерти в каменном мешке. А начальник тюрьмы мой хороший знакомый. Он позаботится, чтобы тебе не выдавали ни книг, ни газет и на прогулку не выводили». — «Я пожалуюсь». — «Ха! Злостный нарушитель режима. Вера-то ему, а не тебе. Изо дня в день годами один каменный мешок и больше ничего. И ты один со своим воспоминанием, как ты ешь свою жену. И больше ничего. Понимаешь, ты, выродок, что больше у тебя ничего не будет? Ни-че-го! И не надейся, что медицинская экспертиза тебя признает невменяемым. Не надейся! Я всё продам, дачу, машину, взятку дам, чтобы тебя признали нормальным». Хе-хе! Вот такой суровый дяденька. И вдруг на тебе! Появляешься ты, мил человек! Что я должен был подумать? Ведь здесь сидят только в одиночках.

— Это временно. Завтра освободится камера и меня переведут в одиночку.

— Мальчик! Тебе мама не говорила, что врать взрослым дядям нехорошо? Что ты мне лапшу на уши вешаешь.

«Конечно, нужно сказать правду», — решил Саша.

Рассказал про конкурс.

— Ни фига себе! — присвистнул Роман. — Значит, завтра ты уже будешь миллионером. Если бы мне за каждые сутки, проведенные в камере, давали по миллиону, я был бы сейчас самым богатым человеком. А так баланда изо дня в день из года в год.

Загремел засов. В камеру зашел охранник. Роман по-молодецки подскочил, стал спиной к стене, упираясь в нее руками и широко расставив ноги. Назвался.

— — А тебя дубинкой покормить? — спросил охранник Сашу.

Саша занял такую же позу. Назвал себя. А вот статьи-то у него не было. Но охранник на это не отреагировал. Значит, в курсе, почему он здесь.

— Отбой! — рявкнул он.

— А как же спать, если шконка одна? — спросил Саша.

— Каком кверху. У меня на пятерке по сорок человек спали стоя.

Утешил.

— Ладно, — сказал Руслан. — Можешь кемарнуть первым. Через пару часов я тебя разбужу.

Саша лег. Конечно, это не дома, не диван-кровать. Но до утра надо как-то перекантоваться. Руслан сел в ногах. Саша закрыл глаза. Но сон не приходил. Он прислушивался к каждому звуку, к дыханию соседа. Любое его движение вызывало в нем тревогу. «А что если он маньяк? Сейчас выдернет из-под него подушку и придушит. И будет жрать его, как собака, урча от удовольствия. Нет, засыпать никак нельзя. Надо быть настороже, не терять бдительность. А как ему защищаться, если старик нападет на него? Конечно, он моложе и сильнее его. Но вот не помешало бы что-нибудь такое, чтобы так его отоварить, чтобы он потерял сознание». Но под рукой ничего не было. Придется надеяться только на свои кулаки и ловкость. Но главное — не уснуть.

Руслан кашлянул. Саша тут же открыл глаза. Старик по-прежнему сидел в ногах, но Саше показалось, что он переместился ближе к изголовью. «Подбирается тихо, как хищник к добыче. Потом стремительно выдернет подушку и придушит его. А может быть, обойдется и без подушки. Ты не смотри, что он старик. Может быть, у него сильные ловкие пальцы. Так ухватится за кадык, что никакой силой не оторвешь. Только бы не уснуть».

— Какой-то ты беспокойный парень. Чего же ты не спишь, — сказал сиделец. — Чего не спишь-то?

— Откуда вы знаете, что я не сплю?

— А когда человек спит, у него другое дыхание.

«Сволочь! Ждет, когда я засну».

— Боишься меня, парень?

«Зачем он это спрашивает?»

— Чего бы я боялся?

— Как чего? Всё же я убийца, людоед. Вот дождусь, когда ты заснешь, придушу тебя и съем.

Саша напрягся, сжал, что есть силы кулаки. Надо бить в переносицу или по глазам.

«Нет, это он, наверно, пошутил так. У людоеда и шутки людоедские. В конце концов, ничего не случится, если я одну ночь не посплю. Зато завтра буду спать дома с миллионом». Он постарался подумать о том, что он купит на этот миллион. Конечно, на городскую квартиру не потянет. Разве что на однушку на первом этаже где-нибудь на окраине. Да и квартирный вопрос пока для него не стоит остро. Он не женат и перспективы ближайшей женитьбы не намечается. Так что можно пока жить у родителей. Правда, девушку не приведешь. Но у него сейчас и нет никакой девушки. Как-то ему с этим делом не очень везет. Зато повезло вот с миллионом. И всего-то нужно дождаться рассвета. Большинство ради миллиона приходится горбатиться не один год. И всё равно этого миллиона они никогда не увидят, ни живьем ни на карточке, потому что плата за ЖКХ, покушать, транспорт, туда-сюда. И тю-тю нищенская зарплата. Да над ним будут смеяться, если он смалодушничает и откажется от миллиона. А у Руслана была жена, которая ему изменила, и вот таким изуверским способом он отомстил ей. А мне-то ему мстить не за что.

Старичок закашлял. И Саша мгновенно открыл глаза. В ногах он увидел только черный силуэт. Кажется, он даже позы не изменил. Сколько же прошло времени? И есть ли у него часы? Как он узнает, что прошло уже два часа и им пора меняться? Были у него на руке часы или нет? И вообще позволены ли здесь часы или не позволены? Но у него-то есть часы. Правда, что он увидит в темноте? Часы… Конечно! У них металлический корпус и, если ими ударить по лицу, то удар будет болезненней. Надо снять часы и зажать их между пальцами. Но это его может насторожить. Зачем я снимаю часы? С какой целью? Да мало ли что! Может, я не привык спать в часах.

Cаша снял часы. Зажал их в кулаке. Руслан тихонько посапывал. Неужели заснул? Может быть, уже прошли три часа, им пора поменяться местами? Он подогнул ноги в коленках и спустил их на пол, нащупал туфли. Старик продолжал так же посапывать. Коснулся его плеча. Никакой реакции. Спит. Тихо потряс.

— А чего? Как? — встрепенулся старик.

— Ваша очередь.

— Моя? Вот как. Быстро! А я задремал.

Они поменялись местами. Старичок какое-то время лежал с открытыми глазами.

— Хе! — хмыкнул он. — Ну, миллион разойдется, как пена на воде. Даже не успеешь ойкнуть, а его уже нет. Тут есть такие, которые по сто миллионов спускали за пару дней. а потом удивлялись, как они смогли такие деньжищи так быстро спустить. Деньги — что? Это дым. Фу! И нет их. А вот то, что сидел в камере с пожизненником, с людоедом — это останется в тебе на всю жизнь. Тебя будут расспрашивать, какой он этот самый людоед, как ты себя чувствовал себя рядом с ним в камере. Что ты расскажешь?

— Что расскажу? Не знаю даже.

— Ну, скажешь, что старичок, божий одуванчик. Встретишь его на улице или где-то, никогда не подумаешь, что он съел человека. Такой же человек, как и мы с вами. Клыков у него нет, а гнилые коричневые зубы, и глаза его молнии не мечут. Такого старичка можно представить где-нибудь на даче, где он грядку копает, а рядом внучка за каким-нибудь жучком или бабочкой бегает. Обычный старичок, которых миллионы. А вот и нет! И не обычный. Никто своих жен не ел, а он съел. Хе-хе!

— А какая она человечина?

— Какая? Да ничего особенного. Сластила немного, наверно, потому, что мы, люди, много сахара едим. Ничего особенного. Но дело не в этом. Дело в том, кем ты себя чувствуешь, когда ешь другого, подобного себе. Вот это ощущение никакими словами не передашь. Богом себя чувствуешь. Ведь и Христос в Библии, помнишь, во время последней вечерни говорил своим ученикам «Вот ешьте плоть мою! Вот пейте кровь мою!»

— Это он образно.

— А если не образно? Откуда нам знать, что он имел в виду. Может, имел в виду: вот съешьте меня, и моя божественная суть и на вас перейдет. И вы станете такими же богами. Ну, пускай не такими, как он, но уже и не простыми людьми, а особыми, над всеми вознесетесь, потому что в вашей плоти будет и божественная плоть, а в вашей крови и божественная кровь. Нет, Саня, это так не поймешь, пока не вкусишь эту самую плоть.

— Так вы себя чувствуете богом?

— Конечно! Они держат меня в этом каменном мешке и думают, что наказали меня, обрекли на муки до окончания дней моих. А во мне-то живет этот вкус. Он никуда не делся… Как будто я только сейчас полакомился. Он вот здесь у меня стоит в горле, в пищеводе, в печени, в почках, в голове, везде. Вот это и держит меня. Они думали, что я сойду с ума или не выдержу и разобью себе голову о стены. Глупцы! Что они знают? Я ради этого момента родился, жил и буду жить. И буду умирать, чувствуя на губах ее плоть, ее кровь.

— Не знаю, как можно жить с этим, — пробормотал Саша.

— А что ты знаешь? Садик, школа, институт, однообразная монотонная работа, семья, вечная нехватка денег, пиво с друзьями, ссоры с женой, потом болезни, старость. И всё? Ты прожил, как червяк. Ты такое же ничтожество, как и все те, что окружают тебя. Ты не схватил бога за бороду, ты ни на мгновение не почувствовал себя богом. Я, знаешь, что тебе скажу, юноша, я свою жизнь не променяю на твою. Ты думаешь, что ты на свободе. А на самом деле ты живешь еще в большей неволе, чем любой заключенный. Ты всю жизнь в кандалах, которые называются работа, семья, дети, мораль. А у меня нет этих кандалов. Я бог, а ты червь.

— Какой-то у нас философский спор, — буркнул Саша. — Не люблю я этой философии, всякой достоевщины, толстовщины.

— А я в этом и не сомневаюсь. Ну, да ладно! Высказался, отвел душу. И за это тебе спасибо. Только вот что я тебе скажу: этой ночью не миллион ты выиграешь, а новую истину. А это дороже всяких миллионов и миллиардов.

Старичок поворочался, а потом тихонько засопел.

«Ага! — ухмыльнулся Саша. — Новая истина. Просидеть до самой смерти в каменном мешке и ничего никогда больше не иметь, кроме баланды и полусладкого чая, который пахнет половой тряпкой. А у меня будет машина, будут девушки, с которыми я буду трахаться на заднем сидении. Будет сынок-карапуз или красавица дочка, которым я буду покупать подарки, чтобы увидеть радостный блеск в их глазах. Поднакоплю денег и махнем куда-нибудь на морской курорт. Буду лежать на горячем песке, слушать равномерное шипение волн и смотреть на загорелых девушек в бикини. У меня много чего будет. А у тебя, мерзкий старикашка, ничего, кроме каменного мешка и воспоминания о том, как ты доставал из трехлитровой банки засоленный кусок человечины и жрал его. А когда ты сдохнешь, на твою могилу плюнут и скажут: «Наконец-то сдох, вурдулак!»

Кажется, приближается утро. Он вспомнил про часы. Разжал кулак. Был пятый час. Осталось совсем немного. Тьфу осталось. Он надел часы на запястье. Старичок уже не сопел, а как-то тихо шипел, как змея, которая подбирается к своей жертве. Грубое серое одеяло закрывало его до самого подбородка. Он как-то странно чмокнул, как будто поцеловал кого-то и левой рукой приспустил одеяло. Саша в серой полумгле разглядел тонкие, как у подростка ключицы.

«Совсем пацан, — подумал Саша. — Кажется, щелком перешибить можно. Наверно, в руках-то сила есть, раз задушил жену. Отелло, блин! Как он мирно спит. И кошмары его не мучают».

На шее Руслан пульсировала тонкая синяя венка. Саша наклонился над ним и резко выдернул из-под головы подушку. Голова Руслана дернулась. Он открыл глаза.

— Ты чего это?

Саша набросил подушку ему на лицо и навалился всем телом. Тело Руслана извивалось. Он бил руками по шконке, сучил ногами, глухо мычал под подушкой. Но движения его становились все слабее. И наступил момент, когда он перестал дергаться и мычать. Саша убрал подушку. Рассвело уже настолько, что лицо было хорошо видно. Оно было спокойно. Глаза закрыты и только тонкие губы чуть раздвинуты, как будто он что-то хотел сказать.

Теперь уже ничего не скажет. Какой он благообразный! Действительно, божий одуванчик. Особенно этот пушок вокруг лысины. А ведь последний скот, чудовище! Саша наклонился. Синяя жилка на шее уже не пульсировала. Саша покачал головой. Так делают, когда хотят успокоить головную боль. Но у него не болела голова. Он резко наклонился и вонзил зубы в шею старика. Скоро он почувствовал, как теплая сладковатая кровь наполняет ему глотку. Голова кружилась, сердце билось так часто, как будто он пробежал стометровку. И восторг! Радость! Настоящее счастье, подобного которому он еще не переживал в своей жизни. Он замотал головой из стороны в сторону, всё сильнее сжимая зубы. Наконец оторвал кусок старческой плоти и стал быстро жевать, урча, как кот, который боится, что сейчас у него отберут лакомый кусок.

Охранник уже шел по коридору, ключи на его поясе звенели. Сейчас он отопрет камеру со счастливчиком, которому сегодня достанется миллион. Эх, кому-то миллионы, а кому-то зарплата раз в месяц!