Детская любовь

Дорога просматривалась хорошо, и «аборигены» гаражного кооператива издали заметили неторопливое приближение знакомой темно-желтой «копейки».

— Вон, опять этого придурка черт несет! — выругался Лексеич.

— Да ладно ты, — приструнил его Валентин, — чего на мужика взъелся?

— А хрена он так мальчонку изводит? — вылупился на того Лексеич, выдвинув челюсть. — Жалко же пацана, совсем малец. Сколько ему, лет пять или шесть? А он его, бывает, последними словами…

— Нефиг нам в чужую семью влазить, мужики, — попытался разрешить спор третий собеседник, бородатый Иваныч. — Нехорошо это. Давай, Лексеич, наливай еще по одной.

Они сидели ближе к одному из двух рядов капитальных гаражей, входящих в их ГСК — гаражно-строительный кооператив, выстроенный еще в брежневские времена на земле, до сих пор оформленной по странной формулировке «в аренде у государства на 49 лет». Председатель ГСК что-то говорил о выкупе земли, но расценки были сказочные — государство-то было уже совсем другое, а владельцы гаражных боксов не были людьми богатыми и расточительными. Вокруг стояли высотные дома, и совсем не факт был в том, что эту «аренду» кто-то захочет выкупить и построить здесь что-то типа торгового центра — хотя разговоры такие ходили. Тем более, что с годами места для машин становилось все меньше, а машин все больше. Так и жили, надеясь на авось, собираясь на ящиках или складных стульях вот так возле какого-нибудь бокса вечерком и трекая языками под водку и нехитрую закуску из имеющихся в гаражах овощных ям. А разговоры — как всегда: про власть, про машины, а еще — про спорт да про баб, если в компании кто помоложе собирался. Хотя — про баб и старики говорили, ведь это что же за мужик, если свою супружницу при собутыльниках пару раз не руганет?

Выпили.

— Вот ты Иваныч, семью вспомнил, — Валентин хрустнул огурцом из принесенной со своего подполья банки и довольно зажмурился. — А ведь у этого, с «копейки», ни разу мы бабы-то здесь и не видели.

— Точно, — подтвердил Лексеич и поправил слезающие с носа очки, — не возил он сюда баб, вообще никогда. Или один приезжает, или с пацаном. Поставит свой драндулет возле стенки, и все. На одно и то же место, на скат, где такая лужа здоровенная от наклона этого бывает. Поставит и сваливает.

— А куда ж ему ставить-то, — засмеялся Валентин, — остальные места заняты, только в это гавань никто не хочет ставить, вот он и суется со своим «копендосом». Завалил бы кто эту ямину, что ли…

— Чей там крайний гараж? — прищурился Лексеич. — Вода к нему должна идти, его и заботы.

— И чо? — Прожевав, Иваныч толкал свое. — Может, он у дома свою бабу высаживает?

— А пацана сюда везет? — Валентин махнул рукой. — Да нет у него бабы, факт.

Была весна, на улице было не так холодно, но зато помаленьку стало темнеть. «Копейка» тем временем почти подъехала к ГСК.

— Глянь, Валек, у тебя глаза моложе, — начал Лексеич. — Уж всю шею свернул из-за этого дятла…

— Да чего глядеть, у него заднее левое почти спущено, — прервал его Валентин.

— И шумит чего-то, как больной. Не видно, может, закипел? Вот баран, он вообще давно так едет? — Иваныч ругнулся и почесал бороду.

«Копейка» подъехала и почти уткнулась в торец левого ряда ГСК. Лужи там сейчас не имелось, это всем было известно, но скос никуда не делся, и машина встала немного под углом.

— Точно, кипит, вон смотри, какой пар над крышей поднялся, даже сейчас видно, — заметил Лексеич. — Пойти, что ли помочь? А то сейчас совсем стемнеет…

— Позовет — пойдем, — остудил его Иваныч. — Больно уж он нелюдимый. Слышь, опять орет, явно ж на пацана. А тот-то в чем виноват? Поди, спросил у папки, что да как, когда батяня капот открыл, а этот хавальник сразу разинул!

— Так и двинул бы в табло, ей-богу! — от злости Валентин размазал квашеную капусту по лицу, но собеседники в сумерках этого даже не заметили. А может, не обратили внимания — все невольно прислушивались к тому, что происходило сбоку у левого ряда. Видно же им было только заднюю часть «копендоса», да слышны некоторые звуки: вот вроде ручник проскрипел, вот кажется пацан что-то спросил, вот отец на него крикнул — «Помолчи, не до тебя!», вот батя полез в багажник и что-то достал — инструмент какой? Видимо, да, раз поперся опять к невидимой собутыльникам передней части машины.

— Смотри, пацан вышел, — Лексеич почесал щеку. — Куда это он?

— Ух ты, да он отливает там, по ходу, — засмеялся Валентин. Но тут почти сразу посерьезнел: — Это он что, его поссать не хотел выпускать?

В этот момент задняя часть «копейки» вдруг нелепо подпрыгнула и почти скрылась из глаз сидевших за импровизированным «столом». Осталась только маленькая часть багажника, которая почему-то находилась нереально высоко.

— Это что такое? — уставившись друг на друга, в голос спросили Иваныч и Лексеич.

— А где пацан? — воскликнул Валентин.

И тут они услышали протяжный детский крик.

— Это ж пацан кричит! — Иваныч вскочил и, опрокидывая «стол», ломанулся к выезду из ГСК. За ним побежал Валентин, а Лексеич, чуть поскользнувшись, поспешил за товарищами почти на четвереньках.

Буквально вылетев к «копейке», они, уткнувшись друг в друга, увидели, как сползшая в скат машина — «что-то с ручником», сразу подумали все трое! — с открытым капотом выглядевшая как с открытой пастью, уткнулась прямо в живот что-то, судя по всему, пытавшемуся ремонтировать там мужчине и сложила его пополам. При этом, казалось, она еще продолжает медленно двигаться вперед. Но еще более страшным выглядело то, что мальчонка одной рукой обнимал этого мужчину за шею, а второй изо всех своих детских сил пытался оттолкнуть темно-желтое чудовище. И …кричал:

— Папа! Папочка! Любименький! Папочка..!

— Ах, тыыыы..! — Они все втроем кинулись вперед, напрягли все свои силы и тремя мощнейшими рывками, раз за разом, сначала отодвинули машину от мужчины и мальчика, потом вытащили ее из впадины, а последним усилием так и вовсе вытолкнули ее на ближайший газон.

— Тихо, тихо, паренек, — Лексеич хотел погладить замолчавшего пацана, но тот еще сильнее прижался к отцу. — Тебя как звать-то?

— Миша, — проскулил тот.

— Во, так ты тезка мне, — улыбнулся Лексеич, краем глаза наблюдая, как Валентин все объясняет по «03», а Иваныч аккуратно осматривает стонущего мужчину. — Очень приятно. А мамка твоя где?

— Нет у нас мамы, — насупился пацан, не отрывая рук от головы отца.

«Дернул меня черт…» — подумал Лексеич и хотел еще о чем-нибудь спросить пацана, но в этот момент послышалась сирена — где-то подъезжала «скорая».

— Врачи? — не картавя, спросил малыш.

— Да, — опять улыбнулся Лексеич, — сейчас папку твоего посмотрят и подлечат.

— Я уколов боюсь, — опять насупился парнишка.

— А ты потом ко мне приходи, — засмеялся стоящий рядом Иваныч, — я расскажу, как перестать их бояться. Я тоже их раньше боялся, а потом перестал.

— Правда? — в глазах пацана было столько недоверия, что Лексеич не выдержал и смахнул слезу.

— Конечно, правда, — кивнул Иваныч. — Честно-честно.

Подошедшие врачи начали беглый осмотр пострадавшего, а собравшиеся вокруг зеваки обсуждали все, что обычно обсуждают в этом случае. Сквозь толпу пробралась пожилая женщина. Она тихонько подошла к врачам и, увидев пацана, бросилась к нему:

— Мишанька!

— Баба! — малыш кинулся ей на шею.

Валентин вздохнул.

— Ну, слава Богу! А то я уж чего только не передумал…

— Да уж, — ответил Лексеич. — Пошли, что ли?

Женщина меж тем направлялась к ним.

— Вот, вот, — стрекотал у нее на руках Миша, — эти дяденьки папину машину оттолкнули!

— Ну, спасибо вам, — у Мишиной бабушки на глазах стояли слезы. — Если бы не вы…

— Да ладно, что вы, — замахал руками Иваныч, — это ж он самый главный герой, — и он показал на пацанчика. — Если бы видели, как он машину толкал! — Лексеич и Валентин шумно согласились.

Бабушка посмотрела на внука. Тот как-то виновато улыбнулся.

— Я сейчас, — сказал Валентин и пошел к врачам, которые аккуратно ложили пострадавшего на носилки.

— Мать-то ушла от них, — пустив одинокую слезу, сказала женщина. — Давно, почти сразу, как он родился. Вот Роман один его и воспитывает. На двух работах пашет. Злой иногда бывает, срывается, но… я его понимаю. Помогаю, чем могу.

— Он сын ваш? — спросил Лексеич. — Вон, потащили его, давайте узнаем…

— Нет, — помотала головой женщина. — Теща я его. Меня он сейчас видел, так что поймет, где сын.

Иваныч присвистнул: — Охренеть!

Вернулся Валентин.

— Ну, все нормально в общем.

Все вскинули на него глаза, даже маленький Миша.

— Там пару ребер сломано, и подавлено немного, но в целом все могло быть… — он увидел лицо парнишки и постарался улыбнуться, — все хорошо, короче, скоро твоего папку выпишут.

— Мы пойдем, пожалуй, — сказал Иваныч. Товарищи заагакали.

— Спасибо вам еще раз, — женщина прижала к себе внука, — за него спасибо.

— Вы его это… — Иваныч почесал бороду, — он тут пережил столько, увидел всякого…

— Я его сейчас чайком хорошим напою, — улыбнулась женщина, и все будет хорошо. Скажи дяденькам «до свидания», Миша, и «спасибо» еще раз скажи.

— До свидания, дяденьки, — сказал парнишка. — И спасибо вам за папу. Я к вам приду сюда, если можно, потом, ладно? — он посмотрел на Иваныча. Тот кивнул, и бабушка с внуком ушли.

— Сам двоих вырастил, — глядя им вслед, цедил Иваныч, — и каждый раз такая история как серпом…

— Слушайте, негоже «копендоса» так бросать, — Лексеич вопросительно посмотрел на других «аборигенов». — Валек, глянь, нет ли там ключей?

— Тут они, — поглядел Валентин. — Только заводить-то как — она ж кипела!

— Так остыла поди…

— А колесо?

— Давай кое с чего другого начнем. Куда ставить будем? — и Лексеич с напором посмотрел на Иваныча. Тот поднял руки.

— Ладно-ладно. Еще пару недель все рано не собирался ничего покупать. Пусть стоит у меня. Я хоть руки приложу, покопаюсь в «классике»… А там этого мужика, глядишь, и выпишут. Но колесо сейчас придется менять, по любому!

— Валентин! — повысил голос Лексеич.

— Да знаю я, самый молодой и все такое, — забурчал тот и полез за запаской в багажник.

Они быстро заменили колесо, загнали почти не парящую «копейку» в гараж Иваныча и подошли к опрокинутому «столу».

— А водка еще осталась. Допьем? — Лексеич осмотрелся. — Время-то еще детское, завтра суббота. За закуской, если что, лезу я.

— Так лезь тогда, — засмеялся Валентин, а Иваныч просто пожал плечами.

— А что ты там до врачей ходил? — спросил бородач Валька, пока Лексеич кряхтел в овощной яме.

— Я не до врачей, я до этого мужика ходил. Они укол сделали, ему чуть легче стало, так понял, он лежал и в небо глядел. А я подошел и пару ласковых ему сказал, пока никто не слышал.

— Дурак, что ли? Он тут чуть концы не отдал…

— Нет, Иваныч. Я ему просто сказал, что не мы, а сын его от смерти спас. Пацан машину удержал, чтобы совсем его не удавила. И пусть не орет на него больше, потому как в следующий раз…

— Вот, я еще огурцов достал, — с банкой наперевес появился Лексеич. — Мы с моей благоверной насолим, а потом, Михал Лексеич, корячься один, таскай это все вниз. Но ведь есть приятность порой! А когда еще вот такое большое дело сделаешь?!

— Это точно! «И откуда взялось столько силы в руках...», — запел Валентин и, засмеявшись, скомандовал: — Наливай, Лексеич! Дай им Бог всем здоровья!