Балбес, попрыгунья и гостеприимный блондин с исправимыми недостатками

— Птички поют. Солнышко светит. Гадюка вязаным галстуком распласталась на пеньке… Ой! Крокусы полезли. Чумазенькие! Трогательные до слёз, красотули мои ненаглядные! Сейчас я вас вытру...

Мальчик с девочкой приникли к дырявому забору.

— Ленк, ущипни меня.

— Ага, а ты мне обратно...

— Ущипни, говорю! А то каааак! Уай!.. Чего так сильно-то!?!

Девочка застенчиво переступила по луже резиновыми сапожками.

— Федь, ну ты сам просил...

— Мммалявка… Воркует?

— Воркует, — вздохнула девочка. — Так что ты меня, пожалуйста, не щипли… не щипай.

— Вот так, вот так… засветите-засияете… Ну, не бойтесь, не бойтесь! Не обижу.

Две пары круглых глаз смотрели на здоровущее волосатое чудище в розовом фартучке. Чудище увлеченно вытирало грязь с фиолетовых цветочков носовым платком. Воркованием его раскатистый рык можно было назвать с мощной поправкой на детское воображение. Да и, чего уж там, на Феди-Ленкиново дедушку. Дедушка, глухоты непробиваемой, отказывался от любых слуховых… доппельгангеров. А что, умное слово. И звучит красиво. Не то что какие-то там «псевдоухи»… В результате его молодецкое: «Доброе утро, внучонки!» многие и многие предпочли вы никогда не слышать… добровольно отказавшись от барабанных перепонок.

Но вернёмся к нашему чудищу.

— Вот подождите, вынесу леечку, полью вас… Но вечером! Чтобы солнышко листочки-лепесточки ваши нежные не сожгла… Капелька — она же как призма, говорят...

Вернулись?

Глаза оно имело продолговатые, красные, размером с чайное блюдце — две штуки. Уши — с кокетливыми кисточками. Когда-то их тоже было два, но теперь одно с четвертью. Пасть… Не хочется о пасти… Пасть была. Была предназначена для поедания свадебных тортов. Таких, в несколько ярусов, с человечками сверху… Ну-или-чего-то-другого-таких-же-размеров. Фу, всё! Закончили про пасть. Пропасть… Закончили, говорю!

Нос — коричневый. Собачий, симпатичный нос.

Что ещё?

Лапы были. Четыре штуки. Пятипалые. Итого — двадцать пальцев.

Хвост заправлен за пояс фартука, поэтому длина неизвестна. Но можно представить, как он хлещет чудище по бокам, яростно. И особо яростно — перед последним прыжком. А потом — алле! — вытягивается струной, продолжением тела, когда смыкаются зубы на конечностях жертвы...

Да, пока помню, — зубы у чудища тоже были, и в услугах дантиста оно не нуждалось.

А ещё чудище было блондином. Кудрявым альбиносом. И чистоплотным, судя по тому, как тщательно отряхнуло колени от земли. Во весь рост оно оказалось ещё огромандей. С небольшого слона. Или с большого? В общем, сравнивать надо.

— Ай люли-люли-люди!

Люди по миру пошли,

Хоть пол-мира обошли —

Лучше света не нашли!

Того свеееету — не нашли!

Бархатный баритон чудища мог сделать себе оперную карьеру. Только отдельно от чудища. Потому что Фигаро или князь Игорь в таким обличье может и имели бы успех специфической аудитории, мдя… Но одновременно гарантировали неадекватную реакцию большей части зала.

Может, Демона, конечно?.. Нет, лучше не надо.

— Федь, откуда оно?

— А я знаю?

— Федь, оно нас съест?

— А я знаю?

— Федь, мне страшно!

— Ну так иди домой.

Мальчик попытался отпихнуть девочку от дыры в заборе, но та стояла крепко, как кот на табуретке. А если вы не поняли этой метафоры, то никогда не сгоняли кота с насиженного места.

Ветер сменил направление, подул от забора. Чудище заводило носом, усы-вибриссы распахнулись веером.

— Федь, оно нас учуяло!

— Тс, дура! Ори больше!

— Федь, оно подходит!

— Так, малявка, давай руку и не отставай...

— Федь, а когда бежишь — они догоняют...

— Заткнись, говорю! И это… не дыши в его сторону.

— Дети, я знаю, что вы там. Я чувствую ваш запах. От вас пахнет молоком и кашей. Не бойтесь меня, дети. Я ваш новый сосед. Мы должны подружиться. Хотите имбирного печенья?

Чудище остановилась в паре метров от забора. Вроде бы миролюбиво так, и платочек грязный в руках/лапах комкает, но… Что для него пару метров? Полпрыжка. А для детей? Целая жизнь. Не убежишь. И, потом, от него действительно пахло имбирными печеньями… с корицей.

— У меня есть вкусное какао, я дам вам смотреть телевизор… Дети, я никого здесь не знаю, а вы познакомите меня со своими родителями. Меня многие боятся, пока не познакомятся...

— А с бабушкой знакомить надо? — неожиданно и громко спросила девочка Лена. — У меня их три! И одна не совсем бабушка… У нас.

Мальчик Федя шикнул на неё, но уже без толку. Он и сам знал — теперь только отлупить. Взгляд у сестры стал сосредоточенный, и носом она не шмыгала. Как когда платье кукле зашивала или глаз вправляла Тедди...

Ленке было жаль чудище, и она твёрдо решила — дружить. Упёрлась.

Ну не бросать же дуру? Мать всё равно голову открутит. А так… защитником умрёшь. Вспоминать буду, плакать...

Федя вздохнул.

Чудище одной руко… лапой, да чего там, одним пальцем отодрало доску от забора, и дети прошли внутрь.

Блондинистый хозяин, приволакивая ноги в огромных резиновых сапогах, шёл к дому первым. Время от времени он делал широкие приглашающие жесты и почти постоянно улыбался. Ну, улыбку дети опознали не сразу. Вначале мальчик Федя решил, что конец ему пришёл, вон как скалится! А девочка Лена — что у чудища вот-вот пополам голова разорвётся, а ниток-то и нет...

— У меня не прибрано, только вчера переехал, но разве дети боятся беспорядка? — бубнило чудище и улыбалось всё шире. — Дети боятся только темноты и порки!

— А нас не порят! Не порют...

— Тебя нельзя. Ты девочка.

— И мальчиков не порют… ят? Не выпарывают.

Девочка Лена немного забрала нос, радуясь, что справилась со сложным словом, и брат дёрнул её за торчащий из-под берета длинный хвост. Лошадиный прям.

Внутри дома было как внутри торта — белое с розовым. И с вилюшками. В вилюшках на потолке были люстры. Прозрачные, с густыми стекляшками-льдинками. Эх, одну да об другую — звону б было! Чудищу до потолка — только руколапой махнуть. Может, для того и вешал… весил? Тьфу.

В вилюшках на полу лежали ковры. Небольшие. И вилюшки, как выяснил мальчик Федя, были нарисованными. Он попытался поддеть одну ногой и чуть не упал, проехав ногой вперёд.

Коварный торт.

— Садитесь, садитесь, сейчас будем пить какао!

Чудище засуетилось вокруг круглого, белоснежной скатертью крытого стола. Подсадило детей на высокие табуреты. Ленка при этом взвизгнула, а Федя, хоть и страшно было очень, сдержался. Но страшно — потому что неожиданно. А так словно на лифте прокатился. Руколапы мягкие, теплые. Как у мамы! Только больше.

— Федь, он самовар принесёт?

— Увидим.

— Ты видел самовар?

— Видел.

— Врёшь!

— В музее.

— Это не считается!

— Почему ещё?

— Он там не настоящий!

— Нет! Настоящий!

— А его включали?

— Вот еще, для всех включать будут… Он же старый!

— Ага-ага! Ооооой! За что???

— Надо значит.

Федя предусмотрительно отклонился назад. Ручки коротки — не дотянется.

Лена пару раз всхлипнула для приличия и закончила мысль:

— Там на кранике такая ручка классная, я б покрутила...

Гостеприимное чудище принесло сразу два подноса в двух руколапах — на зависть любому официанту… ну, кроме тётенек, которые разносят в кружках э… нектар. Это-другая-история-детям-пока-рано! В общем, они разносят много и сразу. Не роняют и не расплёскивают. Чего и вам желаю.

На подносах был и какао растворимый, и сахар, и два блюда с расписными мастикой и глазурью имбирными печеньями, и пахло от этих печений одуряюще! Лучше, чем из самой лучшей кондитерской! Были печенья-домики, печенья-люди, печенья-зайчики, печенья-котики и даже печенье-ёлочка! Наверное, с нового года осталось. Долго, конечно, лежало, но… может и оно вкусное?

А вот самовара, самовара и не было. Девочка Лена тяжело вздохнула. И тут опять впору вспомнить котов, и опять поймут не все. Чудище притащило электрический чайник. Не весь, конечно. Верхнюю часть. Ну, то есть без греющего блина.

— Дети, вам сколько ложек какао? А сахара? — засуетилось чудище.

— Три того и три другого, — солидно сказал мальчик.

— Мама разрешает так много? — засомневалось чудище.

— Я сам себе насыпаю.

— Какой ты самостоятельный… А как тебя зовут мама и папа?

— Балбес, — буркнул мальчик Федя. — А эту — попрыгуньей.

— Балбес и Попрыгунья… Очень неожиданно, дети. Попрыгунья, осторожнее с кипятком!

Остывало какао на обожженных языках, хрустели печения на молочных зубах, а чудище сидело на великанском табурете, уперев подбородок в ладошку, качало ногой под столом и напевало что-то вроде:

— Ай, люли-люли-люли,

Люди гробик понесли.

Пронесли его немножко

Мимо строго окошка,

Где сидела злая кошка,

А потом — за край земли…

— Добавочки хотите?

— Я — да, — сказала девочка Лена. Она кушала деликатно.

— А я — нет, — сказал объевшийся мальчик Федя. Он-то и съел почти все печенья.

Чудище утопало на кухню, погремело там и вернулось с упаковкой мороженого.

— Нет, я, наверное, тоже хочу, — решил мальчик.

Когда они скушали почти всё мороженое, короткий весенний день подошёл к концу, дети слезли с табуретов и стали прощаться.

— Не поздно? Родители не заругают? — беспокоилось чудище.

— Да нет, они только-только с работы должны вернуться, — махнул рукой мальчик Федя.

— В воскресение жду вас всех к себе. Вы какую кухню предпочитаете?

— Чтобы съе… все… вседобно и вкусно, — улыбалась девочка.

Они замотались шарфиками, надели резиновые сапожки, и тут девочка Лена вспомнила, что вежливые люди благодарят за угощение. Да и чудище оказалось совсем не страшным, к зубам и голосу можно было привыкнуть… ну, почти. И вообще, главное — что у человека внутри! Душа, вот что главное. Так и бабушки и родители говорят, не станут же они все врать. У чудищ тоже наверное главое, да?

— Спасибо большое! Ой, не спросила вашего имени. Вы — йе… йе...

— Ты подавилась? — чудище всплеснуло руколапами. — Врача позвать?

— Йё… ти?

— Что?!!!

— Ну, вы же ей-ти, да?

— Что?!!!

— Да не ей-ти, а ей-ху! — быстро сказал мальчик Федя, потому что верхняя губа чудища стала подниматься вверх над зубами, а когда чудища так делают, то это не хорошо. — То есть йеху!

— Рррррррр!

И, рррррррраз! — взмах руколапы, из розовых подушечек которой, совсем как выкидные ножи, выскочили длинные черные когти! Мальчик Федя наверняка восхитился бы этими ножами и быстротой, с которой они сделали чик-чик, но голова его уже катилась к двери, марая полосатый коврик. А девочка Лена презрительно наморщила бы носик, мол, мальчишки, им бы в ножички поиграть, но её голова уже зацепилась длинным хвостом за держатель для зонтиков, и теперь мерно покачивалась сантиметрах в десяти над полом.

— Уууууу… Я же только переехал...

Несчастное, ноющее чудище постояло у стены, покачалось из стороны в сторону от сильных переживаний.А потом махнуло руколапой на безнадёжно запачканный коридор и достало из кармана фартука мобильный телефон. Большой — под стать чудищу!

— Доктора Иванова, пожалуйста. Доктор Иванов? Да, это я… У меня неприятность. Да, только переехал. С соседями, да… Доктор, я пытаюсь себя контролировать, но они так меня обзывали! Нет, никто больше не видел… Да, на этот раз продержался дольше… Больше часа общались. Да. Понял… Позитивное мышление. Понял… Понял… Да. С этим я разберусь. Скиньте мне новый адрес, хорошо?

Коврик, конечно, придётся выбросить.

Хотя… Может, весь дом поджечь?

Нет, это прошлый раз. Было. Разобрать прихожую по камешку, камешки в пыль — и дело с концом. Это плохо. Труда много...

Но, с другой стороны, чудище всегда любило на ужин фаршированную чем-нибудь сладким еду… И имбирь. Это уже хорошо, так?

В общем, есть прогресс. Главное — не опускать руколапы и работать над собой!