По стечению обстоятельств, роман первая часть

Литературно-художественное издание

Владимир Загородников

По стечению обстоятельств

Роман

книга первая

2022

Автор: Владимир Загородников

Год и место написания: Кубань, Горячий Ключ, 2021-2022

Год и место первой публикации: 2022, Проза.ру

Литературная форма: роман

Место действия: Кубань, станица Саратовская,

город Калининград, Красноярск,

посёлок Небесный, Красноярский край

Стечение обстоятельств — совокупность

всех условий, сложившихся к какому-нибудь

определенному моменту.

Часть первая

Глава 1

— … Дальше он продолжает: «Люди говорят, что я не верю в ад… Я всю неделю после последней проповеди, наделавшей столько шума, что некоторые из вас начали говорить о расколе церкви, размышлял. Я молился. Я пришёл к выводу: Бог, которому мы поклоняемся, согласно тому, что говорит Библия, это Бог — монстр! Если этот Бог действительно отправляет в ад миллиарды людей за то, что они совершили оплошность, или просто родились не в том месте, то этот Бог — чудовище! Он хуже Гитлера или Саддама Хусейна… Это не наш Бог… Не тот Бог, которому мы поклоняемся… Нет! Наш Бог любит всех!..»

— О-о-о! Придержи язык! Хорошо… Я видел этот фильм. Он о пятидесятниках… — возразил на доводы молодого парня со шрамом на левой щеке священнослужитель и продолжил. — Пятидесятники — протестантское движение. Возникло, если это слово можно применить в данном контексте, в 20 веке, в США. Основой вероучения которого является миф о «сошествии Святого духа» на апостолов на 50-й день после воскрешения Христа, вследствие чего они получили «дар пророчествования» — «говорения на иноязыках»… Как-нибудь я объясню тебе это… Если, разумеется, останешься в деревне на постоянное проживание и к тому же понравишься сельчанам. А они люди требовательные… Да и я буду присматривать за тобой… Разошёлся… Нет, вы только посмотрите на него! «Хуже Гитлера… Саддама Хусейна… Монстр…» Мы говорим о Боге! О Создателе… Всемогущем… К твоему сведению, пятидесятники, как никто из верующих верят в ад! И убеждены, точнее, их убеждают, что тот, кто не принял Христа и не ходит в церковь — попадут в ад! Прямиком… А пастырь, их проповедник, находился под впечатлением того, что 800 тысяч людей в Африке, в том числе и дети, умерли от болезней и голода… Да, жалко… Вот он и нашёл в Библии расхождения, как то: «Дети мои, сие пишу вам, чтобы вы не согрешили. А если бы кто согрешил, то мы имеем ходатая перед Отцом — Иисуса Христа — праведника. Он есть умилостивление за грехи наши. И не только за наши, но и за грехи всего мира…» Словом, суть в том, что 800 тысяч умерших попали, согласно посланию Иоанна, в рай. Вот все прихожане и возмутились. Вот в чём суть. А фильм «Еретик» и впрямь серьёзный. Есть о чём и над чем задуматься.

— Но отец Филарет… В Библии противоречий немало, ведь так? Ещё Вольтер указывал на них. Говорил о церкви, что это Гадина… Некоторые тексты противоречат один другому.

Отец Филарет помял свёрток в руках, вздохнул, как это делают люди, уставшие от назойливого собеседника, и безучастным голосом произнёс:

— Назови несколько текстов, противоречащих друг другу. Начинай…

— Пожалуйста. Вот пример: «…Земля пребывает вовеки. Она не поколеблется во веки и веки…» И в то же время: «Земля и все дома на ней сгорят». Вот ещё: много в священных текстах уделяется вопросам морали — можно ли подавлять зло злом, насилие насилием? Ответы разные, как ни странно: «не только можно, но и необходимо» в одном случае или примере, вам виднее, а в другом ответе: «ни в коем случае нельзя», — парень выдержал паузу.

Отец Филарет кивнул и улыбнулся, словно что-то вспомнил из своей молодости, возможно, время, когда учился в духовной семинарии.

Парень посмотрел на него и продолжил:

— Вот ещё один существенный пример: «Можно ли убивать и грабить?» «Ни в коем случае» — первый ответ. И — «Не только можно, но и, в ряде случаев, предписано Богом…» Вот этого я никак не пойму! Такой ответ может развязать мировую войну… Развязать… Не совсем грамотно выразился… Короче, любой диктатор может начать войну или бросать в тюрьмы, травить не согласных с политикой, например, Кремля и инакомыслящих: борцов за права, за свободу слова… Любой псих может убить стоящего на пути его и накрыться этим одеялом, то есть — учением.

— Значит, ты среди этих: неверующих в то, что Библия написана святым Духом? Ясно. Возможно, читая атеистический словарь под общей редакцией доктора философских наук Новикова, как видишь, у меня память феноменальная, ты вычитал в нём и то, что по Матфею детство Иисуса прошло в Египте, а по Луке — в Назарете. Так?

— Точно! Ну, у вас и память, — удивлённо произнёс парень.

— Судя по тому, что ты тут мне наговорил, а мы сидим и беседуем в моей машине уже больше часа, и так, как ты высказываешь, должен признать это, время от времени разумные мысли, идеи, у тебя с памятью тоже всё в порядке. Только знания твои или познания по большей части — философические нежели религиозные, если так можно выразиться. Полагаю, ты много читаешь, а возможно, изучаешь философию французских и немецких мыслителей прошлых эпох. И… смотри на меня: я скажу тебе раз и навсегда — чтобы ты не попал под влияние атеистических словарей, Интернет-сайтов, постов на Фейсбук, каждая религия имеет свою собственную догматическую систему, выработанную в процессе длительных споров и внутри церковной борьбы… После разделения христианских церквей, каждая конфессия включала в своё вероучение догмы религиозные, не признаваемые другими христианскими церквями. Католицизм утвердил Догмы о чистилище, исхождении Духа Святого не только от Отца, но и от Сына, непорочном зачатии Богородицы и её телесном вознесении на небо, непогрешимости Папы Римского в делах веры и нравственности. Протестантизм отверг общехристианские Догмы о священстве, Елеосвящении и признал новый догмат об оправдании верой. Православие, сложившееся, как восточная ветвь христианства, после разделения Римской империи в 395 году до нашей эры, получившее распространение, главным образом, в Восточной Европе и Ближнем Востоке, взяло за основу правоучения символы веры, принятые на Никейском (325 год) и Константинопольском (381 год) вселенских соборах. Оно исходит из признания триединого Бога. Творца и управителя Вселенной, загробного мира, посмертного воздаяния.

Отец Филарет посмотрел на парня, взгляд которого поблёк, и спросил:

— Тебе всё понятно?

— Хм… Да, да… Продолжайте.

— Не похоже. Ладно… Если быть кратким — церкви отводится роль посредника между Богом и людьми.

— Вот, вот, — оживился парень, — я и говорю, что деизм, проповедованный Вольтером и другими свободомыслящими философами и поэтами, отчасти и монархами, исключает посредническую роль церкви между Богом и людьми. Мало что попы бормочут себе под нос на проповедях… И, как мне кажется, католицизм более мобилен и современен. Он подстраивается под людей, точнее, под верующих. Признаёт ошибки…

— Деизм! О Боже! Еретическое учение… Гордыня, так называемых, просвещённых… «За свободу совести!», «Бог умер!» Я писал на эту тему… И, к твоему сведению, о католицизме… Я был католическим священником. Служил в Ватикане. Часто встречался с папой…

— Правда? О! Каким же образом вы оказались…

— В Русской православной церкви?.. Любовь, дорогой, любовь.

Парень улыбнулся, посмотрел на свёрток и кивнул.

— Было дело… Я грек. Родился на Кипре в маленьком городке. Принял греко-католическую веру на Кипре. Мой дед был священником. Он меня воспитал… В 25 лет я переехал в Рим. Это другая история… Каждый год я приезжал на Кипр, в родительский дом. Как-то летом я приехал домой — мать заболела. В воскресенье я пошёл в церковь послушать друга. Пастырь, настоятель этой православной церкви — друг детства. Когда он окончил мессу, в церковь вошла молодая гречанка. Она пришла исповедоваться. Увидев её, я тут же влюбился… Потом… Короче говоря, так я перешёл в Русскую православную церковь… Епископ католической церкви беседовал со мной целый день. Я был на хорошем счету у католиков… Общался с папой… Теперь я живу на окраине Красноярска, в двухэтажном доме. У нас две девочки, жену зовут Олимпия.

— У вас непростая судьба, отец Филарет. Вообще — редкий случай… О! Беседы с папой, жизнь в вечном городе…

— Возвращаюсь к нашему разговору о догмах. По всем догмам Синод Русской Православной Церкви уже вынес своё решение, чтобы все православные верующие понимали их так, не иначе. Ясно, деист?

— Отец Филарет, не кажется ли вам, что Новый и Ветхий Заветы написаны под олигархов, власть, хозяев, начальников, царей, чтобы народы, принявшие христианство, не возроптали? Покорно принимали свою судьбу и не думали, почему они живут трудно и бедно.

— Нет. Не кажется. Хочешь сказать — церковь превращает людей в послушных рабов? Это не так.

— Священнослужители — народ богатый. Благосостояние православной церкви держится не только на немалой помощи государства, щедрости меценатов, — парень посмотрел на свёрток, предположительно с деньгами, что не осталось без внимания священника, и продолжил, — пожертвований паствы. Есть у РПЦ и свой бизнес. Не малые деньги. А куда они идут, как тратятся? Доходы церкви за проведение обрядов и церемоний не подлежат налогообложению. Попы ездят на дорогих иномарках. Проживают в шикарных домах, в то время, когда в стране много бедных, есть и нищие… И пока Папа Римский, новый Папа, отказывается от роскошной жизни понтифика, наши священнослужители показывают чудеса зажиточной жизни. Да и пьют ведь за рулём… Поют с прихожанами «Мурку»! Патриарх Кирилл хочет выстроить себе умный дом, который оценит в три миллиарда рублей и …

— Хватит! Всё это из Интернета. Из злобного Фейсбука. Тебе пора научиться отличать фейки от правды.

— Если Бог есть, почему не остановить беспредел? — продолжал парень со шрамом на щеке.

— Этот вопрос сродни вопросу «Что делать?» Читал Чернышевского?

— Ещё один вопрос, если позволите. Достоевский писал, что православие спасёт мир. Каким же образом? Что он имел в виду, и в какой жизни это произойдёт?

— На сегодня достаточно. Вижу, ты самообразованный… Нам будет о чём поговорить, если, разумеется, у тебя самого есть на все вопросы, заданные мне, ответы, которые заинтересуют меня. Мне пора ехать. Значит, решим так… О!.. Ух, ты!.. — отец Филарет взялся за живот и стал медленно дышать.

— Что с вами? Дышите глубже, глубже, — испуганно произнёс парень.

— Слава Богу, отпустило… Вот ещё напасть.

— Вы больны? Что с вами?

— Простатит… Хронический простатит.

— Вам же… Вы ещё молоды. Это болезнь старости. Мужской климакс. В переводе с греческого…

— Лестница… Я знаю. До сорока лет я жил холостяцкой жизнью. Католикам не разрешено иметь семью. Разумеется, некоторые… Чтобы служить Богу и отдавать всего себя… Мне 45 лет. Пару лет, как начал беспокоить. Выписали таблетки после анализов. Начал их принимать, и у меня упало давление. Четыре дня ходил, вернее, передвигал ноги. Слабость, головокружение, быстрая утомляемость… Пока Олимпия не поняла, в чём дело. Она прочитала побочные явления и…

— Это таблетки, от простатита, а если вас ещё не оперировали, значит, у вас доброкачественная гиперплазия предстательной железы, они понижают давление. Так и написано: с осторожностью при пониженном давлении. При язве желудка тоже…

Отец Филарет слушал парня и удивлялся, думая про себя: «Хм! Кого же к нам послали небеса? Кто он — этот парень? Почему заехал в такую глушь, да ещё хочет остаться в посёлке? Со временем всё узнаем».

Между тем, парень продолжал:

— Сдайте анализы: общий анализ крови, биохимический анализ крови и анализ на гормоны. Если у вас не хватает витамина Д, вам пропишут. Он участвует во всём… Неправильно выразился… УЗИ мочевого пузыря, простаты. У вас гемоглобин и холестерин в норме?

— Холестерин — 7,25. Гемоглобин стабильно 6. Сахар — 6,2.

— Вы пьёте розувостатин?

— Доктор прописал. Пью.

— Замените на «Крестор» — это английский препарат. Розувостатин выпускает «Северная Звезда». Концерн, или как там его, находится в Санкт-Петербурге и принадлежит семье Матвиенко. Матвиенко — председатель Верхней палаты.

— Правда? Хм! Ты что, вундеркинд?.. Отпустило, хвала Иисусу, — выдохнул священнослужитель.

— Иисусу? Не учёным? И главное, — продолжил парень, — хоть вы и не лечитесь, надо делать специальные упражнения и соблюдать строжайшую диету, в том числе и холестериновую. И кровь нужно, выражусь просто, разжижать.

— Я грек. У нас обильная пища. Я люблю сытно поесть.

— Не обильная, а высококалорийная, богатая жирами. Забудьте… Дальше будет хуже… Всё о простатите есть в Интернете. Упражнения и диета в том числе.

— Удивил, не скрою… Ты всё это в Интернете вычитал?

— И ещё — вам просто, хотя это не так уж и просто, нужно скинуть килограммов тридцать… Интернет придумали гении. Про этих ребят, кстати, снят фильм. Вы похожи на Демиса Руссоса. Копия. Поразительно!

— Я знаю. Я с ним знаком. На нашей свадьбе, в Афинах, он исполнил пять своих хитов.

— О! Демис Руссос! Снимаю шляпу. Вам повезло.

У отца Филарета зазвонил телефон. Он быстро ответил:

— Да… Хорошо. Выезжаю.

Выключив телефон, он обратился к парню:

— Ладно… Живи пока. Там посмотрим. Может, и сгодишься на что. У деда Агафона возьми ключи от дома №13, что на улице Высокой. Живи пока там. В доме есть мебель, телевизор, свет… Словом… Я иногда приезжаю в деревню на два-три дня отдохнуть от суеты городской и почитать труды старцев, мудрецов. Привести в порядок мысли, отоспаться. У нас ещё будет время, о чём поговорить. Паспорт с собой?

Парень протянул паспорт. Отец Филарет открыл его, полистал и произнёс вслух:

— Лапин Виктор Михайлович, тридцать семь лет, холост… Место последней регистрации село Нагорное, Калининградская область… Хм! Родился в станице Саратовской Краснодарского края… Держи… Ты, как я посмотрю, вернее, из паспорта следует, не проживал в больших городах. Значит, сельскую жизнь знаешь. С её прелестями — отсутствием газа, воды… Вредные привычки есть?

— Не курю, не пью, не употребляю… — отчеканил Виктор и добавил: — Много читаю и познаю мир своими глазами.

— «Познаю своими глазами»… Похвально! Я найду тебе дело. И ещё: меня не интересует происхождение шрама на твоей левой щеке… Как и то, сколько в этих свёртках денег и какими купюрами, — он показал пальцем на лежащие на заднем сидении свёртки, — а также от кого они. Я не полицейский. Но знай, если ты приехал в такую глушь, думаю, на это есть свои причины. Село, после закрытия шахт и лесопилок в девяностых годах, почти опустело. Но оставшиеся живут одной семьёй и, конечно, помогают друг другу. Ты должен влиться в эту семью. У тебя, предполагаю, нет иного выхода. В посёлке четыре улицы, 75 домов, не люблю это число, сорок из которых пустуют. Люди приглядывают за ними. Уверен, хозяева уже не вернутся, ибо живут сейчас другой жизнью. Хозяева дома, в котором ты остановишься, проживают в Бельгии. А так, кто в Польше, кто в Москве… Дома здесь не покупают. Правда, три года назад вернулся Григорий. Он отбывал срок, за грабёж и бандитизм в составе организованной группировки, орудовавшей в Красноярском крае. Отмотал двенадцать лет… Сейчас он смирный. Дружки не навещают его. Говорит — завязал. Вот он живёт и ни с кем не общается. Да что я тебе рассказываю? Ты двое суток живёшь у деда Агафона. Он тебя уже информировал обо всём. Он любит поговорить, «под этим делом», и прибавить к тому же. Всё, философ, выходи. Добро пожаловать в посёлок Небесный.

— Спасибо! — открыв дверь, поблагодарил Виктор.

— И ещё… Если на глаза попадётся машина… Они все, как правило, дорогие, большие и чёрные с тонированными стёклами, не вздумай разглядывать, кто за рулём… И делать вид, что запоминаешь номера. Это понятно? Кивни.

Виктор кивнул.

— Хорошо. Продукты возьмёшь у деда Агафона. И… По соседству проживает Инна, с дочерью. Муж уехал три года назад на заработки и пропал. Словом, у него новая семья в Тамбове… Умная, порядочная девушка. Рядом с ней живёт баба Даша, она больная и старая. Инна готовит себе и ей. Ухаживает за ней… Помоги ей… Думаю, она понравится тебе. Полагаю, дед Агафон говорил о ней. Негоже жить бобылём, как говорят на Руси… Хм! Удивил ты меня, не скрою. Философия, религия, медицина…

— Нет, нет, — перебил отца Филарета Виктор. — Философия, политика, медицина и футбол. В такой последовательности.

— Футбол! Это по-нашему! За кого болеешь?

— Я не болельщик, отец Филарет, я — фанат!

Священник удивлённо поднял брови:

— Хо-хо-хо! Круто, брат! Я болею за Олимпиакос, разумеется, греческий. За Зенит — российский и за Интер — итальянский.

— Я фанат английской премьер лиги. Болею за Манчестер-Юнайтед. Знаю про каждого игрока. Барселона тоже мой клуб. Кстати, он принадлежит болельщикам. Вы знали? Ливерпуль тоже.

— Отлично! Нам будет о чём поговорить. И… в том, что ты говорил о религии, есть доля правды. Выходи.

Когда Виктор вышел из машины и хотел, было, закрыть дверь, отец Филарет громко произнёс:

— В машину! Вернись в машину!

Виктор быстро сел на место и захлопнул дверь.

— Тихо… Расслабься и просто сиди.

К церкви подъехала машина чёрного цвета «Ауди» последней модели с пятью дверьми. Из неё медленно вышла женщина лет пятидесяти со свёртком в правой руке, в коричневом платье и направилась к церкви. У входа она остановилась, перекрестилась и вошла в церковь.

Прошло пятнадцать минут. Виктор тихо сказал:

— Что-то долго…

— Молится. Просит прощения и отпущения грехов. Там на стене висит икона стоимостью в 5000 евро. Один адвокат, тоже ездит сюда, купил икону в Италии, у коллекционера. Привёз мне домой и попросил, чтобы я её повесил в этой церкви…

Женщина вышла из церкви, повернулась лицом к ней, перекрестилась, села в машину, развернула её, проезжая мимо машины отца Филарета, посигналила и уехала по своим делам.

— Всё! Выходи. Я пойду за свёртком. На сегодня хватит разговоров. Передавай привет деду Агафону, нашему аналитику.

Виктор вышел из машины и направился к дому деда Агафона.

Отец Филарет вошёл в церковь и через несколько минут вышел со свёртком в руках. Сел в машину и уехал в Красноярск.

Церковь, если то, что осталось от когда-то красивой и посещаемой церкви, можно назвать церковью, было полуразрушенное церковное здание. Стёкол не было. Внутри осыпалась штукатурка, как впрочем и снаружи. Крышу, протекающую в нескольких местах, облюбовали голуби и вороны, как и в большинстве церквей во всём мире — ибо голубь символизирует мир, добро, а ворон — тьму, возможно, зло, а может — мудрость. Алтарь разрушен, мозаика осыпалась. Доски пола вздулись, в некоторых местах их не было вообще. Всюду капало и протекало в дождь.

Но дверь, входная двустворчатая дверь в церковь, была из дуба, резная и красивая. Калитка в ней всегда была не запертой. Войдя в церковь по бетонной, шириной в метр, дорожке, можно было пройти в комнату, находящуюся в правой стороне первого этажа. Только комната была отремонтирована. Те, кто её отделывал, точнее, отдавал распоряжения, постарались на славу. Денег не экономили. Это те, кто привозил свёртки с деньгами, догадаться не сложно.

Доски пола были покрыты лаком. На стене висела икона, на потолке красовалась люстра из венецианского стекла. Резной алтарь, стулья, свечи на столе и в углу, позолоченные подсвечники. Стол, в который они складывали свёртки с деньгами, из красного дерева.

Кто эти люди? Адвокаты, судья, чиновники, депутаты, заведующие оптовыми базами, магазинами, частными поликлиниками, словом, люди, как говорят сегодня, с положением и деньгами. Богатые люди, имеющие большие доходы, происхождение которых, надо полагать, не указаны в налоговых декларациях. (Не станем вдаваться в подробности).

Они — привозившие свёртки в эту церквушку — думали, даже верили в то, что просить прощение у Бога и благодарить его за то, что он заметил, осчастливил и сделал именно их богатыми, нужно только в этой церквушке, несмотря на то, что в Красноярском крае подобных церквушек, полуразрушенных, забытых и заброшенных — немало.

Кто-то сказал, может, всерьёз, а может в шутку, что в этой церкви останавливался в семнадцатом веке какой-то святой, останавливался проездом дней на десять и исцелял больных, проповедовал и творил чудеса. Направлялся он с большой свитой на Дальний Восток из Европы, может, из самой Испании, самой богатой и самой влиятельной страны в то время.

Почему эти люди, приезжавшие со всего Красноярского края и регионов, поверившие в то, что в этой церкви творятся чудеса, делающие их всё богаче и влиятельнее, а значит, и привилегированными, образующие в своей массе новую российскую элиту, не задумывались о ремонте церкви? Ведь они могли её выложить заново из золота и серебра. Ответ один — в таком виде она внушает им веру. И осыпавшаяся штукатурка, голые брёвна, прогнившие доски, разбитые стёкла и сохранившаяся утварь, к которым прикасался святой, творивший чудеса, и ангелы, охранявшие его, только укрепляли её.

Открывая калитку дома, в котором он провёл два дня, Виктор подумал: «Всё прошло гладко. Я не ожидал такого. Вот что значит — общие интересы…»

Отец Филарет, сворачивая на трассу, ведущую в Красноярск, до которого было 320 километров, размышлял: «Интересный парень. Будет о чём поговорить… Но при всём уважении к нему, какого чёрта (он перекрестился) его принесло в такую глушь? Что ему здесь надо? Подожди, подожди… А может он из спецслужб? Приехал со спецзаданием? Вот дела… Нет… Спецслужбы явно знают о так называемых пожертвованиях».

Он посмотрел на свёртки, лежащие на сиденье пассажира: «Разумеется, знают… А шрам на левой щеке?..»

Глава 2

Тремя годами ранее

Отчаявшийся в жизни молодой парень сидел за столом в маленькой комнате и безразличным взглядом смотрел на пистолет, рядом с которым лежал выключенный телефон. На столе, с правой стороны, находился планшет. Он тоже был выключен. Рядом с планшетом стояла бутылка коньяка, открытая.

Парень выпил уже две рюмки и, налив третью, поставил её на стол. В это время сверкнула молния, и ударил гром. Начался ливень.

Выключился свет. Настольная лампа погасла. Он взял из ящика стола фонарик, включил его и пошёл за подсвечником в большую комнату. Подойдя к столу, он достал из кармана зажигалку, которую всегда носил с собой, хотя и не курил, и зажёг две свечи из четырёх.

Вернувшись в маленькую комнату, он поставил подсвечник на стол и сел на место. Несколько минут он сидел и смотрел на пламя, затем открыл нижний ящик стола, достал фотографию родителей и стал внимательно смотреть на неё.

Отец и мать… Мать умерла в больнице, когда ему было двадцать лет. Отец с горя запил. Они часто ссорились. Отцу не нравилось, чем занимается его сын. Сын не мог терпеть пьянки отца. Как-то в гости к отцу приехал его друг, с которым они служили в Таджикистане, на границе с Афганистаном, и предложил отцу уехать с ним в Омскую область, в небольшой городок с населением 60 тысяч человек. Отец согласился. Через год отец женился, но пить не перестал. А через два года был убит в пьяной драке, на окраине города, так написал в письме сыну друг отца.

Парень провёл ладонью по фотографии, поцеловал её и, положив на стол, проговорил:

— Через несколько минут мы встретимся… Мне надоела такая жизнь, хорошие мои. Драки, налёты, махинации с квартирами… Короче, я запутался. А после того, что я совершил сегодня… Бежать бессмысленно. Эти достанут из-под земли. Они это умеют делать. А потом — казнят… Такие дела…

Снова блеснула молния, на этот раз она осветила всё вокруг, и грянул гром. Он продолжил разговор со своей судьбой:

— Один выстрел, и всё кончено. Будет всё кончено. Осень… Начало сентября. Люблю это время года… Сегодня играет Манчестер Юнайтед с Пари-сен-Жерменом. Будет битва титанов.

Он выпил коньяк и поставил на стол пустую рюмку. Больше не стал наливать. Глубоко вздохнув, он встал, подошёл к окну, отодвинул шторку и посмотрел на улицу. У ворот лежал пёс — немецкая овчарка, Рекс. Парень вздохнул: «Ах, Рекс… На кого ты останешься? Может, выпустить тебя на улицу и закрыть калитку? Иначе они убьют тебя. Нет… Скорее всего, они уже наблюдают за домом».

Рекс лежал и не шевелился, будто спал. Парень подумал: это странно, ибо в это время, было около девяти часов вечера (уличное освещение включили) пёс обычно бегал и лаял.

Он вернулся за стол и взял пистолет в руки. Покрутил его, снял с предохранителя и, задув свечи, приставил пистолет к виску. Закрыл глаза и произнёс вслух:

— Настоящий мужчина должен умереть от пули.

В это время в третьей комнате, окна которой выходили в лес, раздался странный звук, словно кто-то спрыгнул неосторожно с подоконника на пол.

Парень присел. Мысли о самоубийстве разом исчезли. Он тихо, рукой стал искать фонарик на столе. Наконец, он его нащупал. Взяв его, он на ощупь, боясь зацепить стул, подошёл к двери и прижался спиной к стене. Прислушался…

Под дверью блеснул луч от фонаря. Он понял: кто-то влез в окно спальни и включил — неосмотрительно, разумеется — фонарик.

«Уже в доме… Нет, козлы, живым я вам не сдамся… Да и без боя вы меня не возьмёте».

Он сбросил тапочки с ног и тихо отошёл на несколько шагов от двери. Лёг на пол и вытянул руку, в которой был пистолет. Навёл его на дверь и затаил дыхание. Так как он не задёрнул штору, свет от лампы фонарного столба еле-еле, но освещал комнату. Поэтому дверь в темноте была видна. Он понял: Рекс мёртв.

К двери кто-то тихо подошёл. Остановился и стал, вероятно, прислушивается: есть ли кто в комнате. Ничего не услышав, человек за дверью осторожно толкнул её рукой. Дверь приоткрылась наполовину. Человек снова затаился… Через минуту он боком, держа пистолет обеими руками, вытянутыми вперёд, сделал пару шагов и прислонился к стене, стараясь разглядеть в полумраке предметы. В это время парень выстрелил.

Тот, кто пришёл убивать, вскрикнул, выпустил пистолет из рук и рухнул на пол, прижав руки к груди.

Парень быстро встал и крикнул:

— Лежи! Иначе убью.

— Ах, ты, сукин сын, Отчаянный… Ты, мудак, попал в меня… Ах, как больно-то!

— Щербатый Тони?! Это ты?! Ты один?

— Один… Помоги мне… Я умираю…

Парень по кличке Отчаянный направил свет фонаря на лежавшего на ковре кореша. Он нагнулся к Тони, и в этот момент Тони полоснул его ножом по левой щеке. На щеке выступила кровь.

— Ты что? Горло мне хочешь перерезать? Тони, у меня останется шрам. Лежи уже, не шевелись, — приказным тоном сказал он. — Ты, правда, один? Больше никого нет в доме?

— Нет… Мудак, ты ранил меня. Серьёзно…

Отчаянный подошёл к окну, задёрнул светонепроницаемую штору и включил настольную лампу. Подошёл к Тони, расстегнул молнию куртки, разорвал рубашку и посветил фонарём на рану. Затем вздохнул, вытер пот со лба. Рана не совместимая с жизнью. Через пару минут Тони умрёт. Чёрт!..

Тони быстро дышал. Он вспотел и стонал. Набравшись сил, он тихо произнёс:

— Отчаянный, ты убил меня? Я умру? Ты ведь знаешь… Ты… Ты как бы доктор. Много читаешь… Помоги мне… Вызови «скорую»…

— Тони, прости, — опустившись на колени к умирающему виноватым голосом вымолвил Отчаянный. — Меньше всего я хотел убить тебя… Чёрт, мысли путаются. Если бы я знал, что это ты… Какого чёрта ты пришёл убивать меня, да ещё в одиночку? Они тебя послали убить меня? Почему?

— Сукин сын… Ты, Отчаянный, везучий малый… Ты, если честно, не вписывался в наш мир. Всегда был себе на уме… Говорил, что мы все — сволочи. Но…

— Молчи, не говори. Береги силы, Тони.

— Ты убил троих и одного ранил…

— Ранил? — переспросил Отчаянный.

— Босса, вора в законе из Михайловки, и вора в законе из Тамбова ты застрелил. Ты стрелок, это знают все. Ранил главу сельского округа… Мэра…

— Какого чёрта он приехал на разборки? Значит, он связан с мафией?

— Что на тебя нашло? Ну оскорбил Босс тебя… У него плохое настроение… Они собрались разобраться в делах. Конфликт назревал. Разборки… Я говорил тебе: не ходи туда… Ты убил их и выпрыгнул в окно. Я честный фраер… Поэтому пришёл убить тебя. Такой закон. Босс помогал мне. Останутся трое детей… У меня…

— Молчи, Тони, — вытирая кровь со щеки носовым платком, сказал Отчаянный.

— Братва, когда всё уладится, позаботится о моей семье… Мы — люди чести. Мы живём и умираем по правилам.

— Хватит молоть чушь и повторять фразы из кино. Молчи.

Тони замолчал. Он потерял сознание. Кровь струилась из раны на груди. Ему оставалось жить не больше трёх минут…

«Что он имел в виду, говоря: когда всё уладится? Что там произошло?»

Тони застонал и открыл глаза.

Отчаянный спросил:

— Тони, что ты имел в виду, говоря: «Когда всё наладится»?

— Братва услышала стрельбу и ломанулась в комнату. Те, которые приехали с ворами в законе на разборки, решили, что наш босс перестрелял их… Думали — не договорились… Короче, началась пальба… А теперь разборки… Наши убили пару человек из них… Они убили Твёрдого и Толяна. Сели в машины и, отстреливаясь, уехали… Через час в районе началась перестрелка. Ты заварил кашу…

— Хочешь сказать, что им не до меня? И я могу по-тихому…

— Ты везучий, Отчаянный… Босс всегда опасался тебя. Говорил мне, приглядывать за тобой. И чтобы мы не доверяли таким, как ты — ни семьи, ни родителей, ни детей — которые могут в любой момент, если запахнет… слинять из города за десять минут… «У них всё к побегу готово», — так он говорил. Но ты умный… Махинации с квартирами и кредитами приносили нам большие бабки. Поэтому тебя не трогали… А так бы давно Босс тебя пристрелил для профилактики. Это он приказал мне, если что случится, убрать тебя… Это приказ… Вот я и … Постой, Отчаянный… а может ты… Ах, ты, сука… Как же я не догадался раньше?

Тони умер. Отчаянный это понял. Он встал, вздохнул, посмотрел на умершего, которого уважали в преступном мире за исполнительность и преданность воровскому делу, и тихим тоном выразительно произнёс:

— О Боже! Тони… О чём ты говоришь? Прости… Так вышло… И какого чёрта ты, именно ты, пришёл убивать меня.

«Мы — люди чести. Мы живём и умираем по законам», — повторил он фразу из кинофильма, которую любил произносить к месту и просто для впечатления Тони. — Насмотрятся фильмов о гангстерах и… Ладно. Что будешь делать, «Везучий»? Так, так… Преступному миру, похоже, сейчас не до меня. И, надеюсь, это «сейчас» растянется на годы… Что же делать? Как поступить?

Он налил в рюмку коньяк и выпил его. Подошёл к Щербатому Тони и закрыл ему глаза. Затем сел на стул и стал думать.

Время шло, дорога была каждая минута. И он понимал это. Ветер разогнал тучи. Гроза закончилась. Луна освещала лес. Рекс так же лежал у калитки без движений, на том же месте.

Отчаянный соскочил со стула и решительно, уверенный в своём выборе, как поступить, злобным тоном сказал:

— Так и поступлю. Делать нечего… Теперь я вам не Отчаянный. Мочите друг друга… Пусть люди отдохнут от вас.

Он взял пистолет и крикнул:

— Прощайте, ублюдки!..

Глава 3

УВД Уреновского района Краснодарского края. 22.00

В кабинете начальника Управления внутренних дел по Уреновскому району, в котором проживало 80 тысяч жителей, в состав которого входило 16 сельских образований, собрались трое полицейских, среди которых, за своим рабочим столом, вытирая пот со лба, сидел начальник управления Тенчер Серафим Никандрович, полковник по званию.

Майор и капитан сидели за маленьким столом.

Полковник кашлянул и спросил:

— Что происходит в районе, Евгений Яковлевич? Доложите. Ничто не предвещало… развитие таких событий. Назовите причину. Насколько я понял — в городе идут чуть ли не боевые действия. На данный момент: сколько убитых и раненых? Какие приняты действия с нашей стороны? И… почему наши осведомители не информировали нас о том, чего мы боялись больше всего?

— Серафим Никандрович, — начал майор, заместитель начальника полиции по оперативной работе, — как снег на голову. Всё произошло неожиданно.

— И этот снег нам придётся убирать бульдозерами, майор. Шесть человек убито, 17 ранено. Мне звонил главврач Иннокентий Альфредович, говорит, врачей не хватает. Надо вызывать из центра, или доставлять раненых в центр. И все — тяжелораненые. С ножевыми и огнестрельными ранами. Откуда у преступного мира столько оружия?

— Из Украины через Белоруссию доставляют. Поэтому Президент Белоруссии закрыл с Украиной границу, — ответил за майора капитан.

— Товарищ полковник, я докладывал вам о назревающих разборках среди кланов, чтобы их не допустить, мы следили за главарями. Осведомители информировали нас о сходке, состоявшейся сегодня, на которой боссы кланов должны были договориться обо всём и снять возникшее напряжение…

Зазвонил спецтелефон. Полковник ответил:

— Слушаю, товарищ генерал… Мы работаем над выяснением обстоятельств и делаем всё, чтобы в районе установились порядок и тишина. Так точно… Понял…

Полковник положил трубку телефона и закурил. Майор поинтересовался:

— Приедет лично со спецгруппой?

Полковник кивнул и продолжил:

— Через полтора часа генерал будет в этом кабинете. Нам нужно внятно, подробно обо всём доложить. Нужно показать, что ситуация… Словом, что у нас всё под контролем, и мы работаем. Продолжайте, Евгений Яковлевич.

— Я вам докладывал, вы докладывали генералу, он, думаю, в ФСБ… Всё шло хорошо. Главари… то есть боссы, должны были договориться сегодня, но…

— Но?.. Продолжайте, — чётко сказал полковник.

— Произошло то, чего никто не ждал.

— А именно?

— Когда воры в законе, их трое было в комнате, сели за стол и начали переговоры, в комнату вошёл Отчаянный — участник районной группировки, или как там его назвать?

— Не подбирайте слов, говорите просто и по существу… Как его пропустила охрана в комнату для переговоров?

— В этом загадка или случай… Короче, охрана, два человека, вышла покурить. Во дворе находились ещё восемь человек, по четыре охранника на каждого вора приходится… Они подошли к ним, так говорит наш осведомитель, находящийся сейчас в моём кабинете, и прикурив, начали мирную беседу… Все думали, раз боссы сели за стол, значит, договорятся.

— И потеряли бдительность, — дополнил полковник.

— Именно так… Отчаянный вошёл в дом с северной стороны. Прошёл по коридору и беспрепятственно вошёл в комнату. У него было дело к своему боссу. Надо заметить, со слов информатора, они не ладили между собой, были на ножах…

— Почему же босс… как его?..

— Арсений Дмитриевич Ястребов, — уточнил капитан.

— … Не выгнал его из банды? Или как они там поступают с такими?

— Он был «мозгами» банды. Занимался оформлением документов в налоговую службу, по отъёму у должников денег, по просроченным кредитам за квартиры. Готовил документы в суды… Работал с адвокатами, говорил, как лучше составить документ и что говорить… Словом, избавиться от такого — себе во вред. Вот босс и терпел его выходки. Увлекался философией, медициной, политикой (майор читал с листа), политическими сайтами и (он перевернул страницу) был фанатом английской премьер лиги… Это футбол.

— Хм! Не странно для преступника? Значит, начитанный, грамотный, с аналитическим мышлением. Как он попал в преступный мир с такими запросами? Зачем ему нужно было вступать в группировку?.. Продолжайте.

— Ястребов встал и грубо остановил его. В ярости нагрубил… Слово за слово… Отчаянный выхватил пистолет и без жалости перестрелял всех сидевших за столом, если коротко.

— Всех троих? Наповал?

— Четверых, если быть точным. Четвёртого ранил. Им оказался глава посёлка Мирный Якушев…

— Вот как? Дела… И что делал глава посёлка за столом с ворами в законе? Он что — бандит? Если приехал на сходку, значит, имеет долю?!

— В прошлом — спортсмен. Боксёр.

— Сейчас во власти, как пишут в Интернете, да и среди депутатов всех уровней, сплошь спортсмены, шоумены, певцы да танцоры… Ладно. Продолжайте. Хоть что-то проясняется, однако, — полковник посмотрел на часы.

— Отчаянный понял, что прощения ему не будет, братки уже бежали в дом, и выпрыгнув в окно, скрылся…

— Скрылся? Эти достанут из-под земли. От них не скроешься. Ясно… Что они не поделили, Евгений Яковлевич?

— Последние два года группировки постоянно ссорились из-за «Быстрых денег»… Поясню. По всей стране открылись, так называемые, «микрозаймы». Деньги выдавались быстро, прямо в конторках, никаких документов, только паспорт и всё. До миллиона рублей. Процент небольшой… Но за просрочку брали втройне и больше… Так некоторые и поплатились квартирами, машинами и домами. С которых нечего было брать, их долги продавали коллекторам…

— Дума ведь приняла закон по этим «микрозаймам» и «коллекторам»…

— Закон ещё не работает. Да и должников за три года у них накопилось немало. Словом, бизнес этот сплошь коррумпированный и контролирует его преступный мир. Видимо, и деньги отмывают таким способом…

— Ясно. Значит, если я правильно понял из вашего доклада, всё началось вдруг… Никто не предполагал и не был готов к такому развитию событий? Вот не было печали… Накрылся мой отпуск… Собирались в Москву, к дочери, внукам… Наши действия? Что мы уже делаем?

— Двенадцать человек в нашем СИЗО. Сидят по отдельным камерам. Для безопасности.

— Убитых, раненых со стороны мирного населения нет?

— Жители двух улиц перепуганы. Закрылись по домам. У дома Ястребова наряд. В доме работают криминалисты. Уже темно, и горожане находятся в домах. Работники ГИБДД выставили посты на перекрёстках, проверяют машины. Я попросил… Среди личного состава убитых и раненых нет.

— Это хорошо. Не стоит лезть на рожон. Пусть разбираются… Может быть, и нам выгода будет. После таких разборок они долго не придут в себя… Да и мы больше не позволим им — организоваться… Итак, если всё суммировать — нам конец… Думаю, уже в Интернете роликов достаточно, чтобы ужаснулась страна. А блогерам — только давай жареный материал. Да… Это всё?

— Нет…

— Нет? — удивился полковник и вытер лоб платком.

— Час назад, перед вашим приездом, позвонил начальник пожарной охраны.

— Сергей Степанович?

— И сообщил, что на окраине города сгорел дом, в районе Развилки у леса, на левой стороне от трассы. Сгорел быстро… Они затушили, что смогли… При осмотре обнаружен труп мужчины. Сильно обгоревший. Я послал туда криминалистов. И что вы думаете?

— Ничего, — ответил полковник. — Вы думайте, а мне результат…

— В этом доме жил Отчаянный.

— Правда? Он сгорел?

— Узнали по часам. Стреляли в грудь и в висок…

— Хо! Главный подозреваемый убит. Так? Быстро они его… Что говорят соседи? Что видели? Что слышали?

— Ничего не слышали, ничего не видели… Мальчик видел, как через забор перелезал мужчина в домовладение Отчаянного. То есть Саримова Валерия Петровича.

— Если он такой умный, как позволил убить себя? Пуля в грудь — ясно, но зачем в висок? Контрольный выстрел? Не думаю…

— Что вы хотите этим сказать? — поинтересовался капитан у начальника. — Объясните, Серафим Никандрович.

Полковник вышел из-за стола, подошёл к окну, посмотрел на звёзды и продолжил:

— Пока ничего… Евгений Яковлевич, занимайтесь городом. Пусть наши люди патрулируют город три дня. Проверяют документы. Инспекторы ГИБДД пусть закроют выезды и въезды… Досматривают всех, кто въезжает в город. Если приедут с других районов на помощь к своим, разворачивать… Ясно?

— Товарищ полковник… Через три дня я составлю подробный, ясный отчёт. Сейчас этого сделать невозможно.

— Добро.

(Голос по громкой связи).

— Товарищ полковник, подъехал генерал.

— Понял. Спускаюсь…

Глава 4

Почтовый поезд «Уфа — Красноярск» остановился на станции Ялуза. Открылась дверь вагона №9 и из него выглянула проводница в форме, спустилась по лесенке на перрон и вдохнула свежий воздух.

В дверях показался молодой человек с рюкзаком в правой руке. Он тоже спустился на перрон. Положил рюкзак на лавочку и произнёс добродушным тоном:

— Время прощаться, Светлана. Спасибо за заботу. Чай с травами был бесподобен. Надеюсь — полезен.

— Прощай, Лапин Виктор Михайлович. Удивил ты нас своими разговорами. Тебе бы преподавателем работать. Учить и переубеждать людей. Особо переубеждать, разрушать стереотипы.

— Разрушать мне нравится больше.

— Машинист дал гудок. Здесь поезд стоит всего три минуты. Итак, перейдёшь через пути и по тропинке иди к остановке. На остановке голосуй. В тот посёлок, забытый Богом, где почти уже никто не живёт, можно доехать только на попутках. Видишь, на остановке кто-то есть. У него и спросишь… Может быть, всё-таки поедешь со мной? Понравился ты мне.

— Спасибо. Я сделал свой выбор, Светлана.

— Странный выбор, конечно, но мой телефон у тебя есть, на всякий случай. Ну, как говорят в народе, бывай — философ.

— Спасибо на добром слове. Скорее, скорее…

Виктор помог проводнице подняться в вагон, она улыбнулась ему, закрыла дверь, и поезд начал набирать скорость.

Парень взял рюкзак, перешёл через пути и по тропинке направился в сторону остановки.

Подойдя к остановке, он поздоровался с женщиной лет 65-ти, положил рюкзак на скамейку и вежливо спросил:

— Не подскажете, как доехать до посёлка Небесный?

— Что? — удивилась женщина. — До посёлка Небесный? Да в нём почти уже никто не проживает. Что вам там нужно? Родственники живут? Я родилась в этом посёлке… Однажды моя мама оскорбила старшую сестру и, слава Богу, мы больше там не появляемся. Иначе бы родители не решились уехать из него. Так бы, наверное, и прозябали в посёлке.

— Понял. И всё же?

— Транспорт туда не ездит отсюда. Из Красноярска приезжает автобус — два раза в день. Как правило, автобус не останавливается у посёлка, если только… Он едет дальше, до города Озёрска. С трассы нужно будет идти пешком до Небесного. Два часа езды от Небесного… Голосуйте тут, может, кто и остановит из дальнобойщиков. Довезёт до Развилки: налево Красноярск, направо Озёрск. Население города 60 тысяч. Но работы и там нет. Вы работу ищите?

— Место проживания…

— Выйдете на Развилке и снова будете голосовать, уже до Небесного. Сегодня воскресенье… Если повезёт, как-нибудь доберётесь.

Через час женщина уехала на автобусе, свернувшим с трассы от остановки, влево. Виктор остался один. Он сидел на скамейке и думал: «Может, я ошибся? И проводница Светлана, и эта женщина говорят, что в посёлке почти никто не проживает… Лёха уточнил, что места безлюдные в этих краях. Рекомендовал поселиться за Красноярском, в посёлке Чёрном. Мне разве не такое нужно? Только Лёха знает, где я. Но и он заработает ещё 2000 евро и уедет в Австрию, к сестре. Этот Сивый, по-моему, заподозрил меня… Ребята предупредили, что он наводит обо мне справки. Расспрашивает людей, куда-то звонил. Я вовремя уехал. Бережёного Бог бережёт. Решил поехать не в посёлок Чёрный, чем чёрт не шутит, а в противоположную сторону, в посёлок Небесный, ради безопасности. А она, похоже, мне сейчас будет нужна лет на пять, безопасность-то. Если что, теперь и Леха не будет знать. Я повзрослею, изменюсь, такова воля природы, там посмотрим…»

Его размышления прервал сигнал грузовой машины: рефрижератор «Вольво».

Водитель опустил стекло и крикнул:

— В Красноярск?

— Нет, в посёлок Небесный — ответил, приближаясь к машине, Виктор.

— О! Ладно! Садись, довезу до Развилки. Там, если повезёт, доедешь с кем-нибудь до своего Небесного чуда, — засмеялся водитель, судя по всему, весёлый, с чувством юмора мужчина лет пятидесяти.

Открыв дверь, он сказал:

— Бросай по-быстрому рюкзак и залазь в машину.

Виктор так и сделал.

Водитель посмотрел в зеркало и, убедившись, что машины нет, выехал на трассу. Взглянул на парня, он уточнил:

— Ехать, примерно, полтора часа до Развилки. Затем ещё полтора-два часа тебе добираться до Небесного, смотря кто остановит. Ха! А что тебе там нужно? Посёлок-то, вроде, как пуст. То есть жителей не осталось. Я от ребят слышал. Они охотятся в тех местах.

— Хочу пожить в нём…

— Ты писатель, что ли? Книгу будешь писать? Что там ещё делать?

— Вроде того. Хочется тишины, уединения.

— Тишины? Уединения? Ты ещё молод для этого. Ты откуда? Только не ври мне. Сейчас по России столько народу передвигается в поисках работы… Вот до чего довели людей. Я — Дубровский Иван Иванович, — протягивая руку, представился водитель и улыбнулся.

— Ух, ты! Громкая у вас фамилия, Иван, — пожимая ему руку, сказал Виктор и ответил на вопрос. — Из Калининграда… Точнее, из посёлка Янтарный.

— О! Вчера по телевизору показывали Калининград. Вернее, как на побережье добывают «по-чёрному» янтарь. Очень криминальный бизнес: разборки, убийства, облавы, мафия. Жаль, молодые парни погибают из-за денег. Вот в советское время такого не было. Развалилась страна, не собрать. Я за СССР. Жили одной семьёй. Я работал в Туркмении, в Армении, в Киргизии… Там остались друзья. Интересно было. А сейчас… всё на износ. Эти хмыри в Москве, в Питере, все деньги поделили промеж собой. Олигархи… Тьфу! Трудовому человеку ни уважения, ни почёта. Пашем, как рабы на фазендах. Вот у нас в Красноярском крае китайцев — тьма! Нашествие… Рубят и вывозят лес… И контроля за ними нет. Да и наши чинуши имеют с этого миллиарды. Да, да! Я читал в Интернете. Что скажешь?

Через полтора часа, словно по графику, Иван припарковал машину на обочине. Он покачал головой и искренним тоном произнёс:

— Ну, брат, удивил… Тебе бы книжки писать. И, вот, на всё у тебя своё мнение. Своя логика… Впечатлил… И ведь аргументы у тебя убедительные. Да, таких, как ты, я ещё не встречал. Может, всё-таки в Красноярск рванёшь? С твоим умом и логикой ты там быстро пристроишься. Аналитики нужны везде. Ха! Теперь я знаю о Вольтере, Гюго, о философах Древней Греции. О… как его… деизме. И по твоему совету займусь позвоночником. Беспокоит. Сколько лет в дороге… Удивил. И о вере ты мне много пояснил. Золотое правило: «Поступай по отношению к другим так, как ты хотел бы, чтобы они поступали по отношению к тебе». Хорошее правило. Надо его соблюдать.

— Первый шаг ты сделал, Иван, — пожимая на прощанье руку водителю, произнёс Виктор и добавил: — Остановил машину и довёз меня до Развилки. Спасибо. И помни: лицемерие, оно, разумеется, никоим образом к тебе не относится — отрицательное моральное качество, состоящее в том, что заведомо безнравственным поступком приписывается моральный смысл, возвышенные мотивы и человеколюбивые цели.

— Про наших политиков, олигархов, чиновников… Ну, прощай! Бог позволит, может, и свидимся. Куплю сигарет, букет цветов для жены и дочери, по твоему совету, и поеду.

Иван вошёл в магазин. Виктор накинул на плечо рюкзак и стал осматривать, так называемую, Развилку.

На Развилке, рядом с магазином, находился небольшой отель «Звезда». Двухэтажный. Рядом с отелем — цветочный магазин и столовая. Рядом со столовой, с правой стороны, на табуретках сидели старушки и продавали яблоки, петрушку, помидоры, огурцы…

Парень подумал: «Если не уеду в течение часа, пообедаю и заночую в «Звезде». Отдохну. Почитаю в Интернете новости. Нужно зарядить планшет…»

Размышляя, или намечая план дальнейших действий, он увидел шикарную дорогую иномарку вишнёвого цвета, Хонду. Он вытянул губы и подумал: «Круто! Таких я ещё не встречал, не видел. Сколько же она стоит? По всей видимости, новая модель. Подойду, посмотрю».

Он подошёл к машине и стал её рассматривать. Осмотрел снаружи, заглянул во внутрь со стороны водителя. В это время он услышал за спиной дерзкий женский голос:

— Хочешь угнать? У меня уже угнали одну. По семь лет схлопотали, голубчики. Давай, попробуй. Засажу на пятнадцать…

Виктор обернулся и увидел молодую девушку в сером облегающем платье. На левой руке у неё на пальце, на котором обычно носят обручальные кольца, красовалось колечко с бриллиантом. Он улыбнулся и ответил:

— Нет. Просто не видел ещё такой модели…

— На свете много ещё того, что мы не видели, друг Горацио! — съязвила девушка и показала жестом руки, чтобы незнакомец отошёл от машины.

— «Чего и не снилось нашим мудрецам», — так написал Сервантес, — поправил её Виктор.

— Не хами! — открывая дверь машины, бросила девушка. — Умник.

— «Не хами» тоже не подходит. Ибо…

— Хватит!.. На этом закончим. Отойди на три шага.

Виктор удивился поведению девушки и злобным тоном произнёс:

— Почему ты грубишь? Мы ведь, полагаю, одного возраста с тобой.

— Полагай, полагай… Мы уже на «ты»? Может, и одного возраста, но разные по положению… Судя по твоему прикиду, — она окинула его дерзким взглядом, — ты, с рюкзаком за спиной, шастаешь по стране в поисках приключений… А мы потом… разбираемся с вами…

— Нет, вы только посмотрите на неё! Пардон! На… на… — он не мог подобрать местоимение.

— Заело, умник? В сторону отойдите, пожалуйста, молодой человек, — снова съязвила девушка.

Виктор отошёл в сторону. Она завела двигатель и хотела продолжить свой путь, но Виктор подошёл к машине с правой стороны и постучал в окно. Девушка опустила стекло и недовольным тоном проговорила:

— Что ещё? Похоже, ты из тех…

— Вы, часом, не в сторону посёлка Поднебесный едете? Может быть, нам по пути?

— Небесный… Посёлок, в который я еду, и вправду называется Небесный.

— Точно. Но вот засело — Поднебесный.

Ответ последовал не сразу. Девушка откинулась на спинку сиденья, убрала руки с руля и задумалась.

Виктор понял, что им по пути, и она думает — подвезти его или нет.

«А ещё говорят, что посёлок опустел и молодёжь в нём не проживает — все уехали… Если там живут такие…»

Приняв решение, девушка прервала его логическое размышление. Она повернула голову в его сторону и меланхоличным тоном произнесла:

— От тебя просто так не отделаешься. Видимо… Садись. И ещё… Предупреждаю…

— Готов выслушать.

— Чего? Предупреждение? Хорошо. Предупреждаю: скажешь одно слово и окажешься на обочине. Понял?

— Я понял, понял. Спасибо… Не думал, что нужно быть готовым к предупреждениям.

— Благодарить или ругать, скорее всего, будешь после того, как я тебя высажу на растерзание волкам, ибо вряд ли ты выдержишь… Для таких, как ты, молчание — пытка.

— Буду нем, как рыба. Я понял, понял… Едем уже.

— Рюкзак в багажник… Сам на место пассажира. На заднем сидении, как видишь, мои вещи.

Виктор положил рюкзак аккуратно в багажник, сел на место пассажира, закрыл дверь и услышал:

— Руки на колени, чтобы я их видела.

— Ты это серьёзно? Да что ж это такое… Ты надзиратель?

— Не злись… Так, хорошо. Поехали, умник.

Она подъехала к трассе, пропустила машины и выехала на дорогу.

Глава 5

Незабываемая поездка

Минут двадцать они ехали молча. Каждый думал о своём. Виктор держал руки на коленках, чтобы, не дай Бог, не разозлить девушку, и думал, точнее сказать, предполагал: «По всей видимости, а именно — по поступкам, по речи, по манере общения, она, судя по всему, либо огрубевшая бизнес-леди, либо охамевшая чиновница… Возможно, адвокатша, мировой судья, директор крупного супермаркета или рынка, и так далее. Словом, диктаторша — строгая, холодная и деловая. Так что лучше молчать, пока не соизволит заговорить сама. Иначе до посёлка засветло не доехать».

Девушка, красивая девушка с пепельными волосами, коротко подстриженными, и ей шла эта причёска, была к лицу, так точнее, вела машину, нарушая скоростной режим, словно куда-то спешила, боясь опоздать. Она думала, обгоняя машину, гружёную лесом, о работе: «Чёрт! Я уже подготовила заключительную часть… Приговор. Как-никак при обыске в загородном охраняемом доме у подсудимого было найдено восемьдесят миллионов рублей… И это — чёрный нал… от незаконной вырубки леса… Но вот звонок из Москвы… Что теперь делать? Дело-то резонансное. Общественность следит за развитием событий. Все ждут справедливый приговор — двенадцать лет с конфискацией. Всё подготовила. И тут на тебе — звонок из Москвы. Вот, мама не горюй, тебе и судебная система. Это не моё дело. Судьям приказывают, мы исполняем. Это, конечно, не правильно… Да и в Интернете, на этом злобном Фейсбуке, на главной ленте выложили на подсудимого компромат. Теперь всё дело «развалится»… Интересно, прокурору тоже позвонили? Если нет, завтра с утра позвонят, это точно: «Отпустить из-под стражи и заключить под домашний арест…» Правозащитники, зелёные, блогеры обрушатся на меня. Начнут копать… Всё выложат в Интернет — на Фейсбук, на ютюб и Ёшкин крот, разумеется, не останется в стороне… Вот так, Вика Абрамцева. В среду ты станешь известной на всю страну коррумпированной судьёй, выполняющей распоряжения из Москвы… Лесная мафия… Сколько про неё в Интернете выложено роликов, а им всё равно… Неделю, можно сказать, не сплю… А ведь хотела стать учительницей, преподавать физику, математику в старших классах… До чего же надоела мне эта работа… Аркадий устроил… Месяц, как я ушла от него… Подлец…»

Они ехали молча, не общаясь друг с другом. Не произносили ни слова… Вдруг девушка сказала, а может быть у неё просто вырвалось:

— Я судья… Судья по особо тяжким преступлениям.

Виктор удивлённо посмотрел на неё и тут же произнёс, словно молчание его тяготило так, что он ждал, когда она что-то да скажет, не выдержит.

— Судебная система нуждается в реформах — глубоких реформах. Суды не самостоятельны. Ими управляют из Кремля… Они выносят приговоры невиновным и выпускают на свободу настоящих коррупционеров и преступников из организованной преступности. Страсбургский суд завален российскими делами… Люди пишут в Европейский суд по правам человека… Суд выносит по ним решения, российские власти не реагируют. Печально, что оппозиционеров сажают и травят. А дела, заведённые на молодых ребят, вышедших на несанкционированный митинг, доведённые до реальных сроков заключения — это разве не произвол со стороны властей? Актёр Устинов приговорён… А лесная красноярская мафия… «чёрные бригады»…

Девушка резко затормозила. Виктор чуть было не ударился головой о панель приборов. Она съехала на обочину, остановила машину и злобно произнесла:

— Выходи! Давай, давай, шевелись!

— Что?! Вы бросите меня в лесу? А если полицейские поймают меня и обвинят в поджоге тайги? Три миллиона гектаров горят уже.

— Выходи, я сказала. Ты нарушил моё предупреждение… Иначе говоря — условие.

— Вы ведь первой нарушили молчание… Поверить не могу. Мы ведь цивилизованные люди.

— Смотрите на него! Правозащитник нашёлся на мою голову… Три миллиона гектаров горят. Правительство, умник, занимается этим вопросом. Как тебе такое?

— Плохо занимается…

— Выходи!

Виктор, не веря в то, что с ним происходит, открыл дверь и вышел из машины.

Девушка, как оказалось, судья по особо важным делам, закрыла дверь и медленно тронулась с места. Выехав на трассу, она прибавила скорость и поехала в сторону посёлка Небесный.

Виктор, вспомнив про рюкзак, закричал:

— Рюкзак! В машине рюкзак! О Боже! Ну и стерва попалась! А ещё судья!

Проехав больше двух километров, девушка свернула на обочину. Она сидела и думала: «Наверняка, блогер. Или правозащитник… Возможно — зелёный. Приехал делать сэлфи или ролики по поводу пожаров… А потом выложит их в Интернет. Откуда он взялся? Без него на душе тошно, ещё он… Политик! Сейчас я с ним разберусь…»

Она развернула машину и поехала к месту, где высадила пассажира, испортившего ей настроение, которое и так было испорчено звонком из Москвы. Она вела машину и смотрела на другую сторону дороги, налево: искала глазами пассажира-попутчика. Судя по расстоянию, которое она проехала, парень должен был уже появиться, стоять на обочине. Но его не было, и она выругалась: «Чёрт! Куда он делся? Может, зверь напал? Тайга горит, и дикие звери бегут от пожара в наши места. Этого ещё не хватало… Надо развернуться. Я далеко уехала, по-моему…»

Она развернула машину и тихо, смотря внимательно между кустарниками и деревьями, вела машину, боясь пропустить парня.

«Да где же ты, олух царя небесного? Мне что, полицию вызывать? Слава Богу! Появился. Нужду, наверное, справлял… Хм!»

Доехав до Виктора, она остановила машину, вышла из неё, держа в правой руке смартфон, и приблизившись к нему, громко скомандовала:

— Стой, где стоишь! Выпрямись! Так, хорошо. Не дёргайся.

— Совесть проснулась? Зачем этот цирк?

— Вот так. Я сделаю снимок… Посмотрим, что ты за фрукт.

— О! Паспорт, может, посмотрите?

— Нет. Определим по фото. Так надёжнее. Вдруг паспорт у тебя фальшивый?

— Хорошо! Снимай… Снимайте. Надо полагать, американская система работает в России… Нужно иметь код и доступ…

— Имеем… Имеем. Стой на месте, — продолжала командовать девушка. — Я вернусь через пару минут.

Она села в машину. Виктор ждал на обочине.

Через пять минут, может, чуть больше, открылась дверь пассажира. Виктор понял жест и подошёл к машине.

— Садись. Я опаздываю. Дел невпроворот.

Виктор сел на своё место, девушка посмотрела в зеркало заднего вида и убедившись, что машины нет, выехала на трассу.

Виктор, на всякий случай, прикусил язык, чтобы не злить «судью по особо важным преступлениям», как она выразилась, или представилась ему. Он ждал её заключения. Она ведь отправила его фото кому-то для установления его личности.

«Да — подумал он. — Видимо, те, кто угнал её машину, отбывающие семь лет в строгой колонии, напали на неё, избили и угнали машину, на которой она ездила, пока не купила эту. Вот и страхуется…»

Его мысли прервала хозяйка машины:

— Это странно! В моей практике такого ещё не было… Странно… Тебя нет в базе данных. Кто же ты на самом деле?

— Вы готовы слушать? Мы это сейчас выясним — ответил Виктор и добавил к сказанному: — Я Лапин Виктор Михайлович. Еду в посёлок Небесный, из Калининградской области…

Через час они доехали до посёлка Небесный. Вика свернула влево и тихо повела машину по асфальту шириной в три метра. Проехав километра два по асфальту, она въехала в посёлок, справа стоял знак: «Небесный».

Справа и слева были дома: кирпичные, их было совсем мало, турлучные и деревянные.

У дома №21 девушка остановила машину. Вышла, подняла дверь багажника и, улыбнувшись Виктору (он подошёл к ней), тихо произнесла:

— Может быть, поедешь со мной в Красноярск? Будешь жить у меня… Хотела сказать: будем жить вместе… Извини. Со своим я рассталась. Ты уже знаешь… Я найду тебе работу. Такой человек, как ты, должен учить людей. Ты— потрясающий. Ты открыл мне глаза на жизнь. Всё, что ты говорил — правильно. И так глубоко проникает в душу… Как музыка Моцарта, Листа… Словом, ты успокоил меня. Душа начала оттаивать. Что ты забыл в этом посёлке? В нём почти никто не проживает. И… каким будет твой ответ?

— А ты что делаешь в этом посёлке?

— У меня дело… Ну, не совсем… Когда-нибудь узнаешь.

— Спасибо, Вика. Я поживу пока в посёлке, если жители примут меня в свою семью. Десяток крепче сотни.

— Примут. Ещё как примут. За это не переживай. Что ж… Вот моя визитка. Если надумаешь, звони. Теперь, поверь мне, моя жизнь разделилась на — до встречи с тобой и после…

Из окна дома, у которого остановила машину Вика, не выбирая дом, отодвинув штору так, чтобы его не увидели мирно беседующие молодые люди, на них смотрел мужчина лет шестидесяти пяти, выглядевший значительно старше, из-за чего жители посёлка звали его дед Агафон, и говорил вслух:

— Ничего себе! Почему они остановились у моего дома? Надо записать в тетрадь наблюдения и доложить отцу Филарету. Чёрт побери! Первый случай, когда Невидимые останавливаются не у церкви, а в посёлке… Ну и дела! А девица-то красивая и сказочно богатая, видать. Так вот они какие — эти Невидимые. Эти…

— Давай прощаться — опустив голову, сказала Вика. — Я доеду до церкви… Ладно, это мои дела… Не очень хорошие дела…

— Так ты приезжаешь молиться в церковь? Далековато! Не вижу её… И что в этой церкви особенного? Разве в Красноярске не лучше церкви?

— Её не видно отсюда. Мне пора.

Она закрыла дверь багажника и села в машину. Виктор подошёл к ней, оставив рюкзак на траве и, улыбаясь вдохновенной улыбкой, сказал:

— Помни, Вика: зависть — враждебное чувство досады по отношению к счастью, благополучию, успеху, материальному или духовно-нравственному, и такое бывает, превосходству других людей перед тобой. И, самое отвратительное, вызывает гамму негативных желаний и подталкивает к активным действиям. Как то: клевета, очернительство, желание совершить преступление. Если вцепится в сердце…

— Я запомнила. Поверь, в обществе, в котором я вращаюсь или принадлежу, всё именно так и обстоит. Удачи…

Вика выехала на дорогу и поехала в церковь, по своим делам, ведомым только ей.

Виктор смотрел на машину, пока она не скрылась из виду.

— Слушай своё сердце, Вика. Доверяй душе, людям, — произнёс он вслух, взял рюкзак, осмотрелся и хотел идти вверх по улице, выбирая дом, в котором можно было бы остановиться или разузнать, кто сдаёт квартиры внаём.

В это время из калитки вышел дед Агафон и спросил:

— Молодой человек, тебя каким ветром занесло в наш посёлок? Ты кем будешь?

— Я хочу поселиться в посёлке. Одним словом, жить какое-то время — ответил Виктор и подошёл к хозяину дома.

— Ты спятил? Извини. Мы тут народ нецеремонный, не привыкли к новым людям… Да и с манерами у нас туговато будет. Скорее, отвыкли от людей. Ты в самом деле хочешь поселиться в нашем, забытом Богом да и правительством, посёлке?

— «Правительством»! Чувствую родственную душу. Судя по всему, вы информированный человек и…

— У меня есть ноутбук… Я современный пожилой человек, — гордо произнёс дед Агафон, — и умею им пользоваться. Ладно, проходи в мой дом. Угощу борщом. Уже темнеет. Да и про посёлок и оставшихся в нём людях поведаю немало. Давай, проходи…

Глава 6

Дед Агафон и его философия

Виктор следом за хозяином вошёл в прихожую. Снял куртку, повесил на вешалку рюкзак и прошёл, судя по обстановке и размерам комнаты, в гостиную.

Осмотрелся. Посреди комнаты находился круглый старый стол. На столе, на кружевной белой скатерти, стоял графин с водой, рядом с которым стояли на подносе шесть гранёных стаканов.

Над столом висела старенькая, советских времён, люстра. Три лампочки дневного света освещали комнату. Судя по всему, хозяин не знал, что в хозяйственных магазинах продают энергосберегающие лампы, значительно экономящие электроэнергию, а значит — деньги.

На стенах висели картины, написанные маслом. Глядя на них, можно было сделать вывод — написал их либо хозяин дома, либо его друг. На картине был изображён мальчик в неестественной ему позе, ловивший рыбу с пирса в озере. В левом краю были засунуты между холстом и рамой три фронтовых фотографии. Рядом с картиной в стеклянной рамке висела чёрно-белая фотография женщины, возможно, жены деда Агафона, так решил Виктор.

В правом углу на деревянной тумбочке стоял телевизор, старой марки, слева, у стены — сервант, в котором находились хрустальные рюмочки, бокалы, блюдечки, фигурки из парафина и вазы из хрусталя. Справа у стены стоял диван.

На него и сел гость. В комнату вошёл хозяин и вежливо сказал:

— Прошу в кухню. Вымой руки в ванной комнате и шагай за мной.

Гость вымыл руки и вернулся в комнату.

Дед Агафон вынул тарелку с борщом из микроволновки и осторожно, чтобы не разлить борщ, поставил её перед гостем.

— Сметана на столе, — уточнил он и добавил: — Вот же придумали штуковину, а? Сунул в этот ящик кашу — раз и она горячая. А сколько спичек экономит! Вот же капиталисты проклятые! Понавыдумывали… Сейчас передали по радио, приёмник у меня такой, маленький, красивый, красный — китайский… Сейчас всё китайское, будто мы у капиталистов на поводке, так вот, по нему передали, что наших… нашу делегацию не пустили в Америку на заседание ООН! О! Наши в бешенстве! Даже сенаторам отказали во въезде… Визы не выдали… Ну, потом по телеку посмотрим.

— Они под санкциями… Попали в «чёрный список» или в «список Магницкого». Вот им и не выдали. В списке много коррумпированных российских чиновников, депутатов, сенаторов. Они их считают коррумпированными. Судьи из Верховного суда и Арбитражного в них тоже есть…

— О-го-го! А ты мастак, братец… Нам будет о чём поговорить… Ешь, ешь… Ну, ты понял меня. Самогона налить? Пропустишь за знакомство?

— Спасибо, — взяв ломтик хлеба, ответил гость. — Я не пью, не курю…

— Зачем? А бабы? Ты вроде ничего парень. Симпатичный… Не материшься. Та девушка, с которой ты нынче приехал, твоя? Дама сердца?

— Нет, нет! Подвезла меня с Развилки.

Виктор улыбнулся, мельком вспомнив знакомство с Викой и трудную дорогу, в психологическом плане, разумеется.

— Кто она? Нет, не подумай, что я допытываюсь… Ну, ты понял меня.

— Она всю дорогу молчала. С таким условием, точнее, предупреждением меня и посадила.

— Так я и поверил! Два молодых красивых человека ехали полтора часа и молчали… А я выпью. Вот дела! Раньше, при коммунистах, когда вся страна пахала, за самогон — сажали. Найдут в доме аппарат, или кто наведёт — пять лет! А у этих… Самогонные аппараты продают в магазинах и в Интернете. Спаивают русский народ. Что со страной происходит? У меня пенсия 9 тысяч 200 рублей… Это я так, к слову. Странно…

Дед Агафон, словно его, как говорится, пробрало: с одной стороны самогон, с другой дефицит общения, выпив рюмку и закусив солёным огурцом, говорил без остановки минут двадцать.

Он говорил о религии, о значении Интернета в современном мире, спорил сам с собой, рассказывал о всех людях, проживающих в посёлке, об их нравах, делах, вплоть до хобби, но преимущественно говорил о политике и чиновниках, про которых можно было прочитать только в Интернете — кто сколько украл, где у них недвижимость, и в какой стране проживают их дети и внуки.

Виктор уже поужинал и сидел пил чай из трав, собранных лично хозяином на незаражённых цивилизацией полях, как он выразился. Виктор слушал его внимательно, особенно ту часть повествования, в которой дед Агафон рассказывал о жителях посёлка. Ведь с ними ему предстояло жить и общаться, если всё сложится в его пользу.

Дед Агафон вышел из-за стола, подошёл к окну, открыл форточку и крикнул:

— Цыть ты! Сатурн! Что ты воешь, понимаешь. Цыть!

Вернувшись за стол, он сказал:

— Виктор, ты приглядись к Инне. Порядочная девушка. Моложе тебя. Ей 25 лет. Нарожает тебе детей, будь здоров. Село-то вымирает. Убывает. Ну, ты понял меня… Да и помочь ей не грех. Устаёт, бедняжка. Она занимается медикаментами… Ну, пишет отцу Филарету, какие нужно купить и кому лекарства. Список, понимаешь? Она в Красноярске или Иркутске закончила медицинский колледж. Работала в Красноярске во второй городской больнице. Вышла замуж… Развелась и вернулась с дочерью в посёлок. Дочке пять лет. Через год вернулся её непутёвый… Пил… Потом уехал на заработки… Приглядись. Да и красивая она. Умная. Начитанная.

— Дед Агафон, а у кого нужно спросить разрешения на проживание? Кому-то ведь посёлок подчиняется, то есть находится в подчинении. Участковый приезжает в посёлок? Кто будет рассматривать моё дело? Кто-то должен дать разрешение на проживание. Ознакомиться с документами.

— Забудь! Ни у кого не нужно спрашивать разрешения. Как решит отец Филарет, священник, так и будет. Понравишься ему — останешься. Нет — ищи другое место… Брошены мы на произвол судьбы, как и многие вымирающие и пустеющие деревни, посёлки и сёла по правую сторону Уральского хребта, до Тихого океана… Ну, ты понимаешь меня. Районный мэр приезжает иногда из района… Да агитаторы перед выборами. Вот и всё. Мы для них — мёртвые души. Мэр, новый и дурной, сказал, что мы — нагрузка на бюджет. Только не уточнил — каким образом? Предлагает нам переехать в районный центр, всем. Тут в часе езды есть городок… Но мы стоим на своём: дома не бросим.

— Нагрузка на бюджет? — удивился Виктор.

— Если бы мы переехали в районный центр, они обещают построить трёхэтажный дом для нас, и всем — по жилплощади, равной нашей, они бы построили тогда рядом с посёлком скотобойню и мясоперерабатывающий, или как его там, завод. Знаешь, какая вонь от этих заводов? А отходы будут сливать в озеро. А в нём рыба — караси, сазаны, карпы. Рыба нас подкармливает. А сколько бездомных собак и диких зверей сбегутся на вонь? Ужас! Разумеется, мы станем писать в инстанции о произволе и загрязнении матушки-природы… А так, раз нас выселят в многоквартирный дом — и нет проблем. Третий год уговаривают: «Вот поумнеете, тогда и поговорим. А сейчас от вас только проблемы: пусти им маршрутку, открой медпункт, магазин, парикмахерскую, льготные дрова». Так он говорит. Вот и брошены мы. Но мы живём, как видишь. Прикипели… Своим хозяйством живём, словно при дворянах — как крепостные крестьяне. Только оброк с нас не собирают. Даже свет отключали три года назад, чтобы мы были посговорчивей. Тогда отец Филарет и прибрал нас, во славу Господа нашего, к рукам. Что я говорю — «прибрал» (он перекрестился). Живём на отшибе. Ну, ты понимаешь.

— Если я правильно понял, власти в посёлке нет? И…

— Отец Филарет — власть! Другой нет, — перебил хозяин гостя.

— Отец Филарет? Он священник? Проповедник?

— И то, и другое. Приезжает на крутой тачке из Красноярска. Три часа сюда — три обратно.

— Правда? — удивлённо спросил Виктор. — Зачем? Что у вас тут в посёлке особенного? Столько времени уходит...

— А, брат, — дед Агафон выпил ещё рюмку самогонки.

«Да здравствует свобода», так он её назвал — самогонку и, закусив, добавил: — По особо важному делу приезжает. Вот так! По особо важному, — повторил он и оглянулся.

— Он и лекарства привезёт по списку Инны… Чёрт! Баба Даша совсем плохая. Не ровен час, как бы на следующей неделе Богу душу не отдала… И дрова купит нам, а это, мил человек, пятьдесят машин! А то и больше.

— Столько много? Сколько же в таком случае идёт леса, чтобы отопить хаты всей России? Ведь в одной Томской области газифицировано всего 18 процентов населения…

— Правда? Так мало? Чего же они по телеку болтают о газификации всей страны, мол, почти у всех газ. Газ дорогой в России. Люди мучаются, а они его на Запад и в Китай толкают. В Китай — подешевле будет… Да, дела. Подожди… Если у нас дрова стоят 10 тысяч машина, а отец Филарет, храни его Бог, покупает нам 50 машин, на тридцать два дома, если не ошибаюсь (после пятой с памятью худо), это сколько же будет?

— Полмиллиона! — ответил Виктор. — Хм! Деньги большие. И где же берёт такие деньги простой священник, интересно?

— Не простой… Не простой… С чего ты взял? По особо важному секретному делу приезжает. Но ты…

— Надо думать, договаривается с лесниками. Иначе…

— Короче, и деньги не берёт за наши заказы: курево, хлеб, консервы, соль, сахар, яблоки, апельсины, мандарины на Новый год. Словом, всё, что мы попросим. Доставит без проблем. Инна пишет список. На той неделе привёз мне «болгарку», а Иннокентию, корешу моему, мы сейчас не разговариваем… поссорились… котёл дровяной — «Дон». Во как! Ну, ты понимаешь меня.

— Неплохо! И всё-таки, зачем он приезжает к вам? Его родственники проживают в посёлке? Или из-за вас? То есть, по-христиански поступает, как велит вера, Библия?

Дед Агафон встал, снова подошёл к окну, открыл его, выглянул во двор, как бы убеждаясь в том, что никто не подслушивает разговор, закрыл его и вернулся за стол. Налил ещё самогона в рюмочку, выпил, закусил и тихо вымолвил:

— Дело у него тут сурьёзное, секретное… Короче, если ты будешь у нас жить, то есть отец Филарет разрешит тебе остаться, скажу по секрету… Ты мне сразу понравился. Ну, ты понимаешь меня…

— На этот раз не совсем. Точнее скажу: совсем не понимаю. И… если дело секретное, тогда не рассказывайте. Иначе можете попасть в неприятную историю. Кто-то ведь открыл вам секрет…

— Всё равно узнаешь, если будешь жить-поживать, добра наживать. Дед Агафон не понял намёка Виктора, ему хотелось до смерти поделиться с гостем секретом. Показать, что он нужный в посёлке, важный человек, и он продолжил:

— Дело-то секретное, но в посёлке про это все знают или догадываются, но не вмешиваются… Говорить промеж собой о нём опасно!

— Даже так?! — удивился Виктор и подумал: «А может дед Агафон уже перебрал с самогоном?»

Дед Агафон продолжал:

— Думают, но не обсуждают. Во как!

Дед Агафон с минуту молчал, размышлял — стоит ли парня посвящать в тайны посёлка? А вдруг уедет через неделю или месяц, не по нраву придётся наша житуха, не по сердцу, не по душе, и сболтнёт, не ровен час, на стороне. Только желание рассказать о секретном деле взяло, как это бывает, верх над осторожностью, и он тихо, робко начал:

— Ты церковь старую видел на окраине посёлка?

Виктор покачал головой. Дед продолжил:

— Значит, не видел. Да ты ж только приехал… Так вот, в этой церкви есть комнатка, на первом этаже, как войдёшь в церковь. В ней одной порядок… А так — разруха. Церковь нуждается в капитальном ремонте, того и гляди, рухнет потолок. Мы боимся заходить в неё. Да нам и не разрешено. В этой комнате стоит стол. На стене висит дорогущая икона или картина. На этот стол кладут пакет с бабками… Вроде как пожертвование… Или в стол?.. Пакеты толстые…

— С деньгами? Свёртки? Кто? Зачем?

— Приезжают из Красноярска и других городов и городков, адвокаты, судьи, менты, чиновники, депутаты, бизнесмены, или как там их?..

Виктор хотел спросить, но дед Агафон поднял руку:

— Да слушай ты, наконец, не перебивай… Приезжают на дорогих тачках, машинах значит, и зимой в лютые морозы, и в жару, и в дождь осенний… Приедут в посёлок, оставят в комнате на столе бабки и назад. С нашими не общаются. Даже если поднимешь руку, не остановят… Да нам и запрещено. Иначе… Вот отец Филарет и приезжает за этими пакетами. Возьмёт, бросит в машину, пообщается с нами, мол, «что нужно?» И уезжает в Красноярск. Важный такой, представительный священнослужитель. Умный, начитанный. Ну, ты понимаешь меня.

— Как же он узнаёт про свёртки? Или есть определенные дни и часы, по договору?

— Вопросики у тебя, как это сказать-то, слово вертится… провокационные. Я сообщаю ему о том, сколько приезжало машин и когда…

— Жертвуют, значит? Новоиспечённая российская элита, никак не могущие сформироваться. Понял… Но ведь церквей-то хватает в крае и в самом Красноярске. Почему везут свёртки в эту церковь? Что в ней такого особенного?

— Есть то оно есть, я про церковь, да только в нашей останавливался святой какой-то. Из Испании, очень давно. Ехал на Тихий океан, в Японию. Тогда России-то ещё не было. Так люди гутарют. Вот наши, как ты сказал: не могущие сформироваться в элиту, и везут свои деньги в неё. Банк такой у них, наверное. Тут никто их не видит. Приедут, покладут, и уедут по своим, одному богу или дьяволу известно, делам, возможно, делишкам… Но, — он поднял палец, — мне дальше не положено… Но, полагаю, они надеются на то, что святой простит им.

— Простит? Он же не умер в этой церкви! В ней нет святых мощей? Построил-то кто её?

— Может, он и построил. Запутался я… Потом поехал дальше — в страну восходящего солнца.

Виктор перевёл дух и сказал:

— Вот оно что… А отец Филарет берёт их на нужды церкви, да? Или, дед Агафон, вам не велено?.. А жители посёлка, они не видят разве… всё это…

— Немы, как рыба… Да я уже говорил тебе. Ты чего? Устал, поди, пока добирался до посёлка. Клюёшь носом уже… Да и какой дурак болтать-то станет? Себе хуже будет. Отец Филарет ведь единственный для нас во всём свете, кто нам помогает. Всё привезёт, чего не попросим. Неделю назад к бабе Даше привёз врача из Красноярска. Плохая она… Совсем плохая… Так что — мы ничего не видим, ничего не слышим. Да и те, кто уехал, помалкивают. Тут ведь дома остались. Покупателей, конечно, нет… Но всё же… Отец Филарет и похороны, и поминки устраивает за свой счёт, и сам отпевает. В прошлом году двое умерли: дед Михаил и тётка Глаша. Болели… Операцию не хотела делать, как ни уговаривал врач… Похоронили её рядом с Тимофеем — её мужем. Такие, брат, дела. Ну, ты понял меня.

Дед Агафон налил в рюмку самогонки и выпил, за здравие отца Филарета. Поставил на печку чайник и вернулся на место.

— Виктор… Эта девушка, которая привезла тебя — попутчика, она из Невидимых, — шёпотом произнёс он.

— Невидимых?.. Из масонов, что ли? Кто их так назвал? Отец Филарет?

— Из масонов? Не знаю. Что-то я не возьму в толк. Жидов, что ли?

— В романе «Графиня Рудольштадт» Жорж Санд писала о Невидимых. В 14 веке много было масонских орденов — от Португалии до России.

— Тайные братства? А что… Ну-ка, расскажи. Может, ты прав. Давай! Ну, ты понял меня.

— Писательница рассказала в романе об одном из них — о тайном братстве Невидимых. Во Франции их так называли. Одни говорили, что это злые люди, что предались дьяволу, за что тот и передал им своё могущество, дар узнавать сокрытое, соблазнять людей богатством и почестями…

— О! Это, мне кажется, похоже на правду — «соблазнять богатством и почестями…» Продолжай. Давай-ка!

Виктор кивнул и продолжил:

— … Исцелять, умение распознавать будущее, делать золото, возвращать молодость старикам, воскрешать мёртвых (дед Агафон открыл от удивления рот). Ведь они открыли философский камень и жизненный эликсир. Так во Франции, да и во всей Европе говорили одни. Другие говорили о Невидимых, что они благочестивые и добрые люди, объединившие свои богатства, чтобы помогать несчастным, и сговорились мстить за несправедливость и вознаграждать благодетель. Их называли франкмасонами, — закончил Виктор и добавил: — Я знаю этот отрывок из романа наизусть.

— О-го-го! Ты, парень, учёный, что ли? Значит, ты думаешь, они — масоны? Вот дела-то какие… как всё обернулось-то, а? Невидимые… Фран… франкимассоны… Чёрт!

— Кто их так назвал первым? Отец Филарет?

— Не помню. Ей-богу, не вспомню. Может, само собой приклеилось? — ответил дед Агафон.

— Так не бывает. Тот, кто их так назвал, в курсе их дел. Это — серьёзно! Понимаешь меня, дед Агафон?

— Понимаешь, понимаешь… Так что девушка эта — из Невидимых, из масонов, стало быть. Приезжает раз в месяц, определённо. В этом году появилось ещё шесть машин, к тем… Новые…

— Шесть машин? Вот это размах. Может, заговор плетут?

— Коррупционеры они, как пить дать. Служат дьяволу, за то, что он, как там ты говоришь — передал им свои знания. Но не объединят богатства, чтоб помогать…

— Почему вы видите во всём негативную сторону?

— Негатив? Я? Вот сейчас включу телевизор. Посмотришь настоящий негатив.

Хозяин включил телевизор пультом дистанционного управления и с трудом выговорил:

— Смотри и слушай… Вот первый канал:

— «… А что вы думали? Украина в хаосе. Её нужно спасать. И Америка не поможет вам…» — «Неужели? А вас не нужно спасать — российский народ? Что вы всё про Украину да про Америку? Своих проблем нет? Как у вас живёт народ?» — «Это не ваше дело…»

— Включаю второй канал:

— «… Вон из студии! Пошёл! Пошёл!»

— Это Соловьёв выгнал из студии кого-то. Вот 24 канал, бегущая строка. Читай: «Молодая девушка убила в Краснодаре свою 87-летнюю бабушку за оскорбление… В 2020 году начнётся массовое сокращение госслужащих… В России нет денег на приобретение лекарств… В Краснодаре судят людоедов… В Темрюке посадили 15-летнего подростка за убийство и воровство… Лавров: «Невыдача виз членам российской делегации на заседание ООН — позор такой державе, как США…» Путин встретится с главами Венесуэлы, Казахстана и Филиппин на форуме в Сочи… В норвежском порту горит российский траулер… В Донецке горит алюминиевый завод. Крупнейший пожар за всю историю…»

— Ну?! Вот негатив! И так на всех каналах, — хозяин выключил телевизор.

— Три ошибки в бегущей строке, — сказал гость. — Дед Агафон, вернёмся к моим делам. Как вы думаете, отец Филарет разрешит мне жить в посёлке? Я понял — он главный.

— Трудно сказать. Не знаю. Такого не было, давно не было, чтобы к нам приезжал кто-то. Странно… Только убыль, однако… На блатного ты, вроде, не похож. Не материшься, не пьёшь, не куришь, только это меня настораживает. (Виктор улыбнулся). Но решать отцу Филарету. Полагаю, если тебя занесла судьба в такую глушь, значит, на это у тебя есть основания, что ли. Твою прошлую жизнь я не знаю, но думаю, что ты исправишься. Что ты натворил, или от кого бежишь, не моё дело… Выводы делай сам. Ну, ты понял меня. Мне ты приглянулся… Однако, жизнь у нас суровая, как раз для исправления… Да и присматривать станем за тобой. А как ты думал? Каждый человек на счету, каждый на виду. Каждый — личность, и делает свой вклад в общее поселковое дело, для его процветания. Во, как хорошо сказал! (Виктор снова улыбнулся). Короче, делает… делает… Забуксовал, однако… Ну, ты меня понял. Отец Филарет приедет послезавтра. Два дня назад улетел на три дня в Москву по важным делам. За время его отсутствия приезжало четыре машины.

Виктор подумал: «Может, часть свёртков возит в Москву? Судя по рассказу деда Агафона — деньги большие…»

— А сейчас спать — заключил хозяин, изрядно выпивший самогона собственного производства. — Я провожу тебя в твою комнату. Поживёшь пару дней у меня, а там, если… отец Филарет определит тебя в какой-нибудь дом. Выбирай — не хочу. Шагай за мной… Ну, удивил ты меня своими рассказами, парень. Удивил. Может, оно и так… Бес с ними! Завтра буду копать картошку. Поможешь?

— Конечно. Надо вливаться в жизнь посёлка.

— Потом пойдём на рыбалку. А вечером сделаю тебе уху — пальчики оближешь. Но… Ты это… Присмотрись к Инне-то. Ладная она девушка. Вот в жизни не везёт. Ну, вот твой номер в отеле. Спокойной ночи. Накормлю Сатурна, за разговорами-то запамятовал, и тоже лягу. Располагайся…

Глава 7

Два дня, ожидая приезда в посёлок отца Филарета, они — дед Агафон, хозяин дома, рядом с которым остановила случайно свою машину Вика — судья по особо тяжким преступлениям, любезно предоставивший незнакомцу кров, и Виктор — волею судьбы занесённый в этот богом забытый уголок Красноярского края, общались: рассказывали друг другу о себе, говорили о политике, философии, жизни и спорили — каждый отстаивал свою точку зрения почти по каждому вопросу. Большинство споров заканчивал дед Агафон, примерно, такими словами: «Сдаюсь! Твоя взяла. Похоже, ты прав и в этом вопросе».

Дед Агафон показал гостю посёлок. Рассказал о каждом хозяине пустующих домовладений: где проживает в данный момент, чем занимается, как жил и ладил с людьми, проживая в посёлке. Показал мельком церковь. Почему мельком? Потому что заметил приближающуюся к ней машину Невидимых. Так, если помните, называл он тех, кто привозит пакеты в церковь. Он быстро, взяв за локоть Виктора, повёл его на другую улицу.

Показывал окрестности посёлка — поля, которые он засадил бы картофелем, свёклой, репой, луком, морковью, а урожай продавал на рынках Красноярска или оптовикам. Говорил, если бы были деньги, купил бы парники, большие, современные, и выращивал в них помидоры, огурцы, баклажаны, кабачки, лимоны…

Виктор слушал его и удивлялся наполеоновским планам деда. Он думал: «Вот у народа есть и планы и сила — нет только помощи от родного государства, чтобы исполнить их. Сколько бы людей оказалось при деле. Тогда бы и люди не покидали сёл, деревень, посёлков… Но государство слепо и глухо к просьбам народа. А он, народ, особо не требует, словно ждёт, что всё должно произойти само собой. Не происходит, однако…»

Виктор также думал и о предстоящем разговоре с отцом Филаретом, и подумывал о плане «Б», если так можно выразиться. Что касается плана «Б», так он есть у каждого из нас — запасной план «Б», на случай того, если план «А» не сработает. Они рыбачили на озере Псекупское. Ловили карасей, сазанов и разную плотву. Дед Агафон заядлый рыбак и бывший охотник (зрение стало подводить, рука дрожать, да и удовольствие это стало чересчур дорогим) вкусно готовил уху и жарил по особому своему рецепту карасей, отведав которых, Виктор говорил: «Возьму, пожалуй, ещё одного — соблазнюсь. Ох, и мастерски вы их готовите, дед Агафон, поверьте…»

Так и проводили время, ожидая судьбоносного решения отца Филарета.

— Завтра приезжает отец Филарет — переключая канал, изрек серьёзным тоном хозяин дома.

Виктор молча кивнул. Дед Агафон понял, что Виктор относится, судя по его выражению лица, к приезду отца Филарета основательно, сказал:

— Правильно… Значит, у тебя ни кола, ни двора нет… Хм… Семьи и родителей тоже… Опасный ты человек, Виктор Лапин. Но умный… И душа у тебя добрая… У меня на людей глаз.

— Почему же опасный? — удивлённо спросил Виктор и вспомнил слова Щербатого: «Босс не доверяет таким, как ты, Отчаянный, которые могут свалить из города за десять минут, если запахнет жареным…»

— Так говорил наш комбат… Слушай…

Виктор пропустил ответ на свой вопрос, но не стал просить деда Агафона, чтобы тот повторил его. Он просто, как обычно, кивнул головой.

Дед Агафон неожиданно вскрикнул, отчего Виктор содрогнулся:

— Вот даёт! Одно и то же. Ну, все плохие у Соловьёва — и Украина, и Америка, и англичане… И все хотят нас завоевать, с потрохами. Ну, все плохие. Одни Соловьёвы хорошие…

— Дед Агафон, какие у отца Филарета действия и способы поведения? Какие формы нравственного сознания и моральные требования? В чём они проявляются? Как он осмысливает и оценивает действительность? Каким себе представляет отношение человека к миру, природе, искусству? Он передовой, прогрессивный, или отсталый с незрелым мировоззрением? Что скажете?

Дед Агафон поднял брови, вытянул губы и, заикаясь, выговорил:

— Ты это… На каком языке сейчас говорил? Я не понял.

— Какие у него принципы, взгляды на жизнь? Чем увлекается, иными словами. Сейчас поняли?

— Хм. Вот ты залепил… Сейчас понял… Да как тебе сказать?.. Не говорили мы с ним о таких… О таком… Жену свою любит. Вот имя её забываю.

У деда Агафона зазвонил телефон. Он ответил:

— Агафон Ануфриевич слушает… Ясно. Понял… Спасибо.

Он положил телефон на столик и, глядя на парня, выразительно произнёс:

— Отец Филарет приедет завтра в одиннадцать часов. Вот так. Уже поздно. Тебе надо выспаться. Иди к себе. Завтра решится твоя судьба… И всё же странный ты человек, Виктор. Ну, ты понял меня.

Утром Виктор встал пораньше. Привёл себя в порядок, заправил постель, позавтракал, включил планшет и стал читать Гугол — новости и главную страницу Фейсбука.

В десять часов с рыбалки с хорошим уловом вернулся хозяин. В одиннадцать машина отца Филарета проехала мимо дома деда Агафона в сторону церкви.

Дед Агафон отошёл от окна, подошёл к Виктору и сказал:

— Дай-ка посмотрю на тебя, всё ли в порядке? Так… Хорошо выглядишь: выбрит, расчёсан… Ну, иди. Смотри, не груби ему! Не спорь и не перечь. Слушай, не перебивай. Ты должен ему понравиться. Понял?

Виктор кивнул и вышел за порог дома. Хозяин тихо вымолвил:

— С Богом!

И пошёл во двор чистить улов.

Глава 8

Четверо мужчин, примерно одного возраста, но в разных дорогих одеждах, сидели на веранде в загородном ресторане. Они пили вино, ели любимые блюда и о чём-то говорили. Иногда раздражённо, не соглашаясь с точкой зрения мужчины в белой рубашке, чёрных брюках, с дорогими часами на правой руке.

Вид с балкона на лес, слегка тронутый осенью, её началом, отчего листья на ветках стали желтеть, не привлекал их внимания.

Мужчина с дорогими часами допил вино и грубо спросил:

— Говоришь, что не ищут его? Как там его звали, этого…

— Отчаянный, — ответил мужчина в голубой рубашке, поверх которой был накинут пиджак. Вечерело, становилось прохладно, и он накинул пиджак на плечи.

— Что за кличка такая? Чем он вообще занимался? Кто его привёл или рекомендовал, выяснили? Гадёныш… Надо отомстить за друзей. Я поклялся на могиле…

— Форма воздаяния обидчику, осуществляемая самим пострадавшим или его близкими. Классическая социально-культурная форма, сформировавшаяся при родовом строе…

— Притормози, Бульдозер! Что это за хрень ты сейчас выдавил из себя? Обкурился?

— О мести… Это определение мести… Я хожу на курсы повышения словарного запаса, — исчерпывающе ответил Бульдозер.

— Куда ты ходишь? На курсы… Спятил? В нашем деле одно лишнее слово и ты — труп. Такие курсы есть? Хм… Хотя сейчас за деньги придумают, что хочешь. Развелось при нынешней власти придурков.

— Они тут любят смотреть фильмы про гангстеров, Сергей Михайлович, — уточнил Хасан. — Это из фильма. Я его видел. Скорее, кинокомедия, с серьёзными лицами, высмеивающая таких, как мы.

Сергей Михайлович покачал головой и продолжил:

— Разумеется, я навещаю семью. Да и они, полагаю, тоже… Убить трёх воров в законе и сжечь себя заживо — нужно быть невероятно смелым или законченным психом.

— Скорее, смелым… Поэтому ему и кличку дали — Отчаянный. Мол, терять нечего: ни родителей, ни семьи, ни девушки. Его ничего не обременяло. Сам себе на уме…

— Правда? Опасные люди. Да, Хасан, чуть не забыл: как там с квартирами? Пять квартир у должников забрать не можете уже полгода. В чём загвоздка на этот раз?

— Не можем документы подготовить. Наняли других адвокатов, но мне кажется… Лохи.

— Кажется? Квартиры тянут на пятнадцать миллионов рублей! Нам нужны деньги, чтобы наш человек прошёл в областную Думу и занимался нашими делами — лоббировал. В городской Думе у нас есть два человека, но часто в областной Думе наши дела тормозят. Да ещё этим… нужно давать на лапу. Так что шевелитесь, умники.

— Сергей Михайлович, так этим и занимался Отчаянный. Он готовил документы на отъём, или как это в суде называется, квартир у должников, занявших деньги в наших точках «Быстрые деньги». Он по таким делам был спец… Он учил даже адвокатов и нотариусов, как правильно составить документы. Присутствовал в судах, если нужно было. В рот палец не клади.

— Умный, сукин сын! Надо же, убить трёх воров… Такого давненько не было. Только в девяностых годах, когда нас ликвидировали кэгэбэшники, спецслужбы и прочие шакалы… Да, тогда немало нашего брата постреляли. Вот то был передел сфер влияний. С приходом нового президента всё и началось… Я отсиделся в Грузии… Почему же ему дали кличку Отчаянный? В нашем мире просто так человека не называют. При рождении человеку дают имя родители. Если попадает в наш мир, мы даём ему кличку, какую он заслуживает. Понял?

— Понял. Но…

— Ты ведь, Бульдозер, на учителя учился. Просвети. Примерно я знаю…

— Если не изменяет память, слово «отчаянный» означает в русском языке… Короче, оно имеет три смысла. Первый — чрезвычайно тяжёлый, проникнутый отчаянием. Второй — смелый до безрассудства. И третий — очень сильный. Может, духом имеется в виду?

— Смелый до безрассудства подходит ему больше. Что ты хотел сказать в машине. Я перебил тебя. Говори сейчас.

— Сергей Михайлович, я тут подумал, а может быть, он убил Щербатого Тони, поджёг дом и свалил, по-тихому, пользуясь тем, что нам в те дни, три года назад, было не до него. Смекнул и сбежал. Как в том фильме. Он любил торчать в интернете и всю дорогу таскал с собой этот… планшет. Говорил, что ему нужно по судебным делам консультироваться в интернете с адвокатами и изучать, как составлять документы…

— Готовить для подачи в суд, — уточнил Сергей Михайлович и налил в свой фужер вина.

Подошла официантка и спросила, когда подавать десерт. Ей ответил Хасан:

— Через час, милая, через час. Шагай от сюда, не мешай… У нас разговор. Освобожусь, приеду.

Бульдозер продолжил строить догадки:

— Такое возможно. Он был умным малым.

— Убил Тони, поджёг свой дом и слинял… Хм… Если ты прав, получается, что он в тот день убил четверых, сука.

— И ранил пятого — мэра… Он уже три года лечится. Пуля задела печень.

— Вот ублюдок. Так к чему ты всё это чешешь? Намекаешь? Меня решил достать?

— Сергей Михайлович, тут позвонил кореш, из Калининградской области, он там добывает янтарь, по-чёрному, и сообщил, что видел парня, похожего на нашего Отчаянного… Он, кореш, три года как завязал… Начал жить обычной жизнью, придурок.

— На янтаре обычной жизнью не заживёшь, — грубо перебил босс и добавил. — Этот бизнес очень криминальный. Что дальше? Может, просто похож?

— Не думаю. Таран — честный фраер и пятнадцать лет служил нашему делу верой и правдой. Жена, если честно, из него вила верёвки… Словом, он признал нашего беглеца. Тот почувствовал и смылся. Пропал на следующий день. Что скажете?

— Точно! Это он! Чую селезёнкой, это он… Значит, он жив! Мы найдём его! Хасан сообщит всем, кого мы знаем. Это дело надо реа… реамир…

— Реанимировать, Сергей Михайлович. Оживить, — уточнил Бульдозер.

— Так и есть — оживить. Вот и попался, голубчик. Если жив, от нас не уйдёт. Да и дело-то громкое в нашем мире, и…

— Только есть одно «но», Сергей Михайлович.

— «Но»… Какое ещё «но»?

— У этого парня на левой щеке шрам. У нашего шрама не было.

— Ну и что? Заработал его в драке или, когда сматывался. А может, скорее всего, его отметил Щербатый Тони.

— О! С этой стороны я не подумал… Вы правы… Жив.

— И ещё, он всегда спорил с боссом, ругался… Говорил, что мы живём в 21 веке и отнимать у людей квартиры — аморально. Людям и так трудно, мол, живётся, а вы у них последнее забираете. Наставлял его. Босс, терпел… Отчаянный нам был нужен. Но мне иногда казалось, что ещё слово — и босс пристрелит его.

— Слушай, с этой стороны, с той… А что говорят менты? Они ищут его? Или уже закрыли дело? Такие дела не имеют срока давности. Конечно, если бы он убил трёх мусоров, тут бы они всемирный гудёж устроили… А так — воров в законе. Им только на руку такое. Преступность снизится.

Хасан кивнул головой в знак согласия.

— Короче, узнай у капитана и доложи мне. Пока только мне. А в разговоре с капитаном намекни ему, что, мол, он мог убить Тони, поджечь дом, скрыться от правосудия и от нас. Пусть откроют дело и ищут его… Мы по своим каналам, они — по своим. Кто-нибудь да найдёт его первым. Если они, мы проследим, в какую колонию его определят.

— А там дело техники. Да, босс?

— Сколько бед он принёс семьям… Детям, мудак. И ведь живёт, наверное, спокойненько себе. Вот ты, Хасан, если бы убил четверых, спокойно бы жил?

— Исключено. Убить авторитетов — это самоубийство.

— Молодец. Порешим так… Хасан ускорь дело с квартирами. Деньги нужны на предвыборную кампанию. И сообщи по нашим каналам, что у Отчаянного, возможно, есть шрам на левой щеке. А ты, Бульдозер, скажи своему корешу, чтобы точнее узнал, как его звали и всё такое. И передай эти деньги, — он вынул из барсетки сто тысяч рублей, протянул их Бульдозеру и добавил. — Отдай эти деньги жене Тони. Старший сын поступил в институт, нужны деньги. Да и ещё двое есть.

— Она живёт с пожарником сейчас.

— Это не наше дело. Она всегда останется для нас женой Тони. Ясно? Если он жив, значит, в том доме сидел Тони. Нелегко будет жене пережить всё заново…

Сергей Михайлович разлил вино по фужерам и произнёс:

— За Тони…

Глава 9

О разговоре Виктора (вошедшего во двор к деду Агафону) с отцом Филаретом в машине, вы, уважаемые читатели, уже прочитали. Он в первой главе книги. Вы знаете, о чём они говорили, нет необходимости даже коротко его пересказывать. Продолжим повествование.

Погладив Сатурна по голове, Виктор открыл дверь и вошёл в прихожую. Его возвращения с нетерпением ждал дед Агафон — Агафон Ануфриевич Монастырёв. Виктор прошёл в большую комнату, в которой на тумбочке стоял телевизор, в которой они знакомились, рассказывали друг о друге (больше, разумеется, хозяин дома), спорили (дед Агафон в конце каждого спора соглашался с Виктором), смотрели передачи и расходились по комнатам, чтобы утром встретиться снова, и подошёл к столу. Открыл графин, налил в стакан воды, выпил и сел на стул.

Дед Агафон, удивлённый стойким молчанием постояльца, с нетерпением воскликнул:

— Не томи! Что ты тянешь кота за хвост! Как всё прошло? Чёрт, волнуюсь, словно ты мой близкий родственник или сын.

— Отец Филарет разрешил мне остаться.

— Слава Богу! Добро пожаловать в посёлок Небесный! — протянув руку Виктору, искренним голосом выговорил хозяин дома, переживавший за то, как закончится, вернее, чем закончится встреча парня, который ему понравился, с отцом Филаретом — главой посёлка, как ещё называли его жители. И крепко пожар руку Виктора.

— Спасибо, Агафон Ануфриевич. Вижу, вы искренне, с неподдельным чувством… что-то хотел сказать, вылетело из головы. Я нахожусь ещё под впечатлением встречи… Беспокоились за меня. Благодарю.

— Расскажешь всё по порядку за обедом, за ланчем, как говорят на Западе, загнивающем Западе. Я нажарил рыбы, сварил уху. И, по такому случаю, не грех выпить… Удачно всё разрешилось-то. Погодь, отец Филарет не зайдёт ко мне? Обычно заходил… И…ты это… не серчай на меня, хорошо? Я вчера вечером сообщил отцу Филарету о твоём приезде. Так что, он знал.

— Правда? Это ничего. Я догадывался, что вы поступите именно таким образом. Даже не думайте об этом. Отцу Филарету позвонили, и он спешно уехал в Красноярск.

За обедом Виктор рассказал деду Агафону, гостеприимно встретившему его, переживавшему за исход встречи, о разговоре с отцом Филаретом до мельчайших подробностей. Высказал своё мнение о священнослужителе, выполняющем странную миссию, или, как там называют подобное… А именно — приезд в посёлок за свёртками с большими деньгами. Сделал предположение в отношении Невидимых, привозящих эти свёртки, и о многом другом, на что только была способна его творческая мысль — воображение. Только о своём приезде в посёлок, о его цели, о предмете стремления попасть именно в это место и остаться в нём, чтобы провести остаток лет или, возможно, какое-то время, он говорил как-то смутно, не очень понятно. И дед Агафон сказал, наливая самогонки в свою любимую рюмку, остальные из этого набора были разбиты:

— Всё понял. Но вот о причинах выбора нашего посёлка ты говоришь туманно. Ничего не понял… Ну, на это в народе говорят чётко, проверенно: «Поживём — увидим».

И выпил содержимое рюмки одним глотком. Закусив, он продолжил:

— Возможно, ты относишься к тем людям, которые не обидят мухи, а вот убить человека, им раз плюнуть, так говорила моя бабушка. Она работала в Доме культуры, здесь, в посёлке, при Советской власти. Ох, и шумно, весело было у нас! Видел на съезде здание с заколоченными окнами? В нём полная разруха сейчас — демократическая разруха. А как мы в нём отплясывали… Ну, ты понял меня.

Виктор молча кивнул. Он думал о переезде, об устройстве на новом месте. Дед Агафон, будто читая его мысли, изрёк:

— Будешь жить рядом с Инной. Когда переедешь, то есть вселишься… Хм, хотя твоего вселения — один рюкзак. Ничего, Инна тебе поможет. Отец Филарет, если не заехал ко мне, значит, разгрузился у Инны. Она выдаст тебе паёк, — засмеялся хозяин дома. — Видишь, живём на осадном положении у режима.

— Завтра с утра, часов в одиннадцать. Не возражаете?

— А чего мне возражать-то? Свой дом — много лучше. Особенно для таких, как ты — одиночек. Вот будешь в интернете пропадать. Кстати, в этом доме по Высокой, 13, иногда живёт пару-тройку дней отец Филарет. Отдыхает, — откинувшись на спинку стула, сказал хозяин. — От суеты, от тяжёлой службы… Мысли приводит в порядок. А как же? И священнику надо в голове навести марафет. Дело-то у него сурьёзное.

Они просидели до полночи. Говорили на разные темы. Потом разошлись по комнатам.

Ближе к утру прошёл осенний дождь. Виктор проснулся с рассветом. Он лежал в постели и думал о предстоящей жизни в посёлке и о многом другом, главным образом, о личной безопасности, которая и привела его в этот Богом забытый посёлок.

«Перееду, обустроюсь, а там посмотрю, чем тут можно заняться», — размышлял он, глядя в окно.