Здесь лежит тело Труса

Здесь лежит тело Труса.

В углу денника стоял тёмно-гнедой конь с небольшими проблесками седины, в чулках и с маленькими карими глазками. Взглянув на него можно предположить, что конь не отличается популярностью. И вы бы не ошиблись. Он спокойно стоял посреди денника, будто спал, но глаза были открыты и в них выражался ум и некая задумчивость. Мимо него многие проходили и никто не обращал на задумчивого жеребца внимания, он отвечал тем же равнодушием. В отличае от его собратьев, которые всеми силами сторалить быть во внимании окружающих.

Вошли люди. Они стали по одному выводить лошадей из конюшни. Вскоре дошли и до тёмно-гнедого коня. Он покорно пошёл за проводником, не выражая никаких чувств, когда вогруг него лошади, все поголовно, сгорали от нетерпения, ржали и били копытами по полу.

Лошадей вывели в загон, предоставив им свободно перемещаться по территории. В тени большого раскидистого дуба некоторые лошади образовали небольшие группы, а другие перемещались от одной группы к другой. Только один темно-гнедой жеребец выбрал себе скромный уголок и гулял в одиночестве.

Через несколько часов, на крик прибежал человек, он явно был тренером, потому что был в спецодежде. Увидев происходящие он перелез ограждение и понесся успокаивать животных. Едва он двинулся, к ниму навстречу побежал виновник шума, а за ним пара разгорячившихся лошадей. Дело было в том, что одинокий конь слишком близко подошёл к табуну и вожакам это не понравилось, они на него "налетели". Били копытами, хватали его зубами и в конце-концов обратили в бегство. Конь бежал. Тогда появился человек и он ринулся под его защиту. Когда жеребец пробегал мимо защитника в его глазах блестело отчаяние и ужас. И тут прозвучал щелчок. Кони несшиеся за Трусом от неожиданности заржали, встали на дыбы и со вторым щелчком помчались прочь. Только когда кони вернулись к табуну и принялись жевать траву, тренер полез обратно. В руках у него был хлыст, как раз то, чем он и произвел такой щелчок. Даже с таким воспитательным орудием человек выглядел дружелюбно. Когда он перелез ограждение жеребец подбежал к нему и хотел уже ткнуться головой в плечо спасителю, как прямо перед его носом прозвучал щелчок, он испугался и побежал прочь.

Так и продолжалась жизнь лошадей. Завтрак, тренеровка, обед, прогулка, ужин, спать. Но теперь темно-гнедой жеребец стоял гораздо дальше и от лошадей, и от людей.

Так пролетела большая часть лета. Скоро должны были наступить скачки и тренера усерднее стали тренировать своих учеников. К Трусу все чаще стала приходить маленькая девочка, до тренировки она с ним разговаривала, ласкала, а когда они выходили на тренировочные дорожки, шпрингартены и манежи, она со своим тренером превращались в чудовища. Он, как и немногие, подходил к конюшне измотаным и почти сразу же засыпал, не в силах даже поесть. Тренер ругал его за все погрешности, почти не хвалил, требовал от него невозможного, и, даже когда он делал что-то хорошо, оставался надовольным. Измотанным, всего в мыле, его приводили в паддок, где он гулял в стороне от своих собратьев. Потом, когда вся группа отдохнет их начищали и уводили в конюшню. Когда он проходил по коридору, другие лошади, уже стоявшие в денниках и уже принявшиеся за еду и воду, начинали фыркать, ржать и бить копытами о стены в недовольствии. Даже пегая кобыла, которая приглянулась молодому жеребцу, превращалась в недовольство, фыркала, трясла головой и носилась по деннику. И каждый раз, проходя мимо неё, сердце жеребца разрывалось, он начинал волноваться и шумно дышать.

Так наш жеребец прожил довольно долгое время. Примерно год-два. И постепенно в его характере начали происходить перемены. Он стал более нервным, более непослушным. На всякий шорох испуганно оборачивался. И стало казаться, он был готов нестись "от греха подальше" хоть на край света. Через некоторое время он стал раздрожительнее, перестал так покорно слушаться, и многим людям казалось, что ещё чуть-чуть и он кинется на человека или лошадь, проходившую мимо. Он стал как будто красивее и мужественнее, но все равно его не любили, так же обижали, толкали в бока на тренировках и пытались схватить зубами при любой возможности.

Тренер решил, что лучше этому коню заниматься в паре с более профессиональной лошадью и ею оказалась пегая кобыла. Та, которая приглянулась жеребцу. Трус стал с ней больше видиться и она стала к нему лучше относиться. При его приближении она уже не фыркала и не пыталась куда-нибуть убежать. В конюшне, когда его вели к деннику, она уже перестала обращать на него злые взгляды и не бесилась как все остальные. Кобыла просто стояла, жевала овес и равнодушно глядела на переполох вокруг. На этом все и остановилось. Как ни старался жеребец привлечь её внимание к своей личности, ни тихое ржание с его стороны, ни радостный крик при её приближении, ни даже поцелуи — она только огрызалась.

Так время и потекло. Конь работал на тренировках, то с пегой кобылой, то один, и после тренировки приходил на своё место и отдыхал. Так проходили дни за днями. Тренировки изнуряли его тело, а на психику давила ненависть сородичей. Он уже не походил на маленького ребёнка, он превратился во взрослого коня со своими интересами и пристрастиями. Тренировки становились все тяжелее, а обида и ненависть в его сердце росла как маленькое деревце посаженое ещё в раннем детстве. Он стал ещё меньше доверять окружению. Людей он уже неохотно подпускал к себе, подозревая с их стороны подвох. Лошадям он уже отвечал той же ненавистью, что и они к нему относились. В ход пошли зубы и копыта. При малейшей обиде он пускал их в ход. Тренер не мог с ним справиться, девочка больше не приходила. Вскоре к ниму пришёл новый тренер. Мужчина сразу показал, что плохое поведение запрещено. Любые попытки коня показать, что он тоже зрелая личность так, как он умел, присекалась на корню.

Иногда, все таки, коню удавалось вырваться из рук мужчины и встать на дыбы или помчаться по тренеровочной площадке. Тогда человек его ловил и нещадно наказывал, ударял его хлыстом по ребрам и крупу, бесившие его и причинявшие невыносимую физическую боль.

На тренировках его заставляли делать невозможное, сильно били и нередко вынуждали встать на дыбы, бить копытами, ржать и касаться. Иной раз коня так мучали, что он выбешивался, рвал себе губы, калечил людей и лошадей.

Трус стал злее, лошади, которые приставали к нему, уже получали по заслугам. У них были вырваны клочья гривы, порвана кожа. Нередко люди пытались разнять лошадей и успакоить разгорячившихся лошадей, и оказывались у них под копытами.

Хозяин от этого уже устал.

В этот день пришел конюх убирать денники, в некоторых из них были лошади. Через несколько часов он дошел и до нашего коня славившейся разъяренным нравом. Человек вошел к нему в денник. Конь задумчиво стоял в дальшем углу, он не показал своего недовольства и конюх решил его сегодня не выводить. Решив, что такой уж перепад случился у этой лошади. Уборщик принялся за свое дело, но «краем глаза» наблюдал за животным. Конь, стоявший к нему боком, покачал головой и развернулся к нему мордой. Остальные кони на секунду затихли, как буд-то перед бурей, и начали поднимать шум, это удивило конюха и он выпрямился. Что увидел в это последние мгновение уборщик — это были красные огоньки в глазах мирного животного. Потом прозвуч лязг зубов, ржание, конь встал на дыбы. Послышался стук копыт и крик человека. На крик с конюшни сбежались люди. Они увидели, что в конюшни переполох, а один из них носится по своему деннику, бьет копытами, ржет — он был готов драться. А на полу, посередине помещения, лежал человек. Его грудь то поднималась, то опускалась, но с большим трудом. Люди схватили бичи и хотели усмерить коня. Но пришел тренер, занимавшийся с ним и сам вбежал в денник. Один. Конь кинулся на него. В глазах у него была ярость и обида, он дрался не на жизнь, а на смерть. Он хотел отомстить. Но мужчина проворно от него уворачивался и стегал бичем по бокам. Временами казалось, что конь собьет человека и затопчит его, но мужчина в неожиданно уворачивался и ударял коня. Это был не равный бой. Со всех сторон послышались щелчки. Конь заржал и встал на дыбы. Когда он опустился на все конечности, тренер схватил его за узды как ни в чем не бывало. Жеребец упал на колени передних ног и опустил голову вниз, из его бока просачивалась кровь. Мужчины вбежали в денник, некоторые с врачом подскачили к лежащему конюху, некоторые помогли поставить коня и привизать к поручню. Конюха отнесли в медицинский кабинет, а с конем остался только тренер. В руке у него был бич…. Через пять или десять минут он вышел и пошел по своим делам. За это время из конюшни слышалось ржание и цокот копыт, такое, что сразу можно было понять что кто-то из лошадей сделал непоправимый поступок.

После этого случая жеребец не разу не огрызнулся и не возмутился. Он потерял большую часть своей массы, почти ничего не ел, поэтому исхудал. По направлению ветеринара ему стали вкалывать витамины и снизили нагрузку почти до минимума. Но конь все равно ходил с печальным видом. Его пытались уговориь поесть, но он все время отворачивал голову или отходил в сторону. Ему запихивали еду в рот, но он с невозмутимым видом выплевывал ее.

Вскоре ветеринар сказал, что если он не возьмется за ум и не начнет есть, то скоро умрет. После этих слов врача тренер пришел к лошади, кроме куска сахара и ломтика хлеба в руках у него ничего не было. В этот момент вогруг все затихло, никто не двигался и не говорил, слышалось только дыхание жеребца и шепот тренера… Больше ничего в этот день не было.

На следующий день миска у Труса была пуста. Добавку он съел быстро и за это получил похвалу от тренера, который довал ему пищу. На тренировке коня не били, не за что его было ругать и наказывать, он почти все делал правильно, только иногда он получал легкое прикосновение хлыста, когда выбивался из ритма или делал грубую ошибку. Вечером он так же обрадовал тренера, съев всю еду которую ему дали. Единственно, что не понравилось теперь человеку — это глаза коня. Они были полны той же печали и тоской. Но теперь к этому взгляду добавился еще один — в нем было то, из-за чего люди вокруг сильно переживали. Всем казалось, что конь прощается.

В последний обход за этот вечер ветеринар проверил пульс и давление у пациента, и сказав, что конь в отличной форме, ушел домой.

В эту ночь трехлетний жеребец умер.

Теперь, недалеко от конюшни — около старого дуба, там, где пасуться кони, вырос холмик — его могила, там стоит камень с натписью: «Здесь лежит тело Труса».