Инвариантное озеро

Он воображал себя паровозным машинистом, летчиком воздухофлота, геологом-разведчиком, исследующим впервые безвестную землю, и всяким другим организованным профессиональным существом — лишь бы занять голову бесперебойной мыслью и отвлечь тоску от сердца.

А. Платонов. «Ювенильное море»

1

Ночью на берегу озера стояло двое мужчин: один — высокий, худой в строгом пальто, застегнутом на все пуговицы, другой — коренастый, в распахнутой куртке, с длинным шарфом, свисающем до самой земли, и с большой бутылкой виски в руке.

— Поверь мне, питьевая вода скоро будет стоить дороже нефти, — утверждал первый, раскуривая трубку.

Второй сделал очередной глоток прямо из горла бутылки и промолчал.

— Я ведь все финансовые кризисы предугадал, — продолжил первый. — Еще пять лет назад высчитал, сколько сейчас нефть стоить будет. И, знай, лет через пятнадцать котировка цен на воду будет в первых строчках на всех товарных биржах мира.

Второй пошатнулся, хотел что-то сказать, но махнул рукой и отпил еще виски.

Было тихо, едва-едва доносилось урчание двух джипов, ожидавших их где-то в темноте.

На пасмурное небо откуда-то вылезла желтая луна, и по ряби озера тревожно заметались хаотичные блики.

— Поэтому я и покупаю ваш совхоз, что озеро тут, — заметил первый. — А деньги, заметь, я считать умею!

— Умеешь, — согласился второй. — Давай, выпьем!

— Вот завершим завтра сделку — тогда и выпьем. Сам виноват, что сегодня ничего не оформил, председатель.

— Да кто же знал, что такая чертовщина случится! Ты же видел — у меня все документы готовы, с главой администрации договоренность есть, нотариуса привез… Осталось заключение о воде в озере получить от санэпидемстанции. Привез врача из города, а с ним хрень какая-то приключилась. Говорят, умом тронулся. Заключение не сделал, сбежал обратно в город, там написал заявление в прокуратуру, бред какой-то. Сотрудники сразу приехали, мозг мне весь наизнанку вывернули. Насилу отбрехался.

— Другого врача пригласи.

— Вызвал уже — завтра с утра будет. Тут еще, как назло, мужик наш один — школьный завхоз — на машине с моста свалился. Вез, говорят, кого-то на свадьбу и прямо в озеро они и ухнули. Автомобиль подняли, а их — нет. Водолазы полдня по дну рыскали, а не черта не нашли. Как сгинули куда-то. Менты, опять же, этим делом конечно тут же заинтересовались…

Они помолчали.

— Новый мост построим, — наконец изрек первый. — Три полосы в одну сторону, три — в другую.

Второй прилично отпил виски из бутылки, поперхнулся, вытер лицо шарфом и спросил:

— А зачем, шесть полос в этой чертовой дыре? У нас в школу ходить некому, не то, что по мосту ездить.

— А школу мы новую построим, — успокоил первый. — Даже две: одну обычную, а другую с углубленным изучением древнеяпонского языка.

Он вгляделся в темную воду озера и продолжил:

— В озере форель разведем. Яхтенный клуб организуем. Конезавод арабских скакунов обязательно построим. Еще мраморную говядину выращивать начнем. Поле для гольфа расчистим. Рядом взлетная площадка для вертолетов будет, а потом и до аэродрома дорастем! Буддийский храм заложим, мечеть и синагогу. А под озером, кстати, можно адронный коллайдер разместить, самый большой в Европе! Но главное, надо переименовать ваше село. Жена сразу заявила: «Я в такое место в жизни не поеду!» Да и сам посуди, ну что это за село такое — Гадюкино?

2

— Здравствуйте. Вы Жукова Елена Степановна?

— Да, — ответила Елена, ощущая смутное чувство тревоги.

— Разрешите войти, — ей показали удостоверение, читать которое Елене даже не захотелось.

Не разуваясь, они быстро осмотрели все комнаты, заглянули в совмещенный санузел и зашли на кухню.

— Случилось что-то с моим мужем? Да? — догадалась Елена.

— Присаживайтесь, — указали ей на табуретку. — Ваш муж Жуков Василий Иванович жив, но мы не уверены, что он полностью здоров.

— Он попал в аварию? — в ужасе воскликнула женщина.

— Ваш муж в аварию не попал и находится сейчас не в больнице. Но вот куда он в итоге попадет, зависит от вас тоже.

Елена расплакалась.

— Это Аникин виноват! Он Васю подбил на это дело. Мой муж никогда бы сам не пошел на это!

— Успокойтесь, — приказали ей. — Рассказывайте все порядку. В том числе, кто такой Аникин.

— Аникин — это его сослуживец в санэпидемстанции. Нехороший такой тип. Я всегда Васю предупреждала, чтобы он с ним не общался. А тут этот Аникин предложил Васе съездить в какую-то деревню и подписать там какие-то бумаги.

— В какую деревню?

— Точно не помню. Название какое-то странное… Змеевка что ли…

— Село Гадюкино?

— Да, точно! Гадюкино!

— Когда ваш муж уехал?

— Сегодня рано утром. За ним заехала машина.

— Вы не замечали каких-либо странностей в его поведении?

— Странностей? Да нет… Все было хорошо.

— Ваш муж говорил, зачем он поехал в село Гадюкино?

— Он сказал, что какой-то московский бизнесмен скупает земли, и Аникин предложил Васе провести там анализ воды в озере. Я была против. Но вы лучше у этого проходимца Аникина спросите, о чем он там договорился! А мой муж здесь не причем! В чем вы его обвиняете?

— Мы его ни в чем не обвиняем. Но он написал заявление, и мы обязаны прореагировать, — ей протянули клетчатый листок бумаги.

Елена принялась читать. Сомнений не было — почерк был, конечно, ее мужа, но писал он, видимо, в крайнем волнении — строчки плясали, буквы перепрыгивали друг через друга.

В письме в прокуратуру ее муж сообщал, что в селе Гадюкино он случайно обнаружил результаты ужасных экспериментов над людьми. Он лично видел, как в неволе в нечеловеческих условиях содержатся существа, жутко обезображенные неизвестными ему методами. Далее он информировал органы, что в местном совхозе производится скупка земли неким московским бизнесменом, и предполагал, что делается это для организации еще более чудовищных опытов над людьми. По тексту письма муж несколько раз просил государственной защиты для него и его семьи.

— Какой кошмар! — воскликнула Елена Степановна. — Вам надо срочно ехать в эту деревню!

— Мы уже там были.

— И что?

— Мы обнаружили, например, вот это, — перед Еленой положили пачку фотографий.

На фото были запечатлены кадры обыденной жизни российского села: грязные дороги, полуразрушенное здание школы, чья-то свадьба, собаки, утки, козы… Лишь на одну фотографию попал какой-то водолаз, причем пытающийся забраться на столб.

— И больше ничего? — спросила Елена.

— Ничего. Но важно другое — ваш муж на некоторых фотографиях вновь разглядел каких-то чудовищ. Разволновался. Пришлось вызывать психиатра. Вы уверены, что у вашего мужа не было проблем с психикой?

— Конечно, не было. Он умный, уважаемый всеми врач…

— Вот эта фотография особенно напугала его, — Елене показали фото, на которой мирно паслись коровы.

— Постойте! — вскричала Елена Степановна. — Ведь мой муж никогда в жизни не видел коров! Он никогда не был в деревне и никогда не видел животных! Поэтому он так и напугался, бедный!

— Он никогда не видел коров?

— Никогда!

— Он никогда не видел животных на картинках, в кино или в зоопарке? Он никогда не видел кур, гусей и уток? Собак и кошек? Вы сами верите, что говорите? — строго поинтересовались у нее.

— Но это правда! Понимаете, так сложилось, что он не интересовался ничем кроме работы… А в детстве он не ходил в школу, обучался дома, у него не было друзей… Может он и видел каких-то животных на картинках, но одно дело картинки, а другое — вживую! Представляю, как он испугался! Бедный! Срочно отвезите меня к нему!

3

— Эй, парень! Это ты на свадьбу собираешься? — крикнул водитель из подъехавшей «Волги».

— Я, — смутился Женька.

— Я тебя тут полдня жду. Ты разве не с утренним автобусом должен был приехать?

— Да я опоздал на него… — признался Женька и смутился еще больше.

— Эх ты! — рассердился водитель. — Садись живее! Попросили, называется, довести человека… Там уже девки все пьяные, а я тут жду тебя!

— Извините, — пробормотал Женька.

— Извините! — передразнил водитель. — То одного врача из города привези, то тебя… Заколебали уже. Садись!

Салон машины был завален коробками, тряпками, каким-то инструментом. Пахло бензином и парным мясом. Женька втиснулся на переднее сидение и испачкал пиджак в густую смазку.

— Ты чего так вырядился? — неодобрительно покосился водитель. — Тут тебе не город.

Они поехали по пустой, пыльной и разбитой дороге. Машину нещадно трясло, мотор чихал, запах бензина усилился.

Водитель закурил что-то вонючее и спросил:

— А ты, значит, в институте учишься?

— Да, в институте. В государственном. На третьем курсе, — отрывисто ответил Женька. — А вы кем работаете?

— Я? — водитель неспешно докурил, выбросил окурок в окно и только после этого ответил. — В школе я работаю.

— Правда? А что преподаете?

— Я много что преподаю. Только некому, бля, преподавать. Бабы рожать не хотят не хрена. Тут еще коммерсант с Москвы повадился. Скупит вот нашу землю, да закроет школу к чертям собачьим.

Водитель яростно посигналил коровам, бредущим впереди прямо по дороге. Коровы, помахивая хвостами, лениво свернули на обочину.

— А ты вот в институте учишься, — вспомнил водитель. — А телевизор мне починишь? Не показывает не черта.

— Телевизор? Да я телевизоры не чиню…

— А на хрена ты тогда учишься? — хмыкнул водитель. — Кибернетику изучаешь, а телек починить слабо?

Женьке стало настолько неловко, что он взмок. Он горько пожалел, что согласился приехать к другу на эту чертову свадьбу.

— Не понимаю, чего вы все в институты рветесь, — продолжил рассуждать водитель. — И ладно бы платили потом, а то ведь копейки получать будете. Так ведь?

И не дождавшись ответа, заорал громким, но дурным голосом какую-то песню.

«Может и правда, зря учусь, — подумал расстроенный Женька. — Вон человек уверен в себе, едет как настоящий хозяин. А я какой-то недоделанный…»

— Ты чего не подпеваешь? — подозрительно спросил водитель. — Песня не нравится? Спой тогда ту, какая нравится.

Женька лихорадочно стал вспоминать какая песня ему нравится больше всего… Вообще он любил песни Бориса Гребенщикова, но петь не умел. Глубоко вдохнув, он решился все же спеть что-нибудь назло этому наглому водителю, но тут машину сильно тряхнуло и вдруг так швырнуло в сторону, что Женьку забросило на место водителя, и он с удивлением обнаружил свои руки на руле. Впрочем, руки были вроде как не совсем его, а какие-то толстые и волосатые. Однако, думать было некогда, и он несколько раз резко выкрутил руль, пытаясь справиться с обезумевшим автомобилем.

— Мама! — закричал водитель откуда-то сбоку необычайно тонким голоском.

Автомобиль слетел с моста, перевернулся и полетел в озеро.

И тут Женька отчетливо понял, что водитель все это время завидовал ему. Завидовал, что он носит костюм, что учится в институте, что изучает кибернетику. Завидовал, потому что сам пятнадцать лет назад почти закончил этот институт, но тут родился сын и пришлось сесть и крутить баранку. А сын теперь подрос, но в институт сам конечно же не поступит, и надо договариваться, надо вытягивать. А сын не хрена это не ценит. Разбил мопед, потерял телефон, спалил телевизор и не малейшего сожаления. И уже пьет с пацанами самогон. Впрочем, и он напивался в его возрасте, но тогда было как-то весело, было желание поговорить, пофилософствовать. И хотя платили специалисту с высшим образованием копейки, но была какая-то гордость внутри, умение радоваться по-особенному. А сейчас сплошная пустота…

4

Степан вылез на берег, стащил шлем и швырнул на землю.

Жутко хотелось курить.

Он провел под водой несколько часов, устал, замерз и проголодался.

Однако на берегу его никто не ждал, хотя напарник обещал быть на месте.

«Вот, раздолбай!» — выругался Степан.

Напарник должен был договориться с ночевкой в этой дыре под названием Гадюкино. Несмотря на все усилия, обнаружить пассажиров упавшего в озеро автомобиля не удалось, и теперь работы переносились на завтра.

Степан достал водонепроницаемый сотовый телефон, но связи не было.

«Где же добыть сигареты?» — думал Степан, бредя вдоль берега.

К счастью метров через триста он обнаружил сидящих на ржавой бочке молодого парня и старика. Старик, укатанный в толстое пальто, сидел неподвижно, а парень в белой порванной рубашке вертелся возле него, яростно жестикулируя.

— Да пошла она нах! — кричал он, всхлипывая. — Сама прибежит, дура!

— Привет мужики! У вас закурить не найдется? — спросил Степан.

— Держи, — равнодушно сказал парень, протянув папиросы и спички, а старик даже головы не повернул, словно у них частенько в темноте из воды появляются водолазы.

Степан закурил и едва не закашлял. «Что же это они курят такое?», — отдышавшись, подумал он.

— Сама прибежит! — убеждал парень старика. — А лучше я сейчас пойду туда и разобью ее брату рожу нах!

Степан посмотрел на свой телефон — связи по-прежнему не было.

— Ребята, а где у вас тут сотовый ловит?

— Да, выкинь ты его нах, — предложил парень, поправляя оторванный рукав рубашки. — У меня друг женится! Пошли лучше у него вмажем и люлей брательнику накинем.

— Да нет, — вежливо отказался Степан, похлопав себя по гидрокостюму. — Я не в форме. Мне позвонить надо.

— Не хрена ты тут не поймаешь, — объяснил парень. — У нас только на столбе ловит.

— На каком столбе? — удивился Степан.

— Вон видишь, из-за деревьев торчит будка? Залазь в нее и пизди оттуда сколько хочешь.

— Спасибо, — сказал Степан и пошагал к столбу, так и не поняв, не издеваются ли над ним.

Однако на самом его верху действительно была установлена телефонная будка. К ней вели вбитые в столб скобы.

Одному снимать гидрокостюм было неудобно, и Степан полез на столб прямо в нем.

Пасмурное небо тем временем прояснилось, и на небо выкатилась нереально большая желтая луна.

«Полный дурдом, — подумал он. — Водолаз лезет на столб в какую-то будку».

Впрочем, будка оказалась самой настоящей. Внутри кабинки висел сломанный дисковый телефон-автомат с монетоприемником. На стенах виднелись криво нацарапанные номера телефонов и надписи, в основном матерные.

Степан достал телефон и убедился, что связь действительно появилась. Но звонить напарнику расхотелось. Степан был ошеломлен низким звездным небом, казавшимся еще ближе на этом столбе. Звезд было так много, что их свет густо сливался и как жирные сливки втекал прямо в будку. Поверхность озера тоже сияла как плоскость гигантского зеркала, и Степан уже не понимал, где низ, а где верх. Будто одинокий астронавт он парил в скопище спутанных галактических спиралей, а звезды, будто прогреваясь, становились все ярче и ярче.

«Сколько звезд, — подумалось Степану. — И все они находятся на разном расстоянии. Свет идет-идет от них, и приходит неравномерно. Одну звезду я вижу молодой, другую — старой, а все вместе это и есть реальность! Реальность вне времени, ведь для мчащегося фотона вся история Вселенной — один миг».

Степан сам не понял, откуда у него появились такие познания в астрофизике. Он даже почувствовал, как звезды осторожно тянут его к себе, слегка искривляя пространство. Степану стало щекотно и он радостно засмеялся, шутя погрозив небу пальцем.

Потом он попробовал сконцентрироваться на людях, оставшихся на земле, и обнаружил, что видит их особым, необычайно широким зрением. Если бы вдруг стены домов, стены всех шкафов и шкатулок стали прозрачными и развернулись перед ним всеми гранями, причем сразу всеми, то и тогда он не смог бы увидеть того, что видел сейчас. Он не просто воспринимал вещи сразу целиком — он знал подробную историю вещей, начиная с момента их создания до самой гибели и даже дальше. Каждое прошлое, настоящее и будущее мгновение любого объекта выглядело как трехмерное голографическое сечение, склеиваясь в необычные и удивительно красивые фигуры, описать которые было сложнее, чем слепому и глухому режиссеру снять фильм об извержении гигантского вулкана.

Степан увидел, например, внизу след какого-то врача санэпидемстанции. След выглядел как длинный многомерный стебель необычайного цветка, покрытого запутанными шипами. При желании в каждом таком шипе можно было обнаружить колыхание жизни: врач там к чему-то стремился, чего-то добивался, от чего-то отказывался, считая, что проживает одну единственную жизнь, в одном единственном мире. Хотя на самом деле врач не был врачом. Точнее очень редко где он был врачом. Вот здесь он пошел в школу с углубленным изучением английского языка, а вот здесь в обычную школу, здесь он стал тренером известной футбольной команды, а здесь выпал из окна квартиры друга, и шип оборвался острым заусенцем.

Стебель этого цветка ритмично пульсировал, разнося по шипам иллюзию времени, и врач (или не врач) в каждом шипе судорожно глотал эту иллюзию и плыл, оставаясь на месте.

Степан закашлял, а отдышавшись, подумал: «Что же это они курят такое?»

Посмотрел на озеро и отметил, как поверх него запрыгали проекты мостов. Вот узкий мост, вот широкий шестиполосный, а вот двухэтажный. Был даже мост, уходящий в небо прямиком к Луне. Под этим лоскутным одеялом мостов сразу по всем возможным траекториям пролетали все мыслимые и немыслимые модели вертолетов и еще, черт знает, каких летательных аппаратов… А с мостов в озеро падали, но никак не могли упасть буддийские монахи, машины, коровы, мячики для гольфа и прочее-прочее-прочее…

Под озером Степан обнаружил концентрические кольца корпусов адронных коллайдеров, по которым неслись протоны, размазываясь в кварк-глюонную плазму…

Смотреть на себя он побоялся, а вместо этого бросил взгляд на свой сотовый. Телефон выглядел почти так, как и раньше, но Степан различил, что в каждой его кнопке закодированы все звонки, когда либо сделанные с него, все отправленные и принятые СМС, причем и те, которые еще только будут когда-то сделаны и отправлены. Тут были звонки от людей, которых Степан еще не знал, и даже от тех, кто пока даже не появился на свет.

Степан разглядел сообщение от какой-то эффектной молодой блондинки, попытался открыть его, но выронил сотовый. Телефон, ударившись о пол будки, полетел в темноту, хряснулся о металлическую скобу, рассыпался на мириады несостоявшихся разговоров и неотправленных сообщений, и ссыпался ими на дно озера.

5

Иван Сергеевич закончил урок литературы и сейчас с наслаждением курил возле открытого окна. Вообще курить прямо в классе было не очень красиво, но учеников все равно не было, да и уж больно хорошо удался сегодня урок!

Иван (он никак не мог привыкнуть, когда его называли по отчеству, ибо только в этом году окончил педагогический институт) вел уроки литературы и русского языка и в младших, и в старших классах. Учителей в селе не хватало.

Сейчас у него был урок со старшеклассниками по роману Андрея Платонова «Чевенгур». Иван Сергеевич долго готовился к сегодняшней теме. Прочел уйму статей, просмотрел институтские конспекты лекций, перечитал главы романа.

На уроке он особо обратил внимание на отсылки в романе к философии Маркса, научным концепциям Максвелла, Эйнштейна, Минковского, Больцмана, мистическим идеям Циолковского, Кропоткина, Шпенглера, Розанова, Флоренского, Вернадского, а также традициям многочисленных русских раскольников и сектантов.

А закончил занятие отрывком из письма Платонова своей жене из Тамбова: «Мои идеалы однообразны и постоянны. Я не буду литератором, если буду излагать только свои неизменные идеи. Меня не станут читать. Я должен опошлять и варьировать свои мысли, чтобы получились приемлемые произведения. Именно — опошлять! А если бы я давал в сочинения действительную кровь моего мозга, их бы не стали печатать… Смешивать меня с моими сочинениями — явное помешательство. Истинного себя я еще никогда и никому не показывал и едва ли когда покажу. Этому есть много серьезных причин».

И вот теперь Иван Сергеевич стоял возле распахнутого окна, курил и ощущал нарастающее желание пойти и утопиться. И этому было много серьезных причин.

Он закрыл окно, запер дверь кабинета на ключ и побрел к озеру.

По дороге заглянул в магазин и в очередной раз поинтересовался у толстой вечно заспанной продавщицы:

— А мартини у вас не появился?

— Да спрашивал ты уже про свое мартини! — рассердилась продавщица. — Не привозят к нам никакое мартини.

— Ну тогда — водку, — обреченно заказал Иван Сергеевич.

Продавщица протянула ему бутылку и зевнула.

Возле магазина резко остановилась машина, взметнув в воздух клубы пыли. Из машины выбралась девица в пышном, но сильно помятом свадебном платье.

— Людка! — заорала она продавщице. — Хрен ли ты торчишь тут? Мы сейчас кататься уже поедем!

— Работаю я, — проворчала продавщица и сердито посмотрела на Ивана Сергеевича. — Чего еще надо?

— Ничего, — поспешно ответил он, рассчитался и вышел вон из магазина.

— Людка, шалава! — услышал он на прощание голос невесты. — Как же я тебя люблю, дура!

Возле озера он присел на обрубок дерева и долго смотрел на темную воду.

Итак, ситуация была следующей. В этом году он закончил педагогический институт с красным дипломом. Работать учителем хотел жутко, но никуда не смог устроиться, Конечно, сам виноват, что не подсуетился пораньше, но так уж получилось. От безнадежности чуть было не пошел работать в фирму продавать пластиковые окна, но тут неожиданно появился некий дядя Юра. Этот дядя Юра был знакомый соседей по подъезду, и работал завхозом в селе с неблагозвучным названием Гадюкино. Он то и пристроил Ивана в местную школу. Школа была хоть и сельская, но платили в ней даже больше, чем в городской, да и оформили Ивана на две ставки. Для проживания выделили старый, но теплый щитовой дом с приличным участком земли.

Дядя Юра за свою помощь ничего не взял, но попросил Ивана отнестись к работе с пониманием. Как оказалось понимание явно бы не помешало. В первый же день, перед началом уроков, Ивану выдали зарплату за три месяца, премию и еще какие-то неучтенные деньги, попросив за них не расписываться. Ошалев от такого финансирования, Иван прибыл на первый урок и не обнаружил ни одного ученика. Он прождал целый час и поплелся в учительскую. Две старушки вязали шерстяные носки и долго не могли понять, что хочет Иван. Потом посоветовали ему вернуться в класс, а лучше идти домой и не мешать им.

Ученики не появились ни в этот день, ни на следующий. Учителей в школе тоже было почти не видно, они кучковались по кабинетам и тихо там сидели. При этом какие-то деньги Ивану платили почти каждый день.

Он догадался, что в селе попросту не было детей школьного возраста, а если и были, то в школу не ходили. Село Гадюкино располагалось в точности между двумя крупными областными центрами, и более или менее работоспособный народ давно уехал в поисках лучшей жизни. Заброшенная школа каким-то чудом продолжала получать щедрое финансирование, и учителя делали вид, что учат детей.

Иван не понимал, что ему дальше делать. С одной стороны он боялся подставить дядю Юру, который попросил его отнестись ко всему с пониманием. С другой стороны, он мечтал вести уроки и учить детей, а не просиживать штаны в пустом классе, даже за большие деньги. Впрочем, надо признаться, что каждодневные конвертики с деньгами приятно радовали. При этом эта радость от халявных денег вызывала к себе отвращение.

Чтобы не сойти с ума, Иван тщательно готовился к каждому уроку, старательно выступал перед пустым классом, и даже отвечал потом на вопросы, которые сам себе же и задавал.

Нервы у Ивана начали сдавать к концу первого месяца. Он начал пугаться привычке разговаривать с самим собой. Устал пить водку в одиночестве. Днем стал видеть галлюцинации, а по ночам — кошмары.

Сегодня утром он подошел к дяде Юре и признался, что не может жить так дальше. Дядя Юра куда-то жутко спешил. Он замахал руками, попросил отложить разговор до вечера, умчался в город, потом вернулся, свалился в автомобиле в озеро, утонул и пропал. Поиски водолазов ни к чему не привели.

Иван сидел возле озера, вглядывался в темную воду, разговаривал по привычке сам с собой и чувствовал, как тревога уходит.

Наконец, Иван встал и пошел прочь. Он твердо решил, что делать дальше.

Поразительно, но бутылку водки он даже не открыл и оставил ее возле обрубка дерева.

Когда он скрылся из вида, из кустов появился какой-то бородатый тип. Похоже, он наблюдал за Иваном. Озираясь, бородач подошел к тому месту, где он сидел, поглядел на бутылку, но брать не стал.

Потом разделся до трусов и, несмотря на уже прохладную погоду, нырнул в озеро. Его долго не было. Вынырнув, он уселся прямо на землю и принялся рассматривать зажатые в ладони предметы, похожие на разноцветные сосульки.

(Дабы вновь не заставлять читателя мучиться в догадках, кто же этот бородач, и что он нашел на дне озера, скажем, что это местный коллекционер. Он собирает со дна озера сгустки мыслей людей. Каждый сгусток неповторим и по-своему прекрасен. У учителя, сгустки оказались продолговатыми, бледными, с цветными прожилками. Московский бизнесмен мыслил черными блестящими шарами. А врач из городской санэпидемстанции набросал на дно игольчатые звезды.

Коллекционер относил сгустки домой, бережно высушивал их, и складывал в специальные коробочки. Коллекция получалась красивая и разнообразная. Впрочем вряд ли стоит ее показывать другим — не для того люди выбрасывали мысли в воду. И этому есть много серьезных причин.)