Но наш бронепоезд...

Нефедов уже отключил компьютер и собирался в постель, когда в квартиру требовательно постучали.

— Какого черта? Двенадцать ночи! — пробурчал Нефедов.

Он сделал себе перед зеркалом грозный взгляд и распахнул дверь. Да, конечно, Нефедов знал, что нужно сначала смотреть в глазок, но вот чего-то…. Хотя… дом был элитным, при входе в подъезд — пост и видеокамеры. Чего опасаться-то?

Так вот: Нефедов с грозным взглядом встал в проеме, а в резко распахнувшуюся дверь, отстраняя его с дороги, вошел комиссарского вида человек в кожанке, а за ним — еще двое: солдат в длиннополой киношной шинели и с киношной же винтовкой времен первой мировой и конопатый матрос в бушлатике и бескозырке с надписью «БРОНЕПОЕЗД БЕСПОЩАДНЫЙ».

Не сказать, что Нефедов просто удивился. Нефедов «обратился в соляной столп».

Солдат с матросом прикрыли дверь и встали, загораживая выход, а комиссар протопал скрипящими сапожищами к антикварному столу, бросил на него свою грязную, как возмущенно предположил Нефедов, кожаную фуражку со звездочкой, достал из кожаной полевой сумки и положил перед собой тетрадный желтоватый лист в клеточку и карандаш.

— Не стойте, гражданин, проходите! Разговор у нас серьезный будет, — сказал комиссар, всем телом откидываясь на спинку стула середины восемнадцатого века.

— Что за маскарад?! — наконец обрел голос Нефедов, — Убирайтесь из моей квартиры! Я сейчас милицию вызову!

— Нну-у, гражданин! Вот ордер, и лучше — по-хорошему. Не таких обламывали! — с усмешкой сказал Нефедову комиссар, а спутникам своим добавил, — Вот же контра! Еще права нам будет качать!

— Нет, позвольте! — хорохорился Нефедов, — Представьтесь, наконец! Я законы знаю!

От дверей послышался тихий, но явственный шепот матроса:

— Товарища Лациса не узнал?! Вот ведь подлюга! Выкормыш буржуйский! Да к стенке его — и разговор короткий!

Солдат молча кивнул и показушно дослал патрон в патронник.

Нефедов побледнел. В это время на шум вышла заспанная супруга в зеленом шелковом халате с драконами.

— Что тут происходит, Вадик?

Комиссар поинтересовался, поигрывая карандашем:

— А Вы кто будете, гражданочка? Ишь, фифа расфуфыренная! Документы приготовьте! И чтобы все проживающие немедленно в этой комнате собрались! — это он уже в сторону Нефедова, а караулу у дверей — Разгуляев, возьмешь окна и двери, при попытке к бегству — стрелять! Товарищ Урманис, поможете мне и следите, чтобы документы не уничтожили!

— Какие еще документы? Это вам не тридцать седьмой год! Я — свободный человек! У меня — права…. Конституция…. Самоуправство какое-то…. Имейте в виду, я буду жаловаться, …я даже в суд на вас подам….

— В су-уд? Это мы сейчас в составе революционной чрезвычайной тройки Вас судить будем. …Фамилия, имя, отчество, род занятий? Для протокола!!!

— Жу…, жу…, Вадим Владимирович Нефедов, — смог, наконец, выдавить опешивший Нефедов, — журналист, работаю в «Коммерческом обзоре».

— Работали! — поправил комиссар, — А вот что наработали — сейчас посмотрим!

Через полчаса на столе безобразной кучей лежали личные документы Нефедова и его жены Лары, вырезки из журналов со статьями Нефедова, справочники и словари с закладками и рабочими пометками, переписка с редакцией, квитанции за квартиру, газ, телефон и, почему-то — рекламные буклеты с выставки полиграфического оборудования. Комиссар бегло просматривал бумаги, явно ища что-то конкретное. Лара обреченно сидела в уголке дивана, переводя взгляд с распахнутых опустошенных шкафов на раскиданные ящички и коробки — и опять на шкафы. Нефедов стоял навытяжку слева от комиссара и дрожащим голосом комментировал каждую просматриваемую бумажку. Товарищ Лацис изредка в упор поглядывал на Нефедова.

— Так журналист, говорите? А позвольте узнать, гражданин хороший, источники Ваших, как Вы говорите, прогнозов? Вот от двадцатого февраля прошлого года, например…. Ваше? Ваше! Цыфирь эту по фондам, курсам и прочему откуда взяли? Ах, спрогнозировали? Да не крути ты, контра, мозгу!!! Отвечай быстро, четко, ясно — на кого работаешь, с кем связан? А мне на твой опыт экономический — с высокой колокольни! Это ты бабушке своей рассказывай про эмпирические расчеты и графики свои! Повторяю: все свои связи мне! Быстро!

Комиссар расстегнул кобуру, и на свободный краешек безумно дорогого стола со стуком лег наган.

— Прогнозируют они тут! Напрогнозировались! На фабриках у станков бы стояли, страну поднимали!!!

— Товарищ Лацис, разреши я по этой сытой морде дам «раза»? — подал голос матрос.

Солдат подчеркнуто грозно примкнул штык.

У Нефедова стало морозно в области сердца.

— Вадик, — прошептала Лара, — что они говорят, эти люди?

— Спокойно, Ларочка, сейчас разберемся, — губы у Нефедова тоже подозрительно немели.

— Разберемся, граждане! Не с такими разбирались! Так с кем, говорите, работали?

— Са…, са…, с аналитиками…, с агентством….

— Я же говорю — агент! — опять встрял матрос, — а мы тут с ним валандаемся! Товарищ Лацис, дай мы с товарищем Урманисом его в расход пустим — и вся недолга?!

… Еще через полчаса бумаги на столе были рассортированы комиссаром на две стопки. Товарищ Лацис переложил наган на большую из них и осуждающе покачал головой:

— Ну вот! Собирайтесь, гражданин! Нет — нет, ничего лишнего! Сами одевайтесь — и на выход! Ведро мусорное прихватите, чтобы вопросов лишних у соседей не возникло.

Нефедов и ощутил бы всю глупость положения и свой дурацкий вид — в выходном костюме и с мусорным ведром, — если бы не разрастающаяся пустота в сердце. Ноги подрагивали, но упертый между лопаток штык направил его мимо лифта, по лестнице. Так под конвоем и с ведром Нефедов и запомнился Ларе.

Хлопнула подъездная дверь, Лара бросилась к окну и стала всматриваться в полумрак у подъезда. Она увидела, как мужа поставили спиной к мусорным бачкам, и «революционная чрезвычайная тройка», выстроившись в неровный ряд перед ним, дала залп. Нефедов, подогнув колени и уронив на грудь голову, накрыл животом так и не опорожненное ведро. Лара в тягучем полусне добрела до телефона, позвонила в милицию и скорую помощь и рухнула на диван.

… Вежливый, как и положено для таких районов, милиционер задавал и задавал свои глупые вопросы, и недоверие, светившееся у него в глазах, убивало в Ларе слабенькую надежду хоть на какую-то справедливость.

— Так говорите, расстреляли?

— Да, сама видела. Из этого вот окна.

— Видите ли, Лариса Аркадьевна, врачи осмотрели вашего мужа — и, собственно, никаких следов, даже царапин…. Просто сердце сдало. Зря вы больного человека — и с мусором каким-то посреди ночи….

— Но там же камеры внизу! Посмотрите, если мне не верите!

— Посмотрели, Лариса Аркадьевна. Никаких вооруженных людей. Ни трех, ни даже одного. Только Ваш муж. С помойным ведром. Время совпадает полностью. Лариса Аркадьевна, а Вы снотворного какого, прочих лекарств на ночь не принимали? Детали, конечно, интересные, безусловно, наблюдательность Ваша заслуживает… но… товарищ Лацис, «бронепоезд беспощадный»…. Мы, конечно, будем искать, хотя…. Ну что же, до свидания, звоните, если еще что вспомните….

Милиционер убрал подписанный Ларой протокол в папку и вышел. Лара, запирая за ним дверь на все замки, слышала, как в ожидании лифта он напевал себе под нос:

«…Мы мирные люди, но наш бронепоезд

Стоит на запасном пути…».