Дон Антонио

Дон Антонио

(Пьеса в шести сценах)

Действующие лица:

Барон Антонио.

Рональдо, слуга Барона.

Бродяга Бурбон.

Анна, девушка на выданье.

Монах Франческо.

Толпа, торговцы.

Сцена первая.

Мадрид, площадь.

Дон Антонио (въезжает на площадь в закрытой карете):

Мадрид, Мадрид!

Как долго я тебя не видел…

Но повидал весь белый свет —

И нахожу, что он тебя не лучше.

Бароны служат королям

Из личного расположенья;

Но Боже! И не знаешь сам,

Куда забросит Провиденье…

Едва стряхнул с камзола пыль

Последнего похода —

Как сразу нужен во дворце,

В любое время года…

Сцена вторая.

Отшельник Франческо, перед толпой на площади.

— Унылые к святому! Веселые и бодрые в грехах!

Как Небу опостылела пустая ваша жизнь,

Что день за днем течет без измененья,

Не званью человека, но природе

Скотов бессмысленных, и гадов мерзких, гнусных,

Во тьме отверженной влачащих прозябанье,

Сравнения достойна!

Когда, когда?!!!

Когда же наконец

Коснется скверных ваших душ

Зов вечный, и благой, и благородный,

Что светит словно солнце, днем и ночью,

Из года в год, из мига в каждый миг?

И лишь закрытый облаком пристрастий,

А боле – вашим отвращеньем,

Как и земля себя от света отвращает,

Поворотившись к тьме от солнечного света –

Так вам всегда неведом Свет Предвечный!

Вас, жрущих мясо каждый пост,

И к плоти сладострастием влекомых,

В сношениях увидевших блаженство,

И падших ниже гадов и скотов.

Быв вызван кардиналом из затвора,

Послушно я во двор его явился.

И, приняв послушание, пошел

Своей дорогой, Церкви послужить,

И сделать дело, что мне поручили.

Но дьявол пересилил отрешенность,

Что я блюду всегда, от малых лет,

И дал мне во внимание принять

Весь гной всегдашних ваших разговоров.

И что услышал я?

Добро бы суету! Добро бы мне

Имущественные дрязги переслушать,

Не говорю о том, что нынче воскресенье,

И все мы во трезвении должны

Благоговейно день сей проводить.

Но нет!

Другие, важные события

Трясут Мадрид.

И что же?

Ходит слух,

Что Анну некую, богатую невесту,

Отдать готовы замуж; женихи

Толпой блудливою и праздною толпятся

Около церкви, куда ее

Родители привозят помолиться!

И взгляд привлечь

Простой девицы,

Пусть и божественно-прекрасной,

Всем им важней того,

Чтоб взгляд привлечь

К себе и Бога и святых!

До этого дошел Мадрид!

Что к церкви люд идет,

Не святости открыв сердца,

А словно псы, истомой истекая,

И высунув во сладострастье языки,

Ко красоте плотской,

Или к приданому ее, к богатству,

А может, сплетен понабраться разных —

Что мерзостно, конечно же, не меньше,

Сползаются всескверною толпой!

Так вот. Добра желая всем,

И о врагах молясь теплее, чем о братьях,

Я зла желаю вам.

Я вам желаю кары. Пусть молния

Вас всех, блудливых, поразит;

Та молния, что с Неба

В сердца вонзаясь, мучит беспощадно;

И цинику глумливому отрадой станут

Все муки тела –

В сравнении с небесной карой!

Избрали дьявола все вы,

И плотскую любовь, и деньги, и интриги –

На место Бога.

Дон Антонио: (Слыша речь монаха)

Ну вот, опять…

Что там спокойно не давали

Быка на вертел насадить —

«Дни покаяния настали!

И время душу укрепить

Постом»…

Да сколько ж можно?

Послушать вас —

Так только кайся! Кайся и постись!

Да чаще руку в кошелек

При виде ряс вводи покорно;

А лучше весь кошель отдай;

Чтоб не было мозолей

Однообразными движениями рук натертых…

Из всех постановлений церкви

Мне близко лишь одно.

Да здравствует премудрый Папа,

Нам индульгенции премудро даровавший!

Там милые детали я обрел,

И жизнь моя как юность окрылилась.

Выходит, что согласно булле,

Мне тещу бывшую возможно отравить,

А равно всех, имеющих с ней сходство.

И чтобы грех на душу мне не лег,

И даже тень греха ко мне не прикоснулась —

Мне нужно заплатить заране.

Только и делов!

Премудрый Папа, дальше же строчите

Законы жизни для лихих воров,

Развратников, как я,

А так же пьяниц,

Меч извлекающих по поводу и без.

Молчи, монах!

Повыше я залез

Тебя, зовущего всех в храмы,

На лестницу познаний

Устава церкви.

Кстати — при теще я читал

Весь прейскурант, что в той премудрой булле

Дан в облегчение живущим на земле.

И что? На месяц замолчала.

Молчи и ты — закрытые уста монаха

Его украсят боле,

Чем тещины закрытые уста!

Так, помянули дьявола…

И плотскую любовь…

Все ясно — не иначе,

В сады сердец

Весна вернулась вновь.

Ну, хочется жениться.

Что ж с того?

Найдите мне в подлунном мире

Желающих в тоске весь век свой провести —

Найдите одного!

Имею я в виду — людей со здравым смыслом.

Монахов к ним не отнесу —

Простите за житейский опыт.

(Слуге)

Скажи — пусть остановит.

Не вздумай вспомнить слово «любопытство».

Мне по большому счету дела нет

До дел людей — пример бы взять монаху.

(Себе)

Выйду, постою.

В карете ли, в кровати, — нельзя нам находиться больше суток.

Да и к тому ж —

Вернусь в имение, все спросят — «как Мадрид»?

Какие сплетни в свете?

Чтоб им о планах короля не говорить —

Поведаю о свадьбах.

Еще, кроме женитьб, умы их занимают казни;

И что же? Сходство есть, однако,

В событиях таких… От случая зависит.

Рональдо, слуга Барона:

Господин! Монах тот драный

На вас, так строго глядя,

Толпе огромной гневно говорил!

Дон Антонио:

Ах, вот как… Он со мной знаком?

Или его проняла прозорливость?

Как жаль, что мне нельзя кнутом

Святую их умерить горделивость!

(Себе)

В карете ехал, ехал да мечтал –

Да дернул черт на площадь эту выйти!

Теперь для всех заметен сразу стал –

А так спокойно было мне в забытьи…

Сцена третья

Мадрид, рынок.

Рональдо, торговцы, Бурбон.

Рональдо (Идет беспечно).

Как ты порой прекрасна, жизнь!

И дело здесь совсем не в кружке рому,

Что пропустить мне удалось в таверне.

А просто – ты прекрасна. Вот и все.

И подтверждает это солнце,

Искрясь кругом, где только можно;

И воздух – как он свеж! И девицы сияют

Не зная от чего…

И взгляды дарят мне — вполне бесстыже;

Ну как же тут не жить?

А господин мой – все один;

Он к дружбе охладел, к гуляньям,

И пасмурно на сердце у него…

Таков удел у всех, кто смотрит внутрь себя;

Там – бездна; нет в ней ничего…

А посмотреть вокруг — так столько счастья!

Или надежд, по крайней мере…

Одну из них, я чувствую, подарит мне

Красотка эта…

Но что тут случилось?

(Шум, торговцы бьют бродягу Бурбона).

Бурбон

Но, господа! Позвольте объясниться!

Вы так поспешно, право,

Философический поступок мой

Стремитесь отнести к простому воровству!

Меня лишь занимала мысль:

Как могут по природе разные созданья,

А в частности – баран и рыба,

Пусть не в привычном, натуральном виде,

А виде вяленом, и, скажем, колбасы,

В общение прийти невольно,

Попав в пустой желудок человека.

Да перестаньте бить, тупицы,

Пока я не помял свиные ваши рыла!

Рональдо:

Сколько должен он?

Торговец:

Две монеты.

Рональдо:

Вот вам. Отдайте мне бродягу.

Я знаю, где философа поймут.

Обращаясь к Бурбону:

Иди за мной. Я откупил тебя и от побоев,

И от пространной нашей городской тюрьмы,

Что день и ночь любезно принимает

Таких как ты ученых мудрецов.

Уходят.

Сцена четвертая.

Барон Антонио в своем доме.

Барон (к себе):

Да. Еще одно открытие.

На свете нет того, что облегчает

Ту тяжесть скуки, что давит мне на сердце,

Как жернов мельничный.

Нет ничего. Везде я побывал,

И все, что можно сделать – сделал.

А может быть, я болен?

Себя ловил на мысли я не раз,

Что, предводительствуя войском,

Я морщусь от похвал, когда во дни побед

Меня с восторгом города встречают;

Я морщусь сердцем, улыбаясь всем

Болезненно и вяло.

И каждый мой роман внезапный

Мне кажется закономерно-скучным;

Красавица живет в нем, пребывает,

А я его читаю уж с конца,

Где все всегда болезненно и плохо,

И снова морщусь!

Еще недавно было мне средь битвы

Так весело, что сердце разрывалось

От упоения кошмаром смерти;

От упоения отвагой храбрецов,

От упоения той мыслью,

Что в данный миг историю творишь;

Что летопись рождается сейчас,

Что взмах меча – это пера движенье,

События в нее вносящий стройно,

И разница лишь в том, что здесь

Чернила бьют порой фонтаном, щедро,

И красный цвет имеют все века,

Что пишется история людская.

Но…

Все это стало скучным.

В открытые для крика вражьи рты

Я меч влагаю сонно и устало,

Как в ножны после битвы. Что со мной?

Меня боготворят за мой холодный разум,

Невозмутимость, рассудительность в бою,

Когда мне просто скучно. Скучно жить –

В каких бы видах жизнь не протекала!

Входит Рональдо.

Рональдо:

Мой господин!

Я просто вынужден сейчас ввести бродягу!

Барон:

Веди, веди.

Рональдо уходит.

Барон (к себе):

Рональдо милый!

Как трогательны его заботы!

Лишь только заприметит он хандру,

Что заприметить у меня не очень сложно,

Так сразу способ ищет потрясти

Мое вниманье.

И что на этот раз решился он

Пред очи светлые мои представить?

Актера беглого, что в кости проиграл

Чужое чье-то состояние,

Шута, что зубы потерял,

Попутав место и компанию?

А может быть, не мелочась,

Связал молитвой беса и привел –

Отчаявшись меня развеселить людьми,

Которых перестал я различать.

Так, что на этот раз?

Входят Рональдо и Бурбон.

Барон:

А… на этот раз – все вместе, и в одном лице!

Великолепно! Молодец, Рональдо!

Бурбон:

Сир, вы о чем?

Барон:

Да разве это важно?

Рональдо:

Вот как… Что ж, слова людей

Действительно бывают не важны.

А значит, и здороваться не нужно.

Барон:

И то разумно. Иным болезнь

Полезней пожелания здоровья.

Бурбон:

И все же, сир, позвольте пожелать

Вам здравия душевного, простого,

А вместе, ради развлеченья –

Болезнь любую, на ваш выбор,

И одр страданий, и могилу,

И все на ваш отменный вкус.

Барон:

Браво! Учись, Рональдо!

Рональдо:

Ни за что.

Барон, к Рональдо:

Ну, говори. Представься в лучшем виде.

Рональдо:

Пространен, светозарен список

Великих добродетелей моих.

Сам папа умолял принять его свирепство

В покорные мои ученики!

Но я отверг плута,

Увидев в нем отсутствие таланта,

И помер плут от горя – впрочем, пустяки

На ум приводит память. Все не то.

Я должен вам поведать, сир,

Что есть мое лицо – мечтательное, скажут,

Но мы их не послушаем; они сейчас не здесь,

И нету их совсем… А есть лишь те,

Что восхищение с восторгом выражают

Срединной добродетели моей,

И ею я горжусь вполне смиренно!

Имею я умеренность во всем;

Всегда я в меру пьян и в меру весел,

Ворую тоже в меру, не волнуйтесь;

В удачу только верую – не в меру.

А впрочем, ничего не значат

Слова мои, а равно – всех людей,

Раз только и осталось заболеть,

Чтоб равнодушно поразмыслить о могиле,

И завещанием о площади ее

Скучнейшем, пошлом, мрачном, многотомном,

Умеренно себя в конце развеселить.

Барон:

Браво. Подходишь мне

Всем видом ты – смотри, смотри, Рональдо!

Не что бы он мыслил, как и я,

Но… нос с горбинкой, серые глаза,

Тяжелый, скаловидный подбородок…

И рост, и цвет волос… беру тебя на службу!

Бурбон:

Кем?

Барон:

Бароном!

(К Рональдо):

Отмой, одень, и денег дай без счета.

Потешимся над светом необычно:

Пускай идет на балы, маскарады,

И общество терзает как угодно;

Дуэли, флирт – от моего лица;

А если и заколют – то не страшно;

Я мертв давно, лишь нету иллюстраций.

Сцена пятая.

Окрестности Мадрида.

Дон Антонио, Рональдо на конях.

Рональдо!

Не знаю, господин, как вам моя находка –

Имею я в виду бродягу,

Но мне находка ваша была по душе,

Имею я в виду его баронство.

Барон:

Рассказывай.

Рональдо.

Скажу сначала я о личных впечатленьях.

Все эти дни, в которые прислуживал ему,

О вас я вспоминал – да и не мог иначе.

Да, сир. Я видел только вас.

Таким, каким я помню –

Лет пять, иль семь тому назад…

Когда вы общество любое

Своим заразным, как холера, смехом,

Вполне смертельно, властно заражали;

И точно так же и вчера ладони

Все женщины на лица возлагали,

И вытирали слезы…

Мужчины же тряслись вполне беззвучно,

Пытаясь попросить вас замолчать,

Чтоб через время хором обратится

По пустяковому вопросу –

Чтоб снова в смехе долго потрястись,

Словно в дрянной извозчичьей телеге.

Барон:

О чем же он шутил?

Рональдо:

Да сразу обо всем!

Меняя темы так непринужденно,

И развивая их из сущих пустяков!

Вот, например:

Пошла беседа об английских тканях,

И о падении французов до того,

Что их ввели они в употребленье.

Спросили вас… хотел сказать – его, бродяги, мненье…

И не заметили, как весь рассказ пошел

О том, как вы, барон,

Поспорили с французским кардиналом,

Что… кто кого… простите, перепьет…

Барон:

Я победил?

О да, конечно!

Француз свалился после пятой кружки,

А вы добили свиту кардинала,

И лишь диакон с вами был на равных;

Но это объясняется лишь тем,

Что был огромен он неимоверно,

И звали его – Бахус…

Барон:

Забавно.

Рональдо:

Не все забавно, о мой господин!

Барон:

И что же не забавно?

Рональдо:

То, что бродяга любит Анну.

Барон:

Какую?

Рональдо:

Не знаете? Воистину, отшельник вы.

Мадрид же помнит только вас и Анну;

Иные свадьбу только и пророчат,

И винодельни ищут моего

К себе расположенья – выгод ожидая.

И, господин… не все так хорошо,

Как мне казалось… я живу в смущении.

Барон?

От чего же?

Есть вещи,

Где смех, уверен, вовсе неуместен.

Добро бы вдовушка какая,

Или глупышка, дочка богача…

Но Анна!

Я упивался лебедиными ее движеньями,

И чистым, грустным взглядом – облака

В том взоре плыли прочь от дел земли,

От говора глумливого двуногих.

Ни разу молчаливые уста

Не исказились низкою улыбкой,

Когда Бурбон мозги всем искажал

Своим опасным, искрометным бредом.

Барон:

Рональдо! Я вслед за тобой

Весь очарован чудною девицей.

Рональдо:

Нет, господин. Нельзя со слов моих

О совершенстве представлять картину.

Анну – нужно видеть,

Чтоб расхотеть и знать весь этот мир,

Что, Анну породив, состарился и умер,

Отдав все силы чуду красоты.

Барон:

Рональдо, друг! Тебя не узнаю!

И где ты философии набрался?

Рональдо:

Господин, вы не узнаете себя,

Лишь раз, мельком, увидев донну Анну.

Барон:

И это лишь тебя печалит?

Рональдо:

Не это, нет. Меня страшит развязка

Веселой нашей шутки.

Господин! Бродяга любит Анну – полбеды;

Все Анну любят, и нельзя иначе;

А горе мое в том, что Анна полюбила

Бродягу нашего.

Барон:

Как?

Рональдо:

Не знаю, как. Не знаю тайны сердца,

И путь души загадочный, девичий.

Что понял я – (но это лишь догадка);

За шутками развязными Бурбона

Она узрела чутким своим сердцем

Трагедию оставленной души.

И фальшь веселья, хохот скомороший

Был крик и плачь неведомого горя,

Трагедия с комичной маской.

Одиноко

Рыдая на весь свет, Бурбон резвился,

Смеялся свет – и сострадала Анна!

Признайте, господин,

Что мало счастья лишь играть барона;

Играя человека, проиграешь

Достоинство, и честь, и счастье,

И любовь.

Барон:

В бродяге ты увидел человека чести?

Он рыцарь?

Рональдо:

Я склонен думать – так.

Барон:

Так пусть же объяснится. Вечереет.

Пойдем домой, Рональдо.

Рональдо:

Да, мой господин.

Сцена шестая

Барон в своем доме.

Барон (к себе).

Что ж, подведем итоги.

Я весело над светом подшутил,

Бродягу свету как себя представив.

Но он сыграл, как вижу, не меня –

Раз удостоился любви прекрасной девы!

Да, именно прекрасной; красота ее

Лишь тень сокрытых, внутренних сокровищ.

Когда слуга открыл мои проделки,

Она не отвернулась от Бурбона;

Она отдала сердце человеку,

А не имениям и титулам моим…

Меж ними ныне царствует любовь;

Она скорей с котомкой на дорогу

Пойдет за зовом сердца своего,

Чем проведет неделю в старом замке,

Шутя меж кавалеров об ошибке!

Трагедия не в этом. Дело в том,

Что мне сейчас, как праведнику – рая,

Превожделенно положение Бурбона.

Какую злую шутку

Злой рок со мною, шутником, сыграл!

Ее я полюбил наперекор рассудку

И осознал, что жизнь потерял.

Да, лишь она – простой своей любовью

Вернуть меня из тьмы моей могла;

Меня, с моей холодной, мертвой кровью,

Чья жизнь мимо счастья протекла!

Любовь, любовь!

Загадочная мука!

Великой болью ты ласкаешь сердце,

Когда ты безответна.

Когда же ты вполне разделена –

Простое, и без тайны ты есть счастье…

Должно быть, так… Его я не изведал.

Мой разум пошутил, глупец, над сердцем.

А сердце велико –

Оно раздавит разум.

Что предоставит он душевным мукам,

Какие сладкозвучные софизмы?

Он сможет успокоить лишь себя,

Когда я весь – глубокое страданье;

И доводы рассудка для меня –

Пустое и чужое назиданье.

Смеялся я над Богом.

Он же есть – Любовь.

И получил ответ, достойный Бога.

Как страшно на самом себе познать

Любви отвергнутой

Бездоннейшую муку!

Себя убить не выйдет у меня;

Да и противно это – ада убегая,

Как трусу, в ад вбежать, ища конец страданью.

Нет, я предоставлю сердце каре;

Пусть разум помолчит;

Его язык и лжив, и так постыдно жалок!

Монах Франческо! Ныне и- братья мы;

Ты в рясе, я в камзоле – ну и что?

Что ты, что я – к Любви взываем в тайне,

Молясь бесхитростно, как дети,

О старческих и злых своих грехах;

Мы знаем, как бездонны раны сердца;

Нас не обманет ложное лекарство –

Весь этот мир, пустые его сласти…

Я выпью океан моих страданий –

Чтобы увидеть океан Любви.

А вкус его я знаю. Без поцелуя

Познать его позволила мне дева,

Что имени не помнит моего,

С тех пор, как обрела Бурбона –

Будь счастлива…

Входит слуга.

— Сир! К вам бродяга.

— Впусти.

Входит Бурбон.

Барон:

— Молчи! Начав шутить, докончу дело.

Люблю довесть остроты до конца.

Я вижу, ты на жизнь смотришь смело,

А между тем в кармане – ни гроша.

Так вот: не нужно вам бежать, скитаться.

Давай пошутим вместе над судьбой;

Я разделю с тобой мое богатство,

И ты придешь в достаток и покой.

Оставь все прежнее: то было до любви.

Сейчас все новое, раз новым стало сердце.

Считай себя зажиточным купцом,

Иль игроком, поверившим надежде.

Сейчас иди… Постой!

Куда же ты пойдешь

Из дома своего?

Все это я решил тебе оставить.

Впрочем, приведи нотариуса.

Бурбон уходит.

— Мой взгляд сначала падал на кинжал,

Затем – на яд, в вине неразличимый…

Сейчас упал на меч – и это кстати.

Ну что, мой друг?

(Берет меч и обнажает).

— Не засиделись мы с тобой в Мадриде?

Тебе так непривычно без меня

Лежать и пылью местной покрываться;

И я, поверь, не чувствую себя,

Когда твой вес бедром не ощущаю…

Ты слышал новость?

На севере изменники восстали!

Ты слышишь зов трубы? Я слышу.

Так закались, душа, в огне любви,

И стань, как меч – из холода и стали.

Конец.