Про собаку и сапоги.

И снова одинокий пёс бежал по рыхлому и очень колючему снегу. Запах, далёкой, но очень вкусной косточки, манил его. Не взирая на колкость льда, холод ветра и голодную сонливость, он продолжал идти.

Внезапно, принюхиваясь к встречному ветру, почуялся запах опасности. То был человек. Он был один. Пёс понял это. Перед ним встал вопрос...

Идти или не идти? Что сильнее было в этом маленьком исхудалом тельце— соблазн съесть кость и прожить ещё один день или страх, внушаемый тяжёлыми людскими сапогами, которые не раз сильно пинали его? Пёс крепко задумался и нерешительно побрёл по следу запаха, авось, подойдя поближе и яснее будет.

Внезапно, что-то вскружило ему голову. Будто бенгальские огни заиграли, а желудок больно резануло. То был аромат жареного мяса. Пёс в мгновение взметнулся, побежал, чуть ли не зарычал от счастья, но через несколько минут сбавил шаг, увидав огонёк костра впереди, и, что самое страшное массивную человечью спину, заслонявшую его надежду.

Пёс не доверял, но надеялся. Отчасти от того, что когда-то у него был человек по имени Хозяин и тот был очень ласков с ним и дети его пса любили. Но однажды он пропал. И дети. И сам дом, в котором вырос пёс.

Может оттого в нём ещё и теплилась надежда, что за каждой массивной спиной вдруг окажется его хозяин, и продолжал подходить к людям, снова и снова...

Пёс крался, держась правой стороны и безопасного расстояния в случае чего. Сапоги могут далеко летать. Запах жареного мяса не давал покоя, но он решил приглядеться из темноты, что за человек сидел у костра.

Это был коренастый мужчина, судя по всему охотник или рыбак, так как и мясом(в основном дичью) и рыбой от него несло одинаково. Лицо было спокойное, даже добродушное. Он был похож на хозяина ( от этой мысли хвост невольно заколыхался). Человек что-то напевал под нос, держа в руке какую-то бесформенную штуку и, глядя в даль, ловко закурил. Подумав, пёс решился явить себя.

Тихо, осторожно подкрадываясь, не поднимая головы, он начал приближаться к человеку.

— О, собачка! — радушно воскликнул он, отчего у пса приятно заколотилось сердце. Возможно, этот не будет его гнать и окажется хорошим. Не зря, он показался ему похожим на Хозяина.

— Ну-ка, иди, иди сюда, не бойся— начал приманивать человек, помахивая непонятной штукой в руке, которой оказался сложенный лоскут чьей-то шкуры, — иди сюда, не бойся.

Пёс обрадованно доверился— наконец-то он получит еду, что у бедной собаки ассоциировалась с любовью и лаской человеческой.

— Иди сюда, продолжал охотник, — и собака коснулась носом тёплой его руки, преданно и счастливо заскулив. Он трепал пса по морде, гладил шею, как вдруг получил неприятный и увесистый шлепок по самой макушке всё тем же пресловутым куском шкуры.

От неожиданности, собака завизжала, подпрыгнула и бросилась прочь. А человек недовольно охнул и крикнул, уже в темноту:— да я же только пошутил, глупая ты псина, на, на кусочек, — и, судя по взмаху руки, что-то бросил вслед улепётывающему животному.

Удар, может быть, был и не такой уж и сильный, и, может, человек и вправду не хотел его обижать, но слишком сильна была память боли бьющих сапог, которую напомнил с виду невинный шлепок отделанной кожи. И пёс бежал. И если бы собаки могли плакать, он бы плакал.

Стояла глубокая ночь. Симург продолжал идти по колкому снегу в поиске нового следа. Симург — так назвал его хозяин и его небесные дети.