РИЛЬКЕ. "ЗАПИСКИ МАЛЬТЕ ЛАУРИДСА БРИГГЕ"

РИЛЬКЕ. «ЗАПИСКИ МАЛЬТЕ ЛАУРИДСА БРИГГЕ».

Мы не умеем видеть вещи. Мы не знаем, что они такое. Мы не знаем даже легенд о них, мы не создаем этих легенд. Наша обыденность бьет нам в глаза подобно фарам автомобиля, вдруг выруливающего из-за угла. И мы пугаемся, мы бежим. Вернее, мы даже не чувствуем своего страха, настолько к нему привыкли. Мы считаем это жизнью, для нас это нормально. Мы зарабатываем деньги, заполняем банковские счета. Мы говорим своим детям: «Это жизнь». И дети даже не возмущаются, они привыкли нам верить.

Таково наше время.

Таковы, быть может, все времена, различаясь только по внешности, не по существу.

Но кроме времени есть еще люди. Люди тоскующие, люди одинокие, они чувствуют, что им чего-то не хватает, им не хватает этого всю жизнь. И они не понимают, зачем они здесь и что они здесь делают.

Человек создал легенду. Он так видел. Это была не легенда о герое, не притча, учащая мудрости, после которой понимаешь, как нужно жить. Это вообще не была легенда в традиционном понимании этого слова. Это было недоумение. Легенда о вещах, потому что он так видел, и потому что он не мог видеть иначе. Он не понимал, почему они таковы, не понимал, почему этот мир таков. Он просто смотрел. И легенда оказалась реальностью. Реальностью, которой никто не замечал. Реальностью фантомной, сновидческой.

Мы сейчас знаем много воззрений на мир, на бытие, на Бога. Мы знаем много духовных учений, и западных, и восточных. Мы знаем и полное отрицание, отрицание Бога как выдумки, созданной человеком для своего утешения, и отрицание мира и всего проявленного как иллюзии, как сна, как формы пустоты. Перед нами много дорог. Утверждение Бытия и растворение в Трансцендентном, осознание «Я Есмь» и понимание «меня нет и никогда не было». И все это — одно. Потому что мы — вот они. С нами ничего не поделаешь.

Если бы Рильке разбирался в духовных философиях, если бы ушел в лес, в горы, в пустыню, что бы это было… Не знаю. Ничего бы особого не было. Не было бы ничего так уж сильно отличающегося от его жизни в городах Европы. Он уже там жил как в пустыне. Пустыня обогащала его жизнь миражами. Но сам он был ни при чем.

Но он чувствовал, что это жизнь. Он не понимал, что она такое, но это была жизнь. Он не отрекался от жизни. От жизни невозможно отречься, она сама всегда тебя настигнет. Хороша они или плоха? Что она значит, что она из себя представляет? Мы все пытаемся понять, объяснить, наш ум вечно неудовлетворен и ищет все новых формулировок. А ведь жизнь за пределом природы ума. Реальность за пределом его природы. Она есть то, что она есть. Ничем другим она быть не может.

И все же она постоянно становится чем-то другим. Становится другим в нашем представлении, восприятии, в нашем видении. Она становится нами, и это загадка из загадок. Мы ходим многими дорогами. Одни дороги мы считаем правильными, другие ошибочными. Но, может, кого-то это не убеждает. Может, кто-то до такой степени ничего не понимает, что все дороги для него одинаково ведут в никуда. И он начинает искать. Начинает прислушиваться, что же ему нужно. Хочет понять, что же он ищет на самом деле. И есть ли то, что он ищет, и следует ли его искать, и можно ли его найти.

Люди говорят ему разное об этом. Одни говорят, что этого не существует. Другие говорят, что оно непостижимо и недосягаемо. Третьи уверены, что искать следует не здесь. Они люди. Они тоже ничего не знают. В лучшем случае они могут только повторить чужие слова. И он сам только человек. Человек, идущий одиноким путем, следуя зову своего сердца. Все дороги начинают казаться ему чужими дорогами, а чужой дорогой не пройдешь, как бы ты этого ни хотел. Как бы она ни казалась тебе безопасной или возвышенной. И человек уходит в сторону от всех дорог.

Что скажет Он на это? «Ты не хотел никого слушать, не хотел идти правильно, ты всю жизнь маялся дурью и впустую потратил время»? Или же, напротив, Он скажет: «Ты пришел ко Мне кратчайшим путем»?

А ведь кроме жизни есть еще смерть. Что она такое? Может, разгадку следует искать в ней? Или от нее следует бежать и никогда о ней не думать? Но она тоже всегда настигнет тебя, как настигает жизнь. И человек начинает погружаться в смерть, понемногу входить в нее, постепенно, шаг за шагом, как в тихое озеро. Он ее видит. Она неотделима от жизни. И, возможно, неотличима от нее.

И есть любовь. Не страсть, не безумная тяга и зависимость, не инстинкт к продолжению рода, хоть это все тоже есть. Есть любовь как нужда, без которой умирают. Тихая, часто даже не осознаваемая нужда, в которой люди порой боятся себе признаться. Тем не менее умирают они от этого.

И есть любовь, без которой не может стоять мир. Любовь как присутствие, как корень мира. Тоже тихий, незаметный, неосознаваемый. И вот любовь, присущая человеку, начинает сообщаться с этой присутствующей любовью в мире, во всех вещах. И вещи становятся одушевленными, становятся любимыми. Люди на улицах тоже становятся любимыми, все эти стареющие девушки, безумцы, нищие и калеки. Они все — сокровища и драгоценности. Но человек — он только человек, и он один. Его любовь не страсть и не море, готовое потопить весь мир, и не солнце, способное залить всю землю своим светом. Человеческие силы ничтожны, и в нем та же нужда, что и во всех. Потому его любовь отрешенна, она — любование и удивление, она — задумчивость. И все то же недоумение порой посещает его, но все реже и реже: почему никто не видит и не любит, почему никого не любят? Однако он уже почти забыл о своем недоумении, он смирился.

И вдруг ему открывается. Ведь все и вся — любят. Стыдятся, волнуются, скрывают, не умеют выразить — но любят. И от этого становится тем более грустно. И он начинает думать, что быть любимым — страшнее, чем любить.

И тогда к нему приходит Блудный сын. Он видит этого сына как человека, который не хотел быть любимым. Может, этот Блудный сын — он сам, давно покинувший родину и семью, может, это кто-то другой, кого он понимает и кем не осмеливается быть — и все же становится им и идет его дорогой. От чего убегает он? Что его зовет? Он думает вначале, что у него нет поиска и нет цели, что он только беглец, и не более. Но оказывается, что он всю жизнь ищет. И что он ищет — любви. Он бежал от любви, непонимающей, неведающей, несовершенной, ибо видел, что это не любовь, это просто насмешка. Ему было оскорбительно такое чувство и такое отношение. Он бежал от этого — но везде находил все то же, и снова бежал. А потом понял, что бежать на самом деле некуда. И потому он вернулся. Ему уже было все равно.