Остров, которого нет.

Тишину разрезал звон разбитого стекла. Марк поднял голову от книги и вместе с креслом развернулся к зеркалу. Стекло даже не треснуло. Но в синих глазах мальчика не промелькнуло даже искры удивления. Он знал, что это не простое зеркало, а выход в параллельные миры. Других дверей (и окон) в башне не было. Потому что башня тоже была непростой. Она являлась олицетворением головы автора, где обитали созданные им герои. Они задумывались как литературные. Но эти двое никак не могли выбрать один-единственный из множества придуманных миров. Вот и остались здесь, в точке пересечения пространств. На часах, висевших на стене, отсутствовали половина цифр на циферблате, а стрелки замерли на без пяти двенадцать. И герои выглядели как двенадцатилетние подростки. Но сколько им на самом деле было лет, никто не знал. Иногда они вели себя совсем как взрослые, а иногда — как дети малые. Например, частенько говорили то, что думают.

Марк хотел уже вернуться к чтению, но тут зеркальная поверхность стала мутной, её словно залило бесшумными потоками воды. Послышалось цоканье каблуков и откуда-то из глубин зазеркалья, выбежала Лара. Она проскочила сквозь водяную завесу и чуть не споткнулась о массивную деревянную раму.

Её рыжие волосы были растрепаны ветром, но совершенно сухие. Также как и одежда, состоявшая из темных джинс и распахнутой кожаной куртки. А так как на ногах у неё были не привычные кроссовки, а высокие сапоги, Марк сделал вывод, что его сумасбродная подруга снова была в Заповеднике и ездила верхом.

Лара присела на край стола и заглянула в лежащую на нём книгу, раскрытую на середине.

— Что читаешь?

— «Русалочку» Андерсена.

— Это про то, как русалка полюбила принца, и отказалась от голоса, чтобы стать человеком, а когда он на другой женился, утопилась?

— Да не топилась она! — в голосе Марка слышалось явное раздражение.

Лара удивленно посмотрела на товарища. Он был из тех, кто тщательно скрывает свои чувства, а тут вдруг ни с того ни с сего кинулся на защиту. И уж тем более не заступался за неё. Почувствовав, как разгорается обида, она смущенно опустила взгляд и невольно прочла пару строк.

— Но тут же сказано: «она бросилась с корабля в море».

— Так она же в море родилась. И большую часть жизни под водою прожила. Так что, бросившись в волны, русалочка, скорей всего, просто хотела вернуться домой, а не покончить жизнь самоубийством.

— Ты-то откуда знаешь, чего именно она хотела?

— Я не знаю. Но давай мыслить логически. Ведьма предупреждала, что если принц жениться на другой, то русалочка станет пеной морской, что для подводного народа равнозначно смерти. Так какой же смысл убивать себя, когда всё равно на рассвете умрёшь?

— А, по-моему, нет смысла искать логику в поступках девушки, тем более, влюбленной.

— Есть ещё один момент. Андерсен ведь был христианином, так? А с точки зрения христианства самоубийство — страшный грех, единственный который не прощается.

— А почему?

— Возможно, потому что совершившие его уже не могут попросить прощенья? А те, кто считают что конец сказки трагичен, просто упускают из виду дальнейшее развитие событий — Марк перевернул страницу и прочёл вслух: «…русалочка не чувствовала смерти; она видела ясное солнце и какие-то прозрачные, чудные создания, сотнями реявшие над ней. Она видела сквозь них белые паруса корабля и розовые облака в небе; голос их звучал как музыка, но такая возвышенная, что человеческое ухо не расслышало бы ее, так же как человеческие глаза не видели их самих. У них не было крыльев, но они носились в воздухе, легкие и прозрачные. Русалочка заметила, что и она стала такой же, оторвавшись от морской пены». Значит, Русалочка не умерла. А просто ещё раз поменяла облик.

— Ещё раз? — удивилась Лара.

— В первый раз она превратилась из русалки в человека. А второй раз — из человека в дочь воздуха. Это даже не новая жизнь, а новая полоса жизни.

Лара открыла было рот, но не произнесла ни звука. Потому что в этот миг перо Фантазис взлетело над столом и начало что-то быстро писать на стандартном листе, а, закончив работу, вновь опустилось в стаканчик с карандашами. Не дожидаясь пока высохнут чернила, Лара схватила испещрённый готическими буквами лист и прочла вслух:

В ясный день облака белоснежные, как крылья лебедей, пасмурной ночью — тускло-серые, как дым костра, а на рассвете и закате — алые, желтоватые, иногда розовые, как цветки пионов. И кажутся они такими мягкими, как пух, но так ли это в самом деле знают, наверно, лишь птицы.

И ещё — сильфиды. Эти легкие, прозрачные создания, роятся в воздухе, распространяя вокруг ароматы цветов и навевая прохладу, оставаясь незримыми. Но если бы люди могли их увидеть, то, несомненно, восхитились бы грациозными фигурами, прелестными лицами и выразительными глазами сильфид. У одних они были светлые как бирюза, у других — темные, как чернила, но это непременно были краски неба. Лишь широко распахнутые и немного грустные глаза самой юной из них напоминали цвет морской волны (возможно, поэтому её и назвали Мариной).

Без устали летали сильфиды по свету, принося надежду обездоленным, и облегчение больным. Даже те, у кого не было причин для грусти, при приближении дочерей воздуха испытывали неожиданное умиротворение.

Обычно сильфиды путешествовали стайками как птицы, но Марина в отличие от сестёр любила парить над землей в одиночестве. Если же ей случалось пролетать над океаном, то она непременно приземлялась где-нибудь на вершине утёса, чтобы послушать шум прибоя.

Лара отложила лист и вопросительно посмотрела на Марка.

— Ну и что это значит?

Он пожал плечами.

— Похоже, продолжение сказки Андерсена.

— С чего ты взял? Здесь же ни слова о русалках.

Марк взял с книжной полки толстый том в переплёте «под кожу». Пробежал глазами указатель в конце книги и быстро нашёл нужную страницу:

— Вот смотри. Сильфида — это женский род от слова сильф. А сильфы — это духи или элементали воздуха. В средние века считалось, что они умеют левитировать и могут стать невидимыми. Возможно, Андерсен под дочерями воздуха именно сильфид имел в виду. Это, во-первых. А во-вторых, имя Марина переводится с латыни как «морская». Отсюда, кстати, пошло звание гардемарин...

2

И тут опять раздался звон разбитого стекла. На этот раз не резкий, а более тонкий и нежный, как будто разбился хрустальный бокал. Марк с Ларой, словно по команде, повернулись к зеркалу. Но вместо собственного отражения увидели незнакомую девушку. Сквозь неё, словно сквозь кисею, просвечивали доски пирса, на краю которого она сидела. Как нетрудно было догадаться, то была та самая Марина, любившая уединение и море. Озорной ветерок ластился к ней словно щенок, играя локонами.

А по небу бродили лохматые облака. Медленно, но упорно сливались они воедино, словно хотели заполнить собой всё пространство до самого горизонта. Они уже почти достигли своей цели. Но ветер, превратившийся в злого цепного пса, порвал в клочки грязно-серое полотнище. Сквозь прорехи даже проглянуло заходящее солнце и растеклось по воде рыжеватыми бликами. А потом две огромные тучи столкнулись друг с другом. Эффект был примерно такой же как если бы на дороге столкнулись две груженных бочками телеги. Бочки бы упали, а их содержимое пролилось бы на землю (в данном случае в море). Волнам это, очевидно, не понравилось. Они недовольно шипели, как кошки, и выгибались дугой. И вот одна высокая волна налетела на пирс, накрыв сильфиду с головой.

И дочь воздуха погрузилась в пучину. Она изо всех сил тянула руки вверх, чтобы взмыть в небо, но какая-то неведомая сила настойчиво влекла её на дно. Забыв о том, что надо сдерживать дыхание, Марина испуганно вскрикнула, но вместо звуков изо рта её вырвались пузырьки, словно у рыб. Тогда она вздохнула воду полной грудью, и, вопреки опасениям, не захлебнулась. Даже не закашлялась. Тут Марина заметила, что таинственная сила перестала тянуть её вниз. Босые ноги лишь немного не доставали до дна, покрытого мелким песком, голубоватым как вода вокруг. Эта спокойная голубизна напомнила сильфиде небо. Она слегка развела руки и поплыла вперёд, с любопытством поглядывая по сторонам.

А посмотреть действительно была на что. Между разлапистыми ветками кораллов сновали юркие разноцветные рыбки. Вяло помахивали щупальцами скользкие медузы, похожие на полупрозрачные зонтики. То и дело встречались огромные раковины, игольчатые шарики морских ежей, и остроконечные морские звезды. А впереди виднелось что-то тёмное и выпуклое, то ли маленькая скала, то ли большая рыба.

Когда же Марина подплыла поближе, то обнаружила, что это не скала, не рыба, а затонувший бриг, лежавший на правом борту. Паруса давным-давно истлели, от грот-мачты остался лишь жалкий обломок, фок-мачта тоже надломилась и стала похожа на цифру один. Но деревянная обшивка уцелела почти полностью, только в днище зияла дыра размером с хороший стог сена. Через эту дыру сильфида и скользнула в трюм.

Там царил зеленоватый полумрак. Около противоположного борта стоял массивный сундук окантованный железом и вдобавок перетянутый канатом. Лара подумала, что в него можно без труда поместить письменный стол. Из сундука доносились глухие стоны, а сам он заметно подрагивал. Вокруг были разбросаны осколки стеклянной бутыли. Марина осторожно подняла самый крупный из них и принялась распиливать канат. И тут Лара почувствовала резкий запах водорослей и йода. «Стекло исчезло!» — обрадовалась она и, недолго думая шагнула через раму, взяла другой осколок и стала помогать Марине. А та и не заметила, что не одна. Лара и Марк часто оставались невидимыми для жителей придуманных миров, но могли воздействовать на неодушевленные предметы. Правда, взаимодействие это оставалось незамеченным местными, точнее списывалось ими на везение, или наоборот, невезение.

Перерезанные кольца каната упали по обе стороны сундука, крышка его со скрипом приоткрылась, и наружу вырывался столб густо-серого дыма и ещё два каната. Выползая как змеи, они обхватили запястья Марины и попытались затянуть её внутрь. А обрубки каната по-змеиному ползли к ногам сильфиды.

— Осторожно! Сзади! — крикнул Марк.

Марина его крика не услышала, но Лара обернулась, и, шагнув назад, вдавила каблуком в песок канат. А Марк наступил на другой. Но те канаты, что лежали в сундуке ещё плотнее оплели руки Марины. Лара бросила тревожный взгляд на Марка:

— И что теперь?

— Что ты сказала? У меня в ушах звенит...

— Уходим! Быстро!

Они едва успели выскочить из рамы, как стекло вновь стало твёрдым. Лара потянула Марка за рукав:

— Смотри!

У сундука стоял невесть откуда взявшийся парень в шляпе и потрёпанном бушлате. Смуглый, темноволосый и коренастый он казался вырезанной из тёмного дерева куклой. И даже изогнутая полумесяцем сабля была коричневой от ржавчины. Но, как ни странно, остроты от этого не потеряла. Один взмах — и сжимавшие руки Марины канаты были перерублены. Она испуганно отпрянула.

— О, прошу прощенья! Я вовсе не хотел вас напугать, — незнакомец отвесил галантный поклон. — Позвольте представиться: Эйкок.

3

Тут Зеркало стало непроницаемо чёрным как погасший экран телевизора, а когда вновь посветлело, то отражало лишь стоявших перед ним Марка и Лару.

— Имя знакомое… Но не помню, где встречал, — Марк скользнул озадаченным взглядом по книгам на полках.

И, хлопнув себя по лбу, вытащил из ящика стола пухлую записную книжку в картонной обложке. Пробежал глазами по заголовкам одной из таблиц:

— Персонажи. Имя. Внешность. Характер. Привычки, жесты, увлечения… А вот оно! Краткая биография.

Из неё они узнали, что Эйкок ещё подростком угодил в водоворот, который вынес его к берегам одного из островов Радужного архипелага. Там попаданца подобрал купеческий корабль Фелиция. На борту выяснилось, что спасенный ничего не помнит, даже собственного имени. Но оказалось, что он неплохо готовит. Безымянный герой стал корабельным поваром и постепенно обращение Эй кок стало его новым именем.

— И это всё? — разочарованно спросила Лара.

Она давно уже спрыгнула со стола и мерила шагами башню, как делала всегда когда была чем-либо заинтересована. Или сгорала от нетерпения. Марк кивнул и убрал книжку в ящик стола:

— Это же просто рабочие материалы. Наброски для памяти. Даже романы рассказывают только о некоторых событиях жизни героев. Поэтому почти любую книгу можно продолжать. Теоретически.

— Ну а если герой умирает?

— В жанре сказки это не помеха. Если авторы верят в бессмертие душ. Тот же Андересен и в автобиографии рассказывал про собственные похороны и последующую встречу с Богом.

— Дался тебе этот Андерсен, — Лара опять обиделась.

На этот раз за собственного автора. Марк явно собирался что-то возразить. Но не успел. Потому что снова ожило перо Фантазис. Исписанный листок поднялся над столом и приземлился прямо перед Марком.

Прибыв в Редиланд, — прочёл он вслух — судовладелец забил трюмы фруктами, чаем и специями, которые в те времена ценились на вес золота. Но на полпути к Киротинусу «Филиция» подверглась нападению пиратов. И счастье в этой битве улыбнулось морским разбойникам под командованием некого Руфуса Каниса по прозвищу Рыжий пёс. Он был известен тем, что никогда не брал пленных, всех выживших из команды захваченных кораблей, отказавшихся присоединиться к нему, высаживал в шлюпке в открытое море, а то и вовсе выбрасывал за борт.

Испуганная Лара метнулась обратно к столу:

— Что и Эйкока выбросили?

— Наоборот, — возразил Марк. — Он решил присоединится к пиратам. И я бы не стал его осуждать. Если стоит выбор стать пиратом или рыбьим кормом многие предпочли бы первое.

Лара презрительно поморщилась и, перехватив ещё один парящий в воздухе листок, прочла:

— Семь лет спустя судьба вновь привела бриг Каниса к берегам Редиланда. Там пираты обнаружили галеру, застрявшую на мели. Видимо, команда была слишком малочисленна, чтобы вытащить её на берег. Зато пиратам это удалось. Заделать пробоину в днище им тоже труда не составило, и Рыжий пёс решил привести галеру в Амберпорт и там продать. Но галера-то гребное судно. И встал вопрос: где взять гребцов? Обычно ими становились каторжники. А пираты каторги боялись пуще смерти. Рыжий пёс понимал, что не заставит никого из своих людей сесть на весла и пошёл на хитрость. Приказал снять черный флаг, и заменить его на зелёный. Простодушные туземцы, обитавшие в джунглях красного острова, всегда охотно отдавали добытые ими жемчужины в обмен на разные товары. Подумав, что перед ними виридорские купцы, шестеро местных парней поднялись на борт, и пираты отобрали у них жемчуг, а самих бросили в трюм и приковали к скамьям. Такое бесчеловечное обращение втайне возмутило рядовых матросов, положение которых мало чем отличалось от рабского. Но матросы, во всяком случае, могли свободно передвигаться по кораблю, а закованные в цепи пленники не смогут покинуть трюма, и если галера вдруг пойдёт ко дну, неизбежно утонут. Примерно так думала половина команды, но только Эйкок осмелился сказать об этом капитану. Канис пришёл в ярость.

По пиратскому обычаю дуэль состоялась на берегу. Эйкок победил, и опять-таки по обычаю, команда провозгласила его капитаном.

Марк и Лара ждали третьего листа, но так и не дождались.

— Похоже, оно написало всё, что собиралась написать, — сказала Лара, вертя безжизненное перо в пальцах.

— Тебе не кажется, что это неправдоподобно? — Марк откинулся на спинку кресла и расправил закатанные рукава серой рубашки.

— Что именно?

— Не понимаю, как подросток сумел победить старого морского волка?

— Это же сказка. А в сказках герои всегда побеждают злодеев.

— Скорей уж фэнтези. Но даже в сказке внутренняя логика должна быть. А то получится авторский произвол.

— За годы плавания с пиратами Эйкок, наверняка, овладел саблей. А может и ещё каким-нибудь оружием.

— Но пиратский капитан наверняка владел им лучше! Надо же учитывать разницу в опыте…

Разгорался очередной спор. Они частенько спорили из-за увиденного в зеркале. Но, даже расходясь во мнении, всё равно оставались друзьями. Потому что каждый был готов принять точку зрения собеседника. Если, конечно, тот докажет свою правоту. Они могли бы согласиться даже с тем, что дважды два пять. Или восемь. Но если для Марка спор был скорее средством поиска истины, которая все время где-то рядом, то Лара обычно спорила либо из чувства противоречия, либо просто от скуки. Но на этот раз была не в настроении вести дискуссию. Сделав вид, что не слышит, она взяла со стола круглую лупу с деревянной ручкой и попыталась вставить её в глаз по примеру монокля. Но лупа была слишком велика.

— Положи, пожалуйста, — попросил Марк. — Сломаешь, как тогда я буду мелкий шрифт разглядывать?

— Ты лучше в зеркало взгляни.

4

В раме лениво перекатывалось море, и солнечные блики танцевали на воде. А стекла уже не было. Лара шагнула на усыпанное пёстрой галькой побережье.

В двух шагах от неё разворачивалась пресловутая дуэль. Эйкок-подросток чем-то походил на мокрого взъерошенного воробья. Его противник — незкорослый кряжистый мужчина — был совершенно лыс, зато имел роскошные висячие усы, которыми напомнил девушке мультипликационного Бармалея. Пират был без рубашки, и Лара отчетливо видела, как перекатываются под загорелой кожей мышцы. Канис не спешил атаковать противника, но четко и методично парировал удары, сыплющиеся на него, словно из рога изобилия. Эйкок, наоборот, атаковал стремительно, лезвие его ножа так и мелькало в воздухе. Даже глазам было больно смотреть.

Марк попытался увести Лару на безопасное расстояние.

— Может, спрячемся среди тех скал?

Та отмахнулась:

— Зачем? Они нас всё равно не видят!

— Зато нам оттуда будет лучше видно!

— Ты что будешь просто стоять и смотреть?!

— А что ещё мы можем сделать?

Лара метнулась в гущу схватки и подставила Канису ножку. Пират упал, но вместо того, чтобы воспользоваться ситуацией, Эйкок шагнул назад, дав противнику время подняться. Лара сердито топнула ногой:

— Вот идиот! Зачем он это делает? Такой шанс упустил!

— Похоже, герои не могут иначе.

— Но это штамп из штампов!

— Может быть. Но если бы в сюжетах штампов не было, нам бы сложнее было в них встревать. В придуманных мирах свои законы, нарушать которые нельзя.

За разговором они не заметили, как Канис обезоружил противника. А за Эйкока спиной был утёс.

— Ты был прав: ему не победить, — признала Лара.

И мысленно добавила: «Без помощи».

Но тут случилось нечто странное. Канис промедлил лишь пару секунд, но этого оказалось достаточно, чтобы Эйкок смог вывернуть руку пирата, пронзив врага его же собственным ножом.

— Вот она, настоящая справедливость, — сказала Лара, отводя взгляд от упавшего в воду тела.

— Только давай без пафоса и без злорадства, ладно? Я вообще не понял, что произошло.

— Солнце, наверно, его ослепило.

— Солнце? Оно было за спиной!

Лара поспешно спрятала в карман случайно взятую с собою лупу. Но Марк заметил её нервное движение.

— Твоя работа?

— Что ты сказал? В ушах звенит.

Насчёт звона Лара малость погрешила против истины. Но оставаться на берегу им в любом случае смысла не было.

5

Зато в башне на полу они нашли ещё один исписанный листок. Из него следовало, что став капитаном Эйкок втайне от команды решил вернуть «Фелицию» законному владельцу. И чтобы выяснить, жив купец или нет, открыл охоту на русалок и сирен.

— А русалки-то в чем виноваты? — не поняла Лара.

— Почему обязательно виноваты? Русалки и сирены знают всё, что происходит в море. Тут сказано: от них Эйкок узнал, что спасшимся с «Фелиции» удалось добраться до блуждающего острова. Точнее это остров вовремя до них добрался. Он, словно льдина, дрейфовал с места на место. Сирены рассказывали, что он якобы расположился на спине гигантского кита. Русалки утверждали, что это не вообще не остров, а панцирь исполинской черепахи, которая кочует в поисках еды. Но ни те, ни другие не знали, где этот остров сейчас. Эйкок надеялся лишь на подводную царицу. И вот однажды ночью ему удалось заманить её к берегу, — Марк повернул лист на другую сторону, но тот был чист. — Похоже, это всё.

— Ну вот опять… На самом интересном месте! — Лара с досадой стукнула ладонью по подлокотнику кресла, в которое только что плюхнулась.

— Где-то я уже об этом острове читал, — Марк рассеянно выронил листок на пол, и снова достал записную книжку.

А зеркало опять перехватило эстафету у бумаги. На этот раз в нём отражалось тёмно-синее ночное небо, почти слившее с волнами, тихо качавшими двухместный ялик. Если бы не укрепленный на его носу фонарь, ни Марк, ни Лара этот ялик даже и не заметили бы. А так разглядели и сидевшего в нём Эйкока, и лежавший на дне сверток сетей. Неожиданно картинка стала четче и крупнее. Как будто бы невидимая камера взяла крупный план, а потом ещё прибор ночного виденья включился. Свёрток шевельнулся, блеснули хвостовые плавники, мелькнула женская рука с ужасно длинными и острыми когтями, и стало ясно, что это не сверток, а та самая подводная царица. Её высокая прическа сама по себе была роскошным украшением, а вплетенный в косы жемчуг превратил её почти в корону.

— Остров твой, мой милый, третий год покоится на дне морском, — голос царицы звучал томно и вкрадчиво, словно она была не пленницею, а хозяйкой положения.

— А жители? — севшим от неожиданности голосом спросил Эйкок.

— Живёхоньки. Остров не просто так под воду канул, а под действием проклятия. Люди сами виноваты, так всегда бывает. Отказались напоить нищего старика, которого штормом прибило к их острову. Старик тот оказался колдуном…

— Ой, не нравится мне эта дама! С чего она так разговаривает с похитителем? Нормальная русалка стала бы умолять отпустить, ну или угрожать расправой. А эта… — от изумления Лара не сразу нашла нужные слова. — Чуть ли не улыбается.

Марк, наконец, оторвался от записной книжки.

— Кажется, я её уже видел.

И он шагнул поближе к зеркалу, чтобы получше рассмотреть её.

— Насколько мне известно, всякое проклятие можно снять, — сказал тем временем Эйкок.

— Конечно, милый, — тут царица и впрямь улыбнулась, но от улыбки этой у Лары по спине мурашки побежали — Если кто-то из чужестранцев сойдёт на берег острова и будет принят по всем правилам гостеприимства, то проклятие падёт.

— Но найти мне этот остров под водой?

— Отпустишь — расскажу. И дам способность дышать, словно рыба.

— Нельзя ей верить! — крикнул Марк, но тут же вспомнил, что его никто не слышит, кроме Лары и добавил тише. — Это же Иллюзис.

Лара прекрасно помнила эту коварную ведьму, которая мечтала подчинить весь мир точнее все миры, вместе с реальностью, сведя всех жителей с ума. И сталкиваться с ней опять ужасно не хотелось.

— Уверен? У неё есть ноги. Или были.

— Может, хвост это просто очередная иллюзия? Попробуй вместо чешуи представить шаровары.

Лара вскочила так резко, что кресло со стуком упало.

— Что ты стоишь? Бежим скорей пока опять стеклом не затянуло!

— А смысл? Мы всё равно не сможем ни о чем предупредить Эйкока. Злодеи нас не видят, это плюс. Но и с героями мы тоже переговорить не сможем, а это минус.

— Минус, плюс… Мы где? На математике? Или в литературе?

Она практически втолкнула его в раму и сама прыгнула следом. Иллюзис рядом уже не было. Очевидно, перерезала ногтями сети и нырнула в глубину. Зато Эйкок лежал на дне. Лара коснулась шеи, чтоб пощупать пульс, а вместо этого нащупала пару горизонтальных прорезей. «Странно, что крови нет», — подумала она, и с ужасом осознала, что

— Он задыхается!

— Неудивительно. Иллюзис сказала: дышать словно рыба. А рыбы на земле дышать не могут. Ему в воду надо.

— Хватит болтать! Помоги!

Вдвоем они сумели перебросить тело за борт. Ялик накренился, и они упали в море, взметнув тучу брызг, чтобы через мгновенье приземлится на пол в башне. Они даже вымокнуть не успели. Но у Лары всё равно было такое ощущение, что она сидит в луже. И в прямом, и в переносном смысле. Девочка встряхнула головой, как встряхиваются собаки, вылезая из воды. Но гадкое чувство не проходило. А зеркало как ни в чем ни бывало показывала Эйкока и Марину возле сундука. Канаты даже не успели спрятаться в песок.

— Оно что, зависло? — удивилась Лара, подходя к столу.

— Это тебе не компьютер. Думаю, зеркало изменило последовательность событий. И встреча с Мариной произошла после встречи с Иллюзис. Насчет проклятия она, кстати, не лгала, — Марк, наконец, нашёл нужную информацию в записной книжке. — Лишь умолчала об одном. О том, что снять проклятье можно только раз в году, когда остров всплывает на поверхность.

— Приехали.

Тон был такой, что стало ясно: дальше рельсов нет. И тут зеркало, словно в насмешку, решило показать им остров.

6

Это было красиво и жутко одновременно. Солнце спряталось за горизонт, будто нырнуло в море. Блики на воде растаяли, как тает сливочное масло в сковородке. Волны бурлили и пенились сильней обычного. Как будто кто-то решил вскипятить океан. А на поверхность медленно всплывал проклятый остров. Его, словно рождественскую игрушку, окружал прозрачный шар, только не из стекла, а из воды. Он и в самом деле походил на черепаший панцирь. Каменистые равнины чередовались с чахлыми кустарниками. Кое-где виднелись кособокие лачуги. Несколько женщин и ребятишек бродили с корзинками вдоль берега и что-то собирали в них. Они были разного возраста, но даже молодые девушки двигались также медленно, как дряхлые старухи.

— Что они делают? — спросила Лара.

— Водоросли собирают. А может, ракушки какие.

— Зачем?

— Это нам с тобой о пропитании заботиться не надо, а на острове, похоже, мало что растёт. Видишь, вот тот бурый лист? Это морская капуста. Так, а это ещё что такое?

Лара прильнула к стеклу и увидела, как из воды показалась рука, потом шляпа, а потом лицо Эйкока с плотно сжатыми губами.

— Он что собрался вылезать на берег?! Он же, — Лара захлебнулась окончанием фразы и зажмурилась, пытаясь сдержать слёзы. А когда вновь открыла глаза, то увидела лишь черноту. Как будто кто-то изнутри задернул занавес. Но и это был не финал.

Ребята даже не успели отойти от зеркала, как занавес пронзил сноп солнечных лучей. Они ворвались в узкое не застеклённое окно какой-то хижины и осветили бледное лицо Эйкока, лежавшего на циновке у очага. Казалось, что глаза его вот-вот закроются, но вместо этого свет словно растворился в глубине зрачка. А кожа засияла изнутри. И сквозь неё стал постепенно проступать узор циновки.

— Смотри, это Марина!

Завороженная Лара встрепенулась:

— Где? Не вижу!

— За окном. Ой, нет, на подоконнике. Она такая крошечная как цветочный эльф!

Наконец, и Лара разглядела улыбающуюся сильфиду. А когда перевела взгляд на циновку, там уже никого не было.

7

— Ну вот и всё, — тихо сказала Лара собственному отражению.

Но грусти не было. Впрочем, и радости тоже. Как будто перекрыли эмоциональный кран. Лишь в глубине души клубилось осознание выполненного долга. «Наверное, так ощущает себя автор после завершения очередной истории», — подумала Лара отстраненно. И неожиданно озвучила давно уж мучивший её вопрос.

— Вот не пойму: зачем его Иллюзис обманула?

Марк нумеровал исписанные пером листы, поэтому откликнулся не сразу.

— Может, просто из любви ко лжи? Иллюзия, по сути, и есть ложь.

— А сказка правда, что ли?

— Сказка — вымысел. А он себя за истину не выдает. В отличие от лжи. Но в некоторых сказках больше правды, чем иных реалистических романах.

Лара фыркнула:

— Ну да! Русалки правда существуют. И перья сами писать могут.

— Я не о том. А о глубинной правде, философской. Порой в придуманных мирах работают те же законы, что в реальности. Это сложно объяснить. А может быть, Иллюзис не хотела, чтобы остров поднялся со дна.

— Ну и какой ей прок от острова?

Марк пожал плечами:

— А мне откуда знать? Помнишь, она назвалась подводной царицей? Что если правила она тем самым островом?

— Да мало толку от короны, если нету подданных.

— Как бы то ни было, проклятие с острова снято. Только Эйкок… Да и Марина так и осталась тёмною лошадкой. Совершенно не раскрытый персонаж.

— А кто сказал, что карты непременно надо раскрывать в первой же книге? У меня такое чувство, что мы их ещё увидим. И не раз.