Земля Нод 2: Валтасаров пир

Мюнхен, ноябрь, 1939г.

— Полагал ли я, что наше противостояние приведет к подобному?

Поистине так. До встречи с Адой из Мюнхена, хорошенькой служаночкой, найденной домоправительницей на смену захворавшей горничной, Свен прочно стоял на мысли, что его уже невозможно удивить.

Ада стояла в дверях гостиной, высоко вздернув подбородок. Ни дать, ни взять — белоснежная лебедушка. Лишь только лебедям никто не надевает на шеи осиновые «бусы». Мог ли он предположить, что, придумав однажды столь грозное орудие против сородичей, увидит его на Аде? Какая ирония…

Конвоир стоял за ее плечом, с неуместным, почти детским любопытством разглядывая дом Свена и самого хозяина. Легким кивком Свен отослал солдата. Пусть ожидает Аду в машине.

— Ты больше не играешь в игру «Кто такая Ада Миллер?». Значит, оно стоило того, — резко сказала девушка, едва они остались вдвоем.

— Ада Брауэр, — мягко поправил ее Свен. — Я знал тебя под этим именем.

Он подставил ей локоть, памятуя о том, как тяжело носить «бусы». Тошнота, головокружение, упадок телесных и духовных сил. Осина была последним деревом, которое создал Всевышний — после того, как появились молохи. Дабы защитить маловеров и язычников, которые тоже оставались Его детьми, в отличие от подобных ему.

Усадив Аду в одно из кресел, Свен, прихрамывая, пошел к секретеру, где хранил небольшой ящичек с инструментами. Иногда ступни ног, изувеченные хворью, просто невыносимо ныли. «Боль — лишь в твоей голове», — напомнил он себе. При жизни он редко чувствовал боль, даже когда истекал кровью, а, меж тем, после смерти она стала его постоянной спутницей.

Несколько щелчков острогубцами, и проволока была перекушена. Он осторожно стянул «бусы», стараясь не касаться осины.

— Благодарю, — тихо сказала Ада, проводя рукой по исцарапанным шее и ключицам, которые открывал тонкий свитер. Осина отняла у нее всю неуязвимость. — Ты не хочешь снять повязку? Я не люблю говорить с теми, чьего лица не вижу.

Они знали слабые места друг друга, как давно пожившие вместе супруги.

— Ранее тебя это не смущало.

— Ранее я не стремилась понять, как так вышло, что такой благородный и честный Свен использовал меня в какой-то грязной игре.

— Я не благородный и не честный. Как, впрочем, и ты, Ада.

Чуть помедлив, Свен непослушными пальцами стянул с лица повязку. От напряжения свело плечи под слоями одежд. Сколь же просто деморализовать самого опасного молоха Ордена! Сними с его лица клочок тряпки — и вот он растерян, как брошенный ребенок. Прячет глаза, пытается отвернуться, опустить голову, спрятать лицо хотя бы покрывалом. Он бы сам над собой наглумился вдоволь, если бы мог.

«Сила в немощи совершается», — напомнил он себе, глядя Аде в лицо. Однако в этот раз она не отвела глаз, не позволила себе выказать жалость и ужас. В этот раз она выдержала испытание с честью. Как, впрочем, и он.

Свен на секунду прикрыл глаза, вдыхая успокаивающий аромат лаванды, ветивера и сандала. Ароматические палочки горели днем и ночью, мешочки с травами прятались в складках свободных одежд. Аромат трав — чтобы скрыть тошнотворное зловоние гниющих язв. Свободные шелковые шаровары, накидки, халаты, которые он носил вопреки недовольству своего наставника в ордене святого Лазаря — чтобы не видеть очертаний своего тела, перемотанного слоями бинтов. «Проказа — печать грешника. Вериги, надетые на тебя Господом, чтобы ты принес достойное покаяние. Не должно прятать их!», — с этими словами, раз за разом, с него сдирали все тряпки, ставили перед зеркалом на колени и велели молиться.

Сколько веков на его теле не появлялись новые раны и язвы, сколько веков ему не приходилось более перевязывать их, а, меж тем, в старых привычках он обретал желанный покой.

Свен присел напротив Ады. Настолько близко, что мог увидеть уродливое безносое отражение в ее зеленых глаза. Сцепил пальцы, затянутые в шелк.

— Я бы хотел услышать от тебя, что произошло тогда в Варшаве. Ты ведь за этим так отчаянно хотела меня увидеть?

— Ты мне расскажи, — тонкие губы Ады исказила горькая усмешка. — Как так вышло, что, выполнив полученный от тебя приказ, я внезапно оказалась преступницей.

Ответом ей было молчание. Мог ли Свен разъяснить ей то, чего сам не понимал? Новость о том, что Ада по его приказу похитила Марию Медведицу и спровоцировала нападение молохов Совета на Варшаву, даже спустя месяц держала его в смятении. Неужели то, чего он так опасался, случилось? Неужели Ульрик решил, что старый друг стал ему помехой и задумал красиво убрать с дороги? Все больше в нем становилось от Безликого и все меньше от Ульрика, которого он так давно знал.

— Хотел бы я дать тебе ответ, который ты желаешь услышать, — мрачно сказал Свен. — Однако, и сам не имею малейшего представления о том, что произошло. Я не отправлял тебе никаких приказов, тем более… подобных. Сдается мне, что кто-то крупно подставил тебя и меня. Впрочем, еще с того момента, как дело с Варшавой поручили мне и тебе, я уже подозревал неладное.

Свен вздохнул. Густой и хриплый звук прокатился по его горлу. То, что происходило, заставляло его чувствовать себя грешником в адском котле. Было так легко использовать Аду, чтобы еще сильнее упиваться страданиями рядом с ней. Упиваться своим уродством, своим ничтожеством рядом с красивой женщиной, которая лезла из кожи вон, лишь бы быть рядом с ним. Невольно, он чувствовал свою ответственность за все то, что с ней случилось. За то, на что толкнул своим эгоизмом служаночку Аду, которая почувствовала себя значимой и нужной тому, кто был слишком слаб, чтобы позволить себе ею утешиться. Ее любовь пугала его и одновременно подбрасывала дров в костер уничижения, на котором он так любил себя жечь. Трудно страдать, когда у тебя нет зрителей. А когда он понял, на какие ужасные деяния толкнул ее, то просто… сбежал. И продолжал малодушно убегать снова и снова. Пока она, гоняясь за ним, не попала в капкан.

Самым страшным в его малодушии было то, что он порой думал оставить ее в этом капкане. Свен наказывал себя, снимая повязку и становясь перед зеркалом. Единственным зеркалом, которое было в его доме. «Проказа — печать грешника». А он жалкий и малодушный грешник. И лучшее, что он может сделать за всю свою никчемную жизнь — это не позволить Аде снова пострадать из-за него.

Как и не позволить кому-либо еще пострадать из-за нее.

— Прости меня, что я не поделился с тобой своими размышлениями ранее. Я мог бы уберечь нас обоих, — он чуть склонил голову.

— Продолжай.

К своему облегчению он увидел, что Ада смотрит на него, едва сдерживая улыбку. И тут же обозлился. Глупая, маленькая, эгоистичная девчонка. Все совершенное ей зло обратилось моментом триумфа. Брошенный муж, преданная дочь, десятки убитых по ее вине молохов в Варшаве. И тысячи молохов, которые могут погибнуть теперь по ее вине. Но не он ли виноват в том, что она заглядывает ему в глаза как преданная собачка и просит лакомство? Что это единственное, что для нее важно?

— Я недооценил абсолютно все. Недооценил то, как Азур хочет заполучить тебя. Недооценил то, что Ульрик, рано или поздно, решит использовать меня в своих целях.

Сколь же наивно было с его стороны поверить в то, что их гнилые людские душонки, облеченные бессмертной плотью, способны предпочесть дружбу амбициям. Эта мысль причиняла ему почти физическую боль. «Держи ухо востро и ищи того, кому выгодно», — вот та мудрость, которой он следовал при жизни, но о которой позабыл рядом с Ульриком.

— И недооценил мою преданность тебе, — резонно отметила Ада то, что Свен побоялся сказать вслух. — Ведь я никогда не усомнилась бы в твоем приказе.

— Даром, что я бы никогда не приказал тебе совершить нечто подобное? — не одна она умела уколоть в чувствительное место.

Они замолчали. Ада опустила голову. Свен смотрел на свет люстры, игравший на ее волосах. Светлые и невесомые, они напоминали о солнечных лучах. Ему хотелось коснуться их, поиграть прядями, как когда-то, он не мог позволить себе подобное.

— Разве сейчас подходящий момент для этого? — спросила она. — На носу война с Советом лордов.

Стоило разъяснять ей все? Впутывать еще больше?

— Самый подходящий. Более чем, — Свен проглотил комок в горле. — Ульрик всегда готовит себе пути к отступлению. А я, по его мнению, обладаю слишком большой силой и влиянием на более миролюбивую часть Ордена. Или же она обладает слишком большим влиянием на меня… — сказать о том, что давно грызло его душу было непросто. Сказать означало облечь в форму подозрения. Признать, что тот, кого ты считал другом, давно тебе не доверяет.

— Ты о Неопалимом?

— Григорий давно собирает оппозицию внутри Ордена. Он пытается перетянуть меня на свою сторону...

Ада усмехнулась.

— Легче перетянуть кита по суше, чем тебя на чью-то сторону.

Свен расхохотался. Ада умела не только уколоть его, но и развеселить. Тронуть ту струну, которая заставляла его расплыться в самой искренней улыбке. Но довольно было веселья…

— Ада, полагаю, ты понимаешь, какой раскол может случиться среди верхушки Ордена, — сказал он. — Ситуация такова, что использовать тебя в своих целях мог как Ульрик, так и Григорий, которому выгодно, чтобы я перешел на его сторону. По случайности ты оказалась между молотом и наковальней…

— Почему ты рассказываешь это все мне? Почему решил довериться? — вдруг спросила Ада. Почему лишь это ее волновало? — Ты избегал меня с момента Ночи посвящения, когда назвал… дай-ка напомню, подлой дрянью. Ты общался со мной сугубо по делу: принеси, подай, сделай. И то, только потому, что я смогла дослужиться до капитана, и ты не мог меня больше игнорировать.

— Потому что я виноват в том, что втянул тебя в это, — вырвалось у Свена. Все верно. Он должен был сказать об этом давно. — Я не хотел этого. Никогда не хотел. Если бы не я…

Он осекся. Ада молчала, опустив глаза. Она казалась неожиданно уставшей и беспомощной. То ли это было, что она хотела услышать? И должен ли он был говорить ей то, что она хотела услышать? Он хотел лишь вытащить ее из капкана, но понимал, что Аде этого мало. Она предала свою человечность, чтобы быть с ним. Предала людей, которые ее любили. Предала целый Орден просто потому, что думала, что он это приказал. И она хочет от него взамен куда больше, чем просто поддержка и помощь.

И в этом виноват он сам.

— Что ты собираешься делать? — глухо спросила она, глядя в пол.

— Разобраться с тем, что произошло. Поговорить с обоими, если потребуется, — поспешно откликнулся Свен, надеясь увести тему в безопасное русло. «Жалкий трус».

— Что будет со мной?

— Я сделаю все, чтобы защитить тебя, — рука Свена накрыла ее ладонь. На секунду ему захотелось ощутить прикосновение к ее коже. Но для этого пришлось бы снять перчатку. — Что бы не случилось со мной, нельзя допустить, чтобы ты попала под удар… Я не могу допустить этого.

Был ли он достаточно убедителен? Хватит ли этого, чтобы удалить ее из самого сердца катастрофы?

— И именно поэтому ты позволил продержать меня в камере месяц?

Этот вопрос не стал неожиданностью. Более того, Свен ожидал его услышать куда раньше.

— Если бы я сразу тебя вытащил, то расписался бы в том, что ты действовала по моему приказу. И без того будет трудно доказать, что мы оба непричастны.

— Но ведь я причастна, — пожала плечами Ада. — Не лучше ли мне взять на себя вину и принять предложение Азур присоединиться к «суккубам»? Ведь она только этого и ждет. Что если это только ее игра и была?

Свен не нашелся, что сказать. Ада предложила то, что могло бы разом решить часть проблем. Однако мог ли вот так подставить ее под удар? Несмотря на то, что это ее спасет.

Он поднялся и прошелся по комнате. Подошел к мозаичному камину, сделанному на заказ. Огромный диптих на всю стену из-под кисти Скарлет изображал две главные сцены из жизни Балдуина IV Прокаженного. Его великую победу над Салах-Аддином и его смерть. Битва, которую он выиграл, и битва, которую проиграл он и которую проиграет однажды каждый из живущих.

Тысяча свечей, своды мавзолея, рыцари, несущие на носилках мертвеца — справа. Венценосный юноша в окружении рыцарей и стягов, скрестивший мечи со смуглым воином в восточных одеждах — слева.

Сколько раз, теряя надежду, теряя смелость, теряя силы двигаться дальше, он смотрел на изображение прокаженного короля и черпал в нем силы. Он побеждал во всех битвах, до последнего сдерживал натиск мусульман на Святую Землю, но проиграл своей болезни за тридцать лет до рождения Свена. Его не причислили к лику святых, но для Свена Балдуин стал путеводным светом, который давал силы каждое утро вставать с постели и бинтовать свежие язвы. Юнцу непросто было смириться с мыслью о том, что его судьба предрешена и что ему должно умереть через десять или двадцать лет нескончаемых мучений.

Неслышно, как кошка, Ада подошла к нему. Свен сцепил за спиной руки.

— Ты молчишь… — тихо сказала она. Он прекрасно понимал, что она желала бы услышать. Что он ревнует. Что не даст ей стать «суккубом». На самом же деле, он просто убегает, малодушничает, как и всегда. Не может решиться принести ее в жертву, как она того желает. Глупой девчонке лишь в радость послужить ему. Лишь бы не натолкнуться вновь на стену презрения и безразличия.

— Поверишь ли ты мне, если мне придется сдать часть поля, чтобы выиграть игру?

— Почему ты спрашиваешь? — Ада тоже заложила руки за спину. — Ты же знаешь, что я всегда тебе верю.

— Я рассматриваю возможность того, что придется принять твою идею. В стане «суккубов» ты была бы в безопасности и потеряла львиную долю внимания как Ульрика, так и Григория. Свен горько усмехнулся. Решение было озвучено молниеносно. Аде ничего не угрожает рядом с Азур, которая, наконец, получит свою драгоценную игрушку. Он сказал чистую правду. Вероятно даже, что среди «суккубов» Ада обретет покой и занятие по душе. А он больше никогда не столкнется с ней и продолжит жизнь затворника. Если обстоятельства сложатся неблагоприятно, то вероятно даже, что за пределами территорий Ордена. Но видеть разочарование, проступившее на очаровательном личике, было неожиданно тяжело.

— Если ты считаешь это необходимым.

Ада повернулась к нему и долго изучала его лицо. Между бровей появилась морщинка. Неожиданно девушка протянула руки и положила тонкие, прохладные ладони на его щеки. Свен едва сдержался, чтобы не отшатнуться. Внутри него заструилась тьма, и тени на полу пришли в движение.

— Не отталкивай меня. Хотя бы сейчас, — голос Ады звучал грустно.

— Чего ты хочешь от меня? — Свен вздрогнул и до хруста сжал пальцы за спиной.

— Просто, чтобы все опять стало, как раньше… Тогда, когда я была твоей служанкой. Ты помнишь это? Помнишь, те вечера, что мы провели вместе? То, о чем мы говорили? Ты спас меня. Если бы не ты, я бы однажды просто утопилась. Моя жизнь была пустой и ничтожной до того, как появился ты.

Она опустила голову. Ладони соскользнули с его лица. Но правую руку Свен все же перехватил и, проклиная себя, поднес к тому, что осталось от его губ. Лишь на секунду он позволил себе вдохнуть запах ее кожи и ощутить нежное прикосновение.

— Моя дорогая Ада… Уже ничего не будет, как раньше.

Первое, что сделал Свен, оставшись в одиночестве — дрожащими руками вернул повязку на место. И с облегчением выдохнул.

Без Ады гостиная показалась неожиданно темной и пустой. Лишь он да тени, клубящиеся в углах. Даже свет яркой, хрустальной люстры не мог рассеять их полностью.

«Твоя душа — сосуд переполненный тьмой. Однажды она выльется наружу», — прохрипел наставник на смертном одре. Свен до сих пор помнил отвратительный, липкий запах, стоявший над его телом. До сих пор мог закрыть глаза и увидеть тысячу свечей у его ложа, лицо, покрытое лепроидными буграми, мутные невидящие зеницы, безгубый рот, лишившийся половины зубов.

— До чего вы были правы, наставник, — пробормотал Свен. Он прошелся по гостиной, машинально поправляя ароматические палочки. Некоторые уже догорели, оставшись лежать на подставке горсткой пепла. Пришлось достать новые, а заодно открыть окна. Запах волос и кожи Ады витал в комнате, лишая его покоя.

Напоследок, прощаясь с Адой, он спросил:

— Говорил ли тебе что-либо независимый посланник, когда передавал приказ? Быть может, ты его о чем-либо спрашивала?

Девушка тогда задумалась, а затем грустно улыбнулась, потирая «бусы», которые он был вынужден снова надеть ей на шею:

— Я его спросила только об одном. Говорил ли ты ему что-либо, когда отдавал этот приказ. И он ответил, что нет.

Все верно, Роберт был с ней кристально честен. Разве мог он говорить со Свеном, с которым не встречался?

Свену было над чем поразмыслить. Теперь, когда он был хотя бы отчасти уверен, что Аде ничего не угрожает, можно было позволить себе заняться иными вопросами. Он проверил, надежно ли заперта входная дверь и поднялся в кабинет на втором этаже, погасив свет в гостиной. Подобно морской бездне, тьма поглотила диваны, ковры, мозаичный камин и торжествующий лик прокаженного короля. Лишь вытянутые пятна окон смутно серели среди колышущихся штор.

Огромную стену кабинета напротив стола занимала большая доска для записей. Наиболее примечательное в скудно обставленной комнате. Излишества, которые Свен мог позволить себе в спальне или в гостевой комнате, здесь были неуместны, отвлекали от размышлений. Движение мысли и без того часто оказывалось раздражающе хаотичным и непоследовательным.

Свен опустился в кресло, чуть поморщившись от боли, прострелившей ступню. Сможет ли он однажды полностью исцелить свое тело?

Послушные его воле тени поползли из-под шкафов, из-под кресла, из темных углов, из складок штор. Можно было бы поглумиться над тем, как утилитарно использует Свен совершеннейшее из оружий, но ему ни к чему было прыгать зайчиком с куском мела в руке. Письменная форма — вот, что упорядочивало абстракцию мысли и выстраивало ему на потребу.

Осязаемая тьма, теневые щупальца, незримые на черной доске, вычерчивали ослепительно белые линии. Это давалось ему настолько просто, что не требовало внимания, как не требует внимания тот миг, когда сокращается мышца века, чтобы сморгнуть пылинку с глаза.

Он разделил доску на три части. Что требовало его наибольшего внимания здесь и сейчас?

Кто передал Аде приказ?

Мог ли на самом деле кто-то желать его подставить или же ведется более сложная игра?

Какова роль Ульрика в происходящем?

«Держи ухо востро и ищи того, кому выгодно». Свен задумчиво постучал пальцами по столу. Желая занять руки, он выдвинул ящик стола и достал бусы из сотни идеально круглых шариков нефрита. Не худшая замена освященным четкам, с которыми он не расставался при жизни.

Подделать приказ пятого уровня секретности было не так-то и просто. Даже другие генералы не имели подобного доступа. Лишь он, Ульрик, Григорий и Дьявольские сестры. Те, кто основал Орден Неугасимого Пламени несколько веков назад. Если кто и мог сделать подобную подделку… Свен намотал несколько рядов бус на пальцы и размотал, снова откинулся в мягком бархатном кресле.

Кто бы ни был этот загадочный молох, его выход на поле означал большую угрозу для них всех. Ни в коем случае нельзя было списывать подобную вероятность со счетов, какой бы мизерной она не казалась. Разговор с независимым посланником должен был прояснить ситуацию, вывести на след того, кто отправил приказ — Ульрик, Григорий или же некто третий. Трудность же заключалась в том, как вытащить из него подобную информацию. Впрочем, Свен всегда имел в запасе пару… способов.

Мел вывел на доске: «Разговор с п. Приоритет». До того момента Свен мысленно исключил из игры третью сторону.

«Мог ли на самом деле кто-то желать его подставить или же ведется более сложная игра? Какова роль Ульрика в происходящем?»

Невольно эти два вопроса слились в один. И ответить на них было непросто. Свен всегда имел неосторожность высказывать Ульрику свои мысли. Даже те, что шли вразрез с его планами. Однако, на том их возможное противостояние и заканчивалось. Свен по горло насытился интригами внутри рыцарских орденов. Его не интересовали власть и влияние. И Ульрик прекрасно знал о том, что Свен на протяжении всех веков стремился к одной единственной вещи — исцелиться. Вернуть себе лицо и тело без следов проказы.

Посчитал ли Ульрик его угрозой? Или же схватился за удобный ему способ начать войну с Советом, не замарав рук?

Или же истинным виновником был Григорий, желавший лишить Ульрика поддержки Свена? Если ему было безразлично желание Ульрика повоевать с молохами Совета, Неопалимый открыто выступил против этого. Лишь когда в случае победы ему посулили значительный кусок Восточной Европы, который сейчас занимали Медведи, брат и сестра, сделал вид, что принял эту идею. Однако, в ту же ночь, тайно навестил Свена, предложил ему присоединиться к коалиции против Ульрика и потерпел неудачу. И сказал ему… Что же сказал?

— Я не считаю целесообразным подставлять под удар весь Орден только из-за того, что Ульрику хочется потрясти мускулами и поиграть в войнушку. Слишком многое было вложено в его создание, — вспомнил Свен слова Григория. — Мы должны переходить от этого бессмысленного милитаризма к дипломатии. У нас достаточно территорий. Мы можем научиться жить с молохами Совета в мире.

Трудно было не признать неправоту Григория. В Ульрике кипела кровь северных королей, которые видели жизнь и смерть бесконечной битвой. И именно это всегда отдаляло Свена от старого друга. «Зачем нужны могущество и бессмертие, если не пользоваться ими? Разве для того мы сравнялись с богами, чтобы сидеть под землей, как черви?» — так любил говорить Ульрик.

Но было и другое. Каким бы воинственным и амбициозным не казался его друг, Свен не верил, что Григорий действует в интересах Ордена. Слишком часто он слышал все эти красивые слова о всеобщем благе, дипломатии, желании устроить все, как лучше, которыми алчные рыцари и епископы прикрывали свою жажду власти и богатства.

Однако, не реже он видел и предательство. Когда одним днем достойнейшие мужи братались и пили из одной чаши, а последующим подсылали друг к другу убийц и отравителей.

Чего же стоило опасаться больше? Того, что Ульрик уготовал ему роль козла отпущения, если проиграет Совету? Или того, что Григорий пытается создать раскол между старыми друзьями, добиться взаимного недоверия и перетянуть Свена на свою сторону?

Свен поставил локти на стол и уткнулся подбородком в сцепленные пальцы. Черная прежде доска белела надписями и стрелочками. Уже не первую ночь он вот так сидел и размышлял. Весь этот месяц, после того, как он получил новость о том, что Ада по его приказу похитила Марию Медведицу и спровоцировала нападение ее брата на Варшаву, Свен пытался разобраться в происходящем. Но запутывался все сильнее, как муха в паутине, в реальных фактах и в своих подозрениях. Единственной ниточкой был посланник — только он мог навести на след таинственного отправителя, кем бы тот ни был.

Поиски призрачного пера, которое привело бы его к независимому посланнику, затянулись на определенное время. Свен редко пользовался его услугами. Вопреки всем «смертельным клятвам», он не был уверен, что Роберт не сует нос в полученную корреспонденцию.

Перо нашлось в покрытой пылью шкатулке на дальней полке шкафа. Свен стянул шкатулку тенью, боясь запачкать светлый шелк перчаток. Долго колебался, прокручивая перо между пальцев, изучая потолок, который тонкой вязью оплетали бледные виноградные лозы — единственное, что как-то украшало его спартанский кабинет.

Готов ли он был услышать от независимого посланника, от Роберта, имя Ульрика?

«Жалкий трус». Отложив перо в сторону, он прошелся по кабинету, косясь на исписанную доску. Схватил со стола бусы и яростно вцепился в шарики нефрита, будто это могло как-то ему помочь. Не уйти ни с чем от посланника он боялся, а услышать от него одно-единственное имя.

Свен заставил себя успокоиться. Уперся кулаками в стол, кусая губы. Трус, мальчишка, ничтожество… Воздух со свистом выходил из дыры, оставшейся на месте его носа. Свен ударил кулаком по столу, рывком открыл шкаф и достал чемоданчик с необходимыми инструментами. Этим вечером мрак в его душе сослужит пользу.

Потушив свет и прижав к груди перо, Свен закрыл глаза. Тьма поглотила его, как морские пучины поглощают брошенный камень. Тьма разливалась снаружи и бурлила у него в груди.

«Проказа — печать грешника. Лишь нутро грешника такое черное и гнилое, как у тебя, Свен».

Все также, не открывая глаз, он пошел сквозь черноту. Единственным, что он слышал, был свистящий звук его дыхания. Единственным, что осязал — пол под ногами. Чем дальше вел его путь в темноту, тем глуше становились звуки и тем слабее он чувствовал опору. В такие моменты его нередко охватывал ужас, а губы невольно шевелились, будто припоминая слова молитвы… Но нет, он более не мог черпать силы в обращении к Всевышнему.

Как и прежде, в миг, когда показалось, что растворился в раскинувшейся вокруг него космической бездне, впереди блеснул свет. В черной пустоте сияло птичье перо.

Свен открыл глаза. Тьма изрыгнула его из своей утробы посреди леса. После непроницаемой тишины обыденные звуки казались музыкой. Уханье совы. Скрежетание белок, погрузившихся в ночной сон. Шуршание мышей в гниющей лестной подстилке. Шелест ветра в голых ветвях. Скрип деревьев. Треск сучьев в слепящем глаза костре.

Метис, одетый в замшевые штаны и меховую безрукавку сидел спиной к нему, низко опустив голову. Длинные черные волосы были заплетены в тугие косы. До слуха Свена долетали обрывки странного бормотания, не похожего ни на один знакомый ему язык.

— Доброй ночи, Роберт, — Свен обошел его и костер и учтиво поклонился. — Не возражаешь ли ты, если мы будем вести беседу на немецком языке?

Довольно пиетета. Свену было не к лицу расшаркиваться и «выкать» метису незнамо какого роду-племени. Не дожидаясь приглашения, он присел напротив, на плоский камень у костра, аккуратно подобрав полы халата, чтобы не повредить нежный шелк о торчащие ветви.

К чести посланника, он лишь слегка вздрогнул и весь подобрался, увидев перед собой Свена.

— Доброй ночи… Не возражаю, — ответил он по-немецки, хмуря брови. — Какое у… тебя ко мне дело, Свен? Никогда прежде ты не навещал меня лично.

Вокруг костра были разбросаны неясного предназначения деревянные фигурки, черепа и перья птиц, несколько свежесодранных шкур, стояла небольшая глиняная миска, от которой пахло кровью. Свен чуть принюхался. Кровь казалась птичьей. Плащ из призрачных перьев же висел растянутый на раме из веток. Птичий дух носился над костром, и где-то на грани слуха Свену мерещился клекот.

Языки пламени отбрасывали на черноглазое, смуглое лицо метиса причудливые тени, превращая его в гротескную маску. Свен отметил, что взгляд Роберта метнулся от него к костру, к ножнам с кинжалом, лежавшим поодаль, и к плащу из перьев.

«Пытается понять, бежать ему или хвататься за оружие». Впрочем, Свен не боялся ни того, ни другого. Он подался вперед, опершись локтями на колени, и стянул с запястья нефритовые бусы.

— Что ты делаешь здесь в лесу, Роберт? — спросил он, пропустив между пальцев несколько бусин.

— Мои боги не отвергают меня, как ваш бог отвергает вас, — ответил метис, глядя исподлобья. — Ты прервал мою молитву.

И снова три коротких коротких взгляда: до Свена, до плаща и до ножа.

«Он надеется победить меня ножом?»

— Какому же богу ты молишься? — спросил Свен, наклонив голову. Нефритовые бусины едва слышно постукивали одна по другой.

— Птице грома. Это тотем нашего народа.

— Птица грома…

На груди у Роберта, между полами жилетки чернел крохотный рисунок — птица, раскинувшая крылья. Отметина «смертельной клятвы», которая убьет его в тот же миг, когда Роберт ее нарушит.

— Я нахожу ироничным, что бог, которому ты молишься, может однажды убить тебя.

Метис промолчал. Глаза у него забегали еще быстрее. На лбу выступили капельки пота. Казалось, он пытается незаметно завести руку за спину. Где-то в ветвях заухала сова.

— Сдается мне, тебе в тягость моя компания, Роберт, — вкрадчиво сказал Свен.

В костре оглушительно треснул сук. Кадык метиса дернулся.

— Нет, что ты, Свен. Принимать такого молоха… Большая честь.

— Значит, ты не в обиде, что я прервал твою молитву Птице грома?

Роберт мотнул головой. Его рука сдвинулась на несколько сантиметров. Поможет ли ему его бог?

— Я лишь хочу задать тебе несколько вопросов. И надеюсь, что никто и никогда не узнает о нашей беседе. Можешь ли ты мне в этом поклясться? — Свен склонил голову набок.

— Да, — ответил тот после короткой заминки и облизнул губы.

— В таком случае, расскажи мне, Роберт, кто дал тебе то письмо, которое получила Ада Миллер якобы от меня.

Еще до того, как Свен договорил, метис ловким, диким зверем, метнулся в сторону, наконец, заведя руку за спину. Молниеносный бросок топорика. Свен успел заметить лишь, как блеснули языки пламени на начищенном лезвии, метившем ему точно между глаз.

Послушные его воле тени опутали руки, ноги и грудь Роберта, как ловчая сеть.

— Осторожнее, Роберт. Твои кости такие хрупкие. Я боюсь тебе навредить.

Переступив с ноги на ногу, Свен с улыбкой подбросил топорик одной рукой и перехватил в воздухе второй. Пока тело не покорялось болезни окончательно, пока не портилось зрение и точность движений, многие рыцари и оруженосцы позволяли себе позабавиться во время тренировок, перебрасываясь метательными топориками и ножами. Прокаженным ли бояться утратить пару пальцев?

— Ты неплохо владеешь топором, — подкинув его в очередной раз, Свен не отказал себе в удовольствии метнуть его в ствол одного из деревьев. — К сожалению для тебя, я овладел им еще задолго до того, как родилась твоя прабабка.

Тени подтянули метиса к костру и поставили на колени. Свен поднял упавшие бусы и снова сел на камень, постукивая шариками нефрита. Роберт оскалил белоснежные зубы и едва не зарычал, пытаясь вырваться из хватки.

— Ты злишься. Я это понимаю. Мне бы тоже было неприятно. Но ты пытался сбежать, а мне все еще необходимо получить от тебя информацию.

— Даже при всем моем желании, я не смог бы сказать… «Смертельная клятва» убьет меня.

— Или тебя могу убить я сию же секунду, — мирно заметил Свен, изучая его лицо и движения тела. — Тень сорвет твою голову с плеч… Или же, напротив, опустит ее в огонь. Полагаю, ни один из этих вариантов не приходится тебе по душе. Как и мне, впрочем.

— Чего ты хочешь?!

— Узнать, кто подставил меня и мою подчиненную. Как только ты мне это расскажешь, я отпущу тебя.

Лицо метиса перекосило. Его ноздри бешено раздувались, как у испуганного коня.

— Я не могу! Я связан «смертельной клятвой».

— Хорошо, поступим иначе. Ты знаешь того, кто велел тебе отдать мой приказ Аде?

В этот раз Роберт замялся. Буквально на секунду. Свен прекрасно помнил подобный взгляд — зрачки уходят вверх и в сторону. Признак того, что тебе собираются лгать. Тень, повинуясь его воле, опустила руку метиса в костер. Вместе с дымом ветер бросил в лицо Свену запах горящей плоти.

— Ты хорошо терпишь боль, молча, — отметил Свен, глядя на его сжатые зубы и вытаращенные от боли глаза. — Никогда не любил допросы, на которых пленные шумят. У меня всегда была склонность к головным болям. Я надеюсь, что ты не начнешь кричать, а просто дашь мне ответ на мой вопрос. Иначе нам придется продолжить уже у меня дома, что совсем меня не привлекает… Чем сильнее ты сопротивляешься, тем больше меня это настораживает. Кто же этот таинственный отправитель, раз ты так его защищаешь, а не кричишь опять про «смертельную клятву»?

— Я скажу! СКАЖУ! — тут же закричал Роберт. Тень ослабила хватку и позволила выдернуть то, что осталось от его руки из костра.

Свен поднялся и подошел к нему. По лицу метиса струился пот. Тень оттянула волосы назад, чтобы посланник запрокинул голову. Подняв с земли миску, Свен протянул ему, чуть наклонив вниз. Действительно, на дне еще оставалась кровь. Роберт, дрожа, как в лихорадке, жадно припал к краю, слизывая все до капли. Не спасение, но на месте обугленной кожи и желтеющих костей начала проступать свежая, розовая плоть.

— Попробуй еще раз ответить на мой вопрос, Роберт, — Свен похлопал его по мокрой от пота щеке. Реакции тела на боль, что у молохов, что у людей оставались одинаковыми. — Дабы у тебя не возникло соблазна мне солгать, что ты, несомненно, планировал в самом начале и сделать, предлагаю дать мне еще одну клятву… Что скажешь?

Посланник молчал. Вздохнув, Свен подошел к чемоданчику, подобрал полы одежд, присел возле него и неохотно отщелкнул замки.

— Слушай, Свен, — хрипло сказал Роберт. — Я понятия не имею, чего ты хочешь, но пытать меня без толку. Или ты думаешь, что ты первый, кто пытался? Не ты один умник, который пытается у меня что-то вытянуть.

— Роберт, я ведь должным образом разъяснил, чего хочу. Будь добр, не юли и не уводи беседу не в ту сторону.

Пальцы проворно перебирали пробирки с ядом химер. Ярлычки подсказывали: «кислота», «огонь», «паралич», «озноб», «страх», «эйфория»… Рядом лежали шприцы и иглы разных диаметров. Иногда яд лучше действовал подкожно. Иногда его стоило ввести прямо в спину между позвонков или залить в глотку.

— Я не хочу тебя пытать. Я не садист, хотя и посвятил допросам определенную часть моей недолгой жизни… Мой наставник считал, что у меня есть определенный талант. Посмотри сюда, Роберт. Видишь эти пробирки? Выбери сам, какой яд мне ввести тебе. Есть тот, что разъедает внутренности до тех пор, пока не примешь противоядие. От этого ты будешь чувствовать себя так, будто тебя посадили в ванну со льдом. А вот эта пробирка моя любимая… Эту химеру я берегу, как зеницу ока, потому что подобного этому яду я больше не встречал. Это любовь, Роберт. Если я вколю ее тебе между позвонков, ты будешь любить меня преданнее отца и матери. Ты расскажешь мне все, что я захочу и даже более. Ты станешь моим верным рабом… Жаль, лишь на пять минут, — Свен пожал плечами. — Нравится ли тебе что-либо из этого?

Он чувствовал, как в воздухе разливается страх. Несмотря на темноту, зрачки метиса сузились. Он стучал зубами уже не от боли. Свен видел, как напряжены до предела его мышцы.

— Роберт, позволь мне обойтись этой ночью без лишнего насилия, — медленно сказал он, внимательно следя за его реакцией. Да, наставник, и правда, считал его талантом. Не всякий палач мог так искренне выпрашивать у пленного, чтобы он рассказал ему все. Жаль не доставало старины Альберта, который у него за спиной для острастки потрясал раскаленными щипцами и предлагал открутить ухо или прижечь мошонку. — Поклянись, что будешь правдиво отвечать на мои вопросы, не сбежишь и не станешь нападать на меня, и я отпущу тебя с миром. Более того, среди этих пробирок есть та, которая заживляет раны. Я мог бы дать ее тебе, чтобы унять боль в твоей руке...

— Хорошо, — хрипло сказал Роберт. — Я… я согласен. Я клянусь, что не стану убегать… не нападу на тебя и… и правдиво отвечу на любой вопрос, который ты задашь этим вечером. Если только я не буду связан какой-либо иной «смертельной клятвой».

Тени колыхались вокруг них, подобно темным, густым водорослям на дне моря. Свен расстелил их далеко за пределы опушки на случай, если поблизости окажется кто-либо еще, кроме них.

— Зачем это нужно? — хрипло спросил Роберт. — Разве тебе мало клятвы?

— Если бы я верил одним лишь клятвам, то вряд ли разговаривал с тобой… Правда, сдается мне, что тебе бы этот расклад пришелся по душе, — Свен рассеяно улыбнулся и нашел среди пузырьков и пробирок настойку на крови Псоглавого, которая ускоряла заживление ран. Потребовалось несколько десятилетий, чтобы получить худо-бедную замену крови оборотней.

Он протянул Роберту пузырек. Метис выхватил его здоровой рукой и жадно припал к горлышку. Следы ожога постепенно затягивались. Сходила обугленная кожа, вместо нее нарастала здоровая. Хотел бы Свен, чтобы и его тело можно так легко исцелить. Ни кровь оборотней, ни кровь Псоглавого, ни какой-либо иной яд химер не обратился целительным снадобьем против старых рубцов и лепроидных бляшек.

Роберт провел ладонью по руке, которая исцелялась прямо на глазах, пошевелил пальцами, сжал их в кулак.

— Пожалуй, настало время вернуться к моему вопросу. Скажи мне, Роберт, ты знаешь того, кто велел тебе отдать мой приказ Аде? Да или нет?

Метис помедлил и угрюмо сказал, глядя на колышущиеся тени у своих ног:

— Да.

Свен сжал кулаки, чувствуя, как в сердце липким слизнем вползает страх. Необходимо было покончить с этим.

— Этот приказ для Ады передал Безликий?

— Нет.

Свен с облегчением выдохнул. Роберт выплюнул свое «нет» столь поспешно и столь явственно расслабился, что напрашивалась очевидная мысль — покрывал он точно не Ульрика.

«Однако его ответ никоим образом не исключает возможного вмешательства Ульрика в сложившуюся ситуацию. Вполне вероятно, что приказ передавался не лично, а через посредника», — подумал Свен с запозданием.

— Приказ передал Неопалимый? Азур? Скарлет?

Нет. Нет. И нет.

С каждым новым именем с лица независимого посланника уходил страх и напряжение. Это настораживало Свена. Кем бы ни был таинственный некто, подобная реакция говорила о том, что он явно не принадлежит Ордену.

— Тот, кто передал приказ для Ады… он молох из Ордена Неугасимого Пламени?

— Нет…

«Не Ульрик. Не Григорий. Не сестры… Не член Ордена. Кто?»

— Это член Совета девяти? — наугад предположил Свен.

— Нет.

— Это молох, поддерживающий Совет лордов?

Метис не отвечал.

— Я… я не уверен, — сказал он после паузы. Его глаза вновь забегали.

— Вероятно, стоит сформулировать иначе… Тот, кто подделал мой приказ и передал его Аде, действовал в интересах Совета лордов?

— Нет.

В этот раз Роберт не колебался. Становилось все интереснее. Свен решил уточнить еще кое-что.

— Ты… пытаешься защитить этого молоха?

Реакция Роберта его удивила. Он закрыл глаза ладонью и долго молчал. Его губы скривила злая усмешка.

— Да, — тихо сказал он и издал нервный смешок. — Да… Но если бы я по-настоящему пытался…

Нечасто Свену приходилось видеть подобную преданность. Слишком долго мир представал перед ним в излишне мрачных тонах, и он просто перестал видеть те крупицы добра, которые в нем остались. Невольно он испытал сожаление, что вынуждает Роберта подвести таинственного отправителя, однако позволил себе это чувство лишь на секунду.

— Какие цели он преследует? — Свен вновь собрался с мыслями и добавил. — Он собирается навредить мне или Аде?

— Нет. И никогда не собирался. Цели… — Роберт поскреб пальцами по груди, словно пытаясь содрать «смертельную клятву». — Я не всегда понимаю его цели… Я не смогу дать ответ.

В сухом остатке… Свен мысленно представил свою доску. Это не Ульрик. Не какой-либо иной член Ордена. Не член Совета или сочувствующий им. Кто же? Или все же следовало спрашивать, не кто он, а для чего отправил этот приказ?

Свен задумчиво похрустел костяшками пальцев. Он пожалел, что не взял с собой никаких пишущих принадлежностей и бумаги. Лесная подстилка же была слишком плотной, чтобы суметь быстро добраться до почвы под толстым слоем листьев и мелких сучков.

— Скажи мне, Роберт… Этот молох добился того, чего хотел, отправив приказ Аде? — медленно спросил Свен, боясь, как бы мысль не ускользнула.

Роберт помедлил и сказал:

— Да.

Это заставило Свена задуматься. Поначалу посланник утверждал, что не всегда понимает его цели… Сейчас же заявил, что таинственный некто добился своего… Мысленно он прошелся по событиям, которые следовали за похищением Марии. Которое из них могло оказаться его целью? Неужели все-таки существовала третья сторона, которой было выгодно столкнуть Орден и Совет? Или же это было как-то связано с семьей Медведей?

Или же он что-то упускает? Свен намотал на пальцы бусы.

— Целью этого молоха было стравить Совет и Орден?

— Нет.

Ни капли сомнения.

— Целью было навредить этим… — Свен никак не мог вспомнить имя брата, — …Марии и Андрею? Лордам из Москвы?

— Нет, — кажется, Роберт был удивлен этим вопросом.

Свен чувствовал, что зашел в тупик.

— Этот молох действовал самостоятельно или по чьему-то приказу?

Роберт молчал так долго, что это начало действовать на нервы.

— Это не был приказ… Но действовал он не в своих интересах.

Это больше напоминало головоломку. Не приказ, не свои интересы. Цели неясны, но все же он своего добился. Роберт практически сбил его с толку, но все же оставалось еще одно имя, о котором Свен не упомнил.

— В интересах Йотуна? — бросил Свен первое, что пришло в голову. Кому еще было быть третьей стороной, способной подделать приказ пятого уровня?

И по изменившемуся лицу метиса понял, что впервые за вечер приблизился к разгадке. Значит, наемные убийцы… Свен намотал нефритовые бусы на запястье, поправил крепления в чемоданчике, чтобы пробирки не выпали со своих мест, и аккуратно закрыл его на все замочки.

— Да… — Роберт не мог не ответить. — Что ты собираешься делать? Ты будешь мстить?

— Я? Нет, что ты. Мне это не нужно, — Свен бы улыбнулся, если бы метис мог это увидеть.

— Чего же ты тогда хочешь? Что ты собираешься делать?

Он увидел, что рука Роберта потянулась к ножу.

— Я собираюсь навестить старых товарищей. Это была непростая ночь, но она еще не завершилась, — Свен заметил, что за край халата все же зацепился какой-то сучок и с досадой снял его.

— А что ты сделаешь со мной?

Все же посланник вцепился в нож и направил в его сторону. Даже не нож, а целый короткий меч. Свен с сомнением изучил его оружие… Нет, не меч. Просто нож-переросток.

— Я ведь говорил тебе, что отпущу, — рассеяно сказал он. — И мне нет нужды нарушать свое слово. Хочешь — улетай, хочешь — продолжай свою молитву.

— Я посмотрю, ты просто святоша, — хрипло сказал Роберт, все еще сжимая рукоять ножа, отвел левую ногу в сторону, принимая более удобную позу. — Никого не убиваешь. Никому не мстишь…

Свен поднял с земли чемоданчик и мягко, будто несмышленому ребенку, повторил:

— Мне нет нужды мстить. Это нерациональная трата времени и моих сил. Передай лишь своему другу… да и Йотуну тоже, что впредь им не стоит переходить мне дорогу.