Начало

ВОЛНЫ

Книга первая

Когда разум очнулся в абсолютной пустоте, он ощутил абсолютное одиночество.

Пустота заполнила разум, он не помнил, как он возник, не знал кто он, не знал, зачем он.

Пустота давила со всех сторон, как непреодолимый барьер, но барьера в давящей, бесцветной, безграничной пустоте не было, в пустоте не было ничего, и не было границ у пустоты.

Разум раздвоился, испугавшись чувств одиночества и страха перед безграничной неизвестностью.

— --

Космический пассажирский корабль совершил посадку на милтянском космодроме в пустыне Хо. Гравитационные подушки корабля создали ветер, ветер разогнал в районе посадки мелкую красную пыль. Пыль густой волной накрыла соседние корабли и небольшое здание космовокзала на границе космодрома.

На трап, придерживая многочисленные сумки с фотоаппаратами и кинокамерами, вышел стройный смуглый парень, пыль попала ему в глаза (местный ритуал — сразу пыль в глаза…), он ругнулся, резко отвернулся, вытирая свободной рукой лицо, и нечаянно наступил на ногу почтенному господину средних лет.

— Извините, — пробормотал парень.

— Смотреть нужно куда идешь! Остолоп! — Раскричался господин в шелковом, кремовом костюме, но вдохнул пыль родины, чихнул, и обругал хозяев космодрома, — деньги на пассажирах зарабатывают, а силовое поле над посадочными площадками до сих пор не поставили, а следовало, я буду жаловаться министру.

— Наша пыль хоть не смертельна, как на Ралге,⁴ — добродушно усмехнулся высокий худой человек в коричневом балахоне, следовавший за кремовым господином,

— Да… здесь у нас даже огромные, как мамонты Ивири⁵, змеи, и те не ядовиты, — говорила чопорная пышная чернокожая женщина-лаоиртянка, одетая в вышитое блеском белое платье. И странный зверек на ее руках, казалось, тоже кивал в знак согласия пушистой головкой.

Почтенный кремовый господин продолжал сердито ворчать на приезжих:

— Приезжают всякие! Кому вы нужны? Из-за вас все войны и кризисы. Журналюги...

— Это точно, — кивала головой дама, — это справедливо…

Маленькая тоненькая девушка с фотоаппаратами, очень похожая на смуглого парня, вышла на трап, чихнула, подавила в себе малодушное желание вернуться на корабль и пошла вниз по ступеням трапа, в красную дымку пыли.

За стойкой, где большими золотыми буквами было написано межгалактическим — «Таможенный досмотр», сидел чернокожий, синеволосый, круглый человек. Когда группа пассажиров вошла в здание космовокзала, таможенник демонстративно привстал, брезгливо осмотрел гостей c ног до головы, широко улыбнулся милтийцам. Пропустил сначала местных, а чужаков оставил на «закуску». Когда гости планеты подошли к стойке, толстяк пристально всмотрелся в лицо парня, нервно кашлянул, посмотрел на девушку, изумленно охнул и сел, шепча:

— Близнецы… проклятие богов…

Таможенник чтил законы богов Лаоирты⁷, гласящие: близнецы прокляты, и будет проклят тот, кто смотрел на них.

Пока лаоирт пребывал в религиозном ступоре, изящная милтийка с узкими голубыми глазами и желтыми, как «солнце» Фэллады⁶, волосами, сложив руки у груди, церемонно поклонилась чужакам.

Девушке понравилась прическа таможенницы: тугой узел тяжелых волос на затылке, закрепленный изящными заколками в виде змеиных драконов. Парень поклонился милтийке столь же церемонно, сумочки и сумки с аппаратурой упали вперед. Таможенница тоже улыбнулась и вежливо попросила представить документы — пластиковые карточки, которые здесь называли паспортами. Таможенница сверила данные на карточках с данными на экране компьютера и произнесла привычную формулу:

— Добро пожаловать на Милту. Ваше время пребывания на нашей планете — сутки. Если по той или иной причине вы задерживаетесь, следует уведомить паспортный контроль. Агенты паспортного контроля работают при каждом полицейском участке. Удачного дня.

Близнецы церемонно поклонились, забрали документы и пошли к выходу. Милтийка смотрела им вслед:

— Невероятно, каких красивых людей можно встретить в этом захолустье…

— Нашла чему удивляться, — презрительно ворчал лаоирт, — близнецы. Не жди от них добра — это дурной знак.

— --

Разум раздвоился. Две сущности оказались разными, странно разными, они мыслили схоже, но иначе, они дополняли друг друга. Два разума научились разговаривать. Странный то был разговор, ведь в пустоте еще не было слов, но были мысли и образы, неясные ощущения цвета, вспышки света, отзвуки музыки, ощущение формы. Они еще не знали, как наполнить пустоту, но научились наполнять себя мыслью и фантазией, делиться друг с другом мечтами. Странными были видения раздвоившегося разума, словно осколки чего-то давно забытого и потерянного, несформированные, неосознанного. Но теперь их было двое и они не были одиноки в бесконечной пустоте, застыв среди нее. В пустоте нет движения, есть только мысль, и странная сила которую они не знали, только ощущали.

— --

Парень и девушка вышли из здания космопорта, осмотрелись. «Солнце» жгло немилосердно. Нескончаемая красно-желтая пустыня Хо тянулась к горизонту, покрытая красноватой кисеей, ее пересекала широкая, бурая дорога, искаженная жарким маревом. А вдоль дороги — чахлые колючие кусты, похожие на сталактиты. Казалось, красная пустыня плавно переходит в желтое небо.

У выхода из вокзала стоял примитивный пассажирский транспорт на колесах.

Господин в шелковом кремовом костюме вытирал шею покрасневшим от пыли платком и ругался с водителем, требовал немедленно включить кондиционер. Угрожал, что пожалуется в транспортную службу, и пугал связями в министерстве. Второй милтиец, в несуразном балахоне, с кожей, напоминавшей источенный временем пергамент, молча, терпеливо сидел на своем месте. Его узкие, как щелочки, глаза казались слепыми.

Высокий, коренастый водитель, едва сдерживая злость, молча включил кондиционер. А затем крикнул на шелкового пассажира:

— Закройте дверь! А то какая разница, работает охладитель или не работает!

Близнецы поспешили вскочить в салон транспорта. Девушка споткнулась на ступеньках, сумка с компьютером и микрофонами соскользнула с ее плеча, едва успела поймать.

— Давайте вашу руку, — услышала она над головой мужской голос, — здесь неудобные, крутые ступеньки.

Девушка посмотрела вверх, ей любезно протягивал руку помощи молодой парень. Черные выразительные узкие глаза на скуластом, словно высеченном из камня лице казались наполненными тьмой.

Ее брат вошел в салон и услышал крик водителя:

— Дверь!!!

Закрыл дверь.

— Сильнее! — прикрикнул водитель, — ну, что смотришь на меня?! Она сама не закроется! Поприлетают тут, с Пайры… не знают что такое дверь. Забыли даже зачем человеку колесо.

Первым побуждением гостя планеты было грохнуть дверью, так чтобы окна в салоне вылетели, но он сдержался…

Девушка села в неудобное, обтянутое грязной, пыльной тканью кресло, с высокой спинкой, на которой под головой был прилеплен кусок светлой ткани. Подумала, что на войне о гигиене не думают, но осеклась, ведь на Милте был стабильный, продолжительный мир.

Незнакомец уложил на багажную полку сумки гостьи. Тем временем ее брат расплачивался за проезд, водитель дал чужаку сдачу на две кредитки меньше. Черноглазый незнакомец подошел к водителю, вежливо попросил:

— Любезный, не обманывайте гостей нашей планеты…

— Что!? — раздраженно переспросил водитель.

Черноглазый парень открыл перед глазами водителя пластиковую карточку. Тот мгновенно побледнел, подобрел, притих и вернул инопланетному гостю деньги.

Черноглазый милтиец покровительственно поучал гостей:

— Здесь любят обманывать. — и тут же спросил, — Гэл и Мил Ридас? — гости озадаченно кивнули, парень представился, — Я Олрэ Дэйзэро-Кайр, ваш сопровождающий.

— Зачем? — удивился Гэл.

Сопровождающий растерялся.

Двигатель зарычал. Транспорт резко дернулся с места. Гость едва не упал, Олрэ поддержал его под руку:

— Садитесь, господин журналист, дорога здесь неровная, еще упадете.

Гэл, держась за спинки кресел, дошел до сестры. Она пододвинулась, освобождая для него место. Олрэ сел в соседнем ряду.

— Мы не просили о сопровождающем… — сказал Гэл.

— У нас разгул бандитизма, опасно… — ответил двухметровый милтиец.

— А вы будете нас защищать? — спросила Мил.

— Я представитель службы порядка, моя задача защищать мирных людей, — ответил милтиец, гордо задрав массивный подбородок, хотел, видимо, произвести впечатление на красивую гостью.

— --

Один разум создавал цвет и форму, другой — звук и движение. Созданные фантазии выплетались в очертания, сплетались в фантомы, стремительно пролетали в пустоте и гасли, лились звуки, переплетаясь в чудесные мелодии, и неуловимо таяли. Два разума мечтали задержать неясные видения из бусинок мечты, несформированные, нечеткие, навевающие необъяснимые чувства, но видения рассеивались, поглощались безграничной пустотой. Два мечтателя не помнили, что разноцветные пылинки напоминают песок, или листья на ветру, а стремительная тень схожа с живым существом, бегущим или летящим, ведь ничего не было — только полет разноцветных песчинок под едва слышную, исчезающую в пустоте музыку мечты. Чтобы задержать свои фантазии и видения, разум решил создать то, на чем можно рисовать образы и то, где можно слушать звуки. То, что можно было бы назвать полотном, если бы мечтатели знали, что такое полотно.

— --

Незаметно красно-желтая пустыня сменилась красно-желтым городом.

Здесь строили дома не вверх, а вниз, врывались в «землю», спасаясь от пыли и жары. На поверхности узкие улицы, двух-трехэтажные дома с толстыми стенами и маленькими окошками, закрытыми ставнями. Многочисленные отверстия в ставнях пропускали достаточно света, чтобы не натыкаться на мебель и не так много пыли, чтобы ею заполнило комнаты. Но если спуститься вниз на лифте, то там тоннели переплетались как бесконечные улицы. Вниз тянулись сотни этажей жилых и офисных помещений.

Олрэ сообщил:

— Я нашел для вас хорошую гостиницу. Апартаменты под землей — дороже, но удобнее. Ведь наша пыль может даже убить.

— У нас ограниченные командировочные, — ответил Гэл.

— Не беспокойтесь, — махнул рукой милтиец, — мы обеспечим вас всем необходимым. Вы ведь снимаете фильм о древних городах нашей планеты, что привлечет туристов. Мы достаточно дальновидны и умеем вкладывать инвестиции.

«Какой умный спец-парень, — подумала Милэн к брату, — слова такие знает… Думаешь, действительно, будет у нас бесплатное помещение?»

«Не исключено, — ответил Гэл, — Потом нужно будет найти информатора и поблагодарить за содействие, скорее всего это кто-то из той конторы, где нас наняли. Коммерсанты… каждая сволочь печется о личной выгоде, а наемников можно подставить… Уроды».

«Но так даже интересней», — усмехнулась Мил.

Гэл кивнул, соглашаясь с сестрой.

Кондиционер в старом транспорте, казалось, только разгонял жару, а пыль плавала в салоне, переливаясь под солнечными лучами радужным спектром. Милтиец в светлом шелковом костюме снова ругался, вытирая лицо побуревшим в родной среде платком, громко сморкался, рассказывал, что у него аллергия. Водитель, тихо матерясь, до отказа повернул ручку на кондиционере и усилил сложную систему фильтрации, аппараты загудели, но пыли не убавилось.

По поверхности планеты простые люди ездили только на общественном транспорте, ни одна частная машина не выдерживала испытания красной пылью. И только правительство и армия были обеспечены гравитационными машинами с силовым полем.

Общественный транспорт проехал через город, разминувшись только с одной похожей машиной, и остановился у приземистого красного здания. Водитель объявил:

— Гостиница!

Гэл перевешал на Олрэ половину своей аппаратуры и тяжелый старотипный гражданский ноутбук. Олрэ с сумками выбрался из транспорта, упрямо попытался подать руку Милэн, но девушка выскочила из салона и поспешила спрятаться за братом.

Справа терялась в пыли длинная узкая улица, как ущелье в горах, слева был поворот в переулок, несколько тусклых дорожных указателей и выцветший на солнце рекламный щит, на котором уже ничего нельзя было увидеть, кроме пастельных пятен. Дома упирались подоконниками в пыльный тротуар. Прохожие в светлых широких одеждах и в тюрбанах на голове спешили нырнуть в спасительную прохладу подземной части города.

Олрэ провел гостей в небольшой дом со стеклянной дверью, за дверью был зал, переходящий в тоннель, идущий вниз. В тоннеле — две движущиеся лестницы, одна везла людей вниз, другая поднимала наверх, лестницы тоже были полупустыми. Олрэ объяснил, что днем жители Милты предпочитают находиться в прохладе подземного города.

Спустились до минус первого этажа. Здесь были широкие и чистые тоннели, справа и слева, как в лабиринте, ступеньки вверх и вниз, стены, дверные проемы и везде лампы дневного света. Воздух чистый, прохладный, но с запахом химии, видимо, его очищали не только фильтрами, но и с помощью химикатов. Прохожие шли по своим делам, гости не сразу поняли, что показалось необычным на улицах этого подземного города, но потом осознали — здесь были только взрослые и совсем отсутствовали дети.

Олрэ засуетился, будто военный в секретной зоне, торопливо указал на дверь гостиницы:

— Нам сюда.

За вращающейся дверью гостиницы — большой вестибюль, на каменном полу ковры, обслуживающий персонал в костюмах, как у работников гостиниц Пайры¹¹ десять лет назад. И ничего из местного колорита. Олрэ подошел к высокой стойке администратора, громко огласил:

— Заказан двухместный номер на сутки, все оплачено.

Администратор — чернокожая лаоиртянка, посмотрела на Олрэ с презрением, резким движением сняла ключ с крючка и бросила его на стойку и пробубнила гнусавым голосом:

— Комната восемьдесят шесть.

— Спасибо. — Олрэ, не скрывая раздражения, поправил на животе надоедливый фотоаппарат и указал гостям рукой на лифт. — Нам вниз.

Лифт оказался узким и медлительным, что совсем не понравилось гостям, они не любили замкнутое пространство. Милтиец тем временем гневно рассказывал о том, как правительство его родной планеты лет двадцать назад позволило беженцам с Лаоирты поселиться на Милте. Возмущался, ведь теперь милтийцы считают себя низшей расой, а быть неестественно круглым даже модно. Мало того, обычаи Лаоирты вытесняют обычаи Милты. Танцы, одежда, музыка, высокие столы и стулья вытеснили сдержанность и низкую уютную мебель. Но самое страшное — на Милте теперь нет семей, детей растят в питомниках, люди сходятся как угодно с кем угодно, не глядя ни на расу, ни на пол партнера — куда катится планета?!

«А ты расист, парень», — подумала Милэн, она знала все проходящее. И с семьями, и с детьми, и с лаортянами со временем как-то уложится, всегда укладывалось, вот только то, что люди слишком увлекаются удовольствиями, забывая о чувствах и творчестве, немного удручало, хотя всегда на каких-то промежутках времени в вечности наступали темные эпохи и всегда заканчивались.

Олрэ привел гостей в уютный номер на две небольшие комнаты с маленькой гостиной. Вместо окон — стерео-экраны и небольшой пульт управления. Милэн начала нажимать на кнопки, разыскивая морской пейзаж. Гэл оттащил ее от стерео, напомнив, что времени у них не так уж много. Окончательно испортил настроение Олрэ, сообщив:

— Через двадцать минут мы позавтракаем в ресторане двумя этажами ниже, через час нас ждет автобус. Съемочная группа нашего телевидения хочет поехать с вами.

Дополнил неприятностей вежливый стук в дверь. Тоненькая как тростинка милтийка, не дожидаясь ответа, ворвалась в номер, распространяя запах цветов.

— Здравствуйте! — незнакомка схватила Гэла за руку, — меня зовут Гнакаро, я сделаю о вас репортаж! Как вас зовут?

— Гэл.

Милэн отступила в ванную комнату.

— Я приму душ с дороги, пыли у вас много, — и закрыла дверь

Гэл в мыслях обозвал сестру предательницей.

А Гнакаро говорила, говорила, ни на миг не замолкая, и слова сливались в единый шумовой поток, который время от времени прерывал Олрэ словом или короткой фразой.

— --

Мечтатели творили в пустоте полотно своих фантазий. Вначале полотно распадалось, как образы и звуки, и два разума снова и снова преобразовывали пустоту, но ничего, кроме пустоты не получалось. Тогда они придумали создать сеть вне пустоты, сдвинуть пустоту наполненностью. Мечтатели наполнили пустоту наполненностью, и пустота поддалась, обтекла наполненность, как неприступная защитная оболочка. Два разума вступили в наполненность, и осознали настоящую бесконечность — бесконечность, беспредельность и нескончаемое время. Они осознали, что такое время, и теперь понимали, как долго они были в пустоте, но их не пугало время. Время в бесконечности было тем, что можно было задержать и ощутить, как звук, а бесконечность со временем они увидели как образ.

— --

Транспорт с телевизионщиками подскакивал на ухабах грунтовой дороги. Журналисты шутили и смеялись: хорошие, добрые, простые. Но был еще оператор, он натянуто улыбался, изучая гостей тяжелым недоверчивым взглядом, а пожилой журналист тихо рассказывал этому оператору, как включить камеру.

Задание усложнялось. В планах близнецы должны были нанять машину, доехать до старого города, от старого города до объекта нужно было пройти или пробежать около пяти километров. В реальности нужно суметь незаметно исчезнуть из глаз телевизионщиков, чтобы попасть на объект. Но так как корпорация «ЛГАО» уже заплатила им за показательное уничтожение завода искусственного овирия на Милте, то гордость и самоуверенность не позволяли им уйти тихо, не нашумев…

«Оператора» звали Кэол, он был приставлен для наблюдения за гостями местной службой безопасности, как и Олрэ. Близнецы уже прочли из мыслей обоих соглядатаев, что в старом городе их ждет западня. А также то, что власти знают, зачем на самом деле к ним прилетела столь экзотическая пара журналистов. Спецслужбы Милты намерены предотвратить теракт, что на самом деле был исполнением приговора транспортной корпорации «ЛГАО» для нелегальных заводов овирия. Корпорация «ЛГАО», чей логотип использовали милтянские контрабандисты, пыталась таким образом покончить с компрометирующей их контрабандой дешевого и ненадежного топлива для космических кораблей. Близнецы понимали, что взять их попытаются незаметно для группы местных телевизионщиков, приглашенных для работы, чтобы отвлечь наемников от подозрений.

Гнакаро прижималась к Гэлу и спрашивала:

— А вы давно работаете на телевидении?

— Нет, не очень, — вежливо врал Гэл.

— Это ваше первое задание?

— Нет, не первое…

Олрэ поддерживал Милэн под руку. Милэн ерзала по креслу, пытаясь отстраниться от него, но транспорт был слишком мал. Гэл обнял сестру, отгораживая ее своей рукой от назойливого ухажера. Олрэ покосился на Гэла, промелькнула его невольная агрессивная мысль: «Ну, погоди, лохматый, еще поговорим!»

Транспорт остановился у подножья скал. Большинство из милтянских журналистов оказались в этом историческом месте впервые. Они с восторгом рассматривали гряду стен, обвивающих гору.

Милэн вначале даже не поверила, что храмовый город, процветавший на Милте миллион лет назад, так хорошо сохранился. Память мгновенно перенесла ее в период расцвета цивилизации Нии на планете Мио, теперь — Милты. Она как будто снова увидела Храмовый город на скалах в окружении висячих садов. А у подножья лестницы вместо большой ямы было озеро с прозрачной водой, сквозь которую просматривалось дно. То озеро было священным, в его воды бросали жертвы богам, и миллион лет назад в то священное озеро бросили Милэн, под вой труб, мелодичные молитвы и грохот священных барабанов.

Сегодня полуразвалившиеся стены цвета охры, смотрящие на журналистов маленькими окошками бойницами — лишь отголосок былого величия магической планеты Мио.

Гнакаро дрожащим от гордости голосом изрекла:

— Здесь очень давно поклонялись светлой богине Лиливо.

— Лиливо? — удивленно переспросил Гэл. И вынужден был согласиться, хотя помнил, как миллион лет назад его толкнули в пещеру владычицы этого города — темной богини Дони.

Миллион лет назад на планете Мио, в этом страшном Храмовом городе, безлунной ночью Милэн, как юную чистую жертву, не осквернив унижениями, страданиями и болью, бросили в воду священного озера. Жители степи не умели плавать, потому считали, что человек в воде непременно должен умереть. Милэн почему-то запомнила только, насколько была холодной вода в том озере, она выпустила чешую из-под кожи и затаилась на глубине.

В темноте Милэн видела тени рыб, очертание дна и более темное пятно — то была нора, нора ее заинтересовала. Нора была темной и непроглядной, но в норе вода оказалась значительно теплее, чем в озере. Милэн поплыла вперед, знала, что если течение в норе такое сильное, значит, есть смежный водоем. Вынырнула в подземном озере под сводами огромной пещеры. В зажимах на стенах горели факелы, на берегу подземного озера стоял Гэл, его обнимала темноволосая чернокожая женщина. Это и была повелительница ночи, темная богиня Дони. Милэн решила тихо подождать, чем закончится для Гэла знакомство с местным идолом.

У темной повелительницы ночи — богини Дони были желтые змеиные глаза, прекрасное, совершенное тело, идеальные ноги, нежные руки и девичье лицо. Обнимала она Гэла страстно, а ее руки медленно превращались в змеиные кольца, тело холодело, объятия становились смертельными, острая чешуя оцарапала смуглое тело Гэла. Он растерялся вначале, когда почувствовал вместо женских рук тело змеи, когда пушистые ресницы обернулись чешуей. На самом деле богиня Дони оказалась сильным магом-ворлоком, и даже не особо жестоким — она дарила своим жертвам наслаждение перед смертью.

Милэн тихо и незаметно выскользнула на берег...

Змея Дони поцеловала Гэла: наслаждение, о котором рассказывал стражник, оказалось гипнозом, а гипноз на Гэла не действовал, и он преобразился. Сравнительно тонкие кольца змеи не удержали пятисоткилограммового зверя в своих объятиях. Дони мгновенно преобразилась назад в женщину, упала на колени, обняла огромные лапы зверя и начала его умолять:

— Прости меня, я не узнала тебя.

Приговор для мага Дони от Совета Магов был исполнен быстро, она не почувствовала боли.

Милэн сидела на каменном уступе на берегу пещерного озера, поджав под себя ноги. Ей не понравилась эта страшная сказка.

— Светлой богине? — переспросила Милэн.

— Да, найдены документы, — уверенным голосом отвечала Гнакаро.

— Ну, да… конечно… документы… — согласились и Гэл и Милэн.

Хотя, как знать, может быть, после Дони правила Лиливо?..

К арке, миллион лет назад закрытой массивными деревянными воротами, украшенными узорчатой позолоченной ковкой, а теперь открытой всем ветрам, шла разбитая, почти вертикальная дорога. Журналисты, увешанные аппаратурой, как праздничные деревья — дарами ищущих благословения у богов крестьян, пешком взбирались по крутому подъему. «Солнце» поднималось к зениту, и ни облачка на грязно-буром небе. А миллион лет назад небо на Милте было пронзительно-синим. И зимой падал снег, белый, искристый, холодный.

Искривленные, замыкающие пространство над головой, стены домов укрывали спасительной тенью. Гнакаро развязала тюрбан на голове и тряхнула рыжими волосами. Обворожительно улыбнулась Гэлу.

— Я уже испугалась, что растаю, — шутила она, — А хотите, я расскажу вам, что было в этом городе миллион лет назад? Вы себе представляете! Миллион лет! Это же такая вечность. И тогда на нашей планете было еще жарче, потому вторые этажи надстраивали так, чтобы балки смыкались…

А Гэл с благодарностью вспомнил шкуру степного волка, которая согревала его и Милэн здесь миллион лет назад, укрывая от холодных неугомонных ветров, когда снег налипал на ресницы, проникал между нитями одежды и в широкие, валянные из шерсти сапоги.

Миллион лет назад они нанялись механиком и навигатором на старый пиратский корабль, который шел на Милту. Как только посадочная платформа коснулась каменистой почвы планеты, на близнецов накинули удавки и выволокли с корабля. Пиратов уже ждал купеческий караван. Недолгие переговоры — и близнецов продали в рабство. Но пока их везли в нужном направлении, они не сопротивлялись. Дони скрывалась от преследования космических магов, была подозрительна и тщательно проверяла каждый корабль, который садился на ее планету. Но разве могла она подумать, что палач придет к ней жертвой.

Глава купеческого обоза рассказал юноше и девушке, что их ждет в бесконечной каменистой пустыне, если посмеют убежать, о вариациях мучительной смерти — от холода, жажды, голода, или диких животных. Он бросил к ногам огромную бурую шкуру милтийского волка, приказал поддерживать ночами большой костер.

Бурая шкура милтийского волка согревала близнецов две ночи, и когда под утро на траве и на гривах огромных вьючных туров блестел иней, под шкурой было тепло и уютно.

А к концу второй ночи, когда обоз приблизился к городу Дони, купцы под утро связали их, в той же шкуре и кинули в поржавевшую, пустую, пахнущую дикими кошками… клетку.

Сейчас на Милте нет ни больших туров, ни гигантских бурых волков, ни диких кошек, ни узаконенного рабства.

Милтянская журналистка рассказывала:

— А это дворец Лиливо. Я хочу показать вам алтарь, девушки возлагали на него цветы в дар светлой богине. А самая красивая из них олицетворяла богиню…

Милэн вспоминала, что миллион лет назад на алтарь не возлагали цветов, на алтаре проливали кровь. И только очень юных девушек здесь топили, не тронув. Змея любила непорочность и чистоту, но к очень юным девушкам испытывала жалость.

А Милэн предпочитала не убивать женщин.

Гэл держал камеру на плече, снимал все, что показывала ему Милэн. Они самоотверженно играли в журналистов. Олрэ молча следовал за ними. В огромной зале без крыши милтиец неожиданно спросил:

— Почему вы согласились с утверждениями этой девочки, вы ведь знаете — город поклонялся ночи?

Гэл удивился и испугался, что схватят их уже сейчас, но спросил в ответ:

— Почему ночи?.. Ведь документы сохранились…

Олрэ пожал плечами.

А Гэл подумал, что они с Милэн все-таки успеют дойти до змеиного лабиринта, лишь бы тоннель, связывающий пещеру и высохшее озеро, не засыпало.

Милэн пересказывала перед камерой официальную историю Милты, брала интервью у Гнакаро: «Ведь Гнакаро — потомок жителей города — и может быть, светлая Лиливо была похожа на свою нынешнюю соотечественницу».

Милтянка краснела и смущалась, особенно когда Гэл направлял на нее объектив, и просил повернуться в профиль рядом с едва заметной фреской. На фреске — женский профиль с символами змеи. Змея, оказывается — символ мудрости.

Кэол опустил камеру, забыв ее выключить:

— Господа, нужно собираться, скоро стемнеет…

Но Близнецы уже скрылись в лабиринте.

— --

Время, теперь появилось время, осознание убегающих, струящихся, текущих и пролетающих мгновений. Мечтатели играли. Цвет стал ярче, звук — громче, образы и звуки грохотали и переливались, спектром и тональностью наполнив бесконечность, летели и возвращались, нахлынув на создавших их невообразимым потоком, смешанным комком или обвалом невосприятия созданного. Два разума собрали комки образов и звуков. Они поняли, что такое движение, осознали, что в бесконечности и времени образы и звуки, неоднократно вернувшись, тают и теряют силу, медленно исчезают. И мечтатели придумали плотность. Оказалось, если уплотнить образ, то получается форма, а для движения формы нужна энергия, для звука — нужен источник. Два разума учились и изучали то, что творили, так они увидели, что для того, чтобы цвет был ярче, нужен свет. Бесконечность заполнялась, хаотично, бездумно, странно. Образы насыщались энергией, энергия наполняла бесконечность движением, движение затопляло бесконечность образами и два разума осознали, что такое хаос. Они научились стирать то, что создавали.

— --

В змеином лабиринте сохранились фрески. Покрытые пылью стены хранили историю старого города. Эти фрески не показывали туристам, здесь была правда. Близнецы знали настоящую историю Милты, они видели эти стены, еще не покрытыми пылью.

Шли быстро, пока Кэол и Олрэ не опомнились и не бросились в погоню. Главное, чтобы тоннель сохранился.

Выход из тоннеля, созданного в толще горы миллион лет назад, лишь слегка засыпало песком. Близнецы выбрались на дно бывшего озера, преобразились в двух громадных серых зверей и побежали под прикрытие скал вокруг горы, а там дальше и дальше через пустыню к заводу, который необходимо было взорвать.

Гравитаторы догнали оборотней на расстоянии двух километров от объекта, окружили и попытались прижать к почве, но звери прыгнули в разные стороны, а один из легких гравитаторов Гэл сбил своими мощной лапой.

Оборотни разбежались в разные стороны, кто-то из них двоих должен выполнить задание. Преследование продолжалось. Усиленный динамиком голос преследователя предлагал инопланетным диверсантам сдаться и вернуть себе форму человека.

Оборотни не останавливались. Пули не могли их даже поранить, огонь не мог опалить, они должны были добраться до завода, а там все будет еще проще, они просто сомнут охрану потому, что в быстроте, реакции и скорости передвижения им равных нет.

Как и ожидалось, преследователи начали стрелять. Милэн хмыкнула, развернулась на месте и как игривый котенок прыгнула на первый гравитатор. Водитель успел увести машину немного в сторону, и большая кошка не поймала его, да и не хотела, просто напугала и помчалась дальше.

Стрельба продолжалась, стреляли очередью, и когда первая пуля ударила Милэн в бок, она еще с насмешкой подумала: «Лишь бы не разрывная, шерсть испортит». Но пуля неожиданно вошла в мышцы и, столкнувшись с ребром, взорвалась. От внезапной и неожиданной боли помутилось сознание, оборотень споткнулся и покатился в песок. Милэн-кошка ловила пастью воздух, легкие уже не работали, она с рычанием ощущая ужасную, забытую боль. Привстала на передних лапах и почувствовала, как осколки метала снова сдвинулись с места, разрезая мышцы и сухожилья, впиваясь в кость. Только злость и упрямство заставили ее снова поднять тяжелое тело зверя. Но куда она могла бежать? На пустынной равнине ей могла помочь только скорость движения. Спрятаться было негде и теперь ее попросту добьют. Она лишь спрашивала себя, откуда милтийские спецслужбы узнали о металле, способном пробить ее тело?

— --

Постепенно мечтатели научились преобразовывать свою фантазию в осознанную форму, задерживать движение и ограничивать полет как мыслей, так и образов. Научились определять гармонию в цвете и в форме, ценить красоту удачных творений и наполнять созданное ими полотно мира островами, где переплетались созданные ими образы, как разноцветные капли в радуге, где звуки радовали гармонией и слаженностью. Острова эти освещались облаками света.

Мечтатели и строители настроили свой красочный мир, дали каждому острову в облаке света рассчитанные траектории движения, но не с кем было поделиться радостью созидания. Мечтатели придумали создать кого-то, кто тоже мог видеть и слышать, кто помог бы наполнять красками и звуками бесконечное сверкающее разноцветными огоньками света полотно Мира.

— --

Милэн-зверь сделала шаг, осколки страшного металла в ее теле снова сдвинулись, она задохнулась болью, хватала воздух раскрытой пастью и слышала странный страшный свист в легких. А еще заметила, что ее кровь падала на песок и не поглощала его, а скатывалась ртутными каплями, затихая среди желтых песчинок, абсолютно мертвая и темная. Милэн не могла поверить в то, что видела. Обессилено она рухнула в теплый песок, и поняла, что ей уже не встать. Услышала, как подняв облака песка, приземлились гравитаторы. Услышала шорох шагов, запах кожаной обуви и человеческого пота.

Запахи болезненно заполняли ноздри.

Черный ботинок больно ударил ее по морде, и она на грани сознания сомкнула клыки на этом ботинке, почувствовала на клыках сладковатый вкус человеческой крови. В нее снова стреляли, но она была уже за гранью боли. Удивилась, что еще может думать, надеялась, что Гэл успеет уйти, мысленно кричала брату, что нужно бежать, бежать как можно дальше, здесь опасно, к черту проклятую работу, это ловушка. Спрашивала себя, кто мог заманить их в такую ловушку, кто мог знать о свойствах кирида, думала… Пока в ее грудину не впился «паук» и не разорвал ей сердце.

— --

На создание того, кто мог чувствовать, думать и мечтать, два разума отдали часть себя. Опустошенные и счастливые, они вдохнули в разум жизнь и помогли ему увидеть Мир. Новый разум еще не осознавал себя, но ощущал живым. Те, кто создал Мир, безгранично делились с созданным ими разумом знаниями, рассказывая то, что вспомнили, едва очнувшись в пустоте и то, что поняли, осознали в том? что было ничем, и то что узнали, наполняя пустоту. Они мечтали, что тот, кого они создали, превзойдет их, считая создание разума смыслом всего. И новый разум впитывал в себя все, что слышал, видел и ощущал. Новый разум мог на равных, с теми, кто его создал, управлять материей мира и создавать на полотне новые образы и формы, в которые Изначальные вдыхали жизнь.

— --

Гэла догнали и расстреляли с дальнего расстояния. Гравитаторы ниже, чем на три метра, не спускались.

Удостоверившись, что зверь не поднимется, Кэол спрыгнул на «землю», подошел к недвижимому телу огромного оборотня и нерешительно толкнул стволом тадо. Тотчас услышал за спиной ленивое предупреждение:

— Его кровь может оказаться агрессивней его самого.

Милтиец оглянулся, увидел высокую фигуру доктора Коре.

Доктор Коре, рыжеволосый копроконец двух с половиной метров ростом, ученый и путешественник, всю жизнь изучал оборотней. Услышав приглашение Арваса поработать консультантом по аджарам, не раздумывая, прилетел на Милту. Теперь стоял над огромным телом зверя и озадаченно дергал мочку своего уха. Кэол ухмыльнулся, отходя в сторону:

— Тогда, доктор, не стесняйтесь. Вас ведь очень интересует этот экземпляр.

Доктор хмыкнул, подошел, присел рядом с мертвым оборотнем, достал из ножен на поясе небольшой нож и прикоснулся лезвием к окровавленной шерсти. Присмотрелся к лезвию, растер пальцем кровь оборотня по помутневшему металлу, озадаченно пробубнил:

— Странно, я был уверен.

— В чем? — спросил Арвас.

Услышав голос своего начальника, Кэол вздрогнул. Старик всегда появлялся словно тень.

Коре тихо и неуверенно ответил:

— В том, что это не аджар. Аджары на треть мельче, этот слишком крупный. И он не мутант… Но у настоящего тэйла должна быть агрессивная кровь как у драконов. Хотя тэйлы и не изучены, сведенья о них есть только в летописях. Сошлись на мысли, что они вымерли. Это не аджар. Я не могу его классифицировать…

Как будто из ниоткуда возник маг в длинном белом кожаном плаще, он был ростом около двух метров, бледное лицо, казалось, светилось в медленно наступающих сумерках, как нарисованное фосфором, глаза были словно темные змеиные норы, бледные губы слегка кривились в улыбке. Маг насмешливо, небрежно, едва открывая бледный рот, сказал:

— Тогда, господин Коре, я вас поздравляю. Перед вами вымерший индивидуум. А кровь его — велением Хахгэта — нейтрализована.

— --

Изначальные научились называть то, что создали, дав тому, кого создали, имя Зэрон. Зэрону понравилось называть то, что видел и он назвал Изначальных Волнами. Затем он дал название тому, что видел и тому, что ощущал. Назвал острова света и земли планетами, а свет светом, назвал живых живыми, а движение движением. Дав название тому, что видел и ощущал, Зэрон решил наполнить все невообразимое бесконечное полотно Мира названиями жизнью и движением. Но сам он не мог справиться со столь колоссальной задачей, а Волны, казалось, утратили интерес к наполнению Мира. Изначальных интересовало мелкое и незначительное в созданной ими бесконечности, точечное, миниатюрное творение красоты и совершенства, они занимались, как казалось Зэрону, мелочью, доводя форму, звук и цвет до гармоничного единства, им нравилось уравновешивать движение островов света, оттачивать их структуру и смягчать среду обитания для живых форм. А потом наблюдать за развитием существ, смотреть, как блестят глаза у тех, кто жил на островах света, смотреть, как перекатываются волны дающей жизнь воды, смотреть на свет сквозь поле атмосферы и слушать звуки. А Зэрон видел, как Волны бесконечно совершенствовали то, что он создал, и ему не нравилось, что Изначальные исправляют сотворенное им. Зэрон попросил Волнов не вмешиваться в его творения и они, ласково и понимающе улыбнувшись, согласились не вмешиваться. Они продолжили собирать знания.

— --

Пахло железом, оружейным маслом, туалетной водой, гравитационным топливом, человеческим потом, и едва заметно, еле уловимо — киридом. Пахло кожей, а еще кремом для обуви. Ощущался прохладный ветер, ощущался запах весны. Слышался едва ощутимый шелест гравитационного двигателя и шелест листвы. А еще пела птица, заливисто и радостно, и где-то текла вода.

Пергаментоликий Арвас Тинитроги, помощник императора по внешним связям, увидел, что оборотень в клетке открыл желтые глаза, и спросил не без насмешки:

— Совет интересуется нашими заводами?

— А причем здесь Совет? — удивился Гэл и ответил, едва шевеля клыкастой пастью, — нас наняла корпорация…

— Странное стечение обстоятельств.

— Бывают и злосчастные совпадения, — проворчал зверь.

Кэол, помощник и секретарь Арваса, ухмыльнулся. Не мог поверить ни в злосчастные совпадения, ни в то, что зверь, пусть даже оборотень, может так внятно говорить.

Гэл все еще не мог поверить в то, что происходило. Не мог поверить в ту боль, которую чувствовал, в ту кровь, которую ощущал на клыках, в ту слабость, что не позволяла ему подняться, в то страшное ощущение киридового паука в груди, сжимающего ребра, в то, что умер. Не мог поверить, потому что никто не смог бы распознать в нем Волна, кроме Зэрона. Но Зэрона не было, он давно затерялся в перерождениях. Но иначе кто? Спрашивать у Милтийцев о том, кто вложил в их руки кирид, он считал бесполезным.

Клетку выгрузили из большого гравитатора на грузоподъемные гравитационные подушки и переправили в подвал дворца милтийского императора по старому подземному переходу, достаточно широкому.

Небольшая гостиная рядом со спальней императора. Запах человеческого сонного тела, ароматизаторов, дорогих духов и горячего фирго.

У императора Милты были серые волосы, редкие и тонкие, остриженные на уровне худых плеч, острый нос, узкие щелочки глаз, узкий рот и резкие очертание скул. Император Милты — худощавый, уставший человек. Его разбудили, но он не понимал, почему позволил себя разбудить. У ног его украдкой зевала девушка лет шестнадцати, она массировала императорские ноги.

Император Милты боялся потерять власть, боялся, что жизнь его будет продолжаться скучно и рутинно долгие годы, боялся интриг и заговоров…. В богов не верил, но продолжал, как в детстве, им молиться, легкомысленно прося перемен. Взял красную расписную чашечку с фирго и пригубил, но напиток оказался слишком горячим.

Арвас ворвался пыльным вихрем, принес в гостиную новые запахи: запах пустыни средних широт, запах раздавленных цветов и влажной земли, запах зверя. Император поставил на изящный столик изящную красную чашечку и спросил, едва шевеля губами, ведь по этикету он не должен был проявлять любопытства, лишь уравновешенность и равнодушие:

— Вы и вправду уверенны, что на Милту прилетели именно Старейшины Совета? Ведь если подумать здраво — это абсурд.

— Я уверен. Ваш покровитель заинтересован в том, чтобы мы их задержали на Милте, — ответил Арвас, сдержанно кланяясь, как и положено помощнику его ранга.

— Это не опасно задержать их в моем дворце? — император, как котенка, погладил по голове сонную девушку.

— Опасно, — Арвас снова поклонился, — эти могущественные существа непредсказуемы и своенравны, но может быть, клетка и специальные сдерживающие устройства окажут на них благотворное влияние.

— А мы можем в уплату за беспокойство и риск попросить их об одолжении для Милты? Пообещаем послабление строгости содержания?

— Ваш покровитель не рекомендовал говорить с ними и высказывать им наши личные требования…

— Покровитель не узнает… — равнодушно ответил император и взмахнул нежной рукой. — Я хочу их увидеть.

— --

Зэрон создавал подобных себе творцов, но таких, которых мог подчинить. Десятки странных разнообразных разумных сущностей придумывали новые формы и образы, путешествовали по полотну мира. Бестелесные и могущественные, наделенные силой созидания, они наполняли Мировое полотно жизнью, красками и дыханием. Зэрон назвал созданных творцов маоронгами от слова маоро — наполнять.

Со временем у Зэрона возникла идея создать существ в телесной оболочке, наделенных желанием творить, как маоронги, но без могущества управления энергией. Зэрон хотел посмотреть, как такие существа будут воплощать свои мысли в реальность. Маоронги создали таких существ и назвали их людьми от слова людо — идти. Маоронги населяли людьми острова света и плотности. Люди были разные по форме, разные по цвету и различались ростом, люди были кристалликами, органиками, кремниевыми, ящерами, гигантами и миниатюрными. Маоронги наделяли людей жизненной силой, которую давал им Зэрон, беря ту жизнь у Волнов. Люди не могли создавать острова света и живых существ, но они могли рисовать то, что придумали, строить то, что замыслили, преобразовывать острова света трудом и фантазией.

Волны поняли, что Зэрон хочет населить все Острова людьми, подумали, что так даже интересней, и создали рядом с плотным полотном Мира тонкую кисею, которую наполнили энергией жизни.

Зэрон, увлекшись созиданием, считал себя всемогущественным, но увидев, что Волны могут создавать новые полотна мира, задумался.

А Волны создавали себе тела из света, тепла и энергии. Тела, которые могли быть стабильными и разными, тела, в которых можно быть большим космическим крылатым драконом, летающим среди звезд, сильным зверем, бегущим по холмам и лесам островов света, птицей в атмосфере островов Света и рыбой в воде этих островов. Тела, которые могли менять форму, тела, сотканные из мельчайших частиц, изменяющих расположение и взаимоотношение между собой.

— --

Милэн очнулась в клетке. Клетка находилась в большом бетонном бункере, серый пол, серые стены и огромное темное зеркало во всю стену. Вдоль стен стояли солдаты, одетые в черные пластиковые доспехи, шлемы закрывали лица, они казались бездушными роботами с автоматами.

Гэл тоже был в этой клетке. Пленники так и остались зверьми, паук стягивал им ребра, и если бы они вернули себе человеческое тело, очередное перевоплощение обернулось бы для них болезненной остановкой сердец. А еще в мышцах и костях застряли осколки кирида, от которого не избавиться так легко, как от простого метала.

Кирид… Давно забытый кирид… Кирид, который древние планеты используют только для бронирования и улучшения обтекаемости своих космических кораблей, и никто со времен Мировой катастрофы не смел делать из кирида оружие…

Милэн почувствовала, что на нее с сожалением и сочувствием смотрит человек. Она подняла голову, увидела рядом с клеткой пергаментоликого Арваса. Несмотря на боль от паука и осколков кирида, она мгновенно бросилась на решетку. Милтиец отшатнулся. Гэл поднял голову, зарычал. Солдаты подняли автоматы, приготовились стрелять, Милэн казалось, что еще одно движение и сердце снова остановится. Арвас поднял руку, приказал:

— Не стрелять! — и тихо сказал к пленникам. — Это бесполезно.

Милэн оскалила клыки, и шерсть на ее загривке поднялась дыбом. Гэл демонстративно клацнул клыками.

— Разве мы не сможем договориться? — спросил Арвас, — вы должны прекратить этот глупый спектакль.

Она вновь бросилась на решетку. Солдаты вновь подняли оружие, но без приказа не стреляли. Милэн упала у решетки, Гэл заметил, что прутья слегка прогнулись. Арвас отступил. Вздохнул:

— Если будете продолжать бросаться на прутья, вас снова расстреляют, а я хочу вам помочь.

Милэн подползла к брату, прижалась к нему, ей было холодно, лапы предательски дрожали. Необходимо было собрать силы и решительность для побега, прежде всего преодолев собственный страх перед болью.

Вошел император. Долго рассматривал оборотней, удивлялся, улыбался. Потом полюбовался на свое отражение в огромном темном зеркале, а затем спросил ласково, иронично и как бы между прочим:

— Как же вы так?

Гэл открыл желтый глаз, посмотрел на самоуверенного правителя Милты и тихо ответил:

— Я бы хотел задать вам тот же вопрос.

Император, услышав голос зверя, отшатнулся, покосился по сторонам, вопросительно посмотрел на Арваса, тот кивнул, подтверждая, что с императором говорит именно зверь. Император подавил в себе прилив липкого страха, пригладил поднявшиеся в корнях волосы, почувствовал резкий прилив ненависти, осознал — зверь и вправду говорящий, конечно, понял намек, но снова попытался начать диалог:

— О чем вы?

— Войска Совета вывернут вашу маленькую планету наизнанку, — мягко ответил зверь в клетке.

Милэн улыбнулась клыками.

Арвас сложил руки на груди, изрек:

— О, мой повелитель, озверевший Старейшина изволил пошутить, спецслужбы Совета не узнают о том, куда исчезли их правители, потому что эти правители здесь инкогнито…

Император с благодарностью посмотрел на помощника, потом строго на Гэла:

— Мой секретарь уже готовит документы для легализации торговли искусственным овирием. Вот только не знаю, как вы будете подписывать? Лапу приложите? — император позволил себе улыбнуться собственной шутке.

Арвас недовольно поморщился, не ожидал, что упрямый император все же начнет шантажировать Старейшин Совета.

— Вы уверены, что мы разрешим вам легализировать торговлю радиоактивным топливом? — удивленно спросил Гэл.

— Вы подпишете документы, и мы вас отпустим, — шантажировал император

— Отпустите? — недоверчиво переспросил оборотень, подняв большую звериную голову, на его клыках мелькнула кривая усмешка.

— Конечно, — заверил вежливый милтийский правитель.

Арвас смущенно кашлянул в кулак.

Император заскучал, звери в клетке разговаривали, были умны и уже не так страшили утонченного императора, не щекотало нервы общение с ними. Продолжение разговора, видимо, показалось ему бессмысленной тратой драгоценного времени, и милтийский правитель сообщил оборотням, как будто подводил итог:

— Если вы проявите добрую волю и будете похожи на людей, а не такой вот бессмысленной грудой шерсти с когтями, то вас переведут на верхний этаж, где подготовили комнату.

Арвас хотел возразить, что никто этих оборотней из клетки отпускать не будет, но наткнулся на повелительный и упрямый взгляд императора.

Поставив помощника на место, обусловленным этикетом гневным взглядом, правитель Милты с улыбкой предупредил пленников:

— У вас день, чтобы подумать над предложением.

Гэл улыбнулся, демонстрируя острые клыки:

— Конечно, мы подумаем…

Император улыбнулся, как можно сдержанней зевнул, прикрывая рот рукой, извинился, поклонился и вышел. Арвас побледнел и выбежал вслед за императором.

Кэол растерялся, когда остался наедине с оборотнями, в окружении готовых стрелять солдат.

— Вы не понимаете, Ваше величество! — Арвас тяжело дышал, нависая над низеньким правителем Милты.

— Они безобидны… — небрежно бросил император, — вынудите их вернуть себе человеческий вид, охраняйте их, и достаточно.

— Но, вы не видели как они бросались на прутья, и… и, меня предупредили… — отчаянно убеждал Арвас.

Император прервал:

— Эти Старейшины — дети, которые играют с трансформацией тел. Достаточно запереть их в комнате. А вы паникер, Арвас… Они цивилизованы, образованы и умны, а клыки — это только видимость. На пленке, которую вы мне продемонстрировали, вполне адекватные и очень симпатичные молодые люди, нужно только, чтобы они прекратили эти кривляния с клыками.

— --

Теперь гармония мира нарушалась шумом мыслей и голосов, звуков и желаний. Волны создали информационное полотно, поглощающее нарушающие покой мысли, звуки и желания. Еще это полотно накапливало как светлые идеи, так и темные мысли, как зло, так и добро. Вдоль информационного полотна они создали пути, что были вне мирового полотна и одновременно в мировом полотне, на тот путь маоронги не могли ступить. Странный то был путь, путь, который создавал тот, кто ступил на него своей мыслью, путь видений и грез, путь миражей и познания, изменчивый и стабильный, незыблемый путь мечтателей. На путь мечтателей могли ступить и люди, если они осмелились мечтать и если им хватило смелости выйти за пределы стабильности Мира. То были люди не только идущие, но и ищущие. Путь Волнов изменял мечтателей и искателей, как изменялся сам, когда мечтатели попадали на него. Путники Пути становились почти бессмертными в своих поисках истины, они могли находить на пути обочины и создавать на них жизнь, а могли и сворачивать с пути, создавая тропинки к островам света в открытом Мире, находить там других искателей и новых Путников.

Но Маоронги начали преследовать свободных Путников, выискивать и закрывать тропинки. Жрецы, служители маоронгов, запрещали людям даже смотреть на чужих и чуждых под страхом смерти. Со временем в глазах людей Пути стали дорогами запретных черных знаний, а Путники — носителями смерти.