Глава 8. Брачная ночь милорда

Капитан Рольфсон, которого теперь следовало звать мужем, дорогим супругом или еще как-нибудь глупо, смотрел на нее, не торопясь ни подходить, ни раздеваться. И вообще вел себя очень спокойно для человека, который был оскорблен собственной невестой у алтаря. Пожалуй, если бы он рявкнул, выругался или еще как-то проявил характер, Ло стало бы полегче. А так она даже задумалась, не испугаться ли ей? Или, может, почувствовать себя виноватой? Но сил не было ни на то, ни на другое.

Поэтому она просто наклонилась и стянула сапоги. Конечно, растоптанная любимая обувка — это не атласные туфельки на каблуке, но за день ноги все равно устали. С наслаждением пошевелила пальцами в тонких шелковых чулках, но их снимать пока не стала. Покосилась на одеяло, которое так и манило под него забраться, но подобное выглядело бы даже не капитуляцией, а откровенным приглашением для хозяина спальни. Который в ранге пока колебался между возможным союзником и вероятным противником.

— Надеюсь, вы не собираетесь и после свадьбы так ходить? — поинтересовался капитан на удивление мирно. — В смысле, в штанах.

— Почему же? — удивилась Ло. — Собираюсь. Может, не каждый день, но… я об этом думаю. Вы бы знали, какие платья неудобные.

— Это неприлично. Недостойно замужней женщины.

— Перестаньте, — поморщилась Ло, вытаскивая шпильки из туго закрученного узла. — Капитан, я не хочу ссориться из-за таких пустяков. Может, об одежде и приличиях поговорим завтра?

Освободившиеся волосы рассыпались по плечам, она запустила пальцы в мягкие пряди и несколько раз провела от корней к кончикам. Надо будет научить Нэнси паре несложных причесок. Девчонка умеет плести косы, но какие косы на таких огрызках? Смех один…

— Непременно поговорим, — отозвался капитан, делая шаг и прислоняясь спиной к стене. — Если я снова увижу вас в чем-то мужском. В этой рубашке, например.

— О… — усмехнулась Ло. — А вам не понравилось? Ну, благодарите того, кто залил мое платье. Кстати, я его терпеть не могла. Так что передайте заодно и мою благодарность.

— Терпеть не могли? — прищурился Рольфсон. — Интересно, почему? И как сильно?

— Не ловите меня на слове, капитан, — огрызнулась Ло. — Не настолько, чтобы испортить. И кстати… Я не стала жаловаться стряпчему, но, если не найдете виновного, я решу, что вам действительно нет дела до моих нужд и обид. А тогда попрошу не указывать мне, в чем ходить.

Он так ничего и не понял, солдафон! По-прежнему был убежден, что она испортила платье сама или спустила это с рук горничной. Обида и злость снова зашевелились, подсказывая колкие дерзости, но Ло еще держалась. Правда, из последних сил.

— А у вас много таких рубашек? — с тем же каменным лицом спросил комендант. — Одного размера или разные?

В первый момент она действительно задумалась, сможет ли менять их ежедневно. А потом поняла, что услышала. И злость, копившаяся весь долгий трудный день, перехлестнула берега терпения.

— Не сомневайтесь, капитан, мне хватит, — проворковала Ло. — На ваши претендовать не собираюсь — это вам еще заслужить надо.

Рольфсон сделал шаг. Один-единственный. Его лицо дрогнуло, и Ло поняла, что перегнула палку. Это было прекрасно! Она вновь почувствовала себя живой, глядя в полные изумленной ярости мужские глаза. Ей бы следовало испугаться… Вспомнить, что это ее муж. Задуматься, что комендант — невиец-северянин, едва ли не дикарь, и его нынешний титул — золоченая цепочка, на которую привязали волкодава. Такого этикетом не удержишь. Но Ло смотрела в восторге, как когда-то на первый сотворенный ею огненный шар. Рвущееся пламя, треск сухого дерева, восхитительный запах чистого дыма…

— Если поднимете на меня руку — убью, — предупредила она тем же медовым голосом. — Запомните это, капитан Рольфсон.

— Я не бью женщин! — выплюнул он, уронив ладони на высокую спинку кровати. — Даже тех, кто думает, что может дать сдачи. Но и унижать себя не позволю. И непотребного поведения от жены не потерплю.

— О, вы вспомнили о нашем браке? — ехидно обрадовалась Ло. — Как мило! Ну так позвольте напомнить, что я тоже ожидаю от вас действий, достойных супруга. То есть помощи, заботы и защиты. А вижу пока лишь непонятные подозрения. И встречу, от радушия которой хочется сбежать обратно. Если вы так не хотели жениться, капитан Рольфсон, то могли об этом заявить тому же самому стряпчему. Как мне посоветовали!

— Может, и стоило, — процедил северянин. — Но королю не отказывают.

Ло едва не расхохоталась. Еще как отказывают! Знал бы капитан, что именно из-за отказа Криспину она и оказалась под венцом с первым встречным. Но ведь не поверит же? В любом случае, об этом стоит молчать. История из тех, что не делают чести ни при каком исходе. И как объяснить этому волкодаву цепному, что ей этот брак не милее, чем ему? Да не будет она ничего объяснять! В самом деле не заслужил!

— Не сомневаюсь, вы верный слуга его величества, — хотела она сказать вежливо, а получилось снова ехидно. — Как и я. То-то нас обоих наградили по заслугам. Только вот беда, капитан, я тоже не из тех, кто позволит марать свою честь. И за ваше предположение о… рубашках — требую извинений. В противном случае мне самой непонятно, что я делаю в этой спальне!

— Извинений?

Капитан шагнул еще раз, оказавшись совсем близко — Ло могла бы коснуться его рукой, вздумай она протянуть руку. Вот его рубашка ей бы точно даже близко не пришлась впору — плечи, как валуны. Грудь вздымается так, что пуговицы едва не отлетают, но только это и выдает злость. Да глаза на обветренном каменном лице горят, словно те огни, что в бурю скачут по корабельным снастям голубым жутким пламенем.

— Я с радостью извинюсь, — сказал он так же четко. — Если буду точно знать, что вы этих извинений заслуживаете. Здесь не столица, а Пограничье. И люди будут судить обо мне по моей семье. Честь моей жены — это моя честь. И если вам есть что сказать мне, говорите сейчас, прошу вас.

— Объяснитесь, капитан, — тихо сказала Ло, понимая, что разговор сворачивает на действительно опасный путь. «Только бы не сорваться, только бы не наговорить лишнего», — взмолилась она про себя. — Я вас не понимаю…

— В самом деле? — скривил губы Рольфсон. — Ладно, каждой крепостной мыши понятно, как этим браком наградил король меня. Титул, приданое, жена… А вам, леди, что за выгода была ехать к йотунам в… сюда, в общем? Что, в столице никого в женихи не нашлось? С вашей славой да родовитостью?

— Не ваше дело, — выплюнула Ло.

Если бы он только не смотрел на нее так! Ло никогда не считала себя красавицей, она и сама знала, что фамильная красота Ревенгаров на ней дала осечку, как мушкет с подмокшим порохом. Но такого взгляда — холодного, брезгливого! — она все же не заслужила. И под этим взглядом признаться в истинной причине? Да Рольфсон над ней расхохочется! Странно, что король ей предложил подобное — вот уж в самом деле после деликатесов потянуло на солдатскую кухню.

— Полагаю, как раз мое. Это мое дело, раз вы почему-то решили, что тупой служака проглотит любую ложь. Видят боги, я и не жду от вас невинности, но…

— Что — но? — тихо-тихо уточнила Ло.

Пальцы свела судорога. Она с трудом оторвала взгляд от лица капитана, посмотрела на руки и увидела, что кисти застыли в положении для боевого аркана. Того самого, что известен как Молот Пресветлого. И побелевшие пальцы сложены идеально, а напряжение такое, что только встряхни — сорвавшаяся с них мощь пробьет каменную стену спальни насквозь. Ах нет, не пробьет… Потому и судорога — сила не течет сквозь послушные руки, как раньше.

— Но я жду правды, — холодно и тяжело уронил Эйнар Рольфсон, не зная, как близко был бы от крупных неприятностей, обладай Ло хоть частью прежней силы.

Нет, швырять в супруга Молотом она не стала бы, разумеется. Конечно, нет… Но еще одно окно пошло бы этой проклятой спальне только на пользу.

— Правды? — снова повторила она эхом. — И какая правда вам нужна, капитан?

«Вот как я буду его звать, — со странным облегчением поняла вдруг Ло. — Капитаном… Не мужем, в самом-то деле. Какой он мне муж?»

— Зачем вы приехали, миледи? — почти так же тихо спросил он глубоким низким голосом, только не мягким, а почти рычанием. — Мне плевать, чья это рубашка, но что вы хотите скрыть под… белым платьем? Вам ведь важно, что оно именно белое, да? А что, если на самом деле вам впору как раз цветное? Может, вам на память подарили рубашку, но не согласны дать имя тому, кого вы под ней носите? Правду, миледи. Вот все, чего я от вас хочу.

— А не поздно ли вы ею озаботились? — проворковала Ло, глядя на капитана и комнату вокруг через мутно-красную пелену истинного бешенства. — Теперь, когда ничего не поправить? Напомнить вам брачный контракт? Развод не раньше трех лет. Если не будет совместных детей…

— Именно, — растянул губы в усмешке Рольфсон. — Удобное условие, правда? Отличная ловушка на дурака-северянина.

— Да идите вы к Барготу, капитан! — выкрикнула Ло, ненавидя и себя, и тупую наглую тварь, навязанную ей в мужья, и весь мир — такой несправедливый и мерзкий. — Боитесь дать имя бастарду? Ну так я вас в постель не тяну! И оправдываться не собираюсь! Не знаю, как хранила вашу семейную честь прежняя жена, что вы такой пуганый зверь, а я не шлюха! И не пошла бы к алтарю с мужчиной, нося ребенка от другого!

— Не смей вспоминать мою жену.

Он сказал это так спокойно и мертвенно, что Ло чутьем, единственным, что осталось ей от умения боевого мага, поняла: вот за это и в самом деле ударит. Или даже убьет. Любого, не замечая титула и пола. И неважно, кто из них успеет убить другого первым — в этом бою победителей не будет.

— Не смейте говорить со мной — так! — огрызнулась она. — Я ничем не заслужила оскорблений. Особенно от того, кто недавно клялся перед богами беречь меня и защищать. Не вам просить у меня отчета и требовать добродетели, капитан Рольфсон, — цену вашим клятвам я уже вижу.

Она медленно поднялась с кровати и встала, вытянувшись в струну. Даже боль в спине отступила перед раскаленной алой яростью, застилающей взгляд. А она еще пыталась смириться, хотела договариваться, надеялась честно и старательно исполнять договор… Ей же плюнули в лицо! Превратили честь Ревенгаров в тряпку и вытерли грязные солдатские сапоги. Ну так больше смирения и договоров не будет, — Ло поклялась себе в этом, черпая силы в злости и мечтая только не упасть в обморок. Все равно никто не поймет…

— Отлично, миледи, на этом и сойдемся.

Капитан отступил на шаг, качнувшись неожиданно легко для такого массивного тела, и добавил с тем же невыносимым холодным презрением в глазах, за которое его стоило убить медленно и мучительно:

— Можете ложиться спать, я вас не потревожу.

— Я могу на это рассчитывать? — ледяным голосом уточнила Ло. — Или этому обещанию стоит верить, как и прочим?

А нет, скрипнул зубами… Все-таки не каменный!

— Можете.

— Как долго? Вы ведь собираетесь убедиться в моей добродетели? А учитывая, что невинности не ждете, я знаю только один способ — подождать ясных доказательств, что я не в положении. Заодно сможете предъявить всем простыню с пятном — не дай боги кто-то заподозрит вашу светлость в мужской несостоятельности.

Столько ненависти в глазах она давно не видела… Ло почти наслаждалась: если она бессильна, то и Рольфсон в том же положении. И плевать, что будет завтра. Смерть, которая всегда рядом, быстро учит не откладывать удовольствия на потом.

— Нравится испытывать мое терпение? Миледи…

Надо же, понял! Ло чуть не расхохоталась, но в последний момент прикусила губу — смех вышел бы нехорошим.

— Убирайтесь к Барготу, милорд, — ответила она в том же тоне. — Кстати, почему вам не обезопасить себя от бастардов самым простым путем? Я была бы только счастлива не видеть вас в спальне все положенные по договору три года. А по их истечении у нас будет законный повод развестись. Что скажете?

— Отличная мысль. Так и сделаем.

Он поклонился! То есть просто кивнул, конечно, но вышло это с такой безупречной издевкой, что у Ло заныло где-то внутри — она ничего не могла противопоставить этой спокойной наглости. Если не лгать самой себе…

А барготов капитан просто развернулся и вышел. Так просто — взял и ушел! Из своей барготовой спальни, где Ло собиралась провести тридцатью тремя демонами пользованную барготову брачную ночь! И если ей не показалось, то у него даже облегчение мелькнуло в глазах! Словно он обрадовался возможности не спать с новой женой.

Она беспомощно огляделась — тут и в стену-то бросить нечего! Ни вазы, ни горшка, ни даже ножа… Проклятье… Ло все-таки рассмеялась, сначала тихо, потом громче, потом, когда она снова села на постель, смех перешел в плач, но это было уже неважно, потому что в коридоре наверняка давно никого не было. И вообще, это все от боли в спине, разумеется. И лечь ей тоже хочется от боли, но не вытянуться, как обычно, а свернуться клубочком, уткнуться в подушку и тихо-тихо поскулить. Никто же не услышит, а подушка к утру высохнет.

* * *

Да что же это такое, дюжину йотунов ему под одеяло! Снова он повел себя как дурак перед этой женщиной! А она…

У Эйнара даже челюсти свело от бессильного гнева. На себя, на нее, на короля, чтоб ему спокойно не спалось, на всю проклятую глупость, что происходит вокруг! Он шел по коридору второго этажа, от бешенства не видя и не слыша ничего вокруг. Вот бы провалиться сквозь землю — подальше от леди супруги! И забыть о ней! И о том, что завтра придется вернуться и как-то снова попробовать договориться с женщиной, которая… Да любого мужчину он бы за такое убил!

— Капитан Рольфсон…

Резко остановившись, Эйнар прислушался. Показалось?

— Капитан… Рольфсон…

Нет, не показалось. Эйнар шагнул к стене и встал у нее, чувствуя лопатками надежный камень. Огляделся в обе стороны, переведя дух. Только что кипящая кровь еще стучала в висках, но он заставил себя дышать глубоко и медленно. В пустом полутемном коридоре, скудно освещенном единственным факелом, просматривался каждый уголок. Некому было окликнуть. Точно некому.

— Капитан?

Голос был мягким и каким-то безликим… Никак не получалось представить, кому он мог бы принадлежать. Разве что скорее мужчине, чем женщине. Хотя Эйнар бы и за это не поручился.

— Кто ты? — сказал он негромко, кладя ладонь на рукоять ножа и жалея, что больше никакого оружия при нем нет. — Покажись!

— Не здесь, — в голосе не слышалось угрозы. — Пройдите дальше, капитан. К северному окну.

— Сам иди к йотуну, — огрызнулся Эйнар. — Человек ты или нечисть?

— Человек, — а вот теперь, пожалуй, и насмешку можно различить. — И обещаю не причинить вам никакого вреда. Просто поговорим. Ну же, капитан, не бойтесь…

Эйнар ухмыльнулся. Что, его действительно пытаются взять на слабо, как мальчишку?

— А может, я боюсь! — сказал он чуть громче. — Неизвестно кто зовет неизвестно куда… Если и правда не желаешь плохого — почему не показаться?

Снизу донесся приглушенный рев — гарнизон праздновал его свадьбу от души. Кликнуть подмогу, что ли? Часовые-то точно не спят и не гуляют. Но голос — кто б он ни был — попал в крепость мимо них. Эйнар глубоко вдохнул — по спине и вправду пробежал холод. Не страха, но тревоги.

— Не могу, — терпеливо, как полному дураку, объяснил невидимка. — Вам решать, капитан. Еще немного — и я уйду. А вы не узнаете кое-чего очень важного. Вы уже задумывались, почему король так странно наградил леди Ревенгар?

Голос смолк. И Эйнар понял, что эту наживку, пожалуй, проглотит. Или сделает вид, что проглотил. Но что же оно такое? Колдовские штучки — не иначе.

— Ладно, иду, — мрачно ответил он.

И вправду, пока кого позовешь, пока объяснишь… Невидимка, можно ручаться, исчезнет. А с ним — и ответы на вопросы, которыми Эйнар мучается который день. А если бы ему хотели плохого, то могли бы не забалтывать, а сразу ударить в спину.

Миновав лестницу, он прошел по коридору дальше, до северного окна с небольшим балкончиком, выходящим на крутой обрыв. Снизу не залезть, других окон рядом нет, разве что с крыши можно спуститься, если как-то на нее попасть. И куда обладатель голоса думает теперь спрятаться? Может, он крылатый?

Но на балконе никого не было. Только ночная тьма, тишина и холод. Не подходя к краю, Эйнар осмотрелся — точно никого. Хотя темнота в правом углу у перил… чуть темнее, что ли?

— Вот и славно, — сказала темнота, и из нее соткалась человеческая фигура, напоминающая жреца Претемной Госпожи, — длинный плащ и капюшон, скрывающий лицо. — Не беспокойтесь, я действительно человек.

— Колдун, — буркнул Эйнар даже не вопросительно, и фигура кивнула.

— Если вам так спокойнее, можете достать нож, — сказал обладатель безликого голоса, не ставшего более узнаваемым — словно через плотную подушку слышишь, только яснее. — Но в ход пускать не советую. Мне не повредит — я фантом. Знаете, что это такое? Морок, по-вашему. А тело мое отсюда далеко.

Эйнар присмотрелся — через фигуру пришельца просвечивала пара огоньков — окна видной с балкона караулки. Ах, вот оно что… Ну, мороку, конечно, нож не страшен, но и сам он ничего сделать не может. Только заморочить. К краю балкона подходить уж точно не стоит.

— Кто ты и зачем пришел? — спросил он, приваливаясь плечом к косяку и на всякий случай благоразумно не сходя с порога, отделяющего балкончик от коридора; известно же, что порог — место между мирами, и над стоящим на нем нечисть не властна. — Что тебе до моей жены?

— Быстро вы привыкли называть ее женой, — усмехнулся морок. — Живую-то легче любить, верно?

Это было, как удар под дых. Эйнар захлебнулся холодным ночным воздухом, качнулся вперед, схватившись за черен ножа так, что тот впился в ладонь.

— Тише, капитан, — укоризненно сказал голос. — Тише… Неужели рана до сих пор столь свежа?

— Что тебе нужно? — прохрипел Эйнар. — Говори или убирайся!

— Мне нужно, чтобы вы подумали. Хорошо подумали, капитан. В Руденхольмском ущелье воевала барготова дюжина магов. Двенадцать из них погибли. Честно, героически, спася многие и многие жизни простых солдат. А одна — выжила. Не странно ли?

— Иди ты к йотуну, — снова бессильно огрызнулся Эйнар. — Так бывает. Я сам терял людей, но выжил.

— Допустим, — легко согласился морок. — Но почему король не наградил женщину, которая спасла Руденхольм? Она ведь и всю страну спасла, получается… От Руденхольма до Дорвенны — рукой подать. А вольфгардцы, обломав там зубы, пошли на мировую. Разве такой подвиг не заслужил награды?

— Говори яснее, — угрюмо сказал Эйнар. — Хватит крутить, как лиса хвостом. Она струсила? Или что?

— Этого вам никто не скажет, капитан, — вкрадчиво мурлыкнул морок. — Даже я. А если скажу — то с чего вы должны мне поверить? О вашей жене, второй жене, не первой, поют баллады. Король назначил ей пенсию и нашел прекрасного мужа. Правда, подальше от столицы. Наверное, неспроста?

— Ну? — выдохнул Эйнар.

Да что же эта тварь поминает Мари? Зачем? И что хочет сказать про магичку?

— Двенадцать, капитан. Двенадцать магов спят под водами Руденхольма, — нараспев сказал морок, не шевелясь. — А у единственной выжившей на пальце нет перстня. У вас ведь есть друг-целитель, капитан? Спросите у него, что такое лишение кольца? Кто его делает и, главное, за что? А потом…

— Да говори же, — процедил сквозь зубы Эйнар, когда молчание стало невыносимым.

— Потом, капитан, — снова зажурчал тихий сладкий яд, — хорошо подумайте, что так удобно скрыть в глухой пограничной крепости? Подвиг или нечто совсем иное? Народ любит баллады о героях. В Академии Ордена детишкам-мажатам рассказывают о Стальном подснежнике… Разве можно отнять у людей такую сказку? Даже если героиня — не совсем героиня… Среди тринадцати магов было только три женщины. И две погибли почти сразу. А одна — выжила и пережила всех мужчин. Кто теперь узнает, за чьей спиной она пряталась? Кто прикрыл ее собой…

— А ты… знаешь? Откуда?

Эйнар не хотел слушать — и не мог заставить себя уйти.

— О, я очень хорошо знаю леди Ло, — усмехнулся, судя по голосу из-под капюшона, морок. — И очень давно. Женщины, капитан, как и мужчины, тоже делятся на тех, кто прячет других, — и кто прячется сам.

И снова Эйнар будто пропустил увесистый удар — да по больному месту. Нет, не мог проклятый морок знать — откуда ему? Откуда ему было видеть, как тонкую фигурку охватывает зеленое пламя? Как все решают мгновения, бесконечные мгновения, за которые можно успеть отпихнуть в сторону дочь, но уже не выйдет спрятаться самой….

— Спросите у своей новой жены, — донесся сочувственный голос, — кто еще жив из тех, с кем она служила? Если она скажет правду, вы сильно удивитесь, капитан.

— Это война, — упрямо сказал Эйнар, сам не зная, что заставило его ощетиниться. — А боевых магов стараются выбить первыми. За любого боевика вольфгардцы платили, как за полковника, даже за мажат-послушников.

— Но леди Ревенгар выжила, — вкрадчиво уточнил морок. — Редкое везение. В двадцать пять лет пережить старых опытных магов. Не буду спорить, капитан. Просто присмотритесь. И подумайте… Почему леди Подснежник никогда не рассказывает о своем подвиге? Даже королевскому дознавателю не ответила на вопросы. Почему она не носит перстень, который ни один маг не снимает по доброй воле? Почему король швырнул ей пенсион и выдал замуж за первого попавшегося служаку в захолустный гарнизон? Почему ей не нашли место в Академии, раз она такой великий маг? Уж детишек-то могла бы учить… Почему она не любит говорить о сослуживцах? Почему ее мучают дурные сны, да такие, что леди изволит принимать хелайзиль — знаете это дивное зелье? Не дай боги нормальному человеку попробовать… И почему она согласилась выйти за вас — вот самый интересный вопрос?

— Я подумаю, — сказал Эйнар, отлипая от косяка и делая шаг вперед. — Если ты тоже ответишь на вопрос. Зачем ты мне все это рассказываешь? Война закончилась, моя жена больше не армейская магичка. Так что тебе до нас, а?

— Я хочу справедливости, капитан, — сказал морок за пару мгновений до того, как растаять в его руках. — Справедливости для павших и наказания для предателей. Клянусь в этом. Еще увидимся…

Ладони Эйнара обдало холодом — словно в родник опустил. Ничего… Только легкая дымка, и та исчезла на глазах, стоило повеять ночному ветерку. И правда — морок, наваждение. А жаль! Добраться бы и поговорить начистоту!

Эйнар отступил назад, опять привалившись к косяку. Во что это он влез ненароком? Королю не отказывают, но, если бы знать раньше, послать бы сватовство его величества хоть к родным северным йотунам, хоть к местному Барготу. А теперь поздно. И леди магичку спрашивать бесполезно, не с чего ей с ним откровенничать. Уж точно не после того, до чего они договорились этой ночью.

Закусив губу, Эйнар помотал головой, будто сбрасывая хмель. Снова посмотрел на руки, удивляясь собственной глупости, — вздумал, тоже, морок руками хватать. Но если тот вернется, можно будет узнать еще что-нибудь. А пока и вправду приглядеться к женщине, навязанной ему в жены. Верить на слово Эйнар не собирался никому. Тем более — незваным, но заявившимся в гости морокам. Хотя прекрасно понимал неизвестного мага, который ненавидит Лавинию Ревенгар. Ему самому хватило нескольких минут один на один, чтобы захотелось ее удавить!

Снизу заорали так, что чуть стены не качнулись. Эйнар поморщился. А ведь надо где-то устроиться на ночь. Не в казарму же идти… К Лестеру, может? Нет, слишком многое объяснять придется. А вот… Он оглянулся. Факелы в коридоре горели ровно, дверь спальни, его собственной спальни, была плотно закрыта. Но что, если…

Он вернулся к комнате Мари. Там должна была спать горничная, это он вспомнил в последний момент, уже толкнув дверь. Девчонка, в самом деле устроившаяся на постели, ойкнула, воззрилась на него огромными перепуганными глазищами.

— Тихо ты, дуреха, — бросил он ей. — Иди к своей хозяйке, в спальню. Ну, живо!

Подхватившись и кутаясь в тонкое одеяло, горничная проскочила мимо, косясь с откровенным ужасом. Что уж она себе вообразила, Эйнар не знал и думать не собирался. На душе и так было тошно.

Пройдя к кровати, он скинул сапоги, содрал рубашку и штаны — самые лучшие, старательно с утра отутюженные прислугой. Завалился на разобранную постель и уставился в потолок. Брачная ночь, йотунам ее в задницу… И вот ради этого стоило становиться лордом? Он бы сейчас десять лет жизни отдал, пожалуй, чтобы просто услышать голос жены. Своей настоящей жены, единственной, любимой… Просто узнать, что там, где она сейчас, у нее все хорошо. Хоть бы приснилась, что ли… Но разве он заслужил такое счастье? Только не сегодня.