1458, тёплый сезон, виноградный месяц, 10-ое число

1458, тёплый сезон, виноградный месяц, 10-ое число, время, когда собирают первый урожай сладких чёрных ягод и начинают отжим.

Король проснулся. Во сне толпа хватала его за плащ, ломала доспехи, выворачивала руки, вгрызалась в плечи, безжалостно терзала беззащитное тело.

Теперь он, весь взмокший, сидел на сбитых хлопковых простынях и тяжело дышал. Пот стекал по вискам, тонкое одеяло было влажным. В распахнутое окно дул ветер, прохладный — сезон дождей уже близок. Доносился шум моря, лёгкие удары волн об острые, покрытые старыми водорослями скалы, которые возвышались над водой. По краю обрыва проходила стена дворца. Если бы король захотел, то мог бы сейчас отодвинуть почерневшую от копоти портьеру, толкнуть потайную дверь, по узкой винтовой лестнице спуститься к обрыву и по редким, выдолбленным в скале ступеням спуститься к холодным волнам и присесть на один из выступов, как он часто делал в последнее время. Но сегодня — важный день. Некогда притворяться мальчишкой, ловко прыгает по скалам. Король усмехнулся. Сорваться и разбиться насмерть — какая ирония! Едва закончилась война — и снова страна потеряет законного правителя. Достаточно лишь один раз неудачно ступить на мокрый камень.

Король подошёл к незастеклённому окну. На широком подоконнике стоял графин с родниковой водой. Король налил стакан и медленно пил, думая о том, что когда начнётся сезон дождей, ему будет холодно: у окна ни стёкол, ни ставень, просто проём в стене. Сейчас днём — чудовищное пекло, камни и земля раскаляются так, что и ступить больно. Но скоро это закончится.

Кошмарный сон снился почти каждую ночь с тех, пор как седая ведьма — назвать её волшебником языком не поворачивается — возложила на его голову вторую часть тернового венца и провозгласила спасителем Снарного мира, тем, кто победил волшебников и избавил от временных разломов. О, король хорошенько помнил её бледное лицо, с горящими глазами, страшный ожог на шее. Она приподнялась на цыпочках, схватила его за плечо, нагнула к себе и водрузила корону ему на голову. «Скажи им, что убил Узурпатора. Скажи им, что убил поганых волшебников. Помни, что ты совершил подвиг, о котором веками будут слагать легенды».

А подвиг — ложь.

Король горько усмехнулся. Столько лжи этому сопутствовало, что он уже и сам не понимал, что было, а чего не было.

Длившаяся полтора века война закончилась.

Война?

Сто пятьдесят семь лет назад крысиный народ, спасаясь от временного хаоса — бури чёрного волшебства — который кусочек за кусочком пожирал их родину, устремились в процветающий Снарный мир. Убили Эжена Третьего, последнего законного правителя, сожгли Ашбадесс и свирепой волной прокатились по всем землям. Наконец, один из крысиных царей, Генгульф, а после его дочь Адалинда, а за ней — Узурпатор стали поглощать и соседние миры, сгоняя жителей в рабство и выкачивая ресурсы, ведь одного мира, чтобы владеть, недостаточно! А трещина в ткани мироздания тем временем расползалась, и стихия, куда более страшная, чем крысиное безумие, надвигалась.

Людской страх сменился бурной радостью, но ненадолго. Разграбленную и разрушенную страну нужно восстанавливать.

Король скривился в болезненной улыбке.

Восстанавливать! Во дворец он шёл по взорванной мостовой, перебираясь через хребты камней и глины, поднимался по осколкам ступеней, перешагивая через кровоточащие трещины, и приветствовал народ у руин колоннады. Кровь текла по лицу. Люди, может, ожидали, что он взмахнёт рукой, щёлкнет пальцами, и в одно мгновение город отстроится, но у короля не было даже платка вытереть кровь. Та стекала по лбу, скопившись у бровей, закапала на глаза и там засохла корочкой.

К вечеру народ разбрелся по тем редким домам, что уцелели в последней битве. Многие праздновали на улицах, мерцая зажигалками и керосиновыми лампами. А король склонился над тазом мутноватой воды и отмывал запёкшуюся кровь. Рядом стоял один из его помощников, советник по прозвищу или имени Лысый, и держал истлевающую ткань старого стяга вместо полотенца.

Король думал, что делать с поверженными.

В разгар битвы, когда чёрный временной разлом нависал над Ашбадессом и вот-вот должен был поглотить город, крысы бросили Узурпатора. Им опостылела бесконечная война. Надоело отправлять мужей и братьев на смерть. Крысиный генерал Видгабург отдал приказ, и армия побросала мечи и арбалеты. А после самые смелые праздновали и приветствовали Первого вместе с народным ополчением, с которым совсем недавно жестоко сражались.

Король знал, что многие хотели бы видеть крыс распятыми и уничтоженными. Но Первый помиловал их в обмен на покорность и признание нового правителя. А обещания всегда ценились превыше всего. Помиловал и потому, что знал: простые солдаты всего лишь исполняли волю генералов, а те волю царей и Узурпатора. Не было нужды казнить крестьян, ремесленников, учителей, жрецов, женщин, детей, всех тех невинных, кто против желания был призван в армию… Король объявил мир. Генерал Видгабург сломал шпагу и преклонил колено. Крысиные полковники, капитаны, лейтенанты последовали его примеру. Из Буджума пришло известие: тамошний крысиный наместник Рахбург присягнул новому повелителю. Так же поступили и самые богатые крысиные лорды Иолы — лорд Туч и лорд Мальдебург. Последний даже прислал два корабля, гружёные пшеницей, кукурузой, иольскими фруктами и сладким цветочным вином. Что оказалось очень кстати, ведь сельские угодья вблизи Ашбадесса оказались выжжены войной и временным хаосом.

Тёплый сезон заканчивался. Скоро придут дожди и холода. Ашбадесс стоял в муравейнике строительных лесов. Рабочие отбивали ритмы молотками, строили перекрытия, поднимали блоки, укладывали камень. Другие рубили лиственничный лес, пилили брёвна в балки и доски (специальное оборудование для лесозаготовки любезно нашёл и предоставил один из местных предпринимателей Дориан Швабрабург). Город постепенно менялся. Но все знали, что до холодов не закончить. И многие встретят первый дождь без крова над головой.

Нищие и калеки, носящие шрамы-поцелуи войны, ютились в переулках, копошились как жуки, выскакивали на проспекты в поисках подачек и изрыгали проклятия на всех тех, кто остался невредим. Зависть душила.

Первый хотел умилостивить их, раздав деньги, но после крысиных правителей и Узурпатора осталась пустая казна. Сначала король в это не поверил. Он, Марахамм и Лысый спустились в сокровищницу, огромный подземный зал, где их должны были встретить горы монет, золотых снарков, или хотя бы стопки бумажных денег, или просто слитки золота и драгоценных камней, но вместо всего этого богатства их встретил бетонный зал, где лишь пятнами сохранилась дорогая малахитовая облицовка. Бросились искать бухгалтерские книги, но не нашли. Кто-то из приспешников Узурпатора тщательно заметал следы и унёс их. Король в ярости перерывал кабинет главного бухгалтера и, в конце концов, со злости так сильно пнул стол, что лишь порвал кожаный сапог. А запасной обуви у короля не было. Пришлось вечером приладить на клей заплатку из сукна, с внутренней стороны, чтобы не так сильно бросалось в глаза. Но сапог с тех пор немного натирал. Всякий раз, когда жаждущие задобрить короля лорды присылали подарки, Первый надеялся найти пару новеньких сапог, но всякий раз присылали либо провизию, либо что-то для строительства.

Правители соседних миров, которые вырвались из-под крысиного ига, требовали денежной компенсации и грозили интервенцией. Впрочем, Марахамм и Лысый уверяли, что это пустая болтовня: дела у них обстояли так же разорено, как и в Снарном мире. Но их требование было справедливо: крысы и Узурпатор под снарно-крысиными знамёнами посягнули и разрушили чужое. И все эти преступления, и следы войны, и беды, и голод — всё Первому королю досталось в наследство. И долгом его было навести порядок не только в своём мире, но и в соседних.

Ещё была ложь.

Тайна и ложь.

Большую часть населения Снарного мира составлял крысиный народ, а по их традициям власть переходила тому, кто в поединке одолел предыдущего царя. Видгабург преклонил колено, уверенный, что Первый убил Узурпатора. Рахбург прислал заверения в лояльности, думая, что Первый заколол Узурпатора. Лорд Туч, лорд Мальберуг и прочие — все полагали, что традиция соблюдена.

Вот только Первый король не убивал последнего крысиного повелителя.

Его даже рядом не было.

Когда Первый ворвался на аренду, то увидел уже обугленное тело Узурпатора.

Его стёр в порошок кто-то из волшебников — кто именно неизвестно. А ведьма, одна из волшебников, заставила солгать. «Скажи им, что ты убил Узурпатора…» И когда на арену вбежали Марахамм, Лысый, генерал Мориет, ведьма крикнула им: «Вот ваш новый король, убивший Узурпатора! Остановивший временные разломы и хаос! Убивший волшебников! Радуйтесь!» Солгала, солгала ради блага мира и объявила, что это Первый убил уродца. Соглала и отступила в тень, чтобы скрыться от чужих глаз, ведь новоиспечённый король должен был всем объявить, что он и её, последнюю из волшебников, тоже убил, что больше никто не способен причинить вред этому миру. И когда короля окружили другие офицеры, король сказал то, что должен. Солгал. И весть разнеслась по всей стране. Он — великий герой. И если однажды всплывёт, что традицию нарушили… Бунт. Война. Резня. Видгабург, Рахбург, Мальдебург и все остальные генералы и лорды плюнут на мир и спокойствие, соберут войска и двинутся на Ашбадесс, чтобы наколоть голову Первого на копьё и выставить на площади для любования.

Пройдёт ещё не один век прежде, чем снарная нация, почти вырезанная крысами во время войны, восстановится. Поэтому пока нужно считаться и с чужими законами. А их закон говорил чётко: новый правитель убивает старого.

Первому было противно, что он, почти чистокровный снарец, потомок того народа, что веками жил в этих землях, должен считаться с мнением иноземцев. Но время шло. Мир менялся. Люди менялись. Крысы такие же полноправные владельцы этого мира, как и снарцы, может, даже больше. В конце концов, когда-то и снарцы пришли в эти земли и убили тех, кто тут жил до них. От того племени остались лишь красивые легенды о красном драконе, о королеве фей, о рыцаре без сердца, влюблённом в неё, и о короле и королеве мёртвых, которые однажды вернутся из небытия.

В отношении того древнего безымянного народа снарцы — то же самое, что и крысы в отношении снарцев. С той лишь разницей, что представители истинного снарного народа ещё дышат. Может, их можно пересчитать по пальцам. Но они дышат.

Первого волновало, куда делился тот великий волшебник в красной мантии — тот, кто сражался с Узурпатором, и, может, имеет прав на трон и венец куда больше. Тела его на арене не нашли. Не мог же он испариться? Или мог? Первый король ни на секунду не верил, что волшебник погиб. Эти бестии никогда не умрут. Распустят слухи о своей смерти, всех в этом убедят, заставят каждого на площади повторить: «волшебники мертвы», но Первый знал, что эти демоны ещё живы. Может, ведьма знает, куда делся её товарищ. Но едва ли она когда-либо что-нибудь скажет.

Ведьма… Первый не сразу увидел, как тяжело она ранена, маленькая глупая девчонка. Нет, уже не девчонка, уже нет. Он помнил её юной и неопытной, какой она была в первую встречу, потерянная, запутавшаяся девочка, стихией вовлечённая в чужую резню. А потом она стала — это уже не назвать «человеком» — чем-то, с седыми волосами, с огненно-зелёными глазами, со страшными шрамами и хитрым, спокойным взглядом. Первого она пугала сходством с королевой фей, королевой мёртвых, какой её изображали в книжках по истории.

Она водрузила на голову Первого недостающую половину тернового венца и отступила. А короля окружили ликующие солдаты. Потом, когда суматоха улеглась, король обернулся и увидел: Марахамм прижимала к груди ведьму, а вокруг расползалась лужа крови. Король приказал: «Унесите тела мёртвых». И вечером, стоя у разрушенной колоннады дворца, приветствуя народ, слушая крики ликованья, ещё раз повторил свою ложь: Узурпатор мёртв. Волшебники мертвы.

Вопреки ожиданиям Первого, ведьма всё-таки не умерла. Раны ещё вскоре затянулись, но в сознание она так и не пришла. Ночью её тело перевезли во дворец.

«Если станет известно, что она жива, может подняться бунт. Волшебство принесло людям много горя, ― сказал тогда король. ― Никто не должен знать о ней. Скажем, что все волшебники мертвы».

Все волшебники мертвы…

Когда-то один волшебник потянул за ниточку, выдернул из ткани мироздания, и полотно начало расползаться, с каждым годом всё больше и больше. И если больше никогда не будет волшебников, то ни у кого не будет силы, чтобы нарушить равновесие и гармонию опять.

В глубине души король думал: если бы ведьма умерла, стало бы спокойнее. Несколько раз приходил к ней с кинжалом, но так и не смог.

Почти белая кожа, седые, как снег, волосы и такие же губы. Единственный друг короля.

Первый вздохнул. Он был хорошим рыцарем, но от политики голова кругом шла.

Встал, выпил воды. Сегодня будет ещё один адский денёк. Наконец-то, предстоят выборы в Совет, который традиционно, в прошлую эпоху, заседал при снарном короле. Время воскресить забытую традицию! Вскоре у Первого появятся помощники, которые будут перетягивать одеяло на себя. Король не был дураком и прекрасно понимал, что одно дело — победить в войне, другое — удержать власть. Когда бурлили битвы, никто не стремился бросить вызов крысам или узурпатору-страннику. Трусы! Но сейчас падальщики начнут раздирать Снарный мир на части.

Пока Первому помогали женщина-джинн Марахамм, прошедшая с королём половину битв, и человек по прозвищу Лысый. Ещё до окончания войны он появился в замке Теней посреди тернового леса и предложил помощь. Даже не просто предложил, а говорил так, словно дело уже решённое. Марахамм тогда шепнула, что это странник. Первый с радостью прогнал бы его взашей, но тогда он был в ссоре с волшебниками и уже давно ничего о них не слышал. Словом, странник мог пригодиться. Лысый и в самом деле давал неплохие советы, умел успокоить бунтующий народ — войско будущего короля состояло из крестьян-ополченцев, которые томились и жаждали вернуться в поля; из солдат и наемников, давно не видевших обещанных наград. Лысый сумел их угомонить. После Лысый посоветовал разрешить вырубку окрестных лесов для строительства.. Из-за закромов тотчас же вылезли крысы-застройщики, предприниматели, купцы — и прочие, кто хотел и мог нажиться на строительстве, и при этом и в самом деле что-то построить. Дальше Лысый поставил подрядчиков перед выбором: либо платить налоги с доходов, либо бесплатно отстроить дворец и богадельни. Кто-то согласился заплатить налоги, кто-то предпочёл поработать. И король получил немного денег и дворец, в котором не протекала крыша..

Король обдумывал, как наладить крестьянские и фермерские хозяйства, торговлю с другими мирами, когда появились новые советники, любители подлизаться и прочие, желавшие урвать кусок пирога. Окружили короля и завалили предложениями. Тогда Лысый вспомнил о том, что в былые времена у короля был Малый Совет, который помогал решать спорные вопросы.

И вот настал день выборов в этот пресловутый совет.

К вечеру голосование завершится. П после захода солнца Лысый и Марахамм быстро, с помощью своего страннического искусства, подсчитают бюллетени и объявит, кто вошёл в Малый Совет.

Безродный.

То ли граф по происхождению, то ли лакей, надевший доспехи убитого господина. Конечно, Первому удалось сплести миф, преподнести себя людям как спасителя, как их последнюю надежду, и главное, удалось победить в войне, хоть и не без помощи бесследно исчезнувших волшебников.

За окном светало. Море мелкой рябью набегало на берег.

Первый помнил, как впервые пересёк море на славных буджумских кораблях. Снарное море — сурово и беспощадно, и шторма топят все корабли, какие отважатся отойти далеко от берега. И корабли Первого, тогда ещё просто графа и рыцаря, потонули бы. Но волшебник, носящий красную мантию, взял его за руку и потащил к носу корабля. И, несмотря на качку и бушующие волны, шли они легко, точно по перинам. Волшебник сказал: «Море подчинится тебе, и ты будешь первым, кто сможет пересечь Снарное море. Ты — избранный. Ты — истинный король». Волшебник взмахнул рукой и приказал стихии успокоиться. И море затихло. Тучи рассеялись. Матросы, солдаты, свита короля лишь только приходили в себя и, почти сведённые с ума штормом, не заметили обмана. А волшебник в красной мантии прокричал им: «Приветствуйте будущего короля! Ему покорилось беспощадное Снарное море!». И люди приветствовали спасителя.

И только море, мелкой рябью набегавшее на берег, знало и правду, и ложь.

― Пора, ― сказал Первый и поправил на голове терновый венец, корону снарных королей.

Утром приходят просители и жалобщики, после обеда — послы из других миров напоминают об обещанной независимости, требуют со Снарного Мира компенсацию за те зверства, что творили предыдущие, крысиные правители. А Первый будет обещать и обещать, пока комок не подойдёт к горлу.

В главном зале для короля уже приготовили его трон — жёсткую табуретку без спинки, знак смирения и служения. Быть королём — значит принести себя в жертву своему народу.

Первыми жалобщиками оказались двое крестьян, которые не поделили пахотные земли.

― Кому принадлежали эти земли в прошлом году? ― спросил Первый.

― Узурпатору, ваше величество. Мы их обрабатывали на условиях барщины.

― Насколько помню, я велел разделить земли поровну между крестьянами, которые их раньше обрабатывали для Узурпатора, с тем, чтобы теперь эти крестьяне трудились для себя. Так что не так?

― Его кусок лучше моего, а у меня одно сплошное болото, я не смогу там ничего вырастить.

Первый устало повернулся к Лысому. Тот, закутанный в длинный серый балахон, стоял чуть позади правителя. Лысый череп блестел.

«Хитрая бритая шельма»

― Кого я отправил от моего лица разделить между крестьянами земли?

― Господина Рихарда Штрахберга, крыса, он был распорядителем земель при узурпаторе. Вы пока сохранили ему должность, ― подсказал советник.

― Найдите его и приведите сюда, ― бросил король стражникам. И двое из них с поклоном удалились.

Через четверть часа они вернулись и привели Штрахберга. Крыс не выглядел виноватым, скорее уставшим от бессонных ночей. Красные глазки слезились, усики безвольно болтались вдоль морды. Он внимательно, раздражённо подёргивая ушами, выслушал претензии короля, и взвился.

― Ваше величество, да разве возможно за всем уследить! У меня всего два помощника, да и те новички. Думаете, легко обучить этих балбесов земельному праву? Думаете легко распределять земли? Нужно сначала обмерить участок, вычислить плодородность почвы, лично обойти каждый клочок. Конечно, все участки можно обходить лично, но не когда сроки поджимают! Мне доложили, что земли на этих участках хороши. Будь у меня больше времени, я бы не допустил такой промашки. Поверьте мне, ваше величество, я лично проверю оба участка и…

Король кивнул, уже не вслушиваясь в окончание. Господин Штрахберг был не первым, кто жаловался на то, что у него нет возможности хорошо выполнять своё дело. Конечно, король мог бы дать ему больше времени. Но если пахотные угодья не распределить между крестьянами до конца месяца, то они не успеют засеять в срок, урожай будет позже и холодный сезон погубит его. А крестьяне не могут сеять, пока им не раздадут участки. Не будешь же обрабатывать неизвестный клочок земли, вдруг он в итоге окажется не твоим? Получив надел и вырастив на нём урожай, фермер отдаст государству семь десятых в качестве благодарности за предоставленные земли, а три десятых оставит себе, этого хватит, чтобы прокормиться до следующего урожая. Но только если всё сделать вовремя.

А сроки поджимали, через сорок дней начнётся календарный холодный сезон. Война не позволила посеять в начале тёплого сезона, и оставался последний шанс засеять поля культурами, которые дадут урожай в первый холодный месяц, до начала проливных дождей.

После крестьян пришли иномирные послы. На этот раз явились и послы из степей Гальмиры. Гальмирский хан помогал Первому, когда тот ещё не был королём. Но после позорного разгрома, который случился через несколько месяцев после того, как их покинули волшебники (нелепая! Нелепая ссора двух спесивцев!), Гальмирской хан тоже оставил короля, сославшись на более важную миссию и на то, что обещал помощь волшебнику, а не Первому. После победы Первый направил в Гальмиру посла с предложением мира, а заодно просил у хана и мастеров-воинов: степные всадники были куда более искусными воинами, чем снарцы. А новый король хотел иметь безупречную армию, а не ополчение из крестьян, занятых теперь спешно земледелием.

Но выслушав ответ гальмирских послов, король нахмурился. Гальмирский хан отказывался прислать мастеров или наёмников, но соглашался, чтобы снарцы посетили его степи. И за обучение одного солдата требовал золота, равного весу солдата.

Король нахмурился. У него не было ни такого количество голубой пыли, чтобы переправить в Гальмиру солдат, ни золота, чтобы оплатить их обучение. Войско из крестьян? Из крестьян, которые теперь все разбежались по хозяйствам? У Первого оставались только джинны и небольшая армия наемников из юго-западных земель, да остатки крысиной регулярной армии. Но и та после окончания войны сильно поредела. Все рабы, все насильно постриженные в солдаты, были отпущены на свободу. Оказывается, не так уж много людей и крыс мечтает о военной карьере. А Первый опасался нападения, опасался, что кто-то захочет оспорить его власть.

― Я подумаю и дам ответ позже, ― сказал послам.

За гальмирцами пожаловали послы из Вестьё и из Арахисового мира. Те требовали компенсации ресурсами — продовольствием и строительными материалами. Затем были беженцы из Гаруды, почти полностью выжженной, калеки из Нариды, из Хороса, из мира Вод — эти миры были почти полностью уничтожены крысами, здесь даже нечего было восстанавливать, ничего не осталось, кроме смешанной с пеплом крови. Эти люди требовали, чтобы в Снарном мире им выделили землю и продовольствие. Приходил представить от Ардера, одного из крупных городов, который всегда конфликтовал с Ашбадессом. Требовал признания Ардера суверенным городом-государством. И вновь король обещал подумать. В конце глашатай объявил о том, что вдоль побережья плывёт корабль мёдолюдов — таинственных жителей Медового мира, единственного, которого не осмелились тронуть крысы. Корабль прибудет завтра к вечеру. Король насторожился: «Чего от них ожидать?»

Наконец, начало смеркаться. Раскалённый воздух стал прохладен и приятен. Король и его разношёрстная свита вышли на галерею. Прошли до колонн обрамляющих вход во дворец. Вниз уходила великая лестница трёхсот ступеней. На её полуразрушенном мраморе расположились горожане, любопытно ожидавшие оглашения результатов.

Король сел на табуретку, его придворные спустились на несколько ступеней и расселись на тёплых камнях. Марахамм и Лысый заняли места рядом с королём.

Все замерли в ожидании. Первый чувствовал лёгкое дуновение бриза. Запах моря расслаблял. Но король сразу же одёрнул себя. Нельзя расслабляться. Расслабишься — проиграешь.

«У меня здесь нет друзей. И этот лысый, и женщина-джинн — первые воткнут нож мне в спину».

Солнце скрылось за горизонтом.

Марахамм щёлкнула пальцами, зажглись фонари на перилах. Король заметил, как вздрогнули горожане. Для них не было особой разницы между джинном, странником или волшебником — всех обладающих сверхъестественной силой они боялись, чувствуя угрозу.

«Может, я и избавился от двух великих волшебников, но и из-за Марахамм и Лысого может начаться бунт».

Марахамм, джинн… Джинны не творили настоящего колдовства, только иллюзии. И то, что зелёнокожая сделала сейчас, не было настоящим светом, а лишь иллюзией света.

Джинн подняла стеклянный шар, в который днём бросали бюллетени.

― Властью данной мне, ― сказала она, ― я объявляю результаты голосования.

Листы бумаги в шаре вдруг стали паром, и из дымки поднялся первый пергаментный лист и застыл перед лицом Марахамм. Ровным спокойным голосом она прочла:

― Иеремия Медьиетт. Триста сорок три голоса.

Со ступеней поднялся мужчина, на вид чуть моложе короля. Тёмно-русые волосы неровно острижены и взлохмачены ветром. Серые глаза чуть прищурены. На подбородке три параллельных шрама: это во время войны механическое чудовище почти разорвало его в клочья, но вовремя подоспел генерал Мориетт Несущий Смерть и спас Иеремию.

Тем не менее, Первый нахмурился.

Иеремия происходил из древнего и знатного снарного рода, который занимался разработкой руд при короле Эжене Третьем. Но когда власть захватили крысы, род Медьиеттов ушёл в подполье. Спасая жизни, они признали крысиную власть, отдали почти все рудники, кроме одного, притаившегося далеко-далеко на северо-западе, где и переждали полтора века крысиной деспотии. Объявился Иеремия Медьиетт лишь после сражения у Соснового Замка. На второе после побоища утро он появился с запада и привёл с собой механических солдат из меди, которых и предложил будущему королю, а взамен попросил лишь восстановить все утраченные привилегии и позволить «служить вашему величеству, как служили мои предки». И будущий Первый обещал Иеремии вернуть рудники. Но заняв престол, король передумал передавать все рудники в одни руки. Тем более что Иеремия происходил из рода более знатного, чем Первый. Рудники обогатят Иеремию, а богатство вскружит голову. Кто, имея деньги и власть, не захочет большего? Первый хорошо изучил Иеремию. У него был припрятан не один туз в рукаве. Король точно знал, что механических солдат Иеремия собрал не сам, а где-то в своём медном логове он прятал василиска, который закалил металл, и странника, который оживил металл, и мастера-механика, который создал механизм и алгоритм для солдат. У короля ничего подобного не было.

Марахамм огласила второго члена совета лордов.

― Жак де Мориетт. Двести восемьдесят пять голосов.

Генерал де Мориетт был верным слугой короля, прошёл вместе с ним войну. Даже больше. Вытащил его, шестилетнего мальчишку, из грязной канавы, накормил, одел, обул, вложил в руку тренировочный меч, научил сражаться, научил красиво говорить, дал новое имя и объяснил, как себя вести, чтобы спасти мир от крысиной деспотии и стать королём.

Но сейчас Мориетт не сидел на ступенях вместе со всеми. Он разболелся после битвы на арене. И его законным представителем был назначен Карл де Мориетт. Молодой человек, чуть моложе короля, вспыльчивый, со злобно бегающими глазками. Хорошо, что он не знал постыдной тайны Первого! Но с ним надо будет держать ухо востро. Единственный сын великого генерала, Карл де Мориетт, сколько же жалкий, сколь великий человек его отец.

Жестом король благословил нового члена совета, и Карл де Мориетт занял своё место позади короля рядом с Иеремией Медьиетт.

Марахамм огласила третьего лорда.

― Видгабург.

Бывший крысиный генерал. Бывший начальник крысиных тюрем. Всю войну он воевал против Первого, воевал на стороне Узурпатора, но в последней битве по совету или угрозе ведьмы переметнулся на сторону законного короля.

Первому Видгабург не нравился. Но его выбрали. Закон есть закон. Традицию нужно чтить.

«Хорошо хоть не джинн», ― король опасливо покосился на Марахамм. Нет, она и так советник короля. Её не выберут. За неё не голосовали. Но вполне могли проголосовать за какого-нибудь другого джинна. После войны их осталось всего тридцать восемь. Нет, чтобы попасть в совет — недостаточно голосов. Король бросил взгляд на горожан, толпившихся на лестнице, и дальше, на площади. Неужели кто-то из них проголосует за джинна?

Четвёртое имя:

―Дориан Швабрабург.

Король поморщился. Совет лордов превращался в цирк. Дориан Швабрабург был сыном старой маразматички, впрочем, из уважаемого снарного рода, который почти весь вырезали при нашествии крыс. А отцом Дориана, как можно догадаться по фамилии, был крыс, незнатный, но и не простолюдин. Крысиный купец, который при царе Генгульфе выбился в люди. И каким-то образом сошёлся с выжившей из ума Карин Сольиетт, предки которой когда-то владели солончаками к востоку от Буджума.

Дориан не был похож ни на крысу, ни на человека. Роста он был удивительно низкого для снарца, но и удивительно высокого для крысы — почти метр семьдесят пять. Тело его скорее обладало человеческими пропорциями нежели крысиными, руки были безволосые и без когтей, а вот лицо — скорее морда, но не такая вытянутая как у крыс, и лишь с тремя коротенькими усиками. А на загривке росли чёрные как смоль волосы, такие же, как у его матери.

Дориан так бы и остался бы полукровкой, чужим для тех и для других, но после смерти отца и матери унаследовал небольшой капитал и торговое предприятие отца. Впрочем, все партнеры воротили нос от полукровки. Торговля начала загнивать. Говорят, Дориан хотел повеситься. Но гнилые балки потолка в родительском доме не выдержали, рухнули. Очухавшись, потерев шишку на голове, Дориан в груде трухи увидел шкатулку. В шкатулке оказались не сокровища и не драгоценности, а карта соляных копий.

Солончаки, которыми ещё во времена последнего короля-человека владели предки матери Дориана, эти солончаки были проданы крысиной знати, а деньги… Да гидра морская знает куда старики Сольиетт потратили столько денег. Но небольшой участок соляных копий всё ещё принадлежал семье Дориана. Документы на него и карту Дориан и нашёл в шкатулке.

Дориан съездил, посмотрел. Солончак существовал и в самом деле и никем не был занят.

В те времена Снарным миром ещё правила царица Адалинда. О ней в народе говорили много разного, но Дориан решил рискнуть и обратился к ней с прошением.

Адалинда не брезговала полукровками и всегда искала таланты. И ставка, которую она сделала на Дориана, оправдала себя. Соляные копи оказались богатым месторождением, особенно с учётом того, что другие месторождения уже были почти выработаны. Дориан Швабрабург оказал заметное влияние на экономику. Но народ, который сегодня избрал его в совет лордов, любил Дориана отнюдь не за то, сколько денег он принёс сначала Адалинде, а затем и Узурпатору, но за то, каким милосердным и сострадательным гражданином Дориан проявил себя во время войны и после. За свой счёт он строил богадельни, приюты, раздавал еду и горячие напитки бедным, когда стужа захватила восточное побережье. Когда двор Узурпатора перебрался в древнюю столицу Ашбадесс, Дориан тоже переехал и на новом месте быстро снискал любовь обиженных и обездоленных.

Первый не знал, какую роль выберет Дориан для совета, но в народе этого человека любили ни чуть не меньше, а то и больше короля. Поэтому его стоило опасаться.

― А-Мон-Ло-Рин-А, ― произнесла Марахамм следующее имя. Стрекоза. Представитель древнего, почти истреблённого стрекозиного народа, который тысячелетия назад правил Снарным миром, пока люди, снарцы, не вырезали почти всё стрекозиное племя. Живёт ли в нём память о позоре предков и жажда отомстить? Или он принимает новый порядок? Король слышал об А-Мон-Ло-Рин-А как об остроумном человеке и талантливом предпринимателе, который многое сделал для блага Иольских Земель, а узнав, что скоро в столице грядут выборы в Совет, поспешил перебраться сюда и милостыней завоевать любовь бедняков, отбив часть поклонников у Дориана, а любовь мещан он завоевал постройкой огромного развлекательного клуба.

Словом, его Король тоже опасался.

«И ни одного хорошего полководца, ни одного верного друга, ― в ужасе думал Король. ― Впрочем, разве у меня когда-то были друзья? С тех пор как Мориетт-старший вытащил меня из навозной кучи, у меня не было ни единого друга. Ложь. Сплошная ложь. Везде и всегда».

― Ишу Назаретьеитт, ― провозгласила Марахамм шестое имя.

«Хотя бы из знатного рода, ― с облегчением подумал король. ― Но чем гидра не шутит. Этого я вообще в первый раз вижу. Откуда он взялся?»

По лестнице откуда-то из середины поднимался высокий мужчина, с длинными, по пояс, спутанными волосами, в грубом сером балахоне и босой.

«Хуже странника».

Первый Король припомнил, что его придворные говорили о безумце, который пришёл из-за моря, из-за моря, которое одним краем уходило в межмирье и куда ни один корабль не отваживался заплывать. А этот Ишу доплыл на хилой лодочке, мол, его бог сохранил. Бог! В Снарном мире никогда не было богов. Снарцы ни во что не верили. Крысы верили в свой пантеон и справляли свои обряды. Стрекозы когда-то поклонялись королеве фей, затем королю и королеве мёртвых, затем этот культ, доставшийся в наследство от древнего безымянного народа, расползся по всему Иольскому побережью, местами перебрался через проливы… Но сейчас редко кто верит в короля и королеву мёртвых. Остались только заброшенные, развалившиеся до основания капища и сказки, которые рассказывают детям, сказки, которые неизменно начинаются с того, что королева фей подарила рыцарю терновый венец, а тот поднёс королю, и с тех пор все истинные снарные короли носят терновые венцы… Но всё это было очень давно. Миф. И вот появился этот Ишу, который влюбил в себя народ. Сегодня они готовы строить храм его богу, а завтра? Что шепнёт неизвестный бог?

Называя следующее имя, Марахамм улыбалась. Как и предполагал король, джинны всё-таки смогли пропихнуть в совет одного. Этот, наверняка, будет плясать под дудочку Марахамм.

«Семь человек в совете, и ни одного друга», ― с тихим ужасом думал король.

Зрители аплодировали избранным кандидатам. А король предчувствовал очередную кошмарную ночь. Иной раз очень хотелось покинуть дворец, выйти ночью к морю, сесть на каменном берегу, поиграть волнам на свирели.

В детстве, когда король просто попрошайкой Франсуа, он часто спускался по каменистому склону, затем с огромных обкатанных морем валунов прыгал в воду, поднимая брызги, и ступая по мелкой гальке, шёл вдоль берега, а над ним возвышались руины дворца.

Тогда он никогда бы не подумал, что однажды будет жить здесь. Дворец обветшал. Да, стараниями Лысого удалось кое-что подлатать, но былое сказочное великолепие ко дворцу вернётся ещё нескоро. Руины… Руины! Король должен в первую очередь думать о благе народа, а не о том, на каких перинах спать. Поэтому в комнате короля гуляли сквозняки, скоро дождь будет заливать в окно, ставни перекосились и до конца не закрывались. Зато в тёплую погоду разрушенная спальня была самым прекрасным местом.

И самым одиноким.

Уже собравшись уходить, вдруг в толпе король увидел знакомое лицо — лицо, которое ему бы не хотелось видеть. Это был мальчик, подросток, тот самый, которого привела ведьма с седыми-белыми волосами и представила, как своего ученика. Мальчишка, который будет искать её.

«А подросткам нельзя доверять государственные тайны. Если он её найдёт, то может узнать, что не все волшебники умерли. Если об этом узнают в народе… Но что я могу сделать? Приказать убить его? Ребёнка?»

Король прошмыгнул в боковой коридор, пробрался по узкому проходу, куда рабочие свалили раздробленные плитки и камни, которые остались после ремонта тронного зала. И шёл всё дальше, вглубь дворца. Обернулся. Никого.

Отпер кованую дверь, скользнул в комнату и тихо затворил за собой.

На высокой постели покоилась Спящая: Бело-седые волосы, чуть красноватые веки, бесцветные губы, потрескавшейся кожей обхватившие трубку для дыхания. В вене локтя игла капельницы. Несколько проводов — к груди. Механизм с экраном показывал частоту сердцебиения.

Крысиный врач, с которым консультировалась Марахамм, объяснил, что всё это богатство — устройство искусственной вентиляции лёгких и поддержания жизни. Первый помнил, врач качал головой и говорил о глубокой коме. «Вы поздно меня позвали».

Взгляд короля упал на толстый кабель, который тянулся от аппаратуры. Он уходил уходит куда-то к электростанции.

Капельница, ИВЛ, электричество, электростанция, механизмы, роботы, поезда — это всё крысиные изобретения. Крысолюды принесли их с собой из того мира, который растворился во тьме. Это их традиции. Раньше в Снарном мире ничего подобного не было, из лекарств — лишь настойки и травы, хирургия только начала развиваться, когда налетела крысиная экспансия. Об электричестве никто и не помышлял, все пользовались свечами. Вон, в углу комнаты свалены старинные канделябры, под слоем пыли похожие на оскалившихся чудищ.

Крысы изменили мир сто пятьдесят семь лет назад, наполнили своими изобретениями, культурой и религией.

От снарных традиций остались смутные воспоминания о чести и долге.

«За какой мир я боролся? Для кого? За мир для снарного народа? А что сейчас снарный народ? ― думал король. ― Это крысы, с их верой и замысловатыми устройствами. Это люди, которые пользуются чужими для них механизмами, учатся в крысиных школах, в университетах, ходят в крысиные больницы, ездят на их гидровых поездах, в кафе их обслуживают крысиные автоматоны… И когда я был ранен, меня зашивал врач, учившийся в крысином колледже, и зашивал инструментом, купленным у мастера-механика, который у крыс освоил своё искусство.

Тот старый мир, за который я боролся, давно исчез. Есть только этот, совершенно, чужой и непонятный. Нет, понятный. Я сам вырос здесь, читал снарные книжки, а электрическая лампочка светила мне, изредка мигая. Я сам полон крысиных традиций, я вырос в их воздухе… Всё, что во мне осталось от снарца, — это чувство долга».

― Кто я в больше степени? Снарец или человек, выросший в крысиной культуре? Кто я? ― повторил король. Спящая молчала.

― А те, кто сражались со мной? Вот, например, Жак де Мориетт? Он — снарец? Он служил в крысиной армии и дослужился до звания генерала. А только потом переметнулся…А, собственно, куда он переметнулся? На чью сторону? Как назвать ей?

Почти всё население страны — это крысы. Снарцы, чистокровные, почти исчезли как нация. Их вырезали полтора века назад. Остались полукровки, буджумцы, люди юга, стрекозы, воинственные ардерцы, но самих снарцев можно пересчитать по пальцам. Нет, проще эту сторону назвать — те, кто не хотел власти крысиного царя. Люди, не имеющие ни национального самосознания, ни культуры, ни прошлого. Маргиналы, да, кажется, такое слово я как-то раз вычитал в газете. Маргиналы.

Вот смотрю на себя в зеркало. Разве у меня утончённые снарные черты лица? Я не знал матери, не знал отца. Кто я? Снарец или человек, вычитавший в сказках снарные традиции?

Для кого я сражался? Для какого народа? Может, мстил за убитого полтора века назад Эжена Третьего, последнего снарного короля? Но и он, говорят, был жесток и столько людей перевешал. Может, и хорошо, что крысы его свергли? Откуда мне знать? Меня там не было.

Первый вспомнил последний разговор со Спящей. Ещё до конца войны. То был день, когда ему на голову возложили первую половину тернового венца.

Король — слуга народа.

Для короля нет ничего важнее блага народа.

― А что такое благо? ― спросил Первый у той, которая беспробудно спала. ― Что такое народ? Для кого служу? Да, я буду служить. Больше ничего не остаётся.

Молчание.

― Столько войн… Только чтобы свергнуть крысиную династию… А что если крысиная династия и была благом для тех, кто сейчас живёт в этом мире? Наука, медицина, техника, электричество — это огромный шаг вперёд… Мир изменился. Хватит цепляться за старые сказки о рыцарях.

Молчание.

― Помню, сколько горя принесла война. И сделаю всё возможное, что не допустить новой. Всё. Даже если придётся совершить страшное преступление. Даже если меня потом проклянут и распнут.

Молчание.

― Ты ведь этого хотела?

Молчание.

Приборы показывали: тридцать пять ударов сердца в минуту.