Книга вторая "Из сумрака веков"

Горячая кровь, нежно касаясь языка, струится в иссохшее горло. Сладкая, с терпким привкусом, отдаленно напоминающим сок дуба. Опускаясь, утоляет жажду, постоянно терзающую тело. Наполняет жизнью и силой. Порвать мир на куски, когда в жилах переливается нектар создателя. Волны накатывают сильнее, раскрывая подлинную сущность. Огонь, согревающий сердце и душу, стремится заполнить остывшие очаги той, дающей столь поглощающие чувства. Мягкие переливы её голоса. Последний вскрик наслаждения — мелодичный, вспышкой выбрасывающий новую порцию эндорфинов в мозг.

С губ слетает ответный протяжный стон. Погрузившись глубже в податливую плоть, Дориан отрывается от Мии. Коварная бестия опять заманила — не устоял. Так было всегда — с момента их встречи. Правая рука Ламии, верная подруга и соратница — Мия Боцарис умеет манипулировать не только смертными. Он тоже оказался не исключение.

Слизнув остатки божественного напитка, Мареш утыкается носом в её шею, упиваясь наркотическим запахом любовницы.

Прерывистое дыхание, переплетение тел… Она — его властительница и повелительница, чтобы ни делал, как бы ни сопротивлялся. Уже тысячу лет… Зависим от крови Мии, как наркоман от дозы. Манящая и обольстительно прекрасная. Вот только укусы опять придётся скрывать. Хорошо, что скоро раны затянутся.

С Нол секса давно нет. К ней страшно притронуться после того, как едва не растерзал, но та ночь — самая незабываемая за все тысячу проведённых до этого. Её глаза обезоруживали, а губы уносили в такие выси, о которых не подозревал. Ласки приводили в дикое исступление, заставляя забывать обо всем. Восхитительно-нежная и до смерти пугающая — стремясь любить, чуть не убил ту, которая всколыхнула новые чувства, трепетные и обжигающие. Тогда спасли Мареши и Варгр, хоть и сам об этом не подозревал — дал своей крови и даже вопросов лишних не задал. Зверь «великодушный», но это не изменило личной неприязни — перекидыш всё равно бесит и раздражат, ведь Нойли до сих пор считают его невестой.

— Я говорила, что ты становишься ненасытнее? — учащённое дыхание Мии щекочет шею. Дориан не в силах встать, упирается руками обе стороны от головы бестии и чуть отстраняется. Мия облизывает алые губы и проказливо улыбается.

— Ты меня таким сделала, — бормочет Дориан и целует её в нос.

В плечи словно вонзаются осколки стекла, вызывая яркие и острые ощущения. Дориан стенает. Его рывком переворачивает, вминает в прохладные простыни — Мия оседлывает с воинствующим видом. Брови приподняты, глаза надменно сверкают. Боль медленно отпускает, расползаясь по телу негой. Бестия резко вытаскивает когти из ран и неспешно, один за другим, облизывает окровавленные пальцы — её розовый язык эротично убирает красные струи. Как можно не желать эту чёртовку?

— М-да. Надеюсь, сам не забываешь, кому принадлежишь? Ты — моё творение. Ты — мой. Моя игрушка, мой любовник, — с каждым словом её лицо ожесточается всё сильнее. — Если забудешь об этом, убью без промедления, — грозит пальцем — ноготь медленно вытягивается и заостряется. Криво усмехнувшись, вонзает его Дориану в грудь. Мареш дёргается, но Мия грубо пригвождаёт обратно и стискивает коленями бёдра. Придерживая рукой, будто стальным прессом, с сосредоточенным видом рисует:

— Клеймо, — шипит бестия. — Оно будет до-о-олго заживать.

— За-че-м?.. — цедит сквозь зубы Дориан, стискивая её ягодицы.

— Чтобы знать, что ты больше не пытаешься уложить полукровку в постель. В таком виде ты ей не покажешься! Я бы на её месте тебя убила.

— У нас ничего, — стонет Дориан, перетерпливая новую порцию боли. — Только ты.

— Надеюсь! — смягчается Мия — языком скользнув по следу от ногтя. Возбуждение опять подкатывает, по телу волнами бегут словно заряды от электрошокера. Страсть выплескивается мгновенно — Дориан пригвождаёт бестию к стене. Номер мотеля вздрагивает, на пол с треском падаёт картина. Лукавые огни чёрных глаз любовницы манят в пучины обмана. Снова! Как же он слаб… Дориан впивается в её губы, теряя сознание от наркотика своей госпожи. Вокруг тёмнеет, его крылья, обняв любовников куполом, скрывает от мира смертных.

***

Жгучий нектар, подобный взрывающему мозг адреналину, стекает по першащему горлу. С новым вкусом, бодрящим как ничто иное, вызывающим всплеск безудержной энергии. Испить до конца! Дориан со стоном отрывается от Кати, удерживая обмякшее тело. Перед глазами разлетаются и сталкивались светлые кляксы. Жажда припасть обратно к источнику нестерпима. Плоть, будто разрывается на части — такого никогда не было. Дориан сжимает зубы до скрипа, подавляя крик.

Некоторое время приходит в себя. Картинка медленно проясняется, цвета возвращаются.

Та-а-ак, номер гостиницы. Мареш обводит его взглядом: окна, обеденный стол, кресло с трупом Белугова… Заставляет двигаться непослушное тело. Опускает Катю на диван и, склонившись, убирает светлую прядь с белоснежного лица.

Запахи Марешей накатывают сильнее, приглушённые голоса приближаются. Убегать или скрывать содеянное — поздно. Дориан выпрямляется, встречая семью.

Невысокий, худощавый, обычно невозмутимый Ваик с перекошенным от ужаса лицом. Это громче слов — он в бешенстве, вот только его движения, как в рапиде[1]. Дориан с удивлением рассматривает замедленные шаги псевдобрата. Если бы захотел, смог бы его оставить без видимых усилий. Даже для убийства, по большому счёту, нет преград.

Мощь выплескивается через край. Это всё кровь Кати…

Ваик приближается, его рука, взмахнув словно опахало, обжигает скулу. Дориан едва тушит вспышку злости — проглатывает обиду. Гнев и негодование главы семейства понятны. Мареш хватает Дориана за подбородок и рывком побуждаёт поднять голову, подставляя лицо свету. Его глаза чёрнеют:

— Ты… — отталкивает словно шелудивого пса. Разворачивается, в безысходности всплеснув руками. Выдыхает с надломом, плечи опускаются: — Эх…

— Дориан, тебе пора сделать выбор, — в номер грациозно заходит Штешу. Жена Ваика тащит за ногу одного из охранников, убитых Мией. Стройная и, как всегда, блистательная блондинка с синими как море глазами.

— Вы, о чем? — Дориан затравлено переводит взгляд на Ваика. Тот, встав на колено перед Катей, поочередно приоткрывает её веки.

— Ты живёшь рядом с нами уже порядочно, — оборачивается торопливо. — Пора решать: или ты с нами, или нет.

Дориан рассеянно встряхивает головой. Штешу втаскивает второго охранника и прикрывает проход вышибленной дверью.

— Я с вами, — в голове неуёмно пульсирует: «Не верят, не верят».

— Перестань! — твердо отрезает Ваик. — Мне казалось, что ещё чуть-чуть, и ты примешь окончательное решение. Так нет же, ты — слабак! Не можешь отказаться от Мии. — Мареш приближается. Дориан затаивается — кровь в жилах застыла. — Да, мы знаем о вас, — уже более мягко поясняет Ваик. — Всегда знали… Сейчас не до разговоров об этом. — Настаёт звенящая тишина, нарушаемая едва бьющимся сердцем Кати. — Решение! — требует Мареш, не сводя взгляда.

— Я его принял, — Дориан нервно сглатывает, горло вновь пересыхает, — и бросает взгляд на полукровку. — Когда Ламии не сообщил о приезде Кати. Ты не подумал, почему девчонка до сих пор здесь?

— Но теперь уже поздно! — гневается Ваик. — Теперь королева знает…

— Не уверен, — мотает головой Дориан. — Белугов, — кивает на труп русского, — звонил Мие пару дней назад, но она ничего не говорила королеве. Правда, недавно объявился Гетман Бронич, — осекает Дориан, опускает глаза. — С ним-то я и столкнулся недалеко от Кёнисберга. Гетман напал на Катю… А там появился Варгр… И… В общем, пока Бъёрн занимался ей, я убил Гетмана, заметая следы, уволок подальше от территории оборотней и куски Бронича утопил в заливе.

— Так это был ты… — протягивает Мареш, сокрушенно качая головой. — А я убеждал Рагнара, что не знаю, кто бы это мог быть. Получается, соврал…

— Прости, — выдавливает Дориан, — но я сделал, что мог…

— Ты её чуть не убил кошку.

— Мне пришлось! — взывает к разуму Дориан. — Если бы не, её бы убила Мия.

— Почему? — встревает в разговор Штешу. — Она же нужна живой…

— Потому что, — Дориан на секунду умолкает, — она одна их тех, кто не хочет возвращения Кхорна…

— Хм, — задумывается Мареш, — об этом поговорим позже. Времени нет! Если Кате не перелить кровь, она может умереть, а ей нельзя… особенно сейчас. Ты это понимаешь. Каждая её жизнь ценна.

— Ты знаешь, что делать, — Ваик кивает Штешу. — Я пока приберу здесь. Дориан, я не знаю, как, но должен достать кровь Варгра. Штешу будет с тобой. Она позвонит Бъёрну. Его кровь — нет ничего живительнее. Как её раздобыть… решишь этот вопрос сам. Ещё решишь проблему под название Мия! Ход за тобой. Докажи, наконец, что ты достоин жизни!

Пронизывающий взгляд всегда теплых глаз Штешу — хуже раскалённых щипцов для простого смертного при пытках. Он рушит барьеры разгорячённого мозга, перенасыщенного кислородом от крови Кати. Очумелый нектар у кошки! Теперь понятно, почему Ламия за ней охотится. Сила бурлит, как никогда. Это круче наркотика Мии — сильнее в несколько раз. Если такое творится с его организмом, что же будет с королевой? Она порвёт мир на части! В общем, чего и хочет…

Дориан опускает глаза. Узкое пространство зеркального лифта наедине со Штешу действует мощнее допроса с пристрастием Мии. Просыпается совесть, и выплывают былые грехи. Самобичевание не самого праведного ламии — нет ничего страшнее. Никто не может уничтожить себя так, как сам. Что, пожалуй, успешно делает более года. С тех пор, как познакомился с Нойли. Точнее, когда она стала его целью. До этого даже мысли не мелькало о том, что поступки неправильны. Одна госпожа и богиня на все века, но смертная всколыхнула мёртвое сердце, растопила лёд в замёрзшей душе. Чем? Непонятно… В Мии есть всё, чего можно желать. К тому же вместе уже тысячелетия. Да, ругались, мирились… измены и прощения. Всё, как и в обычной жизни. Но эта полукровка обладаёт неумолимой силой. Если бы не сидящая в нём сущность убийцы, возможно, отношения бы сложились, а так… Нужно пересилить страх и признаться в содеянном. Покончить с враньем! Нол не простит, это точно. Перевёртыша не простила, а Варгр был куда честнее — не скрывался…

Звонкий перелив звонка отправляет в другое измерение — ужаса, долго подступающего и внезапно нагрянувшего. Двери распахиваются, Штешу, хладнокровная и величественно неприступная, выходит из кабинки лифта. Женщина-лёд. Ваик — счастливчик! Она его поддержка уже лет пятьсот. Ведь из-за неё-то он и решился на перемены. Приближённый королевы Ламии — Ветош, перестарался. Если бы не он, Ваик бы так и трудился в лаборатории, проводил трудные опыты. Погряз в постоянных формулах, испытаниях…

Мареш так работал изо дня в день, из века в век. Беспрекословно выполнял любые требования. Результаты не сильно радовали, но он твердил, что следования небезнадёжны — продвигаются, но медленно. Упорно продолжал, а когда появилась очередная жертва, его сердце дрогнуло. Ваик поклялся королеве жизнью, просил, умолял — вечное рабство, лишь бы женщину оставили в живых. Ламия согласилась, и Штешу отпустили. Как оказалось, солгала — отдала на растерзание Ветошу. Ваик, ещё не зная о вранье, принялся за работу с удвоенным рвением, но вскоре узнал, что женщину убили.

Дело случая — Ваик выискивал нужных носителей ДНК и увидел её с Ветошем. Исхудавшая, окровавленная, в цепях на привязи как собака. Ветош Бранкович — маньяк с обострённой формой шизофрении, дополненной садонаклонностями. Его женщины в лучшем случае умирали от кола в сердце или с перерезанным горлом. Тогда Мареш уничтожил лабораторию, все записи, и, выкрав Штешу, бежал.

С тех пор они вместе...

Дориан идёт за Штушу — она скрывает от глаз посторонних способностью внушения. Минуют фойе и никем не замеченные оказываются на улице. Дориан окидывает взглядом стоянку. Мареши не любят шумиху и яркость. Грязно-зелёный «Ford Mondeo IV» припаркован перед окнами. Пиликает, отключаясь, сигнализация и Дориан садится на пассажирское сидение. Штешу уже нетерпеливо постукивает пальцами по рулю. Только захлопывает дверцу, машина с визгом разворачивается и едет из города.

Раздаётся мелодичный перезвон набираемых шифр мобильника:

— Варгр, — Штешу, придерживая плечом телефон, ловко управляет машиной. Петляет в освободившиеся места на дороге, стремительно приближаясь к выезду из Марвинга. — Это Штешу. Прости, но нужно встретиться.

— Зачем? — протягивает грубоватый голос — льётся глухо, будто из-под воды.

— Есть разговор.

— Мне некогда! — отрезает Бъёрн.

— Он важен…

— Для кого? — недовольство оборотня сквозит на расстоянии.

— Нам очень нужна твоя помощь. Пожалуйста…

— На границе через полчаса, — голос обрывается и раздаются быстрые гудки.

Штешу отключила телефон:

— Варгр грубый, но благородный! Если найдёшь правильные доводы, он поможет.

— Не думаю! — убито бормочет Дориан. — Он меня сначала убьет, а потом спросит: «Так что же было нужно?»

— Ты можешь не говорить, что случилось, — ведёт плечом Штешу. — Я не буду вмешиваться, но искать слова, чтобы его убедить тебе.

Дориан беспомощно опускает голову. Сказать легче, чем сделать. Надо было вмешиваться?! Не тронул бы Катю — повздорил бы с Мией. А так — предал. Теперь малой кровью не обойтись… Потери будут большие.

— Помни, в тебе сейчас бурлит её кровь, — словно читая мысли наставляет Штешу. — Ты чувствуешь, что сильнее, чем обычно. Контролируй себя, не позволяй себе сделать глупости, за которые потом придётся отвечать в двойне.

— Считаешь, я мало чем пожертвовал? — вскидывает брови Дориан.

— Если честно, я горжусь тобой! — кивает Штешу. — Ты — молодец, если смог остановиться и принять окончательное решение. Заметь, никто не осуждаёт. Это дело каждого. Мы бы приняли любое… От себя скажу: я рада, что ты с нами. Видимо, Нол, и правда, для тебя что-то значит. — Жена Мареша на секунду умолкает: — Дориан, ты прекрасно понимаешь, что ваши отношения ни к чему хорошему не приведут. Вам не быть вместе, — в её глазах мелькает искреннее сострадание: — Мне жаль.

Эх, если бы не знал, то не чувствовал себя так погано.

Буйство красок за городом восхищает, запахи просачиваются сквозь закрытые окна и двери машины. Звучание природы будит неуёмный голод — громыхание и пульсация волшебной, спасительной крови отовсюду. Мир словно пытается свести с ума своей насыщенной жизнью. В голове эхом отдаются любые шорохи и шумы.

— Сдерживайся, — протяжный голос Штешу льётся издалека. Жена Мареша серьёзная, поглядывала с опаской. Вакуум точно лопается, в ушах появляется резкость — звучание едва не оглушает. — Терпи, — шипит Штешу. — Нужно свыкнуться с новыми ощущениями. Это будет до тех пор, пока твой организм не переработает кровь кошки.

— Ка… ти… — выдавливает сквозь зубы Дориан, уперев руки в бардачок. Панель жалобно трещит.

— Что? — раздаётся над самым ухом голос жены Ваика.

Дориан кривится, старательно усмиряя новый приход:

— её зо… вут… Катя.

— Я знаю, — звучит с пониманием. Ласковая интонация удивляет и настораживает. Дориан резко оглядывается — Штешу мило улыбается: — Замечательно, что она и для тебя стала непросто шлюхой пса, а Катей. У них великие чувства… Такие сильные, что их не удержало заточение Сумрака. Они вырвались на свободу и прошли вековые испытания. Редко кто может похвастаться подобным. Не знаю, как надолго у них хватит сил бороться за своё счастье против других, самих собой, но пока Варгр за неё убьёт.

В груди защемит. Дориан прислушивается к собственным ощущениям. Что-то не так… Сострадание, понимание — у ламии нет таких чувств. Мертвые не переживают болезненно, не сожалеют о содеянном. Дориан встряхивает головой. К тому же он непростой ламия — модификация, «подопытный кролик» королевы, один из пяти, сильнейший из десятка приближённых.

Внутри на удивление горячо, словно сердце вновь работает, нагнетая кровь по венам. Давно не ощущал такого жара, будто жизнь бурлит…

Машина плавно, как по воздуху, летит по трассе. Камушки, выбоины и изгибы не мешают — скорость, дающая мнимое впечатление невесомости. Приближается невидимая граница. Последний ярд… Крутой поворот… Машина с визгом тормозит — резко крутанувшись, останавливается на обочине как вкопанная.

Штешу сжимает губы, устремляет взгляд вперёд.

Ледяные колючки, цепляясь за жилы, поднимаются вверх по разгорячённому телу. В такие минуты радуешься, что мертв. Дориан открывает дверцу машины и выходит прямо на дорогу — рычание приближающегося байка разрывает тишину окружающего леса, необычайно зелёного и сейчас чрезвычайно беззащитного.

Чёрно-серебристый мотоцикл выскакивает из-за поворота так резко, что кажется, не успеет остановится и снесёт. Ламию не убить таким образом, но страх никто не отменяет — это рефлекс мозга, выброс адреналина под напором бурлящей крови… Уже почти перёд самым носом байк проезжается боковиной по асфальту под спецэффекты снопа желто-красных искр, раздаётся скрежет металла. Мотоцикл останавливается нескольких сантиметрах от ног Дориана. Варгр соскакивает на землю и, одёрнув кожаную курку, с хладнокровной физиономией приближается. Подозрительно щурится, крылья носа яростно раздуваются — зверь не таясь, принюхивается несколько минут. В глазах разгорается пламя, проскальзывает недоумение. Бросает взгляд на машину, ещё несколько секунд щекотливого молчания и его лицо вновь ожесточается.

Дориан замирает — по коже высыпает мороз. Неужели Бъёрн распознал запах Кати? Варгр шумно выдыхает и мотает головой, словно прогоняя наваждение. Удивительное дело, знакомы второй год, а видит перевёртыша небритым впервые.

— Зачем ты так с байком? — нарушает Мареш затянувшуюся паузу.

— Хозяину не нужен, решил добить, — обрывает Варгр с явным презрением.

— Ты один?.. — Дориан нервно оглядывается, прячет руки в карманы брюк.

Бъёрн точно издеваясь, с деланной дотошностью медленно косится по сторонам и задумчиво пожимает плечами.

— Вроде как… Мне не говорили, чтобы я своих брал. Позвать?

— Нет, нам нужен ты… — осекается Дориан — слов, как и идей, нет.

— Так и будем любоваться друг другом? — прерывает молчание нетерпеливым рыком перевёртыш. — Или, может, наконец, скажешь, чего от меня нужно? А то дел невпроворот.

Мозг кипит, мысли несутся со скоростью пенящегося потока реки — остановить течение невозможно.

— Нам нужна твоя кровь…

Каменное лицо Варгр даже не меняется:

— Отлично! И это всё?

— Я не шучу, — униженно бормочет Дориан. — Времени в обрез. Твоя кровь лечебная — регенерация быстрее, чем у кого-либо, — бубнит известную истину, но другого на ум не идёт. — Нужно спасти человеку жизнь!

Варгр всё так же невозмутим.

Душу заполняют сомнения, отчаяние, безнадежность.

— В ответ… я клянусь, — запинаясь, выдыхает Дориан, — что больше не увижусь с… — грудь сдавливает, точно прессом, — с… Нойли.

— Даже так? — хищно усмехается Варгр. — Думаю, мне стоит ещё немного помолчать. Тогда ты сообщишь, что ты с Марешами готов покинуть наши места и перебраться туда, где вас больше не найдут. А что ещё предпочтительнее: вы решили покончить с ламийским существованием и просите вас добить!

Надежды обрушиваются — использовал последний аргумент, который мог бы убедить Варгра, не выдав чудовищности совершенного.

— Что мне делать с Нол, когда ты её бросишь? — недобро рычит перевёртыш.

— Ну, ты вроде как её… — Дориан заминается, проглатывая слова.

— Ты любишь её, — сарказм из голоса оборотня исчезает — Варгр медленно качает головой, — как бы омерзительно это не звучало. Я понял совсем недавно. Она тебя тоже любит. Лишать вас друг друга не хочу — мне такие жертвы не нужны.

— Тогда…

— Мы так и будем болтать? — гневно отрезает Варгр. — Мне казалось, что дело не требует отлагательств. Срочное! Штешу бы просто так не позвонила. Ты уже битых минут пять языком треплешься, а толком ничего не сказал. Тебе кровь как подать? Сам поработаешь пробиркой, и в себе понесёшь или ещё как-то выкачивать будешь?

— Думаю, — от волнения голос слегка охрип, Дориан прокашливается, — лучше поехать с нами. Там у нас есть кабинет. Ну, а дальше ты всё помнишь.

Ласгерн чуть меньше Кренсберга. С первого взгляда город, как город: невысокие дома, магазины, школа, полицейский участок, парк… Широкие дороги, чистые и ухоженные. Разница в местных жителях: то там, то там мелькают подозрительные личности, идущие по тротуарам, сидящие во встречных машинах, в кафе и павильонах. Это корежит потому, что лица у горожан приветливые. Хаоса и беспредела на улицах нет… В Ласгерне порядок! Мареши следят, нужно отдать должное. Варгр бросает изучающие взгляды по сторонам — здесь не бывал. Да и никто из оборотней… Запретная зона вот уже несколько веков!

Хм, если ламии готовы впустить на свою территорию чужака, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее. Однажды уже сдавал кровь, но тогда Штешу глаза повязала ещё на границе Ласгерна и увезла в другой город. Интересно, что случилось на этот раз? Дориан прямо не сказал — вилял как змей, блеял, глаза прятал. Видимо, плохо дело и весьма щепетильно.

Слизняк! Что Нол в нём нашла?

Плевать! Сам не лучше — размазня. Так задумался по дороге, что кровососа увидел лишь в последнюю секунду. С поворота проехался очень неосмотрительно — байк чуть не угробил. Катя перед глазами всё время — трассы и той не видно. Запахи преследуют, а когда остановился, показалось, что на Дориане её аромат. Ещё бы чуть-чуть и порвал бы кровососа. Дьявол! Хотел протестировать байк, а вместо этого бочину оцарапал. Нужно пригнать домой, и снова отремонтировать. Когда ведьма вернётся, должен сверкать как новенький. Не хватало ещё претензии выслушивать. Правда, если она вернётся…

Варгр встряхивает головой — сантименты потом. Сейчас — главное, он здесь и не упустит возможности вызнать всё, что получится о кровососах и их обители.

Штешу останавливается в центре города перед «скромным» особняком. С лёгким гудением и поскрипыванием раскрываются автоматические железные ворота, и машина плавно трогается вглубь. Варгр с напущенным равнодушием окидывает взглядом вотчину ламий. Двухэтажный дом с четырьмя остроконечными крышами по углам, словно сторожевыми башнями, а шестигранная — посередине. Тёмно-коричневая металлочерепица. Мансарда… Фасад — искусственный камень цвета кофе с молоком. Большие зеркальные окна на первом этаже и такие же на втором. К центральному входу ведут две белоснежные лестницы полукругом. Придомовая территория выложена серо-чёрной плиткой, но это не всё! Особняк не так прост. Пускай другие видят мишуру снаружи, куда интереснее внутри. Побывать там — вот первостепенная цель. Врага нужно знать в лицо и если появляется возможность, залезть в душу и вскрыть сердце. Бъёрн глубоко вдыхает — запахов миллионы, незнакомые и до жути пугающие: ламии, цверги, маахисы… Но твари на вид все как один — человекоподобные! «Оборотни» принимают людской вид, хрен отличишь от простых смертных. Горожане «не в теме» ни чёрта не замечают — мило улыбаются друг другу. Интересно, как Мареши всем задурили голову?! Гипноз? Всеобщий дурман? Город нечисти, чтоб его… На душе тяжелеет.

Катя…

Машина останавливается и зависает гробовая тишина. Сердцебиений нет, как и волнений воздуха — ламии даже не дышат. Значит, случилось непросто из ряда вон выходящее, а нечто запредельное.

— Прости, — Штешу оборачивается уже возле входа в дом. — Нам придётся завязать тебе глаза и… оно, конечно, бессмысленно, если оставим нос. Обезопасить жилище полностью нет возможности, поэтому проще обезоружить тебя. Ты ещё можешь отказаться, но я… — её голос надламывается. Кровосос косится на Дориана, будто ища поддержки — тот утыкается носом в напольный кафель. — Прошу поверить — мы не заманиваем для убийства. Ты нужен, чтобы спасти!

Мир пошатывается, холодок бежит по спине, противно щекоча кожу. Предусмотрительные твари. Хотя, сам дурак — с чего взял, что они так просто впустят?

— Чего ждём? — цедит сквозь зубы Варгр. — Я же совестливый. Она меня потом выест, что дал кому-то умереть. Единственное, хочу спросить… тот, кого спасаем стоит этого?

— Стоит, — решимость в голосе Штешу отметает сомнения напрочь, — ещё как…

— Тогда вперёд! — нетерпеливо кивает на дверь Бъёрн.

Она распахивается, на пороге застывает глава семейства Марешей. Варгр затаивается. Никогда прежде не видел Ваика в полубезумном состоянии. Тёмные волосы растрепаны. На белоснежном лице гримаса ужаса, карие глаза навыкате, некогда алые губы сжаты в синеватую полосу. Рубашка без верхних пуговиц, рукава закатаны. Кровосос будто ждал у выхода, а главное, знал о положительном ответе — протягивает респиратор:

— Привет и спасибо!

Варгр рвано выдыхает:

— О, намордник! — ёрничая, хмыкает. Ваик дёргается, как ужаленный. Его рука обвисает плетью. Варгр вырывает маску из белых пальцев и кивает на чёрную полосу ткани, выглядывающую из кармана Мареша: — Я себе не доверю, только вам!

Ваик понуро выуживает повязку и протягивает Штешу. Бъёрн склоняет голову. Ламия быстро определяет тряпицу ему на глаза — холодные пальцы, как снежинки — оставляют лёгкие покалывания на коже. Мертвечина…

Варгр нацепляет респиратор и идёт за Марешами. Двигается будто тень, прислушиваясь ко всем звукам — иного не дано. Кровососы — беззвучные твари. Хитрые и умные. Всё продумали, просчитали. Кого скрывают? Одну из им подобных тварей? Как вариант. Тогда зачем тайны? Дьявол! Нет смысла задавать вопросы. Если сразу не сказали, не проговорятся и сейчас. То, что идиот, ясно и без слов. А вдруг, — глупейшая мысль, граничащая с абсурдом, — вдруг спасёт ценную жизнь? Например, Кати… Зная её везучесть, можно предположить — пока удирала, упала, свернула шею, напоролась на единственную палку посреди дороги и теперь истекает кровью. Неуклюжая, как пингвин! Бред, конечно, но отдавая кровь, спасая чью-то жизнь, лучше думать о той, ради которой готов её лишиться. О других не стоит...

— Тебя правда не интересует, что произошло? — тихий голос Дориана вырывает из горьких раздумий.

— Не думаю, что расскажете, но уверен: смогли бы без меня — обошлись.

— Спасибо, — с чувством шепчет кровосос.

— Не для тебя стараюсь! — сурово отрезает Варгр. Опять наступает звенящая тишина — Бъёрн интуитивно останавливается. Звучат нежные переливы нажимаемых кнопок, словно от мобильника — сигнализация или кодовые замки. Раздаётся едва слышный гул — раздвигаются двери.

— Пошли, — Дориан несильно подталкивает в плечо.

Варгр машинально ступает вперёд. Странно, сердце бьётся ритмичнее, внутри приятная дрожь. Ничем необъяснимый, необычайный подъем сил. Будто само провидение толкает идти дальше. Только на что? На убой? Возможно, скоро выяснится. Бъёрн вслушивается до рези в ушах. Эхо шагов отражается от стен едва уловимо — длинный коридор или что-то в этом роде. Трудно! Слепому и глухому, как без рук. Глаза и уши — хорошо, но только нюх создаёт целостность картины, а его-то как раз и лишили. Варгр останавливается — теперь сердце грохочет, болезненным гулом отдаваясь в черепе. Бъёрн улавливает еле слышное натяжение пружинок, щелчок замка и лёгкий скрип открываемой двери. В спину осторожно толкают, шагает без раздумий.

— Повязку можно снять, — голос Ваика звучит совсем рядом.

Варгр сдёргивает тряпку, респиратор и щурится — ослепительно-белое помещение, аж до рези в глазах. Один в один, больничная палата как показывают по телику, оборудованная для операций. Дело дрянь! Мышцы сковывает холодом, Варгр шумно выдыхает и окидывает взглядом комнату — точно операционная. Вон и «разделочный стол» со всеми инвентарём. Пробирки, капсулы, шприцы… перчатки, полотенца, вата, бинты, тампоны… белоснежные тряпки… Кресло с откидывающейся подушкой из чёрной кожи. Стойка-капельница с проводками и пакетом для крови.

Чем они тут занимаются?

— Варгр, — взволнованный голос главного Мареша выдёргивает из прострации. — Потом, если захочешь, я всё покажу. Время поджимает… Человек на грани смерти. Я пробовал влить другую кровь и заменители, но… организм их отвергает.

Варгр торопливо скидывает куртку и плюхается на кресло:

— Тогда давай быстрее, только иглы не сломай.

Ваик натянуто улыбается:

— За это не переживай. После того раза, когда пришлось тебе вену резать, всё изменилось. Теперь у нас есть… волшебные.

Откинувшись на спинку, Бъёрн протягивает ему руку.

Ламия мелькает то там, то там. Затягивает жгут, в его пальцах сверкает игла — обычная серебристая. Варгр на миг замирает — кожа, незначительно сопротивляясь, поддаётся, и острие входит на удивление легко. Ничего себе…

— Это что за металл? — озадачивается Бъёрн.

— Орихалк[2]… — Ваик развязывает жгут, откладывает на стол и поворачивает рычажок на капельнице. По прозрачной трубочке стремительно бежит кровь. — В мифологии значится как таинственный металл. Считалось, что из орихалка был сделан щит Геракла.

— То есть, вы нашли металл, способный рассечь оборотня?

Мареш придвигает стул ближе:

— Варгр, я понимаю, у тебя к нам доверия нет и это, скорее, заложено природой, чем твоими личными убеждениями. Я верил, что ты согласишься помочь. В тебе при всей твоей грубости и ненависти к нам, есть гуманность, которую сейчас ещё нужно поискать у простого человека. Ты преступаешь через себя для семьи, а ещё способен это сделать во благо других. Мы с тобой ближе, чем думаешь. Мы похожи…

— Нет. Не смей сравнивать меня с себе подобными. Мне это омерзительно, даже несмотря на то, что ты не худший представить своей расы.

— Да, прости! — Ваик напрягается. — Тебе трудно смириться с сущностью, но во всем виновато время. У тебя его мало. Мне было дано куда больше. Я научился жить в мире с самим собой. Варгр, мы знакомы давно. И, как мне кажется, я ни разу не дал повода усомниться в своих намерениях жить с людьми в согласии, без насилия. Поэтому, прошу, не выискивай того, чего нет. Насчет металла, да. Он рассечёт любую тварь. К сожалению, об этом знаю не только я.

Варгр откидывает голову на твёрдую подушку — перед глазами плывёт дымка, тело словно наливается свинцом. Двигаться нет ни желания, ни сил. Рядом мелькает серьёзное лицо Ваика — он поочередно проверяет глаза, щупает пульс:

— Спать нельзя… — его голос льётся протяжно. — Крови нужно много. Правда, я не знаю, как поведёт себя организм того, кого спасаем, но, надеюсь, ты ему поможешь.

Варгр бросает взгляд на пакет. Полон — триста двадцать пять милНойлиров. Ваик прикрепляет следующий, перекрывает клапан, сменяет, закрепляет, опять включает. По венам красная жидкость бегает с испуганным ускорением. Ощущение, будто что-то вытягивают. На затылок давит, веки смыкаются. Боли нет, но есть омерзительное чувство опустошения. Наверное, так себя ощущают люди, когда ламии из них высасывают кровь.

Скрипнув зубами, Варгр рьяно мотает головой. Очёртания Мареша расплываются — ламия отворачивается. В голове грохот: «Спроси, спроси...» Поймав его за руку, разжимает пальцы и вновь откидывается на подушку. Чего рыпаться? Кровосос не скажет, но сердце кричит: «Там Катя!» Обливается кровью: «Лишь бы выжила!» Утихающий голос нашептывает: «Не сорвись, доверься Марешам».

Насыщенность трупного смрада рассеивается, раздаётся тихий скрип, и щелчок закрываемой двери. Комната вращается, словно карусель. Яркие вспышки мелькают всё чаще, ослепляют сильнее. Тошнота подкатывает волнами. Веки будто гири. Варгр борется со слабостью, чтобы их не опустить. Отяжелевшее, неподатливое тело…

Долгожданный выброс эйфории в мозг, подобно сладостной неге, разливающейся по жилам — лёгкость, пустота обволакивают, принося спасительный покой. Окутывающая тёмнота приятная и невесомая.

Над ухом вжикает, смачный шлепок опаляет кожу на щеке. Бъёрн распахивает глаза, в голове звон. Картинка всё ещё расплывается, к нему склоняется мужская фигура — вонь ударяет по носу… кровосос. Варгр хватает его за горло и сдавливает. Кости под пальцами трещат — мразь, нелепо отбиваясь, хрипит.

Внутри кипит, жажда убийства вырывается наружу. Бъёрн сосредотачивается на брыкающемся. Образ постепенно фокусируется — Мареш! Варгр испуганно разжимает пальцы и рвано вдыхает. Ламия падаёт на пол и заходится кашлем.

Шумно выпуская воздух, Варгр трясёт головой. Где он? Что случилось? Размытые воспоминания нехотя мелькают в мозгу.

…Штешу. Звонок… Спасти жизнь… Нужна кровь.

Бросает взгляд на капельницу — уже пустая. Трубочки сняты. Смотрит на руку — на месте иглы лейкопластырь. Отдирает. На вене красноватая точка, а вокруг тёмная синева. Бъёрн откидывается на сидение и закрывает глаза. Во рту, будто стекла нажрался, язык опухший.

— Надеюсь, ты не зря из меня столько выкачал? — собственный голос раздирает связки на части.

— Да, мы успели, — сипит Ваик, поднимаясь с пола и растирая горло. — Приборы показывают, что артериальное давление, пульс, степень насыщения кислородом организма, дыхание… стабилизируются. Но всё самое страшное ещё впереди. У нас есть сутки и только после можно будет со стопроцентной уверенностью сказать: «Не зря». Переливание тяжело даётся. Кровь свежая, в большом количестве и быстро… Мы ещё не знаем, как мозг отреагировал на кровопотерю, да и отторжение может произойти в любой момент. — Он садится напротив, держась за шею. — Поэтому ждём… Хотя, уже то, что мы предприняли и, что получилось — лучше, чем я надеялся.

— Отлично. Мне бы попить, а то во рту…

— Да, конечно.

Дверь открывается и входит Штешу с графином и бокалом.

— О, — насилу усмехается Варгр. — У вас телепатическая связь, что Нол?

Мареши переглянулись. Бъёрн замирает. Неужели угадал? Жена Ваика останавливается рядом, протягивает бокал. Варгр нетерпеливо припадает — прохладная вода, опускаясь по иссохшему горлу, возвращает жизнь.

— Не у всех, — Мареш чуть улыбнувшись, притягивает Штешу, — у нас она есть.

Пустой бокал Жена Ваика ставит на стол рядом с графином.

— Спасибо! — прочищает горло Варгр. — А теперь, может, всё же расскажете, кого спасали? Что было возможно, из меня уже выкачали. Даже если захотите убить, я весь ваш. У меня нет сил даже ногу поднять.

Ваик открыто хохочет:

— Я бы так не сказал. Ты мне чуть шею немощной рукой не сломал.

— Это были последние, — Варгр не сдерживает улыбки.

Штешу останавливается позади мужа и обнимает его. Мареш становится серьёзным, в глазах мелькает сожаление:

— Прости, пока не могу...

— Я понимаю, — кивает Варгр. — Но если окажется, что это была Катя… ты знаешь, что может случиться.

На непроницаемом лице Ваика не дрогнул ни один мускул. Ламия вновь овладевает эмоциями. Хладнокровная мразь!

— Штешу тебя отвезёт, — ледяной тон Мареша действует как ушат воды. Что ж, значит, больше нет только что связывающей невидимой нити.

Варгр опять понимающе кивает.

Выходцева с трудом разлепляет тяжёлые веки. Яркий свет отзывается резью в глазах. Кровь давит на мозг, черепушка раскалывается, словно после великой гулянки. Тело в полном изнеможении — усталость мертвецкая. Катя вглядывается в неизвестную обстановку. Где она? Всё, как в дымке: светлая комната, обои на стенах в голубых тонах, окно прикрыто жалюзи. Как здесь оказалась? Последнее, что всплывает в памяти — девушка-кровопийца. Мия вводит в транс, а когда появляется Дориан, то от безысходности руки опускаются. С двумя сильнейшими ламиями одной не справиться.

Вопросов море… Интересно, почему не умерла?

Выходцева резко поворачивается к двери — никого. Перед глазами пляшут звёзды, головокружение сменяется подкатывающейся тошнотой. Взгляд скользит на тумбу. Полупустой графин с прозрачной жидкостью, а рядом бокал. Катя силится поднять руку, но никак — жалкие потуги, и она обвисает плетью. Замычав от злости, отворачивается и чуть было не падает с постели — Дориан Мареш рядом. Неуверенно переступает с ноги на ногу. В глазах мелькает радость, на лице не то раскаяние, не то отвращение.

— Привет!.. — начинает на идеальном русском и запинается Дориан. — Как себя чувствуешь?

Чутьё шепчет: «Доверие…», — но воспоминания носятся кровавыми картинками. Чёрные глаза, сканирующие мозг, удлиненные клыки Дориана, его ледяное дыхание опаляющее кожу. Крепкие объятия и затихающий голос ламии: «Şi false pasquil sale, prea ucide. Vargr nu a fost interesat, şi fost obosit».[3] Фраза засела и крутится заезженной пластинкой.

— Нормально, — с заминками отзывается Катя.

— Меня зовут…

— Дориан Мареш, — заканчивает Выходцева холодея от ужаса.

— Ты меня знаешь? — озадачивается ламия.

— Слышала… — обтекаемо кидает Катя.

— Кхм, если от Варгра, то даже представляю, что, — хмурится Дориан.

— Скорее, от Драгора, — поправляет Выходцева.

— Немногим лучше, — досадливо цокает Мареш. — Бъёрны нас недолюбливают.

— Не только они, — интуитивно сжимается Катя. — И есть за что.

— Прости…

— Что сказала тебе Мия перед уходом? — срывается вопрос, так и не дающий покоя.

— Чтобы я убил… — осекается Дориан, явно подбирая слова, — девушку, с которой встречаюсь, — добавляет с видимой неохотой.

— Нойли? — робко предполагает Катя, ламия вместо ответа лишь кивает.

Теперь все понятно! Вот почему его руки дрогнули. Выходцева переводит дух — Мареш помог чуть приподняться. Взбивает подушки и усаживает. Наливает воды, прикладывает к губам — живительная влага касается иссохшего горла, Катя мычит от удовольствия.

— Ч-ш-ш, — отрывает бокал от её рта. — Нельзя, — знающим тоном поясняет и ставит на столик. — Организм обезвожен. Много воды тебя убьет!..

Катя нехотя соглашается.

Вопросов, как мошкары на болоте. С чего бы начать?..

Почему не хочется бежать от ламии? Страх есть, но он притупляется подозри-и-ительной благодарностью. Мареш не кажется чудовищем, как все кровопийцы. Он на удивление близкий и даже больше — до омерзения родной.

— Когда ты меня укусил… это было спасение? — интересуется Выходцева. Счастье, озарившее лицо ламии, яснее слов. Катя натянуто улыбается: — Перед тем, как потерять сознание, мне померещилось, что ты прозвучал в голове: «Верь!». Правда, всего на секунду…

— Прости, по другому было никак… — Дориан аккуратно садится на край постели.

— Где я?

— У нас в доме — в Ласгерне. Мы с Ваиком и Штешой решили тебя укрыть пока здесь. Нужно восстановить силы, окрепнуть.

— Ой, так неудобно…

— Почему? — на лице Дориана вспыхивает тревога. — Кровать жёсткая?

— Я не о том, — торопится оправдаться Катя. — У вас и своих дел, наверное, уйма, а приходится нянчиться со мной. К тому же когда Ламия узнает… Она тебя… Ой, — Катя часто заморгала и стыдливо прикусила губу, — она вас всех…

Дориан опускает голову:

— Тебя это не должно волновать. Справимся сами. Ты успеешь уехать.

— Уехать, — отстранённо вторит Катя и наступает задумчивая пауза. — Скажи, твоя встреча с Мией неслучайная?

Мареш поднимает на миг глаза и отводит.

— Это твоё личное дело и дело Нол, — тихо заключает Выходцева. — Клянусь, не скажу ни слова. К тому же я в долгу перед тобой.

В комнате опять наступает тишина.

— А кто эта Мия?

— Ты её не знаешь? — озадачивается Дориан и секунду пристально всматривается.

— Нет, — мотает головой Катя.

— Её звали Мия Боцарис, она была ближайшей подругой Ламии. Их дружба тянулась из сумрака тысячелетий. У них даже имена созвучные. Мия поддерживала королеву с давних времён. Её часто принимали за Ламию, ведь они даже внешне очень похожи. Это выгодно. Ламия скидывала часть дел на подругу — не везде же быть самой.

— А почему ты говоришь в прошедшем?..

Молчание вязкой невидимой паутиной окутывает комнату.

— Для меня это было трудное решение, — наконец выдавливает Дориан и поспешно встаёт с постели. — А сейчас отдыхай. Тебе нужен покой.

— Скажи, — окликает Катя ламию уже возле двери, — а мои вещи вы, случаем, не прихватили из гостиничного номера?

— Да. Туфли, плащ…

— Здорово, — камень падает с души. Выходцева улыбается: — А можно их принести?

— Конечно.

Дверь за Дорианом захлопывается. Катя машинально притрагивается к шее. На месте укуса шершавая поверхность — лейкопластырь. Отдирает, проводит кончиками пальцев по ране. Странно — грубоватые корочки затянулись, а укусили только вчера. Хотя… кто его знает, сколько без сознания пролежала? Никогда прежде кровопийцы не подбирались настолько близко, ведь давно уже думала, что самый простой вариант доставить к королеве — это сначала убить! Ну и плевать, что на одну жизнь меньше будет… Или подстрелить каким-нибудь снотворным — против лома нет приёма. Но пока везёт — чутье всё время начеку. Правда, оно лучше работает, когда одна, без оборотня.

Выходцева прикрывает глаза — как всегда одна. Варгр… По телу разбегается тепло, окутывая и умиротворяя. Столько всего нужно обдумать, принять массу важных решений, расшифровать иероглифы… слинять от королевы… Но всё отступает — выплывает образ Варгра.

Интересно, как он? Что делает? Вспоминает? Вряд Нол… Улучив момент, побежал, точно верный пес, к Нол. К тому же после записки, оставленной в номере… Если по совести, получи такую от него, убила бы при встрече. Нашла бы извращенную и мучительную пытку и истязала бы его.

Кровь приливает к щекам. Катя вымучено стонет и, свернувшись в комочек, натягивает простынь до подбородка. Дура! Пошла на это осознанно, знала, что окончательно рвёт отношения. После первого раза, когда Бъёрн на кухне… Чёрт! Варгр предупреждал, чтобы никогда втихомолку не бросала, но свои проблемы привыкла решать сама. Рассказать, о том ужасе, случившемся в детстве — да ни за что и никогда. Это её и останется с ней навсегда! Зато теперь с Белуговым покончено. Правда, отмщение, как всегда обошлось дорогой ценой. Хотя нет, в этот раз хуже. Раньше каждая встреча с Белуговым оканчивалась собственной смертью, но это не пугало — ведь оживать можно ещё и ещё.

Зато теперь… Душа разрывается от тоски. Вот что делать с разбитым сердцем и растоптанными чувствами?

Эх, влюбилась… в самого чёрствого, наглого, недоступного типа. Властного и… увлечённого другой. Нет! Всё же правильно поступила, когда порвала отношения. Хотя куда вернее было бы их и не начинать. Только это телу не смогла объяснить — дало слабину...

Ужас! Чувство — омерзительное, а ещё постыднее ощущать, что желание до сих пор не проходит — обратилось в ломку. Воспоминания настолько болезненны, что умереть кажется самым простым выходом. Вот бы ещё при очередном умерщвлении память стиралась. Чудовищно — Варгр, несмотря на грубость, приручил, как домашнюю зверюшку. Твою мать! Рефлекс Павлова выработал! Последнее утро доказало — он невероятно нежен, когда захочет. Сама просила… опять умоляла. М-да, нет самоуважения!.. С Варгром оно притупляется, отступает и это после того, как ему ночью снилась Нол.

Катя смахивает непрошенные слёзы — ладно, всё! Пора забыть. Стереть из памяти, будто страшный сон.

***

Сумрак ночи прорезают дождевые капли, освещаемые фонарями габаритов. Яркое пятно неоновых ламп — единственный луч, спасающий на опасной дороге. «Водные стрелы», направляемые порывами ветра, разлетаются в стороны, некоторые гулко ударяются о шлем и размывают обзор трассы. Тишину нарушает рычание мотоцикла.

Выходцева ловко петляет по сложной дороге. Сердце отбивает ускоренный ритм под стать скорости байка. Страх сковывает тело, в голове мощно пульсирует кровь. «Грозный зверь» сильно накреняется, входя в крутой поворот. Катя нажимает на тормоз — колеса истошно визжат. Резко пахнет паленой резиной. По телу проходится молния ужаса — на выходе из зигзага по всей ширине дороги путь преграждает поваленное дерево.

Выходцева отпускает руль и, оттолкнувшись от мотоцикла, взмывает. Кувырок в воздухе — и приземляется на четвереньки. Скрежет скользящего по дороге байка больно врезается в мозг. Мотоцикл ударяется о ствол — огни гаснут, наступает тьма…

Катя, сбросив шлем, бежит вперёд. Перепрыгивает валяющееся дерево и, не сбавляя скорости, мчится дальше.

Виски пронзает боль — чутьё вопит: «Ламии рядом!» Сквозь толщу остроконечных сосен и невысоких, но раскидистых берез, никого не разглядеть, но нюх не обманешь — трупная вонь забивает носоглотку. Твари настигают.

Выходцева сворачивает на обочину и без раздумий прыгается в кусты — трава, прошелестев, смягчает приземление. Мгновенно вскочив, бежит вглубь леса. Нужно тянуть время! Бежать, пока хватает сил… Варгр спасет…

Продираясь сквозь высокие кусты, врывается в ровные ряды прямых великанов. Лавируя между деревьями, поглядывает по сторонам. Жилы трещат, в ногах свинцовая тяжесть — силы на исходе, скорость падает… Уже движения, как в замедленной съёмке.

Что случилось? Почему?..

Тело отказывает, холодок морозит кожу.

Сильный удар вминает в ствол дерева. По спине расползается тупая боль, дыхание вылетает вместе с хрипом. Но вырваться никак — цепкие руки держат за плечи. Сверкающие жёлтым глаза точно фонари. Приближаются клыки… Катя уворачивается и коленом врезает кровопийце в пах. Ламия сгибается и Выходцева, ухватив его за голову, резко скручивает — хруст проносится, исчезая в черноте леса. Оттолкнув, мчится дальше. По лицу стекают струи воды — дождь, как назло, льёт не переставая. Позади раздаётся треск — Катя лишь успевает оглянуться и тотчас затылком глухо ударяется о твёрдое. В ушах зависает звон. В темноте сверкает сноп искр, тошнота волной подкатывает к горлу. Дышать нечем, грудь сдавливает словно пресс-машиной.

Выходцева, силясь, разлепляет тяжёлые веки. Верзила-кровопийца, смердит, яростно пыхтя в лицо. Взлохмаченный, озлобленный, клыки угрожающе удлинены. Катя непроизвольно зажмуривается, судорожно бьётся, но вырваться не получается. Ледяное прикосновение смерти приближается, щекочет кожу на шее — острая боль сменяется охлаждением. По венам точно ледяные потоки бегут.

«Я найду тебя…», — мелькает образ разгневанной Ламии. Лицо искажено яростью, в пасти между белоснежных клыков играет раздвоенный змеиный язык. Выходцева испуганно отшатывается и распахивает глаза. По комнате эхом летит отголосок собственного протяжного крика: «Нет!..» Морозный пот покатится по лбу.

Катя рвано выдыхает и спускает ноги на пол.

Ужас! Кровопийцы нашли лазейку! Через сон...

Грудь щемит от боли. Осушив бокал с водой, ставит на столик. Рана на шее ноет, внизу живота сворачивается от рези.

Выходцева морщится, опять подкатывает волна тошноты. Зажав рот, соскакивает с постели и бросается к двери. Едва не врезавшись в неё, отпрыгивает — она распахивается со стуком и на пороге замирает Дориан. На лице застывает гримаса взволнованности, глаза диковато раскрыты. В долю секунды оказывается рядом и, подхватывает на руки. Объятия ледяные, но в тоже время крепкие и жёсткие — по телу растекается чувство защищенности. Опять хлопает дверь.

О-у, туалет!.. Кафельная плитка обдаёт холодом голые ступни — Катя, пошатываясь, шагает к унитазу и слоняется над ним.

Желудок едва не прилипает к рёбрам, внутри пустота и даже желчь закончилась. Выходцева откидывает волосы и садится на пол. Утерев рот, закрывает глаза и прислоняется к стене. По коже опять бегут миллионы колючек.

— Не смотри на меня, — хрипло бормочет Катя и смотрит на Дориана. Ламия не уходит — просто отворачивается и упирается руками в дверной проём.

— Прости… — бросает ламия через плечо.

— Не могу понять, почему, когда очухиваюсь от очередной неприятности — я голая. То ли мужчины умеют только раздевать, а на «одеть» сил уже не хватает, то ли одежды на меня не найти. Вроде не самая толстая и высокая.

Дориан хмыкает:

— И тебя сейчас это волнует?

— Да, — кивает Выходцева, еле сдерживая смех. — Я ведь непривередливая. Согласна даже на мужскую футболку или рубашку…

Мареш чуть откидывает голову:

— Ты меня поражаешь, — тихий хрипловатый хохот наполняет помещение. — Хорошо, я закрою глаза, пока ты раздета.

Поворачивается уже с опущенными веками. Ловко расстёгивает пуговицы на белоснежной сорочке. Первая… вторая… третья...

— О-о-о, ты решил стриптиз устроить? — всё же усмехается Катя.

— Да! — уголки губ Дориана приподнимаются. — Тебе обидно, что ты голая, вот решил: будем в равных условиях.

— Отлично! Только я сейчас не в состоянии оценить всех мужских прелестей. Это ничего?

— Равнодушно взирающий зритель — тоже зритель. Нет оваций, так ведь и не освистывает, не закидывает помидорами, — подыгрывает Мареш.

Распахивает сорочку, шёлк соскальзывает с широких плеч.

Хм, когда кровопийца одет — выглядит худощавым, но что удивительно, когда раздевается — тело атлетическое. Грудные пластины словно выкованы из стали, четкие контуры каждого мускула поражают подтянутостью.

— Тебе говорили, что ты… — смущённо запинается Катя, — белый, как мертвец.

Дориан на секунду замирает:

— Мертвецу говорить, что он мертвец? — деланно задумывается. — Нет, ты первая…

— Другие, наверное, постеснялись…

Мареш приседает на корточки и бережно накидывает на плечи Выходцевой сорочку.

— Ну, ты и гад, ламия, — опять хмыкает Катя. — Тебе же всё равно, закрыты глаза или нет. Совесть, что, умирает вместе с плотью?

Дориан распахивает глаза, в них сверкают бесовские жёлтые огни:

— Мне также всё равно, есть на тебе одежда или нет!

— Зато мне нет, — отрезает с улыбкой Выходцева. — Вроде как прикрыта, не так стыдно. А то, что у тебя замашки настолько аномальные, пытаюсь не задумываться. Так проще общаться. Другого хватает за глаза.

— Это чего?

— Запаха! Смердишь мертвечиной, — Катя брезгливо морщится.

— А ты — кошатиной и псиной. Причём вторым всё сильнее.

— Да? — озадачивается Выходцева. — Странно, на мне нет Варгра…

— Я заметил, — Дориан, веселясь, помогает встать. Катя пошатывается, в ногах слабость, по телу вверх-вниз проносится озноб.

— Я не то имела в виду, — робко оправдывается.

Ламия коротко кивает:

— Я понял. — Нежный взгляд серо-зелёные глаза скользит по её лицу. Смущает, обезоруживает. Дориан опять подхватывает на руки: — Ты не против, я к тебе ещё немного поприкасаюсь.

Катя обвивает его шею:

— За последнюю неделю меня столько раз таскали на руках, что боюсь, скоро привыкну.

Плавная походка Дориана напоминает снежного барса, подкрадывающегося к жертве.

— Кхм, — задумчиво тянет, — ты постоянно куда-то влипаешь?..

Нежные объятия и едва слышная поступь успокаивают. Катя льнёт к груди ламии — её прохлада умиротворяет. Тяжесть и боль отступают, словно всё тело поливают заморозкой. Мареш останавливается, укладывает на постель и садится рядом.

— Я сегодня встречаюсь с Нол. Хочу признаться про Мию и Ламию. — Катя опускает глаза. Чёрт! Это точно конец! — Нойли вспыльчивая, но отходчивая. Ожидаю бури и предполагаю, она захочет отомстить. Поэтому, ваши отношения с Варгром…

— У нас их нет, — торопливо обрывает Выходцева, — и давай на этом закончим. Я нечаянно влезла в ваш треугольник, но четвертым углом становиться не собиралась. Вы уж сами разбирайтесь, кто кого и как…

Дориан мрачнеет:

— Жаль… Как и обещал, твои вещи, — кивает на стул. На спинке кожаный плащ, на сидении аккуратно сложены колготки в сеточку, а внизу туфли. — Всё в целостности и сохранности. Футболка Варгра… — ламия заминается. — Нам пришлось её выкинуть. Ладно, отдыхай! Я тебе сейчас принесу покушать.

С некоторой нервозностью Мареш вскакивает, и в долю секунды за ним захлопывается дверь.

Катя стаскивает со стула плащ и выворачивает рукав. Перехватив ткань, дёргает. На простынь вываливается маленький, золотистый ключ с выгравированным номером пять. В дверь стучат. Выходцева прячет его под подушку и откидывает плащ обратно.

— Войдите!..

Ручка наклоняется, открывается дверь — входит Дориан уже в чёрной сорочке. Поскрипывая колесиками по ламинату, прокатывает в комнату металлический поднос-каталку. На нижнем ярусе — стопка сложенных вещей, кроссовки и мыльные принадлежности; на верхнем — еда. Катя, прикрыв глаза, блаженно мычит — аромат горячего кофе, омлета и свежей выпечки:

— Мм-м… ты однозначно решил меня соблазнить!

Мареш белоснежно улыбается:

— Из кожи вон лезу, пытаясь доказать, что, хоть, и гад отменный, но всё же совесть с телом не отмирает.

— Если ты, наконец, отдашь мне то, что принес, начну в это верить!

Дориан вмиг оказывается рядом и неспешно принимается за сервировку стола. Способность ламий ускоряться всегда пугала, но перед этим чудовищем нет страха. Точно знакомы давно, а что важнее, между ними есть связующая нить. Её почувствовала ещё тогда — в номере. Будто породнились с первой, попавшей к Марешу в рот, каплей крови. Дориан невозмутимо устанавливает салфетницу чуть выше тарелки, кладёт ложку возле блюдца с чашкой.

Спокойствие… Вот что! Дориан его даёт.

Выходцева спускает ноги и трёт ладони:

— Хватит уже, — жалобно скулит. — Я и так съём.

— Ты ужасно нетерпелива! — усмехается ламия. Катя стыдливо прикусывает губу:

— Знаю…

Варгр… Он всегда твердил, что она нетерпеливее его.

— Ты похожа на маленького пупса, — мягко нарушает повисшую тишину Дориан. Потемневшие глаза блестят жёлтым огнём. — Наивного и безобидного.

— Я? — глупо выдавливает Катя.

— Да. Вот сейчас губы надула. Я обезоружен. Против такого слаб. Никак не ожидал, что грозная Выходцева Катя-полукошка — прекрасная, маленькая девчонка.

— Ты меня специально смущаешь, чтобы кусок в горло не полез? — хмурится Выходцева.

— Нет, что ты! — Дориан двигает столик ближе и упирается руками с противоположной стороны. — Просто столько лет ты для нас была недосягаема. А теперь рядом, и я поражён. Раньше представлял тебя такой… русской бой-бабой, — осекается с кислой физиономией. — Ты… тебе, наверное, нелегко пришлось.

Выходцева притягивает тарелку и, облизнувшись, берёт вилку:

— Мои злоключения ещё не завершились, Дориан. Вы, ламии, до сих пор живы, и всё так же охотитесь за мной. Не порть аппетит, он у меня, наконец, проснулся. А ты… — взмахивает вилкой Катя. — Мы с тобой сейчас мило болтаем, а завтра опять переметнёшься к королеве, — подцепляет кусочек омлета и отправляет в рот: — Но сейчас, за то, что ты не даёшь мне умереть от голода, спасибо!

Дориан с грустью кивает. Отлепляется от стола и идёт к выходу:

— Не буду мешать, котёнок.

— Вот так меня ещё никто не называл, — давится очередным кусочком Катя. — К тому же враг! — Прокашливается. Торопливо глотает кофе, провожая взглядом уходящего ламию. Мареш, чуть помедлив, оборачивается возле двери и мило улыбается:

— Для тебя я больше не враг.

— Почему? — озадачивается Выходцева.

— Кушай, я не хочу портить тебе аппетит! — незлобиво отрезает Дориан, порываясь выйти.

— Нет, стой, — не то молит, не то приказывает Катя. — Раз уж наши отношения непонятным образом переросли в столь интимно-ласкательные, тебе придётся объясниться.

Мелодичный, чуть хрипловатый смех Мареша наполняет комнату:

— И непосредственная до безумия…

— Не уходи, — срывается с губ просьба. Выходцева опускает голову, хаотично придумывая, что сказать. — Ты, конечно, мразь отменная, раз так поступаешь с женщинами, но мне с тобой… легко… — От стыда хочет провалится сквозь землю, но не-е-ет. Катя задирает подбородок, крепясь не упасть в глазах Дориана ещё больше. Мареш прислоняется к дверному косяку и складывает руки на груди. — Я все поняла! — медленно кивает Выходцева, изучая ламию. — Ты мне прополку мозгов сделал?

— Нет, — качает головой Дориан и хмыкает. — Это бессмысленно. Я так понимаю, мне там делать уже нечего!

Подобное услышать не обидно — давно заметила, что так и есть! Катя, шумно выдохнув, отправляет в рот очередной кусок омлета и взмахивает вилкой:

— Тогда почему у меня ощущение, что ты — мой брат? Внушение — не меньше!

— Не знаю, но хотел бы иметь такую сестру, как ты.

— А я о брате мечтала с раннего детства, — признаётся вопреки понимаю Выходцева. — Особенно в те моменты, когда к стене прижимали, а веских доводов уже не хватало. Пара крепких кулаков… или клыков, мне бы не помешали!

Дориан заливается раскатистым смехом. Катя перестаёт жевать и нервно сглатывает:

— Главное, брату помнить: сестру нельзя обижать, а ещё другим не позволять ей причинять боль.

— Я запомню, — смешливо кивает Мареш и тотчас серьезнеет. — Возможно, наши ощущения как-то связаны с твоей кровью. Не уверен, но предположение именно такое. Мы сроднились в ту секунду, когда она попала ко мне. В голове словно что-то щелкнуло.

— Мм-м, — Катя тщательно пережевывает остатки омлета. — Тогда, раз уж у нас связь, может, расскажешь, что королеве от меня нужно?

Дориан мрачнеет, напрягается — лицо с сероватым оттенком:

— Дело в том, — запинается на миг, — что я не знаю.

— То есть, между нами всё же нет связи, — протягивает Катя и припадает к чашке, отпивает чёрный кофе с изумительным ароматом корицы.

— Нет, котёнок, это правда. Есть догадки, что твоя кровь. Она на меня произвела будоражащее действие. Так что, думаю, если ты попадёшься Ламии, её сила возрастет неимоверно. Отсюда генные изменения, возможно, новые способности у обращенных. В общем, об этом и Ваик тоже хотел с тобой поговорить прежде, чем уедешь.

— Какое совпадение, — Катя отставляет чашку, — у меня к нему тоже есть дело.

Дориан молча изучает, в черных глазах много невысказанного и таинственного.

— Чем он сейчас занят? — нетерпеливо ёрзает Выходцева — не очень нравится под сканерами ламийского взгляда.

— В своей лаборатории…

— Я уже перекусила, — напускает лёгкости Катя. — Может, прогуляемся до главы семейства?

— Ты уверена? — с явным недовольством интересуется Дориан и хмурит брови. — Тебе лучше отлежаться. В твоём положении требуется максимум отдыха.

— Перестань, я в норме, — отмахивается Катя. — Хотя в растерянности. Обычно после серьёзных травм мне нужно несколько часов, чтобы восстановить силы. После воскрешения чуть дольше — пока организм соберётся, наладит правильную работу. А сейчас не ощущаю привычной силы, да и тошнота постоянно мучает. Мерзко до отвращения к самой себе.

— Котёнок, ты… — Дориан сжимает губы, во взгляде недоумение. — Ты…

— Ты перестал дышать, — восхищенно усмехается Катя. Ламия как монумент, не моргает, не шевелится. — Э-э-й, не пугай! — нервничает Выходцева. — Что «я»?

— Ерунда, — отстранённо мотает головой Мареш. — Если готова, можем сходить…

— Я, конечно, понимаю, тебе всё равно, что я полуголая, но мне бы одеться. И умыться...

Дориан подходит к подносу-каталке, достаёт с нижней полки стопку вещей и протягивает:

— Тебе! Жена Ваика, Штешу подбирала. А это, — он кладёт на одежду махровое полотенце, зубную щетку, пасту, расческу и набор для душа, — чтобы привести себя в порядок.

— О-о-о! — Катя едва не хлопает от радости в ладоши. Мареш пальцем касается её носа — ледяное прикосновение колит кожу, как лёгкий мороз. Выходцева смущенно опускает голову, прижав вещи к груди: — Дай мне десять минут, и я готова.

— Окей…

Дориан ставит возле постели чёрные кроссовки и увозит поднос-каталку. Только дверь закрывается, Катя рвано выдыхает и встаёт.

Брр… Ламия действует чарующе. Такого раньше не было. Она не поддавалась дару кровопийц. Сейчас же, будто отдала частичку себя, и теперь Дориан знает все её тайны, хоть и не признаётся в этом. Он постоянно пытается прикоснуться или назвать ласково. Флиртует? Возможно… Не-е-ет. Мареш нежен, но не более. С другой стороны, он — ламия. Сердце не бьётся, дыхание не прослушивается… Как определить, волнуется Нол, смущается, переживает, заигрывает, врёт…

Ладно, сейчас не до этого. Катя потягивается. Тело будто поёт — отзывается, мелодично вибрируя. Удивительная гармония. Выходцева гладит живот, прислушиваясь к ощущениям — внизу согревающий огонь. Приятно и трепетно. Что это такое? Хм, может, ламии наркоты подсыпали, а она не учуяла? Нет, точно бы определила. Ерунда! Просто хорошо поела.

Так, пора одеваться. Нужно поговорить с Ваиком.

Катя принимает бодрящий душ, наспех причесывается — заплетает мокрые волосы в косу. Похлопав по бледным щекам, разочарованно машет отражению и выходит из ванной. Натягивает джинсы, футболку, кроссовки…

Раздаётся стук в дверь:

— Ты как? — слышится взволнованный голос Дориана.

Катя торопливо прячет заветный ключик в карман джинсов и идёт к двери:

— Я готова!

[1] Замедленное движение (англ. Slow Motion, часто именуется slo-mo) — эффект мнимого замедления времени в кинематографе, телевидении и в компьютерных играх.

[2] ОРИХА́ЛК (лат. orichalcum — "горная медь" от греч. oros — "гора" и chalkos — "медь&quot — в античности — сплав меди и серебра или меди и цинка. В современном значении — латунь; близкое понятие — коринфская медь. Орихалк — таинственный металл или сплав, о котором упоминают древнейшие греческие авторы ещё в седьмом веке до н. э. Гесиод сообщает, что из орихалка был сделан щит Геракла.

[3] И свою шлюху тоже убей. Варгра не интересует, а меня утомила (рум.).