Игрушка демона

Пролог.

Она сидела, уставившись в одну точку, кажущаяся такой спокойной, умиротворенной, и никто из тех, кто мог заглянуть сейчас в ее комнату, не догадался бы о страстях, что кипели в ее душе. Никто, кроме Него. Он всегда знал, что с ней происходит, знал, о чем она думает каждый момент своей жизни. Но даже он не смог предсказать того, что случилось несколько часов назад, и это радовало ее. Злая, неприятная улыбка змеилась на красивом лице.

Он пришел лишь через несколько часов, когда чувство торжества стихло, сменившись глухой ненавистью и болью. Она посмотрела на него, надеясь, что он все прочитает на ее лице, но он не смотрел на нее. Принеся ей ужин, словно слуга, равнодушно улыбнулся мальчику, которого она сначала не заметила, и молча направился к выходу.

— И все? — хрипло спросила она. — Ни слов, ни вопросов, ни проклятий?

— Проклятий на сегодня достаточно, тебе не кажется? — отозвался он, и подтолкнул ребенка к выходу из комнаты.

— Ты сам виноват! Вы все! Вы заслужили это! — она говорила с рычанием, словно в ней жил дикий зверь. Ребенок спрятался за его спиной, но потом вышел и встал рядом. Она зло усмехнулась: конечно, его воспитывают сильным, без капли жалости или любви.

— Мой сын тоже заслужил? — спросил Он. Спросил тихо, безразлично, глядя ей прямо в глаза пустым взглядом. — Что же ты молчишь? Скажи, что заслужил, только посмотри сначала на него.

В его голубых глазах поселилась пустота, не было ни злости, ни обиды, ни любви. Когда она начала осознавать, что натворила, ей стало страшно.

— Я просил довериться мне. Просил поверить хоть раз в жизни и сделать все так, как я говорю, но это было слишком для тебя.

— Я исправлю… — хрипло прошептала она.

— Как? У тебя больше нет силы, она вся ушла на ту глупость, что ты сотворила. Даже твоя смерть ничего не сможет изменить, любимая. — он сказал это равнодушно, зная, как ее это заденет.

— Не называй меня так! — вспылила она.

— Да, ты права. — он не обратил ни малейшего внимания на ее вспышку, глядя так же безразлично. — Я больше не чувствую к тебе любви. Вообще ничего не чувствую, благодаря тебе, так почему же ты плачешь? Ты хотела этого, ты кричала об этом, ты всю свою силу вложила в проклятье, не думая о последствиях.

— Ты жесток. — прошептала она. — Всегда был жестоким.

— Да. Но я любил тебя, а теперь мне плевать, жива ты или нет. — он пошел к выходу, но остановился. — Ты так и не сказала, заслужил ли это мой сын.

— Нет. — она скорее выдохнула, чем сказала это.

— Но он проклят, как и все остальные. Живи с этим. — дверь за ним мягко закрылась.

У нее не было сил оплакивать свою жизнь, и не осталось магии даже на маленькое колдовство. Перед взглядом мелькнуло решительное лицо мальчика, проклятого теперь так же, как и его отец. Слова заклинания всплыли сами собой, но теперь она обращалась не к силе, которой не было. Она обращалась к магии демонов, берущей вместо платы годы жизни. Последнее заклинание, которое убьет ее, сильное, направленное на его сына. Ее глаза подернулись дымкой смерти, но на лице блуждала улыбка. Она все исправила. Его сын не будет проклят. Он сможет…

1

Тяжело и страшно открывать глаза, но резкий свет и грубый толчок в спину не оставляет выбора. Кэсс огляделась и затаила дыхание, стараясь не дышать носом — резкий запах пота, крови и гнилого мяса вызывают тошноту. Она стоит на помосте, и кто-то сзади накидывает ей веревку на шею. Толпа ревет, требуя казни, но ревет еле слышно. Кругом все серо, сливается в одно расплывчатое пятно. Грязные оборванные женщины, худые мужчины, чумазые дети-все это лишь часть антуража, словно массовка в дешевом кино. Девушка смотрит невидящим взглядом вперед — ей не страшно. Она не верит в происходящее и думает лишь о том, что ее обязательно спасут.

Веревка натягивается, и крики становятся громче. И тут, словно по желанию режиссера, ее взгляд выхватывает в толпе фигуру мужчины. Он не похож на толпу, ни внешним видом, ни одеждой. Широкие скулы, твердо сжатый рот, небольшая щетина на волевом лице. Ухоженный, чистый, одетый в черный обтягивающий свитер и джинсы. Мужчина так красив, что при взгляде на него у Кэсс, как всегда, замирает дыхание. Светловолосый, загорелый, поджарая фигура. Он поднимает голову...

— О Боже, нет! Не снимай очки, не снимай! — простонала она, не отрывая от незнакомца взгляда. А он, чувствуя ее внимание, медленно снял солнечные очки, прикрывающие глаза и улыбнулся. Девушка не могла оторвать взор от этого взгляда. Голубые жестокие глаза безжалостного человека смотрели на нее. В них было столько злобы, что девушка почти теряла сознание от ужаса, и, заметив это, мужчина улыбнулся. Его улыбка, похожая на звериный оскал, несла в себе неприкрытое торжество.

— Ты можешь все это прекратить. Надо только пойти со мной. — прозвучал в ее голове низкий, лишенный эмоций голос.

По телу поднимался озноб. Необратимость происходящего обрушилась на нее, словно снежная лавина. Как завороженная, она смотрела в глаза, не знающие добра, и не могла даже дышать. Толпа, палач и веревка словно растворились в этом взгляде — осталась лишь его чудовищная улыбка на невыносимо красивом лице. И понимание того, что ее никто не спасет.....

Она вскочила с кровати и забилась в угол, скуля от страха. Перед глазами все еще стояло его лицо, и Кэсс яростно терла глаза, будто это могло помочь. Как побитая собачонка, она сжалась в комочек, пытаясь восстановить дыхание, но горло сводило, словно невидимая петля все еще натягивалась на шее. Перед мысленным взором стояло красивое застывшее лицо, и слова набатом звучали в голове: «тебе надо только пойти со мной». За что? Почему она? Зачем все это? Каждый раз она вновь и вновь задавала себе этот вопрос и каждый раз не получала ответа.

Но, как бы то ни было, постепенно ужас сна отступал, и девушка наконец смогла вздохнуть полной грудью. Неожиданно резко зазвенел будильник, извещая, что пора вставать, и Кэсс, передвигаясь как старуха, пошла в ванную. Как обычно, включила холодную воду и встала под колючие струи, чтобы холод выгнал из памяти остатки кошмара. Когда девушке стало казаться, что кожа превратилась в лед, а в голове достаточно прояснилось, она добавила горячей воды и выдавила на ладонь немного геля для душа с запахом лесной земляники. Запах любимых ягод заставил уголки ее губ поползти чуть вверх, освещая худое лицо чуть заметной улыбкой. Кэсси любила землянику так сильно, что каждое лето бегала в лес и там, продираясь через колючие заросли к примеченной уже давно поляне, аккуратно собирала пахучие ягоды в маленькую плетеную корзинку. Эта полянка была единственным местом во всем мире, где девушка чувствовала себя спокойно — там не бывал никто, и она могла оставаться наедине сама с собой столько, сколько считала нужным. А потом, возвращаясь в город с драгоценной корзинкой, вся исцарапанная, с хвойными иголками в волосах, Кэсс сияла так, что прохожие оборачивались ей в след.

Наскоро помыв голову, девушка промокнула волосы полотенцем и помотала головой, уже выходя из ванной, когда что-то заставило ее остановиться. Обычно она старалась не задерживаться около зеркала, но в этот раз взгляд остановился на багровом следе от веревки на шее. Кэсс вздрогнула, схватилась за шею, зажмурилась, и когда открыла глаза, видение исчезло. На нее из зеркала смотрела несчастная девушка с синяками под глазами, мокрой копной волос цвета вишни до плеч, худая, изможденная бессонными ночами.

— Выгляжу как старуха, словно мне шестьдесят. — пробурчала Кэсс и отвернулась, брезгливо сморщившись. Стянув быстро сохнущие волосы в хвост, она натянула на тело легкие голубые джинсы и просторную бело-синюю майку в горизонтальную полоску, глубоко вздохнула пару раз и вышла из своей маленькой однокомнатной квартиры в прохладу подъезда.

Улица встретила ее привычным летним зноем, шумом вечно спешащих куда-то автомобилей и ярким, несмотря на раннее утро, солнцем. Девушка вытащила из сумки солнечные очки, привычно вставила в уши наушники, и, включив любимую подборку музыки, поспешила на остановку. Ее день уже два года шел по одному сценарию: институт, работа в кафе, прогулка до дома по вечернему городу, и компьютер до поздней ночи, пока усталость не брала свое и Кэсс не засыпала. Работая официанткой, она научилось быстро и незаметно пробираться между толпами людей, избегая лишних прикосновений, запоминать огромное количество информации, и улыбаться, как бы плохо и гадко не было на душе. Последним навыком Кэсси особенно дорожила — в жизни ей слишком часто приходилось улыбаться сквозь зубы, хотя, будучи всегда честной сама с собой, девушка понимала, что ей несколько раз очень сильно повезло в жизни. Во-первых, в ноябре, когда она родилась, и ее бросили в контейнер подъезда, завернутой в тряпку, каким-то чудом девочку нашла уборщица, неизвестно зачем решившая переворошить мусор для «утрамбовки». Во-вторых, одна из медсестер круглосуточного дежурства постоянно носила девочке домашнюю еду, одежду, и, хотя возможностей забрать Кассандру к себе домой у нее не было, женщина относилась к ней как к дочери. Все то, что было сейчас у Кэсси, дала ей няня — так называла ее девушка. Когда Кэсси исполнилось шестнадцать, она стала выпускницей детдома и в тот же день переехала жить к няне в скромную однокомнатную квартиру старого пятиэтажного дома. Сначала девушка растерялась, не зная, как ей быть дальше, но и тут судьба оказалась к ней благосклонна. Благодаря няне Кэсс поступила в нормальный, насколько это возможно, колледж, и, проучившись там, перевелась в институт. Няня оплатила ей год учебы заранее, и какое-то время маленькая семья была счастлива, пока у няни не случился инсульт. Кэсс тогда была в институте и в то время, пока она писала лекцию, единственная любящая ее душа отлетела в мир иной.

Во время регистрации смерти Кэсс просто сидела, уставившись в пол, ощущая лишь тяжесть в голове и не чувствуя ни рук, ни ног. Ей хотелось плакать, но она не могла сделать этого перед чужими людьми, поэтому сидела, сжимая зубы, и буравила взглядом невидимую никому, кроме нее, точку на полу. На похоронах родственники няни отозвали ее в сторону и попросили освободить квартиру в ближайшую неделю, и казалось, для девчонки из детдома все кончено, но, разбирая вещи няни, Кэсс нашла завещание, по которому квартира доставалась ей. Это был последний подарок няни.

Вскоре после ее смерти Кэсс начали сниться кошмары. Сначала сны были неясными и оставляли после себя лишь легкое ощущение тревоги, но со временем ситуация изменялась в худшую сторону. Этого мужчину Кэсс в первый раз увидела полгода назад — он обернулся, посмотрел на нее, тонущую в чем-то черном и вязком. На нем всегда были солнечные очки, и всегда он снимал их перед тем, как она просыпалась в ужасе от тьмы, что плескалась в голубых глазах. Иногда она путала реальность и сон, ей казалось, что ее личный кошмар, ее личный демон, преследует ее и в жизни. Несколько походов к психологу дали понять, что девушке никто не поможет, и поэтому Кэсси выработала свою систему борьбы с кошмаром: холодный душ и много работы. Выматываясь до состояния истощения, она сваливалась на кровать и засыпала без сновидений, что позволяло ей хотя бы иногда чувствовать себя живой. Она старалась убедить себя, что сны — шутки подсознания: девушка была сиротой, никому, по сути, не нужной, вот и выдумала себе личного друга, а поскольку в жизни она повидала достаточно злобы и жестокости, то и друг у нее демонического происхождения. Почему она считала его демоном? Она не знала, но, посмотрев на различных религиозных сайтах разные статьи, даже дала ему имя — Амон. И теперь, когда у ее кошмара появилось имя, девушка признала, что мириться с кошмарами стало немного легче.

— Эй, Кэсси, готова к экзамену? — догнав, шутливо ткнул ее локтем в бок один из сокурсников, Денис, когда она поднималась по ступеням ко входу. Он был чуть выше Кассандры, темноволосый, худой как щепка, и при этом ел за троих. Денис являлся лучшим другом Кэсси в институте.

— Как обычно. — девушка широко улыбнулась и вошла в здание, загнав последние воспоминания о кошмаре глубоко внутрь себя.

Через несколько часов девушка уже обслуживала клиентов в кафе, ветром летая от одного столика к другому, и не переставала улыбаться. Лишь к концу рабочего дня, аккуратно опускаясь на стул, она позволила себе убрать улыбку с лица.

— Как сегодня улов? — к ней подошла Лиза, вторая официантка, и фамильярно потрепала девушку по голове. — Говорила же — это будет шикарный цвет!

Кэсси только вздохнула — на слова не было сил. За цвет волос ей очень хотелось сказать спасибо словами, выученными в детдоме, но девушка сдерживалась — ни к чему это. Кэсси сама виновата — поверила, что краска будет каштановая, не прочла надпись на упаковке, но Лиза, высокая блондинка с внешностью Барби и характером тигровой акулы, схватила упаковку и буквально силой потащила Кэсс к кассам. Та особо не сопротивлялась, блаженствуя от мысли, что нашла подругу. Сейчас ее карие глаза гневно сверкнули: дружба в понимании Лизы сводилась к одалживанию денег и подмене на работе. Глупая, глупая Кассандра.

— Эй, подруга, пошли искупаемся? До воды недалеко — Лиза потянулась, демонстрируя бармену гибкое тело.

— Не сегодня, Лиз, поздно уже. Я прогуляюсь до дома и спать — у меня завтра последний экзамен. А ты иди — одета подобающе. — Кэсс оглядела ее насмешливым взглядом, отмечая полупрозрачное летнее платье, из-под которого просвечивало белье.

— Экзамен? Не будь занудой!

— Но...

— Никаких но! Ты моя должница — я же помогла тебе сменить имидж!

Кэсси скрипнула зубами и решительно поднялась:

— Как-нибудь в другой раз. До завтра… подруга.

Через месяц после последнего экзамена Кэсс решила изменить своим правилам и поехать до дома на метро. У нее ужасно болела голова, стучало в висках, а перед глазами то и дело появлялись темные круги. Кое-как добравшись до метро, девушка в изнеможении прислонилась к колонне и пыталась подавить тошноту.

— Ты в порядке? — мужской голос раздавался словно издалека, искаженный стуком молота в голове, но теплые руки, дотронувшиеся до ее обнаженных локтей, были реальными и пугали. Не дотронься он до нее и Кэсс не смогла бы ответить на этот вопрос даже при желании, как не могла открыть глаза и посмотреть на того, кто стоял около нее. Но чужое прикосновение, пугающее хотя бы тем, что Кэсси никогда не давала никому дотрагиваться до себя, немного привело ее в чувство. Надо собраться, нужно взять себя в руки — мысленно приказывала она себе, и хриплым голосом ответила:

— Да, все хорошо.

Судорожно вздохнув, она отодвинулась, освобождаясь, и открыв глаза, подошла к краю платформы. Там между рельсами лежала маленькая монетка, одинокая, покрытая слоем сине-зеленой плесени. Кэсси смотрела на нее, не отрываясь, и чуть вздрогнула, когда монета задрожала от приближающегося поезда. В какой-то миг девушке показалось, что монета, лежавшая на путях — она сама, и также, как монета, Кэсси дрожит, застыв в ожидании, пока безжалостный поезд не пронесется мимо, и не знает, заденет ли он ее или оставит в покое. Девушка покачнулась, и те же мужские руки оттащили ее от края платформы, и сердитый голос прошептал что-то о неразумных малолетках. Мимо проехал, тормозя, поезд, и девушка отшатнулась, вжавшись спиной в мужчину, но в ту же минуту мужские руки отпустили ее. Обернувшись, Кэсси увидела лишь длинные, до плеч, черные волосы и широкие плечи под белой футболкой стремительно уходящего мужчины. Он спас ей жизнь, а она не могла его даже окликнуть — столь велико было потрясение.