"Душа в плену"

Герман Горный

Душа в плену.

05.06.09г.

Потрачены великие силы на побег из плена, однако ни время, ни воля не позволили избавиться от пут.

Глава 1.

Солнце медленно показывалось из-за горизонта. Тени разношорстного леса тянулись далеко по лугу. Дорога, змейкой, бежала по зелёному полю, всё больше сужаясь и, наконец, исчезала в лесу. Старая карета, видавшая виды, медленно переваливаясь с боку на бок и поскрипывая, двигалась в сторону леса. Утреннее пение птиц и гул комаров сливались воедино и, казалось, что этот звук издаёт какой-то единый организм не земного происхождения. Однако ранним утром природа жила своей обычной жизнью, не обращая никакого внимания на двух лошадей, которые с трудом переставляя ноги, тащили за собой карету, где нежились ещё два человека. Одежда у них была покрыта пылью. Кучер, опустив голову на грудь и покачиваясь, в такт карете, дремал. Его, почти седая борода, была всклокочена и такая же пыльная, как и его поношенное одеяние. Два странных путника находились ещё в плену утреннего сна. Да и кучер спал, но такой образ для него был привычным и он бы проснулся от любого звука, какой бы не был бы похожий на те, которые его окружали. Естественные гомоны птиц и гул насекомых не могли его потревожить. Но все трое еще спали и не могли уловить, что кроме земных звуков, еле слышно примешивался ещё какой-то гул, который можно было уловить только, если бы кто-нибудь из них бодрствовал.

Мир вздрогнул, путников тряхануло, и всё снова стало на свои места. Утренний сон ушел с пассажиров кареты. Они, вначале, были в недоумении. Какая-то неведомая им сила нарушила естественный ход времени. Первым увидел жуткую картину кучер, как ему и положено. Не веря своим глазам, он потёр их грязными руками, дабы убедиться, что это не сон. К большому его разочарованию, видение не исчезло, а было явью. Кучер, словно был в чём-то виновен, украдкой посмотрел на господ, они уже проснулись, но ещё не полностью перешли из сна в реальность.

— Господин, как-то неуверенно обратился к Василию Григорьевичу. Это был его хозяин, а тот просто с ним увязался. Кучер не любил хитрого еврея и не очень ему нравилось, что его барин водит дружбу с каким-то оборванцем.

— Что с лошадьми? — Спросил Василий Григорьевич, выбираясь из кареты. Его знакомый Иосиф Александрович продолжал дрыхнуть. После вчерашнего гуляния, он никак не хотел расставаться со сладкой утренней дремотой.

— Я не знаю. Грешен господин. Я задремал, а когда очнулся, они уже лежали, словно их мор настиг внезапно.

— Так должно было случиться, произнёс Василий Григорьевич и подошёл к лежавшим лошадям. Они, прижавшись, друг к другу спинами, с открытыми глазами, лежали, не подавая никаких признаков жизни.

— Почему должно было это случиться? — спросил кучер, услышав непонятное изречение своего барина.

— Да так, — барин отмахнулся рукой, а про себя подумал. Вернее он вспомнил слова своего друга, у которого вчера гостевал. Тот много говорил о жизни, о её смысле и, наконец, изрёк, — Вы, конечно, мне можете не верить, — Пётр Петрович крутил в дрожащей руке бокал с хорошим вином, — Правда я не предсказатель и не ведун. К большому счастью, таковым не желаю быть. Но поверьте мне, в этой жизни, кроме жуткой реальности, ничего нет, и не может быть. Вот если бы я сказал, что завтра утром падут ваши лошади, то это был бы бред. Вы прекрасно знаете, что ваши лошади молодые, сыты и уход за ними хороший. С чего бы это им подохнуть? И были бы правы, если бы так меня спросили.

— В чём дело? — вылезая из кареты, ещё пьяным голосом спросил Иосиф Александрович.

— Да так, — не определённо ответил Василий Григорьевич. Его воспоминания вчерашнего вечера прервались, и он не хотел ни о чём больше говорить.

— А что с лошадьми? — Иосиф Александрович встал рядом с Василием Григорьевичем, с опухшим лицом, таращился на мёртвых лошадей. Он снял помятый картуз, и лучи солнца скользнули по его лысине.

— Предсказания Петра Петровича сбылись. Теперь я буду верить каждому его слову.

— Да глупости всё это. Он просто так болтал спьяну, — пытался успокаивать Александрович.

— Не нужно ничего говорить. Он, в отличие от вас, был трезв. Это вы нализались, как свинья, и мне приходилось краснеть за вас, когда вы приставали к его пожилой служанке.

— Василий Григорьевич, я просто хотел разрядить обстановку, это такая шутка.

— Вы хитрый и очень скользкий человек. Я давно к вам присматриваюсь. Ваше поведение, иногда, меня шокирует. Я не понимаю, когда вы серьёзный, а когда шутите.

— Я всегда стараюсь вас вывести из того состояния, в котором вы находитесь. Вы слишком бываете, иногда, грустным. Вы пытаетесь понять то, чего ещё никто не понял.

— Вы что имеете в виду? — спросил Василий Григорьевич. Он, со злобой, посмотрел на своего знакомого еврея. Тот, словно почувствовав плохое настроение своего знакомого, сделал шаг назад.

— Будя вам, будя, — Александрович замахал перед собой руками, будто отгонял назойливую муху.

— Иосиф Александрович, когда-нибудь, я вас прибью. Не знаю почему, но такое желание у меня часто возникает.

— Не нужно меня убивать. Вам будет скучно без меня. А если даже и убьёте, то, может, и лучше. Мне тоже не сладко живётся.

— Хватит. Пошли. А, впрочем, как хотите.

— А мне что делать барин? — спросил кучер, так и не слезая с козел.

— Иди за свежими лошадьми, а этих потом закопаешь здесь рядом, — Василий Григорьевич собрался уходить, но его взгляд зацепился за мёртвый глаз лошади. В чёрном зрачке отражалось, как в зеркале, голубое небо. На мгновение ему захотелось уменьшиться до размеров комара и нестись ввысь под самый купол сочно-голубого неба. Ему показалось, что он уже парит в воздухе и оторвался от земли, даже увидел маленькую точку и ему чудилось, что это он.

— Что с вами? — спросил Александрович, дёргая Василия Григорьевича за рукав.

— Что? — Василий Григорьевич, снова вернулся в реальность.

Они вошли в лес. Александрович, на голову ниже Василия Григорьевича, еле поспевал. Он потел, снимал картуз, обмахиваясь, выдувая воздух, надувал губы. Однако Василий Григорьевич, не обращая внимания, продолжал идти быстрой походкой. Он внезапно остановился. Иосифу Александровичу пришлось тоже затормозить, ибо его знакомый смотрел на него в упор.

— Что с вами, дорогой Василий Григорьевич? — Александрович отступил пару шагов назад, на всякий случай.

— Что такое дежавю?

— Дежавю? Ну как вам сказать. Надо много времени, что бы объяснить. Так в двух словах не скажешь.

— Вы снова юлите? Я точно вас когда-нибудь убью. Вы всю жизнь юлите. Думаю, что вы этого не знаете, а так, на всякий случай, пытаетесь объяснить то, о чём и понятия не имеете, Василий Григорьевич повернулся и зашагал дальше.

— Я, действительно, об этом читал. Но вы задали вопрос так неожиданно, что я растерялся, — Александрович засеменил за своим знакомым.

— Я вас вижу насквозь, и всякие объяснения не смогут поднять ваш авторитет в моих глазах.

— Василий Григорьевич, что вы такое говорите? Я всей душой к вам тянусь, и никогда в моих мыслях не было над вами подтрунивать,

— Александрович схватил Василия за рукав и дёрнул, дабы тот остановился, но произошло то, чего Александрович никак не ожидал. Он понимал, что его знакомый бывает иногда злым, и много мог говорить разных угроз в его адрес, но никогда не занимался рукоприкладством.

— Ты мне надоел паршивый жид, — Василий Григорьевич сжал кулак и со всего маху нанёс удар прямо в лицо Иосифу Александровичу. Удар был сильный, Александрович рухнул на спину. Падая, он головой стукнулся об вековую сосну, которая стояла у самой дороги.

— Вот, так давно надо было сделать, — произнёс кучер. Он плёлся поодаль от господ. Сейчас он подошёл и, без всякого сожаления, посмотрел на Александровича. Он его ненавидел и всегда удивлялся, почему это его барин, водится с каким — то жидом.

Спустя некоторое время Иосиф заворочался, потёр ладонью голову в ушибленном месте. Потом он рукой, на ощупь, нашёл свой картуз. Поднявшись, он слегка зашатался, но на ногах устоял. А вскоре Александрович, своей быстрой походкой, стал догонять обидевшего его знакомого. В голове роились разные мысли. Что-либо предпринять, в данном случае, решения не было. Хотя, кое-какие подленькие мысли, закрадывались в его голову. Вернее, они обрастали более конкретными действиями. Если раньше это были наброски, то сейчас мысли принимали определённую форму. Иосиф давно уже задумывал, как бы поживиться добром Василия Григорьевича. А этот случай, как бы подталкивал к реализации его планов.

Глава 2.

Неопределённость этой жизни и повергает человека в разные непредсказуемые ситуации. Идти путём, предназначенным судьбой, достаточно сложно. Многие из нас пытаются найти жизненную дорогу, как можно проще и сытнее. Но очень маленькая часть людей, убеждена, что идти нужно путём, который предначертан свыше. Это так называемые верующие, не важно, какой они веры. Главное то, что они искренне верят.

Дмитрий поднялся с постели, надел спортивные брюки и направился на кухню. Сегодня было воскресение, и он отдыхал. Жил он один и ничуть не тяготился одиночеством. Он свободное время использовал для прочтения книг, газет и всего того, что попадётся ему под руку. Давно уже наступило то время, когда он стал замечать, что многие, так называемые писаки, которые пишут не потому, что им есть, что сказать людям, а потому, что считают себя писателями. Пустую информацию не запоминал, а нужную иногда даже записывал. Компьютером владел достаточно сносно, и многое просто копировал, создавая базу умных мыслей. Периодически он туда заглядывал, где иногда и находил ответ на интересующий его вопрос. Однако в большинстве случаев, делал свои выводы. Недавно он наткнулся на старую книжицу, она его не то что бы сильно потрясла, но запала в душу. Некий Иосиф Александрович, будучи психологом от природы, пытался завладеть чужим богатством, используя разные приёмы, известные ему. Дмитрий, готовя себе кофе, прикидывал, многие ли сейчас применяют те знания, которые знал тогда этот жид. Выходило, что многие. По большому счёту, мир не так уж и изменился. За сто пятдесят лет человечество продвинулось только в техническом прогрессе, а суть души не изменилась.

После хорошего холостяцкого завтрака, Дмитрий вышёл на балкон своей однокомнатной квартиры. Она находилась на девятом этаже. Солнце уже высоко поднялось над крышами домов и радовало людей своими июльскими лучами. Внизу по проспекту проносились автомобили разных цветов, сверкая в лучах солнца. По тротуарам двигались прохожие в разные стороны, тем самым создавая неудобство в передвижении друг другу. Город жил своей обычной жизнью субботнего дня. Дмитрий посмотрел на безоблачное небо. Ему захотелось стать птицей и взлететь ввысь, а потом парить в воздухе, как ястреб. Вспомнилось детство.

Нет, Дмитрий не мог больше оставаться в душном городе. Он решительно оттолкнулся от перил балкона и уже собирался уходить, как вдруг, краем глаза, зацепился за странную парочку. Вернее двух мужчин, которые стояли на краю тротуара и что-то рьяно выясняли между собой. Было странно то, что проходящие мимо люди не обращали на них никакого внимания. Словно их там не было и видит их лишь Дмитрий. И действительно, можно было сказать, что они не из мира сего. Дмитрий всмотрелся в мужчин внимательнее. На них была одежда не сегодняшних дней. И тут его осенило. Это был Василий Григорьевич и Иосиф Александрович из той книги, которую он недавно прочитал. Однако, он не мог поверить этому. Он считал себя здравомыслящим и разным перемещениям во времени не верил. Однако он их чётко видел, только из-за городского шума не мог расслышать, о чём идёт речь. Дмитрий всё пристальнее всматривался в двух индивидуумов. Они вскоре стали тускнеть, уже было видно полностью людей, которые за ними проходили, а вскоре исчезли.

— Ну и ну, — пробормотал себе под нос Дмитрий, всё ещё глядя, где совсем недавно были люди из прошлого. Постояв ещё немного, он вернулся в комнату.

Дмитрий, вот уже полчаса, ехал по трассе из города. Он закинул всё необходимое для пикника в свой автомобиль и решил отдохнуть на природе. Такие вот поездки он делал не часто, всё времени не хватало. Но сегодня ему никак не сиделось в городе. Бывали моменты, когда он выезжал на природу с коллегами по работе, когда это было неизбежно. Шумные компании ему не нравились. Ему вообще не нравился нынешний образ жизни людей. Большинство косило под запад и пыталось быть уверенными в себе, беззаботными и, словно они управляют миром. Складывалось такое впечатление, как будто многие сотворили сами себя и сотворили мир вокруг себя, тот, который им нужен. Все жили так, как будто они живут последний день. Самое страшное было то, что они, предавая друг друга, даже не думали, что в их поступках есть нечто такое, чего порядочный человек не может делать и не должен. Эти понятия ушли в прошлое. 2009 год, давал многим шанс утвердить себя в этой жизни, и как казалось многим, надолго. Совесть, честь, верность были стёрты совсем. Некоторые люди, с грустью, смотрели на бесшабашных гуляк и только, молча, надеялись, что наступит такой миг, когда всё станет на круги своя. Однако время неумолимо.

Ещё через полчаса Дмитрий свернул с оживлённой трассы. Лесная дорога была сносной, и можно было достаточно быстро ехать. До озера оставалось около десяти километров. Кругом никого не было. Если бы не автомобиль, на котором ехал Дмитрий, то он бы считал себя первобытным человеком. Ему этого очень хотелось. Его притягивал лес, те редкие дикие звери, что доводилось ему встречать, и чистый воздух. Запах леса его всегда манил. Даже в детстве он не боялся ходить один по лесу и наблюдать за его жизнью. Хотя прекрасно понимал, что если с ним что-то страшное случится, то молчаливые деревья или другие какие-то растения, никогда не придут ему на помощь. Лес давал свободу, давал возможность прокормиться летом, и в нём можно было спрятаться от посторонних глаз. Для Дмитрия это был земной рай.

Он остановил машину на берегу озера. В небольшом озере отражалось голубое небо. Вода слегка накатывала на мелкие камушки пологого берега. Поодаль плавала стая уток, ища себе пропитание в воде. На другом берегу озера стояло несколько человек, по всей видимости, рыбачили. С левой и с правой стороны лес подступал к воде почти вплотную. — Ну и благодать, — произнёс Дмитрий и вышел из автомобиля. И действительно, красота была великолепная. Хотя, и в таком райском месте, бывает ложка дёгтя.

Он достал из багажника пляжное одеяло, расстелил его прямо у воды, раздевшись до плавок, и лёг на спину. Лёгкий ветерок скользнул по его телу, словно духи озера приветствовали его. Тут же ласковое солнце, как бы окутало его. Дмитрий закрыл глаза. Он отгонял от себя все мысли, которые бы могли ему помешать нежиться в лучах ласкового солнца. Однако, те двое из утреннего видения, как бы нехотя, всё возникали в его воображении. Он понимал, что это глупость, и надо такие мысли искоренить из своего мозга, но всё было наоборот. Те двое всё чётче всплывали в его памяти и вроде бы, слышались их голоса. Чтобы избавиться от наваждения, Дмитрию приходилось изредка открывать глаза. Яркий дневной свет быстро отгонял видение, и всё становилось на свои места. Но как только он закрывал глаза, упрямая парочка появлялась в его воображении. Наконец, Дмитрий приподнялся и, ленивым взглядом, стал скользить по глади воды озера. Надо было переключить своё внимание на что-то другое. Спустя некоторое время, он успокоился и снова лёг. Закрыв глаза, он больше не увидел странную парочку. По всему телу разлилась нега. На него стал накатывать приятный сон.

Внезапно заскрипели тормоза автомобиля прямо у самого уха Дмитрия. Клубы пыли вырвались из— под колёс шин, поднимаясь в воздух. Эта же пыль полезла ему в уши и нос. Ничего не понимая, он вскочил на ноги и увидел странную картину. В нескольких сантиметрах от него, стояла блестящая иномарка, а за рулём сидела молодая, красивая женщина, она, крепко вцепившись в руль, смотрела на Дмитрия и улыбалась. На ней был только еле заметный купальник. И в это же мгновение он увидел эту же женщину на белой лошади. Она так же крепко держала уздечку в руках и точно так же улыбалась. Однако картина пейзажа не изменилась. И снова, она сидит в автомобиле, глядя на Дмитрия зелёными глазами. Ещё мгновение, и она снова на лошади. Ему стало дурно. Он никак не мог поверить своим глазам. Картина снова сменилась. Словно природа мгновенно меняла слайды. Странно, но автомобиль Дмитрия, стоявший позади, не исчезал, когда эта амазонка появлялась на лошади. Он ничего не понимал. Пока логика и его здравомыслие не приходили ему на помощь. Что за чертовщина? Пробормотал Дмитрий и закрыл руками глаза.

— Ну что испугался? — спросила девица, грациозно выбираясь из своей машины.

— Что? — спросил Дмитрий, убирая ладони от лица. К большому его удивлению, картинка больше не менялась. Он видел изящную блондинку в одном купальнике. Её волосы были собраны сзади в хвост, и концы их веером ложились на плечи.

— Не бойся, у меня не было цели задавить тебя. Я просто решила подшутить, — она как пава подошла к воде, красивой ножкой, обутой в сланцы, потрогала воду, — Ну что искупаемся?

— Да нет. После такого, рядом с вами как-то страшно находиться и на суше, не говоря уже о воде.

— Неужели ты такой трус? — она прямо посмотрела ему в глаза.

— Трусом я себя не считаю, но… — он еле вымолвил эти слова. Ему казалось, что её взгляд видит его мысли, настолько он был пронзительным. И ему ещё чудилось, что когда-то, давно, он встречался с этим взглядом. Может сто, а может и более лет назад. Что-то было в этой ситуации очень не реальное. Словно, два промежутка времени, прошлое и настоящее, накладывались друг на друга.

— Ну как хочешь, — она сбросила сланцы и, побежав по воде, вскоре уже плыла, разбрызгивая воду в разные стороны. Её белый хвост волос быстро намок и уже не казался таким привлекательным.

Дмитрий присел на своё одеяло. Он наблюдал за белокурой головкой и пытался понять, что это было с ним. Он никак не мог избавиться от ощущения, что похожая ситуация уже была. Правда, не в этом веке. Но если и была, то тогда его не было. Как он мог видеть через толщу времени взбалмошную девицу? — Может, действительно, — думал он, — когда-то возле этого озера и была похожая встреча некого мужчины и такой вот девицы. Но как я мог это увидеть? И при чём тут я? Я же не мог в то время жить. Или мог? А если реинкарнация? Вот бред в голову лезет. Сейчас начну думать о перемещении во времени и так далее. Чушь всё это. Да, но как утреннее видение? Но тут всё можно объяснить. Я прочитал книгу и сильно она запала мне в душу из-за подлого еврея, каких и сегодня не мало. Вот я стал анализировать, искать схожие ситуации ну и результат на лицо. Наверное, надо к психиатру обратиться. Хотя сегодняшние психиатры ни чем не лучше того Иосифа Александровича. Они с тобой хорошо разговаривают, внимательно выслушивают, пока ты платишь деньги. Тот тоже очень был внимательным к Василию Григорьевичу. Да, по всей видимости, сегодняшний день испорчен. Как я хотел отдохнуть, — с этими мыслями Дмитрий поднялся, собрал свои пляжные пожитки, а потом зашвырнул их в багажник. Его больше уже не волновали местные красоты. Он завёл автомобиль, развернулся и надавил на педаль газа, чтобы быстрее покинуть совсем недавно нравящееся ему озеро.

Он уже давно ехал по шоссе, как вдруг снова услышал знакомый ему скрип тормозов. Он дёрнул руль вправо и выскочил на обочину. С большим трудом, сумел остановить машину, чтобы она не свалилась в кювет. Всё та же блондинка, улыбаясь, рванула с места. Это она его подрезала и, по всей видимости, была просто счастлива.

Глава 3.

Василий Григорьевич добрался до своей усадьбы. Иосиф Александрович, не попрощавшись, ушёл к себе. У него ничего не было. Он снимал небольшой флигель, по соседству, у одного местного купца. Как ни странно, но по счетам платил Василий Григорьевич. Не только за проживание, но и за питание и выпивку. Никто не знал, почему это барин такой щедрый, что содержит какого-то жида. Если честно, то и сам Василий Григорьевич этого не знал. Когда приходило время платить, Иосиф Александрович приходил к барину и начинал философствовать, как тяжела жизнь на чужбине. Как ему тяжело и стыдно обращаться за помощью, но, видимо, это судьба, помочь бедному еврею. И так уже тянулось не один год.

— Барин, а где взять лошадей? — спросил кучер, когда Василий Григорьевич поднимался по крыльцу своей усадьбы.

— Что? — Барин был погружен в свои мысли, и этот вопрос ему показался странным.

— Наши лошади далеко, — кучер не знал, как выпутаться из этой ситуации. Лошади действительно были далеко на пастбище, сам Василий Григорьевич распорядился. Ему хватало и этих двух молодых жеребцов.

— А, да, — протянул барин, словно что-то вспомнил и полез в карман. Достал оттуда несколько денежных бумажек и протянул кучеру, — Возьми у соседа.

— Да тут много, — кучер даже снял свою, видавшую виды шапку, и вытер лицо. Солнце припекало, и он покрывался потом.

— Остальное оставь себе, Василий Григорьевич повернулся и пошёл в дом.

— Так, — у кучера перехватило дыхание. То, что должно было остаться, было не меньше, чем жалование за десять лет.

— Я жида содержу, а он — подлый, думает меня обмануть, и завладеть моим богатством. Он думает, я этого не понимаю, если у меня нет ни жены, ни детей… — недоговорив, Василий Григорьевич окончательно ушёл.

— Вот тебе барская щедрость, — пробормотал кучер, — Ей богу он — святой человек, но бог не дал ему наследников, и потому-то возле него кружатся разные шакалы, дабы завладеть его добром. Нет, ему ещё бог пошлёт хорошую жену и будет у него наследник. Богу клянусь, я найду ему настоящую жену, да такую, что вся округа будет завидовать, — он спустился с крыльца.

Кучер подъезжал уже к тому месту, где случилось утреннее приключение. Взял он лошадей хороших и был уверен, что управится быстро. Да ещё Фомка и Ероха плелись сзади. Помощники из них не ахти, но всё же две пары рук. И тут кучер увидел, как вдалеке поднимается большой столб пыли. Приглядевшись, он увидел, что четвёрка резвых лошадей, тянет какую-то богатую карету. В этих местах было не диво, и он, со своими помощниками, начал заниматься своим делом.

— Бог в помощь, — произнёс приятный женский голос.

— Благодарствуем барыня, — ответил кучер, давая дорогу проезжавшей карете. Но экипаж остановился.

— Не это ли карета Василия Григорьевича? — спросила белокурая девица, выглядывая из окошка кареты.

— Да, — кучер, по своей привычке, снял шапку и вытер ею лицо.

— Я так и думала. А что, лошади пали? — она улыбнулась. Её ровные зубы были белыми и какими-то не естественными, словно нарисованными.

— А вы откуда знаете? — спросил кучер, торопея от такой осведомлённости.

— А я от Петра Петровича. Он знал, что это произойдёт и послал меня помочь. Но я вижу, вы тут сами справитесь. А Василий Григорьевич где? — она снова улыбнулась.

— Дома-с они, — у кучера перехватило дыхание. Это была богиня, а не женщина. От её красоты ему стало дурно. Эта красота не радовала, а пугала, — вот она его и погубит, — подумал кучер.

— Ну, прощайте. Поехали, — она крикнула своему кучеру.

— Господи, спаси и сохрани барина. Она его погубит. Это не женщина, это ведьма. Почему бог так немилостив к нему. Я должен его спасти, ибо больше некому. Господи, помоги мне избавить барина от этой ведьмы, — кучер трижды перекрестился.

Василий Григорьевич лежал на кожаном диване в верхней одежде и находился в полузабытьи. Его мысли витали везде и, в тоже время, нигде. Он часто падал в такие прострации, где ему было хорошо и комфортно. В этом придуманном им мире, было хорошо и свободно. Не надо было никого слушать, ничего делать, ничем распоряжаться. Это был особый мир, таинственный и только его. Но как бы там, ни было хорошо, время текло по своему, и приходил момент, когда надо было подниматься, двигаться и жить. Переход в реальность всегда был тяжелым. Откуда-то издалека в его мир стали доноситься вполне земные голоса. Они то приближались, то удалялись, то снова были рядом. На фоне людского гомона послышался грохот кареты. И, что самое страшное, он услышал голос своего знакомого еврея. До сознания Василия Григорьевича дошло, что земные жители нуждаются в нём. Они ему не были нужны, но нужен был им он.

— Барин, барин, — тихонько за рукав дёргала молодая служанка, пытаясь разбудить его.

— В чём дело? — Грубо спросил Василий Григорьевич, ясно осознавая, что вставать неизбежно. Мерзкие дела не могут вершить без него.

— Там какая-то мадмуазель приехала, — служанка отступила.

— Какая ещё мадмуазель, ох эти иностранные слова, сказала бы, барыня, — он поднялся.

— Она так велела представить себя, — служанка, испуганно, смотрела на своего хозяина.

— Ну ладно, не трясись так, — он смотрел на молоденькую служанку и умилялся её видом. Если бы он был простым холопом, то давно бы женился на этой милой девушке и ушёл жить с ней в лес. Но ему не позволял его статус. Он ненавидел своё положение в обществе, ненавидел всё это подлое общество и всех, кто хвастал своим состоянием и положением. Разные бароны, графы, дворяне и вся разная шваль. Он понимал, что у них нет столько совести, сколько в одной этой девушке. Но так построено общество, и изменить его, не в силах уже никто. Он не верил, что и в будущем, что-то изменится. Так было, есть и будет.

Василий Григорьевич вышел на крыльцо. Яркое солнце его ослепило, и он прищурился. У самого крыльца стояла карета, запряженная четвёркой. Возле кареты толпилась дворня, и все разглядывали очень красивую девушку. Она стояла возле открытой дверцы кареты. На ней было странное платье. На нём не было рукавов. Ни одна приличная дама не ходила с оголёнными предплечьями. Но руки её были великолепны. Да ещё, к тому же, её одеяние доходило до колен. Возле неё вился Иосиф Александрович. Он ей целовал, то одну ручку, то другую, и всё, своими масляными глазками, заглядывал ей в зелёные очи. Его лысина была покрыта капельками пота и лоснилась на солнце. Он, в полусогнутом состоянии, выплясывал возле женщины небесной красоты. Жид себя вёл так, как всегда в таких случаях.

— О, Василий Григорьевич! — воскликнула богиня, и брезгливо оттолкнув назойливого поклонника, поднялась по крыльцу, — да я вижу, вы в препоганом настроении. Сейчас я отгоню от вас хандру и займу её место, — она поднималась по ступенькам, а лёгкий ветерок раздувал подол её платья, сильный порыв ветра приподнял так подол, что нога оголилась на много выше колена. Вся прислуга наблюдала за походкой богини и, когда увидели её оголённую ножку, ахнули.

— С кем имею честь? — спросил Василий Григорьевич и сделал шаг навстречу.

— Елена Константиновна, — она протянула свою изящную ручку для поцелуя. Она была уверена в себе настолько, что даже не могло закрасться подозрения, будто она не богиня этого барина. Её глаза пожирали стоявшего перед ней мужчину.

— Меня зовут Василий Григорьевич, — он взял её ручку, и тут произошло то, чего никто не ожидал. Он её потряс, как мужчине, и выпустил из своей ладони. Наступила неловкая пауза. Для такой эффектной дамы это было оскорблением. Её унизили перед слугами.

— Я знаю, — сквозь зубы процедила она. Надо было как-то выкручиваться. По всей видимости, она не рассчитывала на такой ход событий. Её зелёные глаза сверкнули злобой. Она сумела совладать с собой, так как была талантливой актрисой, — Мне Пётр Петрович очень хорошо описал вас, и я, даже бы среди толпы, вас узнала, — она врала.

— Зачем пожаловали? — Василий Григорьевич с прищуром смотрел на неё. Он прекрасно понимал, какого полёта эта птица. Но он не знал, зачем она пожаловала. Однако цель у неё была.

— Разве так даму встречают? Пройдёмте в дом, и я всё вам расскажу. Со мной случилось несчастье, и помочь можете только вы. Я в этом уверена. Ну, естественно, я с вами расплачусь, я не бедная мадму… — она запнулась, — имею в виду, женщина.

— Ну, коль так, то тогда пожалуйте в мои холостяцкие хоромы, — краем глаза, Василий Григорьевич заметил на её безымянном пальце кольцо. Брильянт сверкнул. Что-то не понравилось в этом перстне Василию Григорьевичу. Он не сильно разбирался в таких вещах, но понимал, что это подделка. Надо отдать должное, мастер постарался его приблизить к оригиналу.

Иосиф Александрович очень внимательно наблюдал за сценой, разыгравшейся на крыльце и, с усилием, теребил свой картуз. Его лысина покрывалась испариной, а губы были сильно сжаты. Это означало, что всё складывается, пока, не правильно. Барин очень холодно встретил такую эффектную даму. Если бы Василий Григорьевич сейчас увидел паршивого жида, то всё бы понял сразу. Однако Иосиф Александрович ещё немного постоял в раздумье, а потом, как ни в чём не бывало, взбежал по лестнице. Естественно, его никто не звал, но в этот дом он мог заходить без приглашения. Так когда-то распорядился барин. Слуги, нехотя, разбрелись по двору.

— Какой же всё-таки вы, Василий Григорьевич, мрачный человек, — с наигранной улыбкой произнесла Елена. Она без приглашения плюхнулась в кресло.

— А чему мне радоваться? — он сел на диван напротив неё. Потом распорядился, — Малуша, принеси нам чего-нибудь выпить холодного.

— Сейчас барин, — служанка, стоявшая у двери, очень зорко наблюдала за гостьей. Она её уже ненавидела и будь её воля, она бы выставила её за порог. К сожалению, она была только служанкой.

— И так, — строго начал Василий Григорьевич, — чем могу вам служить? Правда, если честно, то таким дамам, я не люблю служить. Скажу сразу, вы мне не нравитесь, не смотря на вашу ослепительную красоту. Как правило, под такой оболочкой кроется всегда нечто гадкое.

— Вы — грубиян, — она вся вспыхнула и даже привстала, но вовремя осознала, что если уйдёт, то её никто не будет останавливать.

— Да что вы Елена Константиновна, — подбежал Иосиф Александрович и усадил даму в кресло, — он добрый человек. Он можно сказать, что святой. Вы не представляете, сколько он для меня сделал. Если бы не он, я бы давно уже где-нибудь в канаве валялся. Да, да, да. Он меня, можно сказать, вытащил с того света. А там, поверьте мне, очень худо, — еврей снова начал вытанцовывать и всё целовать ручки у Елены. Она грубо оттолкнула его.

— Ха-ха-ха! — во всю мощь рассмеялся Василий Григорьевич. Он так смеялся, что вздрагивал от хохота. Смех походил на истерический. Он смеялся и смеялся, хватаясь за живот. Видимо таким способом он изгонял из себя всю черноту, которая накопилась за долгое время.

Прибежала служанка со стаканом воды и пыталась дать выпить своему барину. Она прекрасно понимала, что это не здоровый смех и может барина даже погубить. Но он её отталкивал и продолжал смеяться. Гостья и еврей смотрели на эту сцену с удивлением. В их мыслях проносилось, что не к лицу так смеяться барину. Он должен вести себя прилично. В конце концов, он не обычный забулдыга в кабаке. Ещё, спустя некоторое время, Василий Григорьевич смеялся, а потом стал серьезным. Взял у служанки стакан с водой и отхлебнул несколько глотков.

— Слава богу, барин, — с облегчением произнесла служанка. У неё от сердца отлегло.

— От чего вы так рассмеялись? — спросила Елена. Она очень серьёзно смотрела на своего нового знакомого.

— Мне показалось, что вы, — он указал на гостью, — и Вы, — теперь его рука указывала на Иосифа Александровича, — оба жиды, — на этот раз он не рассмеялся.

— Вы хотите сказать, что я еврейка? — Елена снова привстала.

— Да я так хочу сказать, — очень жестко произнёс Василий Григорьевич.

— Да успокойтесь же вы, — Иосиф Александрович снова усаживал Елену в кресло, — он шутит. Ну, хватит. Давайте поговорим о деле.

— Ну, давайте о деле, — Василий Григорьевич допил воду из стакана.

— Вот и ладно, вот и хорошо, сейчас поговорим, — еврей присел на краешек стула, который стоял рядом с креслом Елены.

— Подождите не много, я дам кое-какие распоряжения слугам на счёт ужина. Вы же не откажетесь поужинать со мной, — Василий Григорьевич поднялся и вышел.

Елена переглянулась с Иосифом Александровичем и одобрительно кивнула головой, глазами показывая на перстень. Еврей приподнял, восхищённо, брови.

Василий Григорьевич вышёл во двор и пошёл к конюшне. Вскоре он отыскал кучера.

— Ты закопал лошадей? — спросил барин.

— Да барин, но тут вот какая странная ситуация. Эта, так сказать госпожа, знала, что лошади пали. Она говорила, что приехала на помощь.

— Слушай сюда Гаврило. Ты поезжай к Петру Петровичу и разузнай всё об этой даме. У меня складывается такое впечатление, что она не знает его. Нет, наверное, знает, но не так близко, как говорит. Что-то тут не чисто.

— Да барин, я тоже так подумал, но не осмелился вам сказать. Вы только не верьте ей, — кучер переминался с ноги на ногу, чувствуя неловкость от того, что даёт советы своему хозяину.

— Ладно, Гаврило, я и сам не лыком шит. Ну, ты поезжай. Надо денег на свежих лошадей? — он полез в карман за деньгами.

— Нет, упаси господь. Вы мне столько дали, что десять лет буду служить, — кучер отмахивался руками.

— Ну, тогда ты моя надёжа, — Василий Григорьевич повернулся и ушёл. Потом он зашёл на кухню, дал распоряжение на счёт ужина и вскоре вернулся в гостиную.

— Ну, вот и я, — сказал он с порога.

— Мы вас ждём, — чарующим голосом, пролепетала Елена. Она просто сияла.

— Ну, так в чём дело? — Спросил Василий Григорьевич, усаживаясь на диван.

— Я не буду вас томить и кружить, вокруг да около, — начала Елена, — моё дело пустяковое, но необходимое. Я хочу купить в этих краях усадьбу и уже присмотрела. Деньги у меня есть, но я такая нерасторопная и неуклюжая с деньгами, что просто беда. Не могли бы вы мне помочь с покупкой?

— Чего? Для этого существуют определённые канторы, ну и так далее. Вот обратитесь к ним, и они вам, с большим удовольствием, помогут.

— Видите, — она замялась, — конторы это конторы, а я бы хотела сделать так, будто вы покупаете себе.

— Ну и ну. Зачем это вам?

— Мой муж был очень богат и умер, царствие ему небесное, жили мы в Сибири. Теперь без него я там не могу жить и решила переехать сюда. Правда, и тут у меня никого близкого нет, но есть знакомые мужа. К большому сожалению, я им не доверяю, а сама вот не умею распоряжаться деньгами.

— Странная у вас какая-то просьба, — Василий Григорьевич перевёл взгляд на своего знакомого, тот сидел, не шелохнувшись, опустив глаза, — а вот человек, который поможет вам. Этот точно справится с этим делом.

— Да что вы Василий Григорьевич, как можно, — еврей оживился и умоляюще, посмотрел на барина, — Я? Куда мне. Я же не умею распоряжаться деньгами. Меня обдурят за милую душу. Нет увольте.

— Я его не знаю и знать не хочу, — Елена, с презрением, посмотрела на Иосифа Александровича, — я его впервые увидела во дворе, и он сразу сказал, что если у меня дело к вам, то он поможет, так как знает вас как порядочного человека. Вот и завертелся он возле меня.

— Ну, вот что, — Василий Григорьевич пристально посмотрел на Елену, — я этим делом не буду заниматься. Да, кстати, а почему вам не помог Пётр Петрович? Насколько я понял, он — знакомый вашего мужа.

— Видите ли, он сослался на занятость и потом решил, что такой женщине можете помочь вы. Вы не обременены семьёй, ну и прочее.

— Всё это странно. Ну да ладно, — Василий Григорьевич поднялся и предложил, — а сейчас, пойдём, погуляем в сад. За ужином и обсудим, как нам быть.

Солнце клонилось к горизонту. Со стороны леса, который находился позади усадьбы, тянуло прохладой. Дневная жара спадала. В саду, изредка, ещё слышался голос птиц. Сад находился слева от усадьбы и тянулся далеко до самого пруда. Он, почти вплотную, прилегал к лесу. Вдоль аллеи, которая тянулась от крыльца к пруду, были насажены разные кусты. В воздухе витали запахи, смешиваясь, и дурманили голову. Даже самое плохое настроение развевалось и таяло в чудесных запахах. Творение природы лечило любую израненную душу.

Они шли, молча, каждый думая о своём. Справа Василий Григорьевич, посредине Елена, а слева Иосиф Александрович. От их шагов слышался лёгкий шорох по мелким камушкам. Никто не хотел нарушать тишину вечерней благодати.

— Ой! — вскрикнула Елена и ухватилась рукой за лодыжку, сделала неловкое движение и стала падать прямо под ноги Василию Григорьевичу. Он машинально её подхватил.

— Что с вами? — спросил он её, держа в объятиях. Как это произошло, он и сам не понял.

— Меня что-то укусило за лодыжку и я, неуклюже, отмахнулась. Вот если бы не вы, я бы валялась на земле, — она смотрела, прямо ему в глаза, не моргая.

— Понятно, — произнёс он и отпустил её. Он прекрасно понимал намеренья Елены и понимал, что означает этот взгляд. Как бы там ни было, прикосновения этой женщины, были дурманяще приятны. Но он не мог позволить чувствам взять верх над разумом. Не могла эта женщина просто так приехать к нему. Должна быть причина, и он её скоро узнает. Он так же понимал, что дело, которое она ему предлагает, дутое и денег у неё нет, и мужа богатого не было. Однако она ему нравилась. Её запах тела, её не ровное дыхание, а особенно взгляд. И если он только даст слабину, то эта женщина завладеет им полностью. Этого делать было нельзя.