Микуличи часть первая (начало)

Порождение дня и ночи

Часть первая

Об Оглыбко, крошечном селе, раскинувшимся за рекой Властницей по южную сторону, никто бы не слышал, если бы ни два брата Микулича. Старший — Борослав, а младший — Мстислав. Борослав силен, как медведь. Ростом — гигант, да к тому же поперек себя шире. Что ни удар — земля сотрясалась. По деревне слух ходил, что мамка его в лесу заплутала — по ягоды, грибы пошла и пропала. Уже и не ждали ее. Муж — Родислав схоронил, а она, на тебе, объявилась. Вот только не одна. «В подоле» дитя принесла — сына-богатыря. Муж затылок чесал, сомнениями терзался, но ребенка принял. Мальчишка рос не по дням, а по часам, вскоре став лучшим помощником. Работал в кузнице день и ночь, ничем не уступая отцу. Родислав умер, а Борислав продолжил его дело. Ковал мечи булатные, доспехи добротные. Коням подковы ставил, топоры с ножами точил. Управлялся любым оружием, и не было ему равных в воинском деле. Не раз спасал деревню и односельчан от набегов соседей. Вот только постоянно велся на козни младшего брата и не терпел насмешек в сторону семьи. Невесты дом обхаживали, кузнеца подкармливали, глазки строили, улыбками одаривали. Но Борослав не женился. Уж больно хрупки девицы: молочные, нежные — не по нему. Писка, визга и слез терпеть не мог.

Мстислав — младший брат — хитер как лис, ловок как рысь, быстр как ястреб. Односельчане побаивались: поведешься на его слова, дом проиграешь. Высок, статен, красоты хищной и притягательной. Невесты так и норовили ему на глаза попасться. Он девок смаковал, да под каблук лезть не спешил. Не нашлась еще та, которая удержит возле себя. Про него ходил другой слух, ведь он родился через девять месяцев после смерти отца. Поговаривали, что мать в ту ночь посетил бес в облике мужа. Обманом соблазнил, вот и получился Мстислав. Мать умерла при родах, а младенец остался на попечении старшего брата. Бориславу тогда восемь годков исполнилось. Помощи ни у кого не просил, все сам. И корову подоит, и поле засеет. Брата перепеленает, накормит. Односельчане диву давались, как у него все дельно выходило и нет да нет, все же пособляли, чем могли. Рос Мстислав как на дрожжах. Все чаще проказничал, да в переделки попадал. Чем старше, тем искуснее в хитрости был. Вскоре его нарекли первым лисом деревни. Но прогонять не торопились, если враги атаковали, он в первых рядах вместе с братом стоял. Дрался неистово, брал ловкостью, скоростью и смекалкой. Оружие знал, мог управляться с любым, но по сердце ему были нож и лук. Стрелы заготавливал сам. Перья подбирал особенно тщательно. Нож не доверял даже брату. Любовно натачивал, да приговаривал:

Точись лезвие острее, чтобы резать больнее.

Точись нож о точило, что бы лезвие метче било.

Точись металл о камень искру пуская,

Хозяину жизнь в нужное время спасая.

Хитер, умен, да уж больно прихвастнуть любил, к тому же азартен до смерти. Кости к его рукам так и липли. Что ни бросок — шестерки выпадали. Из-за чего в переделки и попадал. То там приврал, то там сжульничал, а потом расхлебывать приходилось обоим. Борослав хоть и знал о способностях брата, но все же частенько поддавался на его уловки. Верить, ой, как хотелось — родная кровь, как-никак! Наступал в одну и ту же яму, рРРугался с Мстиславом, объяснял его неправоту. Но тот прощения просил, клялся, что больше не повторит, и как только получал братские объятия, начинал все с начала. Борослав, как старший, его наставлял: «Ты бы лучше придумал, как деревню от нападок соседей сберечь. Или прославить — вон, сколько слухов о других народах. У полян — урожаи богатые, невесты пышные, скот плодоносный. У степняков — кони быстрые, женщины ловкие, на скаку в мишень луком бьют. У древлян — дома высокие, заборами огороженные, девицы статные, белокожие. Что уж говорить о других народах-загадках. А сколько тайн неизведанных, богатств несметных. В Черниге — темном лесу, лежащем на пути к Боржиче — горе неприступной, высящейся перед Бытие — песками забвения, отделяющих мир от Лихвой — морем неспокойным. Везде обитали странные существа, но силы и красоты необычайной. Пошел бы, да жену себе нашел. Привел бы всем на зависть, да недругам назло. Смеются, что не родилась невеста по тебе, докажи: родилась, но непростая».

Младший брат улыбался, кивал, да на свой лад все переиначил. Явился в излюбленную корчму соседнего села Жмурича и за очередной кружкой медовухи бросил:

— Мы вот с братом решили в путь отправиться. На других посмотреть, да себя показать!

В корчме повисла тишина. Ее нарушало едва слышное потрескивание поленьев в жаровне.

— Ладно, ты! — хлопнул кружкой по столу Святич — смотритель Жмурича. — Катись, куда глаза глядят. Авось, успеешь, кого побогаче облапошить… — корча наполнилась мужским гоготом и женским смехом. Святич пригладил бороду, чуть тронутую сединой и смахнул с усов пену: — А вот Борослава отпускать несподручно. Кто ж нас защищать будет?

— Да! Да! Да! — вторили посетители — гул полетел по столам. — Его не пускать! Нам самим нужен.

— Так, в том-то и дело, — Мстислав состроил задумчивый вид и почесал макушку. — Это его желание. «Хочу» — говорит, — «жену себе найти: что б на зависть другим, да врагам назло!» А я что? Ничего! Брат ведь. Придется за ним идти. Спасать, выручать…

— Ха-ха-ха, — не сдержался Святич и ударил по столу кулаком: — Ты? Его спасать? — корчма вновь наполнилась дружным смехом. Смотритель встал, обвел взглядом завсегдатаев, поднял кружку и звучно молвил: — Жена — хорошо! — все закивали. — Сдается мне, Борослав из тебя мужчину хочет сделать. Хвала ему и почет, как всегда. Вот только спорим, что ты в ближайшем селе зависнешь, пока всех глупцов не обуешь, да девок сочных не опробуешь? Воротишься ни с чем, а Борослав с невестой-красавицей, богатой наследницей. И молва о его силе и подвигах, разлетится дальше Лихвой и Бытие, выше Брожиче и даже заберется в Чернигов лес!

Отшутиться бы, да не тут-то было. Мстислав оскорбился. Негоже так о нем думать! Всем назло, взять, и правда, пойти на поиски невесты: показать силу, удаль, ум.

— Спорим! — Мстислав плюнул на ладонь и протянул Святичу. Давняя мечта, сколько пытался встать на место Святича, никак народ не желал доверить ему место смотрителя. — К следующему сбору пшеницы мы вернемся в князевы одежды одетые, с невестами-красавицами! Если ты проиграешь, я полгода смотрителем буду!

Холодные глаза Святича блеснули в сомнении:

— Хорошо! Но если я выиграю, то ты мне свой нож, да лук со стрелами отдашь! — Мстислав на секунду заколебался, но азарт силен — пятерню не отдернул. Святич скрепил спор, и на глазах всех зевак их руки разбили.

Облапошив несколько гуляк, приняв дюжину кружек медовухи, Мстислав вышел из корчмы и побрел домой. Трудная стояла задача. Уговорить брата пойти с ним — сложно. Не загулять в ближайшем селении — еще сложнее. Вернуться домой с добрыми подвигами и молвой по свету — невозможно. Добыть жен на зависть всем — невыполнимо!

Хотя, с чем бес не шутил? Недаром их с братом считали ни от мира сего, а в родичи приписывали нелюдей…

Вернулся домой под утро и молвил брату:

— Был сегодня в Жмуриче и подался твоему совету — сказал всем: «Пойду по свету себя показать, да на других посмотреть. Вернусь с подвигами и невестой!»

— И? — Борослав привстал с постели, зевнул.

— Засмеяли, — убито прошептал Мстислав и сел на лавку. — Но, потом оскорбили.

— Тебя? — старший брат хохотнул, но младший принял страдальческое выражение и Борослав сдался: — Чем?

— Мне нападки не страшны. Как с гуся вода! А вот над тобой потешались — меня обидели.

— Как так? — недоумевал Борослав и прищурился: — Врешь, поди?

— Брат — святое! Нет ничего оскорбительнее, чем смешки в сторону единственной «крови», взрастившей вместо матери.

— Что говаривали?

— Что я, хоть и прохвост, но все же решил рискнуть. Честь мне и хвала, а вот ты, так и останешься не у дел. Весь в кузнице, да металле погряз. На девиц глаз не ложишь. Оторваться от работы не можешь. Скорее себе выкуешь железную, чем пойдешь на край света живую искать.

Борослав вскочил с постели и сорвал со стены богатырский меч. Сам ковал из металла загадочного. Давно дело было, весен десять назад. Возвращался ночью из лесу — дровами запасался, да задержался чуток. Уже и село родное виднелось вдали, золотые огоньки из окон приветливо светили. Но не успел… Ветер сильный поднялся. Небо стремительно заволоклось темными тучами. Засверкало, загремело. Его прорезала кривая полоса и воткнулась у кромки леса, рядом с телегой, ведомой старенькой кобылой. Полыхнуло со страшной силой. Земля вздрогнула. Даже подумать не успел, что делать… Будто сотни игл вонзились в тело и пригвоздили, не давая вскочить. Прострелило быстро, сам себе не принадлежал, но мозг отключался медленно. Хруст дерева слился с грохотом бревен, треском камня… Борослав упал и провалился в невесомую пустоту — другую реальность. Ему привиделось, что сражается за деву прекрасную: сильную и храбрую. С темными, словно уголь волосами. Черными, как ночь очами. Алыми, будто кровь губами. В плечах и бедрах — широка, талия узка. Пышная грудь едва прикрыта кожаными кусками, подвязанными веревками. Ноги же оголены. Из одежды — короткая повязка и сапоги по колено. Бой жестокий, противники огромных размеров и силы невиданной. Каменные чудовища. Сам измучен, но сжимал меч исполинский, разящий врагов, словно капусту.

Очнулся от монотонного, глухого перестука. Он усиливался. Мощные капли, отбивая дробь, ускорялись. Вскоре сменились нескончаемым водным потоком. Начавшийся пожар усмирился сильным дождем, какого в жизни не видел. Борослав, превозмогая боль, выбрался из-под завала бревен, соскальзывая в чавкающую кашу. Почерневшее тело кобылы лежало рядом, порядком затопленное в грязи и прибиваемое ливнем. Жаль, конечно, но уже не помочь… Борослав схоронился под повозкой и обождал конца дождя. Перед глазами летали кровавые мухи. Ребра мешали, царапали внутри. Дышал с хрипами, клокотом, то и дело проваливаясь в небытие и, видя все тот же красочный сон. Вырывался из темноты и окунался в боль. Ноги не слушались, руки онемели, голова будто наковальня. Сцепив зубы, ждал. Как только ливень закончился, выбрался из укрытия. Оказалось, молния попала в единственный камень-глыбу, который местные обходили стороной. Мол, нечистый… Находились те, кто видел, как он, будто сумрак в себя вбирал по ночам, а ясным днем, по нему тени двигались, потом страшные образы выплывали, добрый люд пугали. Вот и стали они это место избегать. Борослав не утерпел — приблизился. Камень был расколотым, будто капуста разрезанная пополам. В середине другой поблескивал. Долго его богатырь вынимал. Выбивал, выковыривал. Руки в кровь изранил… То оказался металл неизвестный. Измучившись, дотащил до кузнецы, спрятал от глаз сельчан и тем более брата. Выкрадет, продаст — с него не убудет!

Повезло, что сам, здоров как медведь. Уже наутро и не помнил о боли. Так, чуток тянуло в груди. Но разве это по-мужски в постели валяться? Как проснулся, за дело и принялся. Ковал без отдыха и сна, к себе никого не впускал. Распахнул двери кузнецы только, когда работу завершил. Из остатков вылил нож брату и стрелы для его лука. Металл оказался прочности необычайной. Пробивал доспехи булатые, как лист березовый. Грозное оружие не пристало просто так с собой носить — повесил на стену и снимал только, когда нападали враги.

— Кто такое рек? Покажи? — взревел Борослав и вновь махнул оружием — оно прорезало воздух с легким свистом.

— Брат! — воскликнул Мстислав, округлив глаза. — Да ты что? На своих меч поднимать? — он выдержал незначительную паузу, соображая очередную отговорку. — Грешно и постыдно. Ты — медведь супротив муравьев. Но прав в том, что их нужно проучить.

— Как? — тяжело дыша, Борослав опустил меч и задумался: — Может, кузнецу закрыть?

— Хм… хорошая месть, — Мстислав цокнул языком, — но это ударит по всем селянам — работа встанет.

— Больше ничего на ум не идет, — старший сел на скамью и звучно почесал безволосую грудь, будто кошка драла кору дерева: — Может, жениться?

— Отлично! — растянул улыбку Мстислав и тут же поник. — Вот только нет в нашем селении девиц, которые бы нам подошли. Что если, и правда, отправиться в путь? Ты и я! Вместе! — он вскочил: — Сила и хитрость. Меч и лук.

— Я? С тобой? — Борослав поморщился и положил оружие рядом на скамью. — Мне наш дом нравится, да и работа по душе.

— Значит, — протянул горестно Мстислав, — правы односельчане…

Он, понурив голову, вышел из дому.

Хитрец просчитал все верно, Борослав хоть и добряк, но обид не прощал. Велся на рассказы и выдумки. Часто бил, а потом разбирался кого и за что. Поначалу односельчане злились и обижались на него — горяч, под кулак лучше не попадать, а потом поняли, что во всем виноват младший брат. Научились по цепочке передавать:

Борослав гневается,

По селу несется,

Сейчас кому-то достанется —

Прячься, кто может!

Разбегались, как куры по двору и уже из укрытий вели переговоры. Правда всплывала… У младшего все реже получалось надурить Борослава, поэтому шутки, смешки становились все изощреннее. Вот и сейчас юркнул за угол дома — стал выжидать. Главное, чтобы брат не побежал сразу драться, да управу творить. Нужно его удержать, линию свою гнуть: мол, пошли всем докажем, кто такие братья Микуличи. Ни один город, девица, враг не устоят — всех покорим, честь и славу заслужим, невест богатых и красивых привезем.

Дверь скрипнула и на пороге замер Борослав. Огляделся. Рубаху в онучи засовывая и веревкой подвязывая, рыкнул звучным голосом:

— Мстислав! Поди в дом, хитрый лис. Знаю, ты рядом!

Неужто разгадал? Мстислав по сторонам зыркая, затаился. Что делать? Как быть? Прятаться? Перед глазами только огород: морковь, свекла, капуста, да поля с золотой пшеницей, чуть покачивающейся под напором слабого ветра. Эх, была не была. Мстислав нехотя выглянул из-за угла:

— Чего глотку рвешь, как медведь после спячки?

— Ничего не рву. Ты куда побег? Опять дел натворил, а мне расхлебывать?

— О чем ты? — с деланным недоумением протянул младший. — Я пошел в путь собираться. Ты же отказался, а мне надобно еды набрать. Вон, — он махнул пучком моркови с мизинец, — видишь, собираю.

Борослав с задумчивым видом почесал затылок:

— Так она ж еще не поспела, только взошла.

— Да? — Мстислав поднял морковь перед собой. — И впрямь мелка, как щепка.

— Если б ты помогал чаще по хозяйству, — незлобиво понукал его старший, — помнил бы, что подходит к осени.

— Все тебе не так, — бубнил Мстислав с горечью. — Я не прошу помощи. Ты отказался, я сам соберусь и коль нет ничего другого, возьму такую. В пути любая крошка может жизнь спасти.

Он с важным видом прошел мимо и нарочито громко хлопнул дверью, скрываясь дома.

Борослав глянул на виднеющиеся дома односельчан, на кузницу, притаившуюся поодаль от всех и сел на крыльцо. Водрузил руки на колени, шумно выдохнул. На сердце тяжело — рвется от боли, терзается сомнениями. Неужели брат собрался в дорогу? Шутка шуткой, но по лицу хитреца непонятно — врет аль нет? А что если сплетники разнесут по деревне и ближайшим селам да городам, что старший бросил младшего на произвол судьбы, не поддержал в трудный час? Тот на подвиги пошел во славу Оглебыча — села родного, рода Микуличей, а он — Борослав — богатырь силы невиданной, дома отсиживается в тепле, уюте? Мечи, ножи кует, да сытно ест, когда Мстислав, может, крошки хлеба не едает и глотка воды давно не пивает. Тогда, правда или нет, что о нем гадости говорят, будет неважно, ведь в душе пустота и смятение брешь выедят. Остолопу понятно — брат один-одинешенек в стане врага и даже помощи просить не у кого.

В доме половицы поскрипывали, посуда побрякивала, металл позвякивал. Борослав еще раз бросил взгляд на деревню и вошел в дом.

— Не горячись, Мстислав! Нужно все по-человечески делать, — Борослав сел на скамью и хлопнул себя по коленям. — Обмозговать, куда идти, что брать? Кузницу Варжичу доверить, огород на Лаптя оставить. Кто его знает, когда вернемся и вообще вернемся ли…

— Так, я это… — засуетился Мстислав, расплываясь в улыбке, — побег, поговорю. А ты тут собирайся. Куда идти… Чего думать-то? — Сам-то уже все обмозговал. В Жмуриче нельзя показываться. Брат в корчму заглянет и вся правда выплывет, поэтому хочешь, не хочешь дорога одна. — Туда, где опаснее и непроходимее. Сам говаривал: тайны мирские в Черниге — дремучем лесу, чудовище в Брожиче — горе непролазной, существа невиданные в Бытие — песках забвения и сокровища неземные в Лихвой — море неспокойном. Туда и дорогу держать! За меньшим в соседнее село проще сбегать, — хохотнул Мстислав и отбросил на печь светлую рубаху. Хотя, сам об этом уже подумывал, так ведь Святич вызнает — спор проигран. — Мы же хлопцы — всем женихам на загляденье, и врагам на зависть…

— Все-то тебе шутки шутить, — устало негодовал Борослав и отмахнулся: — Поди! Я в путь собираюсь, а ты за дом и кузню обговори с соседями. Негоже бросать хозяйство.

Мстислав выскочил из избы и побежал к Варжичу с Лаптем.

***

Сомнения гложили, но гордость и страх за брата сильнее — Борослав собрал все самое необходимое: краюшку хлеба, вяленого мяса, рыбы, меч из металла невиданного. Колчан с луком, нож — при брате. Тот не расставался с оружием даже, когда спал.

Мстислав не заставил себя долго ждать, примчался, как стрела и даже не запыхался. Присели на дорожку, помолчали с минуту и отправились в путь дорогу. Она пролегала через село. Незамеченными не пройти, слухи быстрее ветра разлетались. Так и есть! Вышли односельчане их провожать. Кричали, подбадривали, советы давали. Детвора, мчась по обочине, сопровождала смехом задорным. Девицы всхлипами, ревом, да причитаниями на нервы действовали. Вскоре толпа отстала, и братья остались одни. Бодрым шагом, с задором удалым по полям топали, вот только все тоскливее становилось на сердце. Как-никак столько годков никуда глаза не казали, а здесь вмиг собрались на другой край земли. Причем туда, откуда еще никто не возвращался.

Шли долго, на все просьбы и увещевания Мстислава передохнуть, перекусить Борослав наотрез отказывался:

— Рано. Путь только начался! Ко дню остановимся.

Мстислав не был слабаком или ленивцем, но куда спешить-то?

— У нас неповинность. Мы выбрали путь, кто нас осудит? — объяснял он брату, но тот ни в какую.

Дорога змеей виляла меж полей и бугров с бурьяном в рост человека. Вдали мелькала кромка темного леса. Куда ни глянь — ни тенечка, ни убежища. Открыты для врагов и палящего солнца — ни спрятаться, ни скрыться. Прошли Жмуриче, Родиничи, и остановились только, когда Ярило безжалостно палил, а дыхание вырывалось с хрипами — вода-то закончилась. Ручей встретил прохладой, а кусты, какой-никакой тенью. Отдохнули, перекусили, да вновь в путь собрались. Мстислав уже тысячу раз пожалел о споре — сейчас бы в корчме с Лютичем в кости поиграть, да девок нежных пожмякать. Так нет же, длинный язык как всегда подвел. Если бы не нож и лук, так сердцу приглянувшиеся, сдался бы или на мухлеж пошел. Но если обман раскроется, позором голову покроет на веки вечные и придется свое добро отдать. Такого не пережить. Поэтому, стиснув зубы, Мстислав брел за братом да раздумывал, как бы выполнить обещанное с меньшими потерями и силами.

Шли и день, и ночь. Останавливались редко, спали по очереди, костер поддерживали, сон охраняли. Уже и дорога знакомая закончилась — вошли они в земли вражеские. Места дикие, опасные. Об этих краях слыхали только жуткие вещи. Никто из свояков так далеко не хаживал. Поля сменились жгучей, пыльной степью. Со столь же злым и лютым народом. Их вечные набеги приносили уйму бед. То девок в полон утащат, то дома подожгут, скот уведут, урожаи попалят. Отпор им давали, но те успевали дел натворить, ворвавшись в деревню нахрапом. Хоть мелкие ростом, да больно прыткие и юркие, а их кони быстрые — за ними не угнаться.

— Нужно мимо проскользнуть, — раздумывал Мстислав, зорким глазом увидев дым и поселение.

— Зачем? — Борослав поправил перевязь исполинского меча и зашагал бодрее. — Мы из дому ушли. Никого на страже не оставили. Если враги нападут, некому отбиваться, — он поглядывал на брата. — Уж не Твердичу. Ему сто лет в обед. Бывший богатырь и то по его рассказам. На ногах не держится, из рук даже ложка выпадывает. Если только девки визгом своим, да и то рты позатыкать. Делов-то… Остальные привыкшие на печи валяться, да баклуши бить.

— Злой ты, — хохотнул Мстислав. — А нам что у них делать?

— Как что? Заглянем, совет дадим дельный… — Борослав, как ни в чем не бывало, шагал к степнякам.

— Эт какой такой совет? — Мстислав чуть приотстал. Догадка подкралась, да верить не хотелось. Неужто брат умом тронулся?

— Что бы к нашим не совались, пока мы славу добываем. Мы же своих в обиду не даем, вот по ходу и будем врагов навещать.

Точно чокнулся! Мстислав с опаской поглядывал по сторонам. С обеих приближались пыльные облака. Остановился, снял с плеча лук, натянул тетиву:

— Боюсь, опоздали! — шикнул он Борославу. — Нас первой навестили. Дюжина с одного бока и столько же с другого.

— Гостеприимные, — довольно хмыкнул старший и достал меч.

Мстислав сильнее натянул тетиву, крепко удерживая оперенье. Даже пальцы заболели. Можно бы стрелами всех положить. Да как-то не по себе. В чужом стане и даже не поговорив? Авось с миром? Если же нет, с близи сложнее будет отбиваться. На этом поход может закончиться…

Вскоре окружили лихие наездники. На скакунах да оружием в руках. Братья встали спина к спине, глаза с одного противника на другого перескакивали, выискивали, кто начнет первым?

— Я — Хазар Чуманч. Вожак народа степного. Хто быть такие? — остановился он, а позади него еще двое. Остальные продолжали глаза мозолить — носиться вокруг и пыль поднимать.

— Мы из Оглебыча, братья Микуличи, — рыкнул Борослав и криво усмехнулся: — Слыхали, небось?

Степняки зашептались между собой на непонятном языке, на лицах благоговейный страх и уважение.

— Слыхали! — наконец, кивнул назвавшийся вожаком. — Зачем к нам пришли? Мы набеги на вас давно не чиним.

— Вот потому и пришли, — Мстислав заулыбался, не сводя взгляда с коня предводителя. — Хотели коней у вас попросить. На время…

— Мы не давать скакунов чужакам! — взвизгнул коротышка — его скакун встал на дыбы. Недовольно фыркнул, заржал и ударил копытами по воздуху.

— Э, — протянул Мстислав и бросил Борославу через плечо: — А я тебе что говорил? — тот недоуменно уставился на младшего брата и как рыба открыл рот, закрыл. Мстислав продолжал, словно не замечал растерянности: — Жадные и корыстные! А ты? Дадут! — он опустил лук, спрятал стрелу в колчан. — У них вожак умный и добрый. Не откажет добрым путникам, ведь далеко идти, а только у них могут найтись кони по нам. Если не у них, то ни у кого… — закончил он, понурив голову.

Отряд перестал загонять скакунов, окружили незваных гостей и поглядывали с опаской и интересом. Главный степняк, вытаращился как бык на новые ворота, даже узкие глаза из полос вылезли:

— С чего бы нам давать вам коней? Дело ваше: ехать — не ехать!

— Я ему о том же и говорил, — продолжал Мстислав, даже не замявшись. Уже хорошо, что сразу не изрешетили стрелами — разговор поддерживали. — «Пошли мимо», — ответил я — «Нам путь держать через Черниг, Брожич, Бытие, Лихвой. Что степному народу с нас взять? Ну, подумаешь, мы славу добудем, невест и богатства — это ведь все наше будет. С ними не делиться, да и рассказывая о наших странствиях упоминать о них не придется. Мол, степные хоть и яростный народ, жадный до набегов, но нас не прогнал. Выручил! Дал коней, самых быстрых и выносливых, чтобы путь был легче».

— Каким богатством? — Хазар мотнул головой. — Ты об этом не говорил, шайтан!

— Так не о чем пока говорить! — хмыкнул Мстислав. — Вы нас не встретили — окружили, оружие навели, коней достойных не предложили…

Вожак явно растерялся, его конь, переступая копытами, избил землю в месиво.

— Наши кони — лучшие на свете! И на вас найдется, но что вы смочь предложить взамен?

Мстислав ликовал — заинтересовались, значит, попались на уловку, но лицо непроницаемое:

— Восхвалять народ ваш будем и всем говорить, что нет вожака могущественнее, чем Хазар Чуманч.

Тот расплылся в широченной улыбке и закивал:

— Слава по другим городам и народам — великая честь, но этого мало! Для нас конь — боевой друг и соратник. Коня потерять — жизнь отдать! Что предложить еще?

— Хм… — Мстислав водрузил руки по бокам: — Так гостей не встречают. Ты сначала напои, накорми, спать уложи, а потом поговорим.

Хазар прищурился: уж больно красиво говорил Мстислав. Слух о нем шел: «Соврет — мало возьмет! День зря прожить, если не обдурить». Но встреча путников, как нельзя кстати. С чем шайтан не шутил? Поговорить, да свое дело провернуть. Хазар гикнул, свистнул и скакуны вновь пошли вскачь, понукаемые наездниками. Облако пыли поднималось все выше, пока отряд цепочкой не помчался к своим, сопровождая Борослава и Мстислава.

Хазар стреножился, слуга подхватил его коня под уздцы и увел. Вожак пригласил братьев к себе в шатер. Народ поглядывал с интересом, перешептывался, кивал в сторону гостей. Они вошли. Ужин скромный, но сытный — Мстислав и Борослав довольно потирали животы, хозяин улыбался:

— Говорить ехать в Черниг, Брожич, Бытие и Лихвой?

— Да! — пробасил Борослав и утер ладонью усы.

— Что искать на самом деле? — не унимался Хазар.

— Славу и невест, — Мстислав призадумался: «Сам хитер, но Хазар непрост!»

— Хорошо! Есть у меня для вас кони добротные, выносливые и крепкие, но отдать так просто не могу… — Хазар выдержал паузу.

— А что хочешь взамен? — насторожился Мстислав.

— Услугу!

— Какую?

Хазар хлопнул в ладоши — в шатер юркнул слуга. Вожак ему гыгнул по-своему и тот, кланяясь, удалился. Через несколько минут полог шатра несмело распахнулся и к ним вступил невысокий, щуплый мальчишка. Смотрел затравленно, узкие глаза перескакивали с одного на другого брата.

— Это, — Хазар махнул в его сторону, — мой сын — Шахар. Вы его взять с собой и помочь сделать из него настоящий мужчин! Идти ко мне, Шахар! — Мальчишка на подкашивающих ногах ступал вдоль кожаных стены, не отрывая взгляда от гостей. Остановился возле отца и склонился. — Ты пойти с героями: Борославом и Мстиславом Микуличами, — Шахар дернулся как ужаленный, на лице застыл ужас. Хазар продолжал: — Прославленными войнами своего народа, — выделил он последние слова. — Тебе предстоит долгий путь, но он во благо. Ты стать мужчиной, а не трусом как сейчас! Они помочь тебе добыть коней.

— Каких таких коней? — Мстислав переключил взгляд на Хазара. Тот, как ни в чем не бывало, продолжал:

— Черного, как ночь — Мрака, белого, как снег — Мела и красно-рыжего, как солнце — Огня. Обитают в Черниге, но поймать их никому не удается. Они — дети единорога и скакуна бога ветра. Быстрее и красивее нет на свете. Я же говорить: «Конь для нас не просто животное — жизнь!»

Мстислав загорелся — такие кони бы самому пригодились, но виду не показывал.

Сколько бы ни уговаривали Хазара братья: сын от жары иссохнет, ветром его сдует, дождем смоет, и Шахар: мне приключения не по сердцу, лучше бы письму послал учиться, Хазар неумолим: «Пойдет и все тут!». А когда показал жеребцов, Борослав и Мстислав умолкли — никогда прежде не видели красивее скакунов. Деревенские только для работы: мощные, с крепкими копытами, толстыми шеями. А эти… высокие, статные, ногами постукивали, так и просясь пуститься вскачь. Пришлось согласиться, к тому же причины для отказа закончились.

Собирались недолго. Хазар отдавал приказы, слуги бегали, суетились и уже к утру, когда братья проснулись, все было готово к отправлению. На конях подвязаны тюки с едой, водой. Вожак вручил карту, которую нашли в сундуке путешественника заморского — тот с обозом шел через их земли, но далеко не убежал — догнали, богатства забрали, наживу разделили. Мстислав раскрутил свиток. Деревья, поля, пески, в стороне темная полоса с причудливыми деревьями — Черниг, коричневые кривые линии — Брожич, золотистые — Бытие и волнистые сине-белые бескрайние — Лихвой… Свернул и засунул за пазуху — авось, пригодится.

Шахар волочил ноги и посматривал по сторонам, как побитая собака. На коня забрался неумело. Несколько раз соскальзывал, падал на землю. Степняки поглядывали с брезгливостью, а кто-то посмеивался. Хиляк, наконец, сел на скакуна, взял поводья и, обреченно посмотрев на собратьев, потрусил прочь. Борослав с Мстиславом тронулись за ним.

Несколько дней, ночей они двигались, изредка останавливаясь на отдых и перекус. Широкая дорога всхуднула, пока вскоре не завилась гадюкой; обрастала репейником, буреломом, полынью горькой. Прошли редкий лес и вышли к полю, посреди которого высился монолитный камень, с человека… Гладкий, будто его песком чистили — ни нароста, ни мха. Братья смотрели на закорючки, глаза ломали — ничего не поняли. Зато Шахар с любопытством пальцем по каракулям водил, да задумчиво намурлыкивал.

— Ты читать умеешь? — прищурился Мстислав. Парень кивнул и отступил от камня:

— А чего уметь-то?

— И чего там?

— Направо пойдешь — богатым станешь, — наставлял Шахар, — налево — счастье обретешь, назад воротишься — с прежним останешься, а вот если вперед — горя черпнешь, смерть найдешь, себя потеряешь.

— Такой выбор, такой выбор, — скривился Мстислав и посмотрел направо, радостно потирая ладони — там мелькали темные крыши высокого града, — даже не знаю, чего бы выбрать?

— Правильно! Чего думать-то? — усмехнулся Шахар, бросив взгляд назад — поля… поля… Улыбка испарилась — Борослав прошел уже по прямой, мимо камня, к чернеющей полосе леса.

Вскоре путники наткнулись на широкую реку. Настолько большую, что другого берега не видно. Мать рек — Властница. Вечер сгущался, сумрак подступал. Решили здесь ночь переждать. Оставили коней пастись, разожгли костер, приготовили еды:

— Как пойдем дальше? — Шахар, лежа на боку возле костра, палкой возил по земле.

— Можно, — протянул Борослав, подбросив сучков в пламя — они весело потрескивали, охватываясь огнем, — брод поискать или село какое на берегу. Лодку взять или на худой конец вплавь…

— Коней бросить? — дивился парень, приподнявшись на локте.

— А куда их? — задумался Мстислав, дожевывая кусок вяленого мяса. — На лодку не посадишь, если только сами поплывут. Эх, глупо получилось. Зря тебя в придачу к ним взяли.

— И то верно… — нехотя согласился Шахар и пристыжено умолк.