Микуличи часть первая (продолжение 1)

***

Первым остался костер охранять Борослав, остальные забылись крепким сном. Тишину нарушали только сверчки, да лягушки, протягивающие свою песню. Вторым — Мстислав и уже под утро он толкнул Шахара. Тот окинул его невидящим взором, кивнул, зевнул и, пошатываясь, поплелся кусты искать. Справил нужду, к огню сел. Веток подбросил, колени обхватил и задумался над превратностями жизни. Его мысли прервались — недалеко раздался всплеск воды, ему вторило неспокойное ржание коней. Шахар вздрогнул, метнул испуганный взгляд на реку. Вроде никого: темная поверхность гладкая и неподвижная. Жаль, что месяц скудным серпом висит да облака заволокли звезды. Сумрак окружающего леса не нарушен. Мальчишка вжал голову в плечи и уставился на костер. Сучья выгорали, он подкинул еще — они задались красноватыми языками, радостно потрескивали. Полянка осветилась сильнее, искры взмыли, и Шахар чуть не упал. Из-за ближайшего дерева выглядывала девушка: молодая, красивая, с большими глазами, длинными волосами. Светлое обнаженное тело приковывало взгляд. Парень онемел. О таких девах только читал в редких свитках и книгах, добытых в набегах. Урывками: то там, то сям. Ведь для народа степи чтение — ненужное занятие, недостойное война.

— Богатырь, — нежный перелив девичьего голоса заставил очнуться от дум. — Пойди ко мне, кое-что покажу.

— Нет, — испуганно мотнул он головой. Дурак-дураком, но знал: она — опасная нечисть. — Ты меня очаруешь и в воду затащишь.

— Да ты что, странник?! Я не такая! Но к огню мне нельзя — влага испарится, кожа истлеет, и я умру.

— Так ты не ходи, там стой, — кивнул Шахар, нащупал суму на боку. Выудил уголь и кусок тряпицы. Подрагивающее племя бросало блики на мраморное лицо водяницы со светлыми удивленными глазами и пухлыми надутыми губами. Она похлопала ресницами:

— Что ты делаешь?

— Замри, — прошептал Шахар, набрасывая ее портрет. — А ты можешь чуть выйти? — задумчиво протянул он.

Сомнение на лице русалки сменилось любопытством, и она шагнула от дерева, прижав руки к обнаженной груди. Шахар залюбовался: никогда прежде не видел такой неземной красоты. Да и вообще, девушки его племени не очень стремились к общению с ним. Считали скучным, заумным, трусливым слабаком. И даже не спасало кровное родство с вождем. Ты им силу покажи да ловкость. А где ее взять? На всех не хватило, так природа решила — каждому свое.

— Ты — самый прекрасный цветок из всех, которых я когда-либо видел, — сорвался комплимент с языка Шахара, но хруст веток и визг русалки его заткнул — степняк испуганно вскочил. Мстислав подскочил как рысь. Навалился на девицу и, заломив руки, увалил на землю. Веревкой связал — она пищала и дергалась, но богатырь сильнее:

— Молодец, Шахар! — довольно подбадривал он, запихивая водянице в рот листву и поверх повязывая тряпицу. — Так слух умаслить. Ну, ты, прям, как чарун.

— Отпусти ее, — подал несмело голос Шахар и ступил к Мстиславу — он уже сел на девушку, а она покорно лежала и не рыпалась. — Никого я не умасливал! Говорил как есть. Она — само совершенство. Пусти ее, пожалуйста, — взмолился он, когда понял, что Мстислав даже не шелохнулся — руки водрузил на грудь, брови нахмурил.

— Что за визг, а драки нет? — бурчал Борослав, зевая. — О, как оно, — опешил старший, потирая глаза.

— Русалка, — бросил Мстислав и хищно улыбнулся. — Она бы нас убила, если бы ни этот, — он кивнул на Шахара. — Так ее уболтал, что она забыла, зачем из воды вышла.

— Хм… значит, — Борослав сел и почесал грудь, — и от него какой-никакой прок все же есть.

— Отпусти ее! — окрепшим голосом настаивал Шахар и, оказавшись рядом с Мстиславом, протянул набросок портрета. Богатырь, морщился, рассматривая:

— А что? Похожа… вот только, — он умолк на секунду, — если я ей рот развяжу, она нас голосом очарует и воде утопит.

— Нет, — парень помотал головой с такой уверенностью, что даже Борослав замер. — Она не такая. — Шахар опустился на колени и погладил испуганную русалку по волосам. — В ней огонь пылает. Зла нет.

Он не врал… С детства видел других в красках. От кого-то больше темноты шло, а от кого-то красноты. Были и с зеленью… Вот только никому об этом не говорил и так свои же недолюбливали.

— Ага! — Мстислав вновь уткнул ее лицом в землю. — Но как только повязку снять, тотчас завизжит, все ее сестры приплывут и нам верная гибель!

Шахар взмолился:

— Отпусти ее! Она — хорошая, — он помог девушке — отряхнул от грязи лицо и убрал прядь за ухо. — Обещай, что уйдешь и нас не тронешь?

Она неуверенно кивнула.

— Так не пойдет! — отмахнулся богатырь. — Пусть на своей крови поклянется! — он встал и рывком поднял ее на ноги. Веревки на руках поддел ножом, они опали на землю. Водяница, потирая запястья, скривилась. Взялась за тряпицу, закрывающую рот, но острие у горла ее остановило. Она воздела полные ужаса глаза на Мстислава, а он рыкнул: — Клятву!

Водяница перевела взгляд на Шахара, тот обнадеживающе кивнул и она, зажмурившись, чиркнула ладонью по лезвию. Темная струйка потекла по руке — Мстислав отступил, и девушка сняла повязку:

— Спасибо! — прошептала, выплевывая листья. — А сейчас мне нужно к своим, а не то сестры выйдут меня искать и тогда вам точно несдобровать.

Русалка юркнула за дерево и тут же вернулась. Подскочила к Шахару, чмокнула в щеку, выдернула из дрожащих пальцев тряпицу с рисунком:

— Спасибо! Запомню до конца жизни, а это заберу! На память! Если вдруг нужно что — в чем могу помочь, ты только к воде подойди и шепни: «Волна» и я приду! Одну просьбу твою выполню, а дальше сам…

Она скрылась за деревом, и появилась опять:

— Да и еще! Вам бы поторопиться, если хотите через реку переправиться. Но будьте осторожны. В водах живет водяной. Усмирить его трудно, потому на тот берег никто не хаживает. Он всех убивает…

Она снова скрылась за стволом ивы, и вскоре раздался всплеск воды. Троица обернулась к реке — по воде шли небольшие волны, будто туда упал камень.

— Волна! — как эхо прошептал Шахар, не в силах отвести взгляд от покачивающейся поверхности и убрать ладонь с места поцелуя.

— Вот же проныра, — дивился Мстислав.

— Да… — протянул Борослав.

***

Позавтракали наспех и сели голову ломать, как через реку перебраться.

— А чего думать-то, — возмущался Мстислав, — русалку вызвать, и делов. Она нас в раз на другой берег переправит. Где ж это видано, чтобы водяница помочь обещала.

— Оттого и бесценно предложение, — задумался Шахар и вновь бросил взгляд на реку. — Не буду звать, сами справимся. Знаю про водяных, что против них лучшее оружие — дудочка или пение русалки.

— Здорово! Руку на отсечение, дудочка волшебная, — хохотнул Мстислав. — И она у тебя есть?

— Нет… — проблеял Шахар.

— Так что нам от таких знаний? Русалку зови. Пущай нас проводит!

— Не стану просто так звать...

— Хватит языки чесать! — поморщился старший. — Лучше думать…

— Можно на плоту, — предложил Мстислав.

— Отлично! — Борослав стукнул себя по коленям и встал с пня. — Мы пошли подвиги совершать, а не девок речных просить о помощи. Прав Шахар, негоже беспокоить по пустякам. Своими силами придется. А дудочка… Знать бы, где взять.

— Я читал, — степняк приободрился, — что она в тайнике...

— Убить тебя мало, — негодовал Мстислав, — и правда, дурак-дураком! А тайник небось на другом конце света, куда путь лежит через реку Властница!

Шахар вновь поник.

На все увещевания младшего брата, Борослав поддерживал парня. Тот голову понурил, да возле старшего сновал. Понимал, попадись под горячую руку Мстиславу, точно в землю зароет. Богатыри притащили на берег пару дюжин деревьев. Пока братья от сучьев избавлялись, Шахар нарвал ивовых веток, веревок навязал, и все дружно принялись мастерить плот.

Работу закончили, когда уже свечерело. Широкий, добротный получился плот. Коней решили оставить. В сумерках на берегу ночевать опасно — на этот раз русалки точно утащат, или водяной, но и отправляться по реке — подвергаться риску. На общем совете решили: переправа! Глядишь, до наступления темноты успеют на другую сторону.

Разместились на плоту и поплыли. Борослав и Мстислав ворочали длинными бревнами: от дна отталкивались, пока те доставали, а потом принялись орудовать короткими, как веслами.

Тишина настораживала — братья поглядывали с опаской, а Шахар устроился на краю с задумчивым видом. Плыли долго, уже скрылся берег, от которого отчалили, а другой все не появлялся. Вода как кисель, густая и стоячая — ни ветерочка, ни движения. Как путники не поглядывали по сторонам — ни конца, ни края. Страх забирался в сознание, студил кровь. Закрадывалось ощущение, что и не плыли вовсе — на месте кружили. Вопреки надеждам, темнота настигала неумолимо — сгущалась, давила. Нарастающее гудение, нарушающее тишину, заставило прислушаться. Что это? К ним что-то приближалось, или они к чему-то. Всплеск раздался рядом, Мстислав вздрогнул и шикнул:

— Русалки?

Борослав покачал головой, смотря на чернеющую полосу реки. Появилось течение… Оно уносило, словно к плоту подвязали невидимые нити и тянули против воли.

Новый всплеск погнал сильнее, накреняя из стороны в сторону. Богатыри встали спина к спине — цепкий взгляд блуждал в поиске противника, а Шахар еле удерживаясь за бревна, дико озирался.

Из темноты вынырнуло шупальце-вода, ухватила парня за ногу. Тот завопил, Борослав выхватил меч и резанул. Отсек щупальце — отрезанный кусок ушатом воды шмякнулся на плот. Большая волна поднялась с другой стороны и нападала на Мстислава. Он ловко уворачивался, отмахиваясь ножом. На местах, где цеплял, образовывался порез и вскоре волна уже заветвилась. Заработала жгутами как хлыстами. Они, ускоряясь, вжикали, но младший брат успевал отскочить — ловко юркал в проемы между ними. Борослав оскалившись подскочил и, размахивая мечом, отрезал прыткие ветви. Плот раскачивало сильнее, ветер поднимал свист. Водные щупальца появлялись то там, то там — братья отражали атаку за атакой. Нападки прекратились — наступила тишь, да гладь. Но она пугала еще больше. Сердца отчеканивали дробь, кровь гулко пульсировала в головах, дыхание раздирало легкие.

Вновь появился гул. Усилился. Течение ускорилось…Все чаще встречались водные завихрения, пенящиеся белыми барашками. Плот кидало от одного водоворота к другому. Шахар вглядывался в сумрак до рези в глазах. Вскочил, указывая в темноту:

— Водяной! — закричал он, и путников подхватила гигантская волна. Плот накренился — вот-вот перевернется. Путники упав, схватились за бревна, зажмурились… Их словно подкинуло и отпустило — тянуло с бешеной скоростью вниз. Сердца застыли от ужаса — чувство невесомости окатило холодом. К головам прилила кровь… Сквозь повисший звон, прорезалась протяжная женская песня. Она дарила ощущение покоя и мира. Будто воспарили к небесам, где их встретили дивные создания с божественными голосами: мелодичными, окутывающими будто туман. Страх отступал. Хотелось погрузиться в сон, внимая нежным переливам сказочного убаюкивания.

Женский смех заставил оглянуться. Братья и Шахар пряча глаза от ослепляющего солнца, все же увидели хозяек чудных голосов. Белоснежные тела нетронутые обжигающими лучами отдавали мраморностью — обнаженные девушки с длинными волосами, задорно играя в воде, брызгались и бегали за друг дружкой. Притапливали, отпускали и вновь возвращались к веселью. На богатырей внимания не обращали. Тепло, уют умиротворяли и, путники, упав на траву крутого берега, продолжали наблюдать за красавицами.

Вмиг потемнело. Грянул гром — русалки, как одна, обернулись к чужакам и под ними начала проваливаться земля. Медленно, словно зыбучие пески. Братья и Шахар цеплялись за кусты из последних сил — пытались выбраться, но их затягивало. Земной покров сдвинулся над головами — дыхание закончилось...

Конвульсивно задергавшись, Шахар услышал нежный и до боли знакомый голос:

— Ч-ш-ш, все будет хорошо.

Из темноты вынырнула Волна и прильнула жарким поцелуем — тело прострелила молния. Жизнь ударила в голову, Шахар распахнул глаза. Сел, выплюнул воду и зашелся кашлем — ему услужливо постучали по спине. Волна смотрела взволнованно, губы подрагивали. Чуть дальше Борослав и Мстислав — тоже кашляли, около них притаились русалки. Удивительно похожие: длинноволосые, голубоглазые, белокожие. Стройны тела поблескивали в полусумраке зарождающегося дня.

Вода тихая, но гул бушующих вод раздавался недалеко. Шахар, покачиваясь, встал — водопад! Водяной сбросил. Но что случилось дальше? Парень покосился на Волну, она, прикрывая наготу, приблизилась:

— Вам надо уходить. Мы усыпили водяного, но скоро он проснется и всем несдобровать!

Подарила очередной поцелуй Шахару и с разбегу прыгнула в реку. Русалки, словно по команде, последовали за ней.

***

Борослав, Мстислав подхватили оружие — водяницы его тоже спасли, и побежали. Шахар за ними. Упустит, потом не догнать. Запинался, падал. Под ногами ничего не видно, а кроты, как назло, ям нарыли. Высокая трава, будто специально опутывала, а равнина сменилась крутым бугром. Легкие уже задевали ребра, перед глазами прыгали кровавые мухи, дыхание вырывалось с хрипами. Бежали, покуда река не скрылась из виду. Вскоре уже затрещали кусты — путники вломились в лес. На первой же полянке Борослав остановился:

— Все! Теперь можно и отдохнуть! Шахар, веток собери. Костер нужно разжечь.

Сам принялся огонь разводить. Мстислав согнувшись пополам часто дышал, он покосился на парня — тот увалился на землю, как подкошенный. Но не отнекивался, медленно пополз на поиски сучьев.

Вскоре огонь уже весело охватывал сучья. Мужчины разделись, развесили сушиться вещи. Борослав Шахару протянул мокрый сверток:

— Возьми! Ты у нас умный. Сам дорисуешь, как и что… Что бы полнее была и другим путникам больше помогала.

Тот развернул подрагивающими пальцами. Карта! Которую отец перед дорогой дал. Краски расползлись, но все же очертания хорошо просматривались. Парень прижал к груди и лег — озноб пробегал по телу, зубы клацали.

— Спать! — скомандовал Борослав. — Я побуду на дозоре.

Мстислав разлегся и тотчас захрапел. Шахар свернулся калачиком, сохраняя последнее тепло. Вскоре провалился в неспокойный сон.

Борослав еле удерживался — бодрствовал на силу. Волчий вой раздался совсем рядом. Богатырь подбросил сучьев в костер. Он полыхнул сильнее, тени отступили. Из сумрака то там, то там заблестели красные, зеленые и синие огоньки. Им вторил хруст веток, металлический скрежет и новый протяжный вой. Страх против воли заползал в душу. Борослав придвинул ближе исполинский меч, рукоять обдала ладонь прохладой.

Бывало, забудется богатырь, провалится в темноту. Огонь притухнет, ночь сгустится, тени вновь приблизятся — на горле будто сжимаются невидимые путы. Ледяным хватом сдавливают, по жилам кровь застывает. Крепясь из последних сил, вырвется Борослав из плена нечисти. Вскинет голову, махнет оружием наотмашь. Полетят эхом хрипловатые, сожалеющие вдохи и умолкнут, поглощенные мраком. Шахар возле костра лежит, постанывает сильнее; брат рядом крутится и мычит. Богатырь сучьев подбросит в пламя и тьма вновь отступает...

Мстислав зевнул, потянулся и сел. Ощупал шею, прокашлялся. Состояние — жить не хотелось. Чудовищные сны совсем извели. Будто и не отдыхал — сражался всю ночь. Тело измученное, обессиленное.

— Борослав, — окликнул брата. Тот вырвался из дрема, вновь хватаясь за меч. — Тише ты… — успокоил младший и покосился на Шахара. Бледное лицо в испарине, тело сотрясалось в лихорадке. — Заболел. Если знахаря не найдем — умрет.

Борослав встал:

— Здесь больше оставаться нельзя, — он огляделся. Странный лес. Чуть посветлел, но все же темный и неприветливый. Огромные, кривые, ветвистые деревья с крупными листьями росли близко друг к другу, смыкаясь куполом и не позволяя солнечному свету пробиться сквозь них. Большие, змеевидные корни, торчали из земли, будто незатянутый шов. — Леший ночью караулил — пытался нас погубить. Значит, добрались мы до Чернига. Пути назад нет, идти вглубь.

Наспех собрались. Мстислав склонился над Шахаром, прижимающим карту и завалил на спину:

— Ух. Костлявый, а такой тяжелый, — бубнил он, продираясь через заросли леса.

Шли долго, ноги все чаще запинались. Мстислав опускался на колено, набрав больше воздуха, вновь поднимался и продолжал путь. Брат подрывался помочь, но младший не позволил — ведь старший всю ночь охранял, покой бдил.

Остановившись в очередной раз, Мстислав смахнул едкий пот с лица. Впереди трещало, неестественно шелестела листва, щеп летел в стороны. Будто стадо туров неслось по лесу, не замечая кустов. Если бы не увидел — не поверил! Стволы оживали — покачивались с хрустом и неспешностью. Это разнилось со скоростью ветвей, прорезающих воздух со свистом. Борослав отмахивался мечом от загребущих сучьев, стегающих, будто розги. Они отлетали, дерево с гудением сотрясалось рьянее. Замирало, словно ничего не было, но начинало двигаться другое. Борослав отпрыгивал, уворачивался от противника, отражая нападки. Пронырнул внизу и полоснул по очередному стволу. Борозда осталась глубокая — дерево затихло. Он настороженно оглядывался, зорко высматривая врага и прислушиваясь к тишине. Любое движение, шорох… Покрутившись, кивнул: «Пошли».

Мстислав, пошатываясь, шагал дальше, крепче придерживая ношу. То тут, то там оживали деревья — пытались утащить, зацепить. Длинные веревки-лианы бросались из ниоткуда, хомутами стягивая руки и ноги. Борослав, как лось сносил преграды — размахивал мечом, срубал сучья, путы. На смену одним пришли другие враги — обезумившие звери. Белки, куницы, хорьки нападали с остервенением. Спасало одно — их не стаи. Одиночки, к тому же мелкие. Старший рубил без жалости. Раскромсанные, окровавленные тела усеивали «тропу в неизвестность». Вскоре животные укрупнились. Чаще попадались оскалившиеся волки. Бросались с рыком, а умирали беззвучно.

Скорости не сбавляли, позади будто настигало нечто. Оно ужасало, как ничто до этого. Когда пот уже выедал глаза, а грохот в ушах чуть не выбивал перепонки, Мстислав упал. Дыхание вырывалось с клокотом. Голос Борослава звучал, словно под водой:

— Мстислав! — грозный рык отрезвил. Младший насилу поднялся.

Из-за дерева в несколько человеческих обхватов выскочил вепрь. Большой, мощный. Шерсть слипшаяся, в комьях грязи. Крохотные глаза пылали лютой ненавистью. Длинными, загнутыми бивнями взъерошил землю и с похрюкиванием помчался на богатырей, грозно покачивая мордой, будто сметая противников с пути. Борослав ловко отпрыгнул. Мстислав сбросил Шахара возле дерева. Кувыркнулся в сторону, вскочил. Снял лук, натянул тетиву. Вымерял. Не зацепить бы брата, ведь старший, и правда, как медведь. Очутился возле вепря с необычайной прытью. Отмахнулся мечом, рубанул… Кровь брызнула из раны, но кабан даже не взвизгнул. Завалился и проехался, оставляя борозду. Развернулся и ринулся снова как зачарованный. Мчался напролом, словно не заметил оружия. Столкнулись грудь в грудь, даже земля вздрогнула. Борослав выронил меч, обхватил зверя в стальные объятия. Храп кабана, хруст костей, треск жил, надрывный крик брата, теряющего силы и сознание, слились в жуткий звук, режущий мозг. Мстислав, выгадав момент, пустил стрелу.

Борослав упал, как подкошенный, вепрь завалился на него. В пару шагов оказавшись рядом, Младший столкнул обездвиженное тело зверя и склонился над братом. На груди широкие царапины от бивней, подранная рубаха пропиталась кровью. Старший тяжело, хрипловато дышал. Ресницы затрепетали, веки поднялись. Кривой оскал скользнул по измученному лицу и Борослав хмыкнул:

— Здоровый, гад, попался…

— Угу, — Мстислав поднял брата, поглядывая по сторонам. — Околдованный. Как твои объятия еще выдержать?

— Хах… Лады, жить буду, — брат, покачиваясь, подошел к мечу. Поднял. Любовно провел по лезвию, стирая грязь и кровь. — Жди, я сейчас.

Он проломил очередные кусты, и повисла тишина. Дыхание выровнялось, сердце усмирилось. Мстислав присел возле Шахара. Провел по его лбу. Парень застонал. Он то и дело вырывался из бреда, хрипел и вновь проваливался в небытие.

Кусты вновь затрещали, к Мстиславу подскочил Борослав.

— Пойдем. Дальше… — Глаза навыкате, крылышки носы раздувались сильнее обычного: — Глядишь, помогут.

Подняли Шахара и потащили. Ветви на удивление охотно разомкнулись, уступая дорогу. Вскоре богатыри вышли на небольшую поляну. На ней будто курица по двору, выхаживала бревенчатая изба. Маленькая с треугольной крышей. Поскрипывала, когтистыми лапами землю рыла и даже кудахтала, накреняясь.

Братья положили Шахара и, переглянувшись, разошлись в стороны. Изба встрепенулась. Повернулась единственным окошком к одному, к другому и осторожно шагнула между Борославом и Мстиславом. Богатыри расставили руки, пошли навстречу, окружая жертву.

Юркая избушка оказалась. И правда, как курицу загонять. Она с испуганным кудахтаньем умудрялась удрать даже будучи зажатой к деревьям. Братья чертыхались, запыхались, но поймать так и не смогли.

Мстислав тяжело дыша, положил ладони на колени. Рядом раздалось шипение. Гадюка! Вылезла из-под дерева и, увидев чужака, приготовилась к атаке. Мстислав отступил, возле ноги валялась рогатина. Осторожно присел. Не сводя взгляда со змеи, медленно поднял. Придавил гадюку, перехватил за голову:

— Ци-па, ци-па, ци-па… — помахал избе.

Взгляд Борослава: «Ты что спятил?» не остановил, младший продолжал. Избушка замерла, чуть вытянулась и неспешно шагнула навстречу. Мстислав обрадованный, продолжал:

— Ци-па, ци-па, ци-па...

Кинул. Избушка разгребла траву, подцепила гадюку, подбросила, крутанулась. Окошко, скрипнув, распахнулось, и ползучая тварь исчезла внутри; оно, опять со стуком, затворилось. Изба вновь насторожилась, спрятав от посторонних глаз вход. Богатыри переглянулись. Идей больше нет…

— Избушка, избушка, — раздался еле слышный голос Шахара. Парень метался в бреду, нашептывая: — Повернись к лесу задом, а ко мне передом.

Куринная трель полетела по поляне. Изба выпрямилась и как по команде повернулась к ним окошком. Братья замерли: куриные ножки будто вросли, когти словно скобы, острием воткнулись в землю. Борослав покосился на Мстислава и, поправив перевязь меча, ступил ближе. Изба, ухватив его, подкинула. Он, маша руками, ногами, исчез, как перед этим змея. Мстислав сглотнул пересохшим горлом, поднял Шахара и подошел...