Знания

Очень тихий шелест под широким, похожим на лопату тёмно-зелёным листом шиса. Кустов с такими листьями здесь множество. Который из них? Кажется, вон тот, недалеко от сухого дерева… Или тот, что дальше от поляны, самый крупный?

Мужчина, одетый преимущественно в тёмно-синее, достал из кармана куртки небольшой кубик, по виду — из синеватого стекла. Кубик висел на тонкой цепочке, и мужчина держал только за неё, не прикасаясь к самому амулету. Светится… не ошибся, под кустами кто-то живой, и это точно не зверь и не человек.

Опять раздался шелест, но на этот раз будто из нескольких мест сразу. Мужчина раздражённо поправил прикреплённый к уху прибор, похожий на тонкую золотистую сеть, захватившую всю ушную раковину и запустившую в отверстие утолщённый отросток в форме капли. Барахлит, и давно уже. Но, по крайней мере, звук он не пропустит, даже если добавит ему немного эха.

Мужчина принялся пробираться ближе к лопушистым кустам, стараясь держаться возле деревьев и не показываться на поляне — солнечные лучи могли высветить его. И пусть его одежда была синей и оттенена редкими зелёными штрихами, как и почти всё в этом лесу, не стоило на это полагаться.

Человек был немолод. Смуглое лицо искажали морщины, борода и волосы пестрели сединой. Но прежний цвет угадать было сложно не из-за неё. По волосам, как и по бороде, широкими размашистыми полосами, где параллельными, а где крест-накрест, шли тёмно-синие линии, закрашивающие почти все волосы и не затрагивающие кожу. Словно вместо стены нерадивый маляр взял и покрасил чужую голову.

Всё это было продумано. В синих лесах, где мало света, а солнце достигает земли лишь в редких местах, вроде этой поляны, лучше быть синим и тёмным. Зелёные полосы придавали естественности костюму, который мог вызывать подозрения, будь он однотонным. Смуглая кожа не бросалась в глаза в полумраке, тёмно-коричневые мягкие сапоги глушили шаги и сливались с густыми мхами.

Прибор на ухе уловил что-то, похожее на короткий писк или плач. Глаза у мужчины разгорелись. Возможно, кто-то и увидел бы их, благодаря довольно ярким белкам, но сейчас белков не было видно — если уметь готовить нужный раствор и регулярно капать его в глаза, они заволакиваются чёрной плёнкой, которая совершенно не препятствует зрению. Правда, радужку и зрачок при ближайшем рассмотрении всё равно можно отличить — чёрная плёнка лишь маскирует их, не закрашивает полностью, за счёт чего глаза выглядят ещё более жутко.

Мужчина очень медленно вынул из кармана, которых в куртке было великое множество, ещё один прибор. Плоский, круглый, похожий на тыквенное семя, только больше раз в десять. Сжал между пальцами. Осторожно направил в сторону куста, который казался наиболее подозрительным. Подержал так, а потом надавил ещё сильнее.

Сам он не услышал ни звука, но он знал, что кое-кто услышал. Или даже не так — воспринял. И наверняка заснул. Если предварительные оценки возраста существа оказались верными.

После чего мужчина спрятал очередной прибор, припал к земле, почти полностью покрытой синеватым мхом, и пополз. Медленно, осторожно, стараясь издавать меньше звуков. Возраст не позволял ему ползать так же быстро, ловко и бесшумно, как он делал это в молодости, но навыки у него были превосходные, не зря его когда-то называли Сумеречной Змеёй. И опыт, очень много опыта.

Опускаться на нулевой уровень леса всегда было интересно. Начинаешь всерьёз ощущать себя маленьким, будто ты никогда и не глядел на всё это сверху. Мох теперь не просто мягкий неровный покров — это ноздреватая трава, или купы крошечных деревьев, или кустики с торчащими из них пушистыми головками на тонких ножках. А эти бледно-голубые точки, которые просто теряются, если смотреть на них сверху? Вблизи эти полушария превращаются в грибы, которые прямо подо мхом, даже не утапливаясь в землю, объединяются сеткой-паутинкой в единую грибницу. На четверть шага левее — ещё один гриб, и рядом с ним второй, а правее — три гриба цепочкой. А если стукнуть по одному из них пальцем, ядовитую пыль выпускает каждый в радиусе десяти шагов. Хорошо хоть, она не ядовита для людей.

Да, вредный гриб для тех, кто хочет незаметно подобраться к кому-нибудь ползком. Очень сложно не задеть животом ни одного гриба. Но мужчина сомневался, что тот, кого он хочет найти, знает, что означает взметнувшаяся в воздух пыль. Он сомневался даже в том, что его цель сейчас способна осознать, что такое пыль.

Широкие листья шиса напоминали метёлку, разве что довольно крупную. Один лист порой достигал в длину роста взрослого мужчины. Тот куст, который — мужчина определил — и был ему нужен, рос почти прямо из мха, и благодаря этому под уютным листом, защищённый от чужих глаз, от дождя, на моховой перине мог уютно устроиться…

Лецевар.

Он лежал на боку, закрыв глаза, и тяжело дышал, хмурясь. Казалось, что спит. Тело — как у ребёнка лет восьми, маленькое, беззащитное. Сплошь синяя кожа, спина чуть темнее и от неё полосками, почти как у тигра, тянутся к животу тёмные участки. Одна такая полоска идёт от затылка ко лбу, ближе к лицу трескаясь и расползаясь, из-за чего край напоминает береговую линию, изрезанную фьордами.

Маленький лецевар был одет в сложную конструкцию, которую только эти существа умели плести из редких лиан, растущих в чаще леса. Что-то вроде шорт, соединённых хитрым образом с верхней частью, однако верхняя часть не представляла собой ни рубашку, ни камзол — непонятное соединение верёвок, толком не прикрывающее тело. Такие конструкции называли комбинезонами, хоть они и сильно отличались от тех рабочих комбинезонов, которые люди часто надевали для удобства работы.

На запястье существа — это был мальчик, как сразу определил человек — был тонкий браслет из нитей, пропущенных через плоские тусклые камни. Чрезвычайно дорогие. Мужчина немедленно снял браслет, меньше чем за минуту справившись с узлом, и отложил в сторону. Когти на руках и ногах ещё совсем короткие, а подвижная броня на спине и плечах даже не начала образовываться.

И было понятно, почему. Грудь мальчика была чуть светлее, чем всё остальное тело. Так, будто изнутри пробивается чрезвычайно яркий источник света. Будто его сердце раскалено.

Примерно так и было. Мужчина мгновенно извлёк из одного из вездесущих карманов иглу и сильно ткнул лецевара в плечо. На месте ранки не появилась капелька крови и даже не потекла оттуда струйка — забил целый фонтан, ударился в лист шиса и раскрасил тёмно-синим мох, часть мальчишки и даже немного — человека. Но тот, не останавливаясь, проделал ещё два отверстия в плече, пять — в спине и столько же в бедре, на той ноге, что была выше. Давление нужно снизить, это экстренные меры, но сейчас других вариантов нет.

Без промедления мужчина вскочил на ноги.

На тех областях, куда часто попадало солнце, почти ничего не росло — разве что вездесущие грибы, бесполезный шис и обычный мох. Человек, стараясь ставить ноги на участки, в которых был уверен — не провалится, не взорвётся, не выскочит из норы опасный зверь, — помчался в тень ближайшего крупного дерева. Ухватился за жёсткие выступы почти чёрной коры и полез вверх. У ребёнка есть несколько часов, может, полдня, но не больше. Не стоит рассчитывать на их живучесть.

С первым деревом не повезло, цветов на нём не оказалось. Зато на втором рос именно тот древесный паразит, которого искал мужчина. Тёмно-коричневые лианы цеплялись за ствол, вбуравливаясь в него, из-за чего походили на паука, а посередине, там, где у насекомого находилось бы тельце, рос цветок. Довольно яркий — кобальтовые листья и жёлтая сердцевинка. Коварный Солнечник. Мужчина извлёк крошечный нож, поддел бутон. Потянул. Лианы крепко держались за ствол, но отрывать их было нельзя. Пришлось срезать кору. Держаться при этом было практически не за что — ветка внизу, на которую удалось сесть, и всё. Привязался поясом, чтобы иметь хоть какую-то страховку. И пилил, пилил, вспоминая короткие коготки мальчишки и понимая, что он бы справился куда быстрее.

Вскоре, тяжело дыша и держа в руке три пласта коры с цветками — все, до которых смог дотянуться, — мужчина выложил добычу на солнце, глядя, как разгораются сердцевинки, и привалился к стволу. Коварный. Потому их так и называют — они способны ловить солнечные лучи, накапливать свет, а потом выстреливать им в глаза и порой даже ослеплять. С ним самим такое случалось. Зрение восстанавливалось не меньше часа.

Мальчишка лежал в той же позе, кровь больше не била — вышли излишки, и ранки быстро затянулись. Бурые пятна вокруг навевали мысли о том, что мальчик мёртв, но это было не так. Пусть цвет его кожи стал заметно темнее — спина и полосы на боку стали почти чёрными — ещё не всё потеряно. Мужчина положил все цветки вместе с кусками коры возле груди ребёнка, предварительно приподняв его руки. Тяжёлые… у него самого едва ли тяжелее. Какой знатный воин получится из него уже через полгода! Лецевары растут быстро, максимум год требуется новорождённому, чтобы считаться абсолютно взрослым существом. Этому вряд ли есть даже три месяца, раз Перерождение ещё не произошло.

Сердцевинки Коварных Солнечников стали разгораться всё ярче. Свет в груди мальчишки теперь был почти белым. Мужчина отвернулся и сделал несколько шагов в сторону. Теперь от него уже ничего не зависит.

Хлопок за спиной, хотя человек его и ожидал, заставил вздрогнуть. Один лопнул. Осталось два. Как долго они…

Ещё хлопок. Как быстро… Много света в его ридасан. Наверное, поэтому он и не успел сделать всё сам, слишком быстро началось Перерождение, и он ослабел, даже не отыскав ни одного цветка. Когда мужчина обнаружил его, мальчик был уже едва в сознании, так что, может, даже и лучше, что он его усыпил.

Слева промелькнула тень. Мужчина успел отшатнуться, потому не был сбит с ног. Присел, развернулся. Огромное существо, выше него самого головы на две, накрывало куст шиса с мальчишкой под ним плотной чёрной тканью. Даже свет не пробивался через неё.

Взрослый настоящий лецевар, бог синих лесов, повелитель этих мест. Точно так же как человек — на равнинах. Панцирь у него был развит превосходно — множество тонких пластин, будто из синего матового металла, покрывали его спину, плечи и руки до самого запястья, бедра, голени. На безволосой голове росли два костяных гребня — параллельно друг другу, изобилуя острыми отростками, которыми можно было, взмахнув головой, с лёгкостью отрубить человеку руку. Когти его сейчас не выглядели опасными, но он умел их втягивать, так что в боевом состоянии, человек не сомневался, они будут не менее пальца в длину.

Одет лецевар был не в комбинезон, а всего только в набедренную повязку. От неё через плечо тянулась лента, и можно было подумать, что она эту повязку и придерживает, но человек разглядел прицепленные к ленте мелкие коричневые стручки и содрогнулся. Он знал, для чего они нужны, и помнил, как выглядит их действие.

Чуть ниже груди у лецеваров имеются естественные сумки, где они могут хранить небольшие предметы. Запустив руку в свою, пришелец извлёк нечто яркое, бьющее лучами сквозь пальцы, и быстро засунул под чёрный полог, которым накрыл мальчишку. Да, это Солнечный Камень, гораздо лучше использовать его при Перерождении. Или же Цвет Сияния. Но их не было поблизости, так что пришлось обходиться тем, что есть.

Лецевар развернулся к человеку. Гневно посмотрел своими жуткими глазами — синий белок и чёрный провал размером с радужную оболочку. Наверняка он видел сейчас каждую пору кожи на теле мужчины.

— Ты смел приблизиться к нему! — голос был низкий, глубокий, словно из-под воды. Из-под верхней губы проглядывали клыки.

— Я ему помог, — пожал плечами человек. Он повертел головой, увидел бугорок мха и присел на него. Угадал — камень, тело не провалилось. Хороший мох, растёт на всём подряд. Если в нём заснуть, и на человеке нарастёт.

— Откуда ты знал?! — почти прорычал лецевар. Да, хороший вопрос. Лецевары скрывались в синих лесах так, что найти их было практически невозможно, если они сами того не хотели. И они имели господство над всеми синими лесами в мире. Пусть их было меньше, чем равнин, и меньше, чем редких безопасных лесов с обычными ёлками и осинами, с ними приходилось считаться. И уж точно ни один лецевар не стал бы рассказывать ни одному человеку секреты своего народа. Например, о Перерождении — когда маленький лецевар чувствует, что его ридасан, средоточие света и энергии, его второе сердце, начинает разгораться и усиленно расти, ему нужно найти накопитель энергии, а лучше — два, на случай, если света будет слишком много. Это помогает им не сгореть в собственном свете. Зато после Перерождения они получают возможность чувствовать лес почти так, будто он — часть их самих. Это было очень близко к магии, в которую люди привыкли не верить. С этого момента лецевары считались взрослыми.

— Ты хочешь знать правду? — человек усмехнулся. Лецевар был удивлён тем, что его совсем не боятся, даже не выказывают особого любопытства. Будто этот старик с детства живёт в синем лесу. — Хочешь знать, кто мне рассказал ваши тайны?

Лецевар не пошевелился, только прищурил глаза, из-за чего они стали ещё яростнее. Мужчина усмехнулся опять.

— Я убийца. Если точнее — убийца лецеваров. Охотник на таких, как вы, — он медленно провёл рукой по выкрашенным в синие полоски волосам. — Уже очень давно. И мне никто ничего не рассказывал, конечно. Ну, может, немного — мой учитель, в далёком прошлом. Но всё, что я знаю о вас, я узнал сам. Я убивал вас и изучал тела, брал в плен живых и проводил эксперименты. Я воровал ваших детей. Да! — увидев, как подобрался лецевар, как он выпустил когти, человек ощутил нечто сродни азарту. — Я делал страшные вещи, не менее страшные, чем делают ваши Растрескиватели, — он указал подбородком на ленту с коричневыми стручками. — Это наука, понимаешь? Знания. Порой приходится делать всякое, чтобы узнать и понять. Но это не является злом само по себе.

— Как ты можешь говорить такое, ты, презренный выродок плоской мёртвой земли! — взревел лецевар. — Ты специально стараешься, чтобы я убивал тебя медленно?!

— Вряд ли ты сможешь меня чем-то удивить, — пожал плечами мужчина. Он лукавил, конечно — он никогда не считал, что знает всё, просто удивить его сейчас было очень непросто. — Я ведь объяснил, это наука. Думаешь, я смог бы спасти твоего брата, если бы не провёл этой сложной и, согласен, страшной работы?

— И скольких ты спас благодаря своим знаниям? — фыркнул лецевар.

— Одного, — признался мужчина. — Сегодня.

— А скольких уничтожил? — лецевар почти шипел.

— Многих. Очень многих. Я изучал ваши слабые места, и благодаря этому узнал, куда именно лучше ударить, чтобы уничтожить быстро. Но также я выяснил, что нужно беречь, почему и как. Знания не могут быть злом, они просто знания. Главное — как ими распорядиться… — мужчина хмыкнул, глянув на лецевара. Тот уже выпустили длинные когти на обеих руках, и это было оружие пострашнее человеческих кинжалов, даже самых острых. — Наверное, ты хочешь спросить, как я распорядился своими знаниями? — лецевар ничего не ответил, и человек продолжал. — Пусть ими распоряжаются другие. Кем бы я ни был в юности, позже я понял, что должен накапливать знания. И отдавать их своим сородичам — людям. И что они решат сделать с ними, пустить их во благо или превратить в зло — это уже их решение.

Лёгкий ветерок прошёлся по земле, всколыхнул кусты шиса, поколебал ветки деревьев, попробовал приподнять чёрный полог, но тот был слишком тяжёлым для этого. Лецевар прислушался к чему-то, слегка повернул голову — наверное, слушал свист, настолько тонкий, что человеческое ухо не могло его уловить. Затем снова повернулся к человеку. К своему извечному врагу.

— Наверное, ты хочешь спросить, зачем люди убивают вас? — мужчина смотрел почти по-доброму, чуть снисходительно. — Почему наши виды враждуют с тех пор, как мы себя помним, всю нашу историю?

— Оставь свои причины при себе, человек, — лецевар понизил голос, перестал рычать, но лишь потому, что присел возле чёрного полога и осторожно заглянул внутрь. Извлёк ребёнка, взял его на руки. Осторожно покачал. Нахмурился, присел ещё раз, достал из-под куста браслет с камнями и спрятал в свою внутреннюю сумку.

— Ты неправ, — возразил мужчина. — Отказываться от знаний — всегда глупо. Они могут быть ошибочны, но тогда ты выяснишь это, докажешь, найдёшь истинные. Если тебя попытаются обмануть, ты будешь сомневаться, будешь подозрителен и внимателен — и обмануть тебя не удастся. Но отказываться от информации — любой — большая ошибка. Кто знает — может, если ты узнаешь причину, почему люди убивают вас, ты…

Мужчина даже не успел заметить, когда лецевар подскочил к нему и взмахнул своей когтистой рукой. Ребёнка он даже не выпускал, продолжая прижимать к боку. Голова человека запрокинулась, пытаясь расстаться с телом, но в итоге потянула его за собой, и всё это рухнуло на мох. Да, он убивал их, неоднократно, но это всегда требовало подготовки, огромного внимания и осторожности. Выйти один на один с взрослым лецеваром… у него не было никаких шансов.

Капли крови попали на грибы, один из них оказался слишком чувствительным, и в воздух взвилась сероватая пыль. Лецевар не обратил на неё внимания. Даже не думая обыскивать куртку, чтобы найти устройства, которыми пользовался человек, не интересуясь, что за сетка оплела его ухо, высокий синий мужчина совершил огромный прыжок и приземлился уже на ствол дерева, упершись в него ступнями и одной ладонью. Вгонять в кору когти не было нужды — на коже хватало управляемых липучек.

Лецевар действительно хотел знать, почему люди убивают их уже сотни поколений. Но его просто взбесило то, насколько хорошо человек знал его. Знал, о чём тот думает, чем интересуется. Он действительно изучил их так, будто сам жил среди них в синем лесу с рождения. Знал всё, хотя ему никто никогда добровольно не рассказывал этого!

Знания… что могло измениться, если бы он всё-таки выслушал? Если бы поговорил с человеком — беседа, подобной которой не помнит ни один из живых? Может быть…

Но нужно было спешить в гнездо, чтобы помочь брату, и лецевар не стал задумываться о прочем.