Все мы дети Ее

Что привлекло меня в этой заброшенной богом и людьми церквушке? Стоящая на отшибе, на пригорке, обветшалая, с выбитыми стеклами, она могла вызвать только жалость. Но меня манило туда. Тянуло с такой страшной силой, что я не мог противиться. Я шел по некогда широкой тропе, ведущей к покосившимся дверям, и созерцал былое величие. Оно сквозило во всем ее облике — высокая колокольня с позолоченным куполом, стрельчатые башенки по краям основного здания, узкие окошки с витражами… Моя фантазия увлеченно дорисовывала то, чего сейчас не хватало. Казалось, церковь так и стремится ввысь, а с ней и моя душа. Именно такими и должны быть храмы для молитв, для общения с Богом — построенные с любовью и заботой людьми, которые веруют и верят. Я шел. И с каждым шагом в душе пробуждалось ожидание Тайны.

Стоя у высоких, полуоткрытых дверей, я оглянулся: передо мной как на ладони открылась деревенька, утопающая в зелени садов. Рай земной, идиллия. С одной оговоркой — здесь уже давно не жили люди. Широкие кроны берез и тополей стыдливо прикрывали обрушенные крыши и стены домов, а кусты смородины укрыли в своих непролазных дебрях упавшие заборы и победоносно вылезли на центральную улицу. Еще несколько лет и об этом поселении будет напоминать только церковь. Деньги забрали у людей душу, а погоня за ними и самих людей. Жаль. Я вздохнул и шагнул внутрь храма.

Меня охватила приятная прохлада — жгучее летнее солнце еще не успело накалить стены. В узкие окошки наискось пробивались лучи, отчего внутри было достаточно светло, чтобы оглядеться. Повеяло сыростью и запахом затхлости. Взгляд сразу уцепился за большие проплешины обвалившейся штукатурки. Там же, где штукатурка еще оставалась цела, можно было разглядеть поблекшие краски фресок с изображениями святых. Святые смотрели на меня с печалью и в их глазах застыли бисеринки слез. Или это проступала влага? Я невольно потупился, словно школьник перед строгим учителем. Ощущение реальности происходящего, поддержанное моей же фантазией, вмиг охватило меня, отчего я некоторое время боялся шагнуть дальше. Но скоро все прошло, и я тихо двинулся в глубину здания, куда меня по-прежнему тянула Тайна. На фрески я уже не смотрел.

Широкая круглая зала встретила меня молчаливым величием. Высокий потолок в форме купола, невольно заставил задуматься о ничтожности человека в его физической ипостаси. Захотелось ссутулиться, опустить взгляд в пол и уже более не поднимать никогда. Оказывается, я так давно не был в церкви, что отвык от этих ощущений. В центре, крестом, располагались четыре каменных подпоры для купола. На них время особенно показало свой нрав: вывалившиеся куски кладки, почерневший кирпич, кое-где блестящий от слизи, и кучи мусора в основании, с порослью зелени. Впрочем, битый камень и перетертая в пыль штукатурка лежали не только у колонн. Ровным слоем они покрывали все пространство мозаичного пола. Впереди, в полумраке, проступали очертания алтаря. Я поискал следы возможных посещений, но ни одного не обнаружил. Значит, мне предстояло быть первым, кто посетил это место за много лет… Аккуратно, чтобы не испачкаться, я прошел дальше.

Почти сразу, мое внимание привлекло то, что по окружности основной стены, через равные промежутки, идут какие-то ниши. Света солнечных лучей не хватало, чтобы разглядеть, что же там находится, поэтому для меня они выглядели как провалы в темноту. Мне захотелось подойти и рассмотреть их поближе, но пришлось удержать себя. Во-первых — не для этого пришел. Цель моя находилась дальше и продолжала звать, ничуть не ослабевая. Во-вторых, просто не оставалось времени. Поэтому осторожно, но уверенно направился дальше.

— Серега! Вставай! — кричал из толпы пацанов мой друг Славка.

Может, он кричал так громко, что перекрикивал всех, может его голос был мне знаком лучше остальных, но слышал я только его, хотя кричали все. Я же валялся на земле, поджав колени и обхватив руками голову, глотая злые слезы обиды, а здоровый Леха Новиков сидел на мне и бил, стараясь попасть по лицу.

— Вставай Серега! — надрывался Славка.

А что я мог? Леха был здоровее меня чуть не в два раза. За всю нашу дворовую жизнь я уже привык, что он мог врезать мне по поводу и без. Он был из тех, кому унизить слабого доставляло удовольствие, а я как раз был из таких — "интеллигент вшивый". Поэтому я давно не сопротивлялся его нападкам и покорно сносил побои. Сначала плакал, беспомощно грозился, потом просто падал на землю и укрывал голову и живот. Как сейчас. И никто никогда не заступался, даже Славка. Я сам вогнал себя в эту грязь и сам должен был выкарабкиваться. Таковы законы двора. Я понимал, но ничего не мог сделать.

— Че не слышишь, че те парни говорят? — басил над ухом Леха, нанося хлесткие удары мне по затылку. — Вставай, поганец. И беги за бабками, если не хочешь, чтобы я тебя трогал.

Я молчал и продолжал лежать. Откуда я возьму ему денег? Мои родители не настолько богаты, чтобы платить за мою безопасность. Кроме того, с каждым днем Леха требовал все больше. И еще я понимал, что деньги все равно не исправили бы положение. Потому что это Новиков — гроза двора и лучший "друг" милиции. Я молчал, чувствуя, как в душе нарастает черное отчаяние и что-то еще, ранее мне неизвестное, дикое, звериное. Наверное, я начинал сходить с ума...

— Молчишь, гад? — прохрипел Леха. — Ну, молчи. Я уж разговорю тебя.

Я почувствовал, как он поднялся.

— Парни, сейчас будет шоу. Среди нас есть один мальчик, которому лучше быть девочкой. Но сам он не может поменять пол. Надо бы ему помочь.

Дружный хохот стеганул по ушам. Тело мое окаменело от услышанного и даже захоти я сейчас встать, то не смог бы. Разум отказывался воспринимать происходящее, съеживаясь от страха и уходя куда-то в глубину, откуда выходило и нарастало то самое новое чувство. Я ждал его. Знал, что оно принесет мне облегчение. Навсегда.

— Тащите палку. — командовал Леха. — А то мальчик уже заждался.

И тут я встал. Нет. Не встал, а был буквально вздернут на ноги той непонятной силой во мне, словно я кукла на веревочках.

Внутри меня кипела буря. Тело едва не трясло от нахлынувшего прилива сил и дикого желания убивать, крушить, уничтожать.

— О! Встал, голубчик… — успел сказать Новиков.

И еще я успел увидеть, как мои пальцы впились в его горло, мгновенно побелев костяшками от напряжения. Потом красная тьма укрыла мир...

Воспоминание схлынуло волной, оставив меня оглушенного и ошарашенного, словно, выброшенную морем рыбу, настолько все было ярко и реалистично. В одно мгновение я пережил все снова, до мелочей, хотя я и думал, что тот кошмар забыл прочно и навсегда. Оказывается, нет. Это был тот самый момент, когда неведомая сила проявилась во мне впервые. Новиков остался жив, но лучше умереть, чем так жить. Кроме него, я расправился еще с некоторыми, что особенно доставали. Все они стали растениями, "получеловеками". Их жизненные силы перетекли в меня, словно выпитый из банки сок, и врачи так и не поставили их на ноги. Это было ужасно. В тот день, после того, как все закончилось, я пошел домой, упал на кровать и отключился. Как оказалось, я провалялся без чувств целых три дня. Милиция так и не смогла ничего доказать. Но люди в поселке стали избегать меня.

Я продолжал стоять посреди церковного зала, время текло, а мои мысли все крутились вокруг этого случая. Почему? Как произошло? И вообще, что это было? Мистика, волшебство. паранормальность — ничего другого в голову не лезло. Я вдруг почувствовал страх перед этой церковью. Что-то в ней таилось, и пока я не знал хорошее это или плохое. Уйти? Возможно. Но это самый простой выход. Тогда я не узнаю, что же тянет меня туда, к дальней стене за алтарем. Да и, собственно говоря, что такого произошло? Да, вспомнил, хотя после этого осталось жутковатое чувство. Но и все. Что могло так напугать? Я скинул морок и уверенно прошел в центр залы.

Струны лучей рисовали в воздухе замысловатый рисунок. Под ногами громко хрустела облетевшая штукатурка. Потревоженная пыль, волнами катилась из-под ног и обильно оседала на брюках. Я уже плюнул на чистоту ботинок. Все равно все это скоро будет ненужно. В центре я остановился. Меня задержал рисунок, что едва проступал сквозь залежи мусора на полу. Появилось необъяснимое желание увидеть его. Я огляделся, в поисках чего-то, что поможет сгрести мусор и пыль. Безуспешно. Чего, впрочем, и следовало ожидать — воры растащили все, что не было вмуровано в пол или не являлось частью стен. Я начал расчищать рисунок как мог — ногами.

Спустя несколько минут, моим глазам предстал рисунок в виде двух огромных ладоней, сложенных лодочкой. Создавалось впечатление, что они держали всех приходящих, словно заботливые руки матери. Неизвестный художник очень хорошо поработал: тонкие, изящные пальцы, узкие запястья… Я даже почувствовал умиротворение и материнскую защиту. И пришло понимание, что это церковь ЕЕ — Матери, что подарила нам ЕГО и бесконечно радеющей о нас. И я не стал сдерживать порыв, опустившись на колени.

Это был колледж. Второй курс. Он и его дружки, загнали меня в угол на заднем дворе и загородили выход. Мое сердце больно билось о грудную клетку, бешеным напором разгоняя по телу кровь. Мысли метались, словно пойманные в клеть птицы. Я уже знал, что будет. Эти ребята шутить не любили. Добрая половина колледжа уходила с их дороги, когда они гордо вышагивали по коридорам. Я сам не спешил попадаться им — затравленные взгляды, опущенные плечи и непроизвольные содрогания тел моих однокурсников сделали свое дело. Я боялся этой компании так же, как и большинство. Я даже не знал их по именам. Только прозвища, которые произносились шепотом по углам: Белый, Сухарь, Кость и Крива. Заправлял ими Белый. Здоровенный парень со вздутыми мышцами и не имеющий мозгов. Держался в колледже лишь благодаря деньгам.

И вот случилось так, что мы столкнулись. В прямом смысле. Я спешил на урок и случайно налетел этого громилу, что вальяжно выплывал из-за угла. Впечатался в него, словно в стену, едва не отбив себе плечо. Меня отбросило назад, я не удержался и упал. А когда поднял взгляд, увидел знакомый квартет. И обещание мгновенной расправы — жестокой, какой славились эти ребята. И мной овладел ужас. Он ослепил меня, взял в свои холодные руки управление моим телом и заставил бежать. Я мчался, не запоминая пути. Мелькали окна и стены коридоров, гремели под ногами ступени. Сзади доносились разъяренные крики, свист. Хлопнула дверь запасного выхода. Я на миг увидел стены внутреннего дворика колледжа. Затем страх вновь ослепил меня и погнал дальше. Пока не загнал в дальний угол, где высокие кусты укрывали заколоченную дверь в бывшую сторожку.

Взгляд снова прояснился. Страх продолжал держать, но позволил наблюдать, как приближалось Неумолимое и водил своими леденящими пальцами по затылку, отчего волосы шевелились, а кожу стягивало морозом. Признаюсь, я боялся избиения. Всегда избегал драк, и прочих проявлений насилия. Возможно, что среди своих однокурсников, прослыл трусом, но мне было все равно. Я почти не общался ни с кем. Казалось, что смогу протянуть так до окончания учебы, однако, не получилось. Четыре раскрасневшихся лица. Четыре оскаленных рта, шумно выдыхающих тяжелый воздух, пропитанный ароматами табака. Четыре пары глаз, опасно прищуренных, отмечающие места, куда будут нанесены первые удары. Я вжимался в стену, стараясь слиться с ней.

— Ну что, попался, голубчик? — прохрипел Белый.

Я молчал.

— Вали его, — подал голос Кость, который славился жестокостью, хотя был самым худым в компании.

— Ага, — поддакнул Сухарь.

Они разом шагнули вперед. Я медленно начал сползать по стене вниз, уже понимая, что ничего изменить не смогу. Страх продолжал держать, замораживая тело и наполняя душу чернотой.

— Ща. Один секунд, — согласился Белый. — Смотри, как его колбасит. Ха-ха! Боится, гаденыш!!

Трое остальных подобострастно хихикнули, а Крива протянул руку, ухватил меня за плечо. Пальцы больно надавили на ключицу. Я зашипел, чем вызвал новый приступ смеха. А потом громадный кулак Белого, превратил меня в корчащийся кусок боли. И еще чей-то кулак нашел мое солнечное сплетение. Дыхание прервалось, глаза полезли из орбит, и я упал на колени.

— Молись, гад, — сказал Сухарь. — Молись, чтобы больше никогда не попадаться у нас на пути.

Его слова были последним, что я помню. Потому что потом… Потом пришло Оно. То, что когда-то заставило людей шарахаться от меня, как от прокаженного. Дикое, животное, первобытное. Но теперь Оно не застило глаз. Я видел, как мое тело выстрелило вверх, а рука ухватила горло Белого, и как кожа этого бугая почернела под моими пальцами в одно мгновение. Никто даже не успел сообразить, что произошло. Хватило нескольких секунд, чтобы главарь "отвязной" компании потерял в себе человека навсегда. Пальцы разжались, Белый упал на четвереньки, заскулив подбитой собачонкой, и пополз прочь. А моя рука уже держала за горло Сухаря.

Крива опомнился первым, попытавшись оторвать меня от дружка. Но едва его пальцы ухватили меня за запястье, как тут же иссохли, а рука почернела почти до локтя. Его визг едва не оглушил. Он визжал, как девчонка, увидевшая мышь, громко, протяжно, не прерывая дыхания. Кость удивленно посмотрел на него, потом на оседающего Сухаря и сделал свою самую большую глупость — попытался снова ударить меня. Я легко уклонился. Время словно застыло для меня. Рука Кости двигалась медленно, как сквозь густой сироп. Поднырнуть под нее, отпустив горло Сухаря, не составило труда, и уже мой кулак влип в его грудь. Кость обмер. Превратился в статую с широко раскрытым ртом...

Я очнулся и обнаружил себя на коленях, упирающимся одной рукой в пол. Очередное наваждение было еще более реалистичным. Зачем оно? Церковь показывает таким образом, что мне здесь не место? Но тогда зачем она звала? Очищение? Смешно. Срок подходит. Менее всего я хотел бы получить эту благодать. А если хорошо вспомнить всю жизнь, то и не стоит даже рассчитывать на нее. Тут что-то другое. То, что мне пока не дано понять, а значит нужно дойти и посмотреть.

Я поднял голову. Солнечные лучи заметно сместились, давая понять, что я пробыл в воспоминании не пару минут и снаружи наступал вечер. Мое время приближалось неумолимо. Уже скоро. Мне не хотелось, чтобы все произошло тут. Но и не хотелось уходить, потому что меня все так же продолжало тянуть вглубь церкви. Я поднялся, отряхнул пыль с брюк. Во рту было солоно и отдавало металлом — знакомый вкус, который оставляет кровь. Слегка покачивало. Я уже понял, что успею. Должен успеть.

Снова под ногами захрустела битая штукатурка. Эхо поднимало звуки высоко вверх, соскучившись за долгие годы тишины. Шаг, еще шаг. Алтарь приблизился, и я смог рассмотреть его. Конечно, я догадывался, что могу увидеть, еще в тот момент, когда расчистил рисунок на полу и мои догадки подтвердились. Да, алтарь был также сделан в виде двух рук со сложенными ладонями. Но теперь уже мужских. Крепких, с жилами вен и переплетений сухожилий, таких, какими и бывают руки Отца. Судя по всему, когда-то в них лежала библия. На кончиках средних пальцев остались наплывы воска и маленькие огарки, все покрывал толстый слой пыли. Я смахнул часть, чтобы посмотреть материал. Им оказался темный мрамор, отполированный до блеска. Странно, что алтарь не разрушили и не забрали, ведь он являлся произведением искусства, и я поблагодарил про себя мастера, который его изготовил. Не шедевр, конечно, но… А может потому и не забрали, что испугались "Гнева Господня"? Или не захотели нарушать красоты? Все равно им тоже спасибо. Жаль только, что вряд ли кто это еще увидит.

Я снова провел рукой по ладоням алтаря и прошел дальше, куда уже не доставали лучи, где царил таинственный мрак, и куда меня тянуло все это время. Впрочем, мрак оказался не таким уж и непроглядным, как казалось изначально. Глаза быстро привыкли и я смог разглядеть, что в трех шагах уже шла стена со знакомой нишей. В ней что-то блеснуло. Я осторожно подошел, слегка напрягая зрение, протянул руку, предполагая, что и здесь есть пыль, которую надо смахнуть. И увидел их. Два пронзительных и печальных глаза на красивом овале лица.

Шел второй срок службы. Какой-то офицер отметил мои способности и послал в войска разведки, что околачивались поблизости от горячих точек. К этому времени меня боялись все — и свои и чужие. Знали, что попытки заставить меня что-то сделать под принуждением могли закончиться фатально. А дружбы я не искал сам. Потому был одиночкой, что полностью устраивало мое руководство.

Я возвращался с очередного задания. Простого. Всего лишь забрал пакет из деревни от нашего информатора и нес его в штаб.

Стояла ночь. Без луны, но со звездами. Света вполне хватало, чтобы не сбиться с дороги, тем более что этот путь я знал наизусть. Мысли в голове бродили отвлеченные, больше о доме и "гражданке". Поэтому я и не заметил их. Две тени выросли из высокой травы и бросились на меня. Уши уловили слабое звяканье металла и шорох извлекаемого ножа. Взмах руки одной из теней… Я успел податься назад — подготовка взяла свое. Катнувшись через голову, я встал на одно колено, быстро ощупал бок. Широкий разрез вспарывал китель и открывал кожу на боку. Там стремительно намокало. Значит, задели.

Я быстро оценил ситуацию: двое, умело, разошлись в стороны, готовясь перехватить меня в любой момент. Бежать не получится. Кроме того тот, что справа, ловким движением, переместил автомат из-за спины в руки. Послышался щелчок затвора — еще одно доказательство, что живым я им не нужен. Одно плохо… Или хорошо… Не предупредили ребят, кого им брать придется. Не подготовили. А значит, и пенять не на кого. Поехали!

Мысли ушли в небытие, я сконцентрировался. Двое еще приближались, тяжело сопя во тьме, когда мной овладела метаморфоза. Первобытное, всеуничтожающее, ненавидящее жизнь Нечто, что жило во мне, поднялось из глубины души, захлестнув, словно цунами. Впервые я услышал, как из горла донесся холодящий рык. Я вдруг понял, что в этот раз все идет не так, как меня учили, но уже ничего не мог поделать. Пелена красного цвета застила глаза, высветила противников как в инфракрасном свете. Заболели плечи и места в районе лопаток. Там что-то лезло, разрывая прочную ткань солдатского кителя. Двое остановились. Послышались сначала удивленные, а затем и испуганные восклицания. Еще через миг, они бросились бежать.

Я догнал их очень быстро. Тело мое теперь было настолько сильным и стремительным, что бегство оказалось бесполезно. Два шага до смерти первого из боевиков. Я разорвал его на части, как прогнившую тряпку, выпив жизнь одним глотком. Второй успел убежать чуть дальше. Его внезапная седина просвечивала даже в ночи. Он обернулся, упал. Что-то залопотал, видимо пытаясь упросить меня о сохранении жизни, хотя сам минуту назад хотел забрать мою. Естественно, я не пощадил его. Ведь я только вошел во вкус. Лапы ухватили его за голову, а рот всосался в горло. Он иссох в долю секунды. Его жизнь перешла в меня, вызвав очередной рык. Рык победителя. Затем я обернулся. Там, совсем недалеко, мирно спала деревня. Крылья расправились за спиной, мощные взмахи подняли меня в воздух. Жажда овладела телом...

Я медленно приходил в себя. Воспоминание оказалось коротким и самым сильным. Оно бросило меня на пол, распластав как лягушку. Болели пальцы, возвращаясь к нормальному размеру, холодили спину прорванные дыры на спине. Значит, я опять перекинулся. Время все ближе. Тело стонало, как обычно, но я заставил себя подняться. Солнечные лучи, что еще пробивались в окошки, уже заметно окрасились розовым. Приближался закат. В церкви потемнело. Однако это не помешало рассмотреть Ее.

Полукруглая ниша в стене прятала икону, выложенную мозаикой. Оттого она и сохранилась, не подвергнувшись разрушению. Божья Матерь смотрела на меня с печалью, понимая, что спасти меня не удастся. Да и не хотел я спасения. После службы, а, если быть точным, после уничтожения той деревни, мирная жизнь была мне заказана. Я снова стал тренироваться. Научился сдерживать в себе демона, не давая ему возможности брать надо мной верх. Армия задержала меня еще на несколько лет, посылая на самые безнадежные задания. Я привык убивать, и для этого мне не нужно было оружие. Затем кто-то из командования проболтался и мной заинтересовались другие люди. Нет смысла скрывать, что я стал наемным убийцей. У меня появилось все — деньги, дорогие машины и дома, изобилие женщин. Не появилось только жизни и спокойных снов. Уже тогда случилось видение, в котором мне было подробно сказано кто я и зачем. И что изменить мне не удастся ничего, а жажда будет становиться только сильнее, пока не придет день, когда меня призовут. Я поверил. Сразу, без попыток оправдать все кошмаром или наваждением. И принял.

Этот день пришел сегодня. Я давно готовился к нему, жалеть было не о чем. Жажда окончательно победила.

Я оторвал взгляд от иконы, посмотрел вниз. Там, в нише, что-то белело. Я слегка наклонился, пытаясь рассмотреть. Это оказался небольшой клочок исписанной бумаги, пожелтевший от времени, с неровными краями — похоже, его отрывали наспех. Уголок был прижат оплывшей свечёй. Она крепко держала бумагу, не давая ей упасть, заодно пропитав воском так, что время стало неподвластно над ней. Я склонился еще. Буквы приобрели более четкий вид, сложились в два коротких слова, написанных неуверенным детским почерком: "Прости нас".

В этих словах я увидел всю боль, которую испытывал писавший. Кто это был — мальчик, девочка? Неважно. Ребенка уводили насильно, сами подчиняясь влекущему зову больших городов. Странный мир. Мир живых, которыми правят неживые. Где маленькие, порой грязные, листочки бумаги, могут забрать у человека душу и заставить делать все. Лишь дети остаются верны чувствам и зову сердец. Пока не подрастут. Круг, созданный самим же человеком, замкнется, и потому — "Прости нас".

Теперь я понимал, что и почему влекло меня сюда. Кем бы я ни вышел отсюда, но для Нее я остаюсь таким же ребенком, как и младенец на Ее руках. Как Он и все люди. Уже ничего нельзя исправить в моей судьбе, она давно определена совсем другими силами. Я стал плохим сыном. Но все еще сыном. И Она хотела дать мне свое благословение. И будь что будет. Кем бы я ни стал, что бы я ни делал. Понимание этого захлестнуло мою душу, сдавило так, что стало трудно дышать. Я почувствовал готовые хлынуть слезы. А Она ждала.

Я поднял взгляд, нашел мозаичное отображение Ее глаз. Что сказать? Мыслей не было. Вернее, они роились, словно пчелы в улье, мешая друг другу. Я подхватил одну, рассмотрел и отбросил. Выдернул вторую. Нет, все не то. Хотелось сказать нечто такое, что описало бы полностью мои чувства: почему я был таким, где оступился, навсегда определив свою жизнь. Почему теперь я старался убраться как можно дальше от городов и вообще от людей. И почему я откликнулся на Ее зов. Наконец, одна мысль выбралась из основного гудящего роя, выросла, вытеснив все остальные. Простая, но такая правильная. Я даже слегка улыбнулся, поразившись ее простоте.

— Прости меня.

Слова были те же, что и на листке. Не могу сказать, почему я выбрал их, но именно они сейчас являлись наиболее правильными. Я почти прошептал, но эхо не позволило им угаснуть, едва сорвавшись с губ. Оно подхватило и вознесло их под самый верх, заставив загреметь, словно гром.

— ПРОСТИ МЕНЯ!!! ПРОСТИ МЕНЯ!!! ПРОСТИ МЕНЯ!!!

Они перекатывались под сводами несколько минут, не утихая, но мне не казалось это странным. Уж такое это было место. Кроме того, в какой-то момент, я заметил, что звучат они разными голосами — женским, мужским, старческим и даже детским. Старая церковь помнила всех, кто заходил в ее стены и теперь говорила невысказанное. А потом все вдруг утихло. Тишина обрушилась огромным камнем, придавив все звуки. Не было даже того пресловутого звона в ушах, о котором так любят писать авторы кровавых романов. Я ждал. Что-то подсказывало мне, что это не все и уходить еще рано.

— Иди с миром, и будь осторожен. — Произнес в тишине голос знакомый с детства. Голос матери.

И мир снова наполнили звуки наступающего вечера. Вот и все. Я получил свое благословение, а страх, который сидел в моей душе многие годы, ушел бесследно. Теперь я мог завершить свой жизненный путь в личине человека. Неважно, что дальше ожидала совсем другая жизнь, в которой мне предстояло стать демоном. Ведь главное, что Она знает, прощает и продолжает любить меня так же. И будет любить, не смотря ни на что.

Я последний раз окинул взглядом мозаичную икону с Ее ликом. Мысленно поблагодарил. Затем, выгнав из головы все лишние мысли, повернулся и пошел к выходу. Захрустела под ногами штукатурка. Сквозь полуоткрытые двери церкви внутрь вливался багровый свет заходящего солнца. Словно сам Ад распахивал свои объятия в ожидании нового сына. Так и было. Я шагал уверенно, быстро. Больше ничто не отвлекало и не задерживало меня. Проплыли мимо колонны залы, надвинулись высокие дверные створки входа.

Внезапно я почувствовал острую боль в спине. И одновременно мной овладела та страшная, дикая сила, что определила мою судьбу. Я не смог противится ей. В мгновение, она заполнила меня до краев, на глаза упала тяжелая пелена, сквозь которую мир выглядел мрачной, черно-белой в красных сполохах картиной. Из легких вырвался хриплый рык. Последние шаги до дверей я делал уже на согнутых трехпалых ногах, что точнее будет назвать лапами, а одежда разлетелась клочьями. Тяжелые крылья ударили по ним воздушной волной и я вылетел из церкви, оповещая мир громким рыком, который, разлетелся далеко, заставляя утихнуть все живое. Крылья заработали сильнее, земля начала удалятся. Мое время пришло. В армии Ада стало одним демоном больше. Но кто знает, может быть в этот же момент из другой церквушки на другом краю света, вылетает новоиспеченный ангел? Мне все равно. Ведь Она, продолжает любить нас, какие бы мы ни были.