Странник

Пересмешники снова затянули унылый гомон на улице. Он от души ненавидел этих странных, порченных снаружи и внутри тварей. Когда они начали приобретать разум — стали откровенно опасными. А судя по звукам, к этому городу они подобрались весьма близко.

Странник устроил кобуру с пистолями и перевязь с кинжалами поудобнее. Он уже слышал такое раньше. Пересмешники готовы были нападать. Завтра, послезавтра или через неделю. Но возможно и сегодня. Учитывая великое везение странника — нападут они именно сегодня. Если он хотел избежать драки или неприятностей, он обязательно получал и то и другое в полном объеме.

Музыка, хохот и громогласные байки неприятно били по ушам. Он не любил салуны и таверны, но это было единственное место, где он мог получить ночлег сегодня. Он предпочел бы костер под открытым небом, но пересмешники испортили эти планы.

Сегодня он был раздражен и сердит. И нарастающий шум действовал на нервы все сильнее. Возможно от тут всех поубивает. А может и нет.

— … и тогда мы собрались всей деревней, зажав этих гадов! Жили потом припеваючи почти год. Еще бы! Весь барский обоз! Те странники, что обоз берегли, полегли просто как один! Я лично хлопнул двух, прямо вот так! — И многозначительный шлепок по столу ладонью.

Да, скорее всего все умрут. Рассказчик — чумной и грязный забулдыга — потянулся за лаской к шлюхе, щерясь щербатым и желтозубым ртом. Радостные приветственные выкрики его собутыльников говорили о том, что этот конкретный пользовался всеобщим уважением. Девица, с изуродованной шалой язвой половиной лица рассмеялась, смачно и с признаком кокетливости чмокнув местного героя в лоб. На лбу причудливой кровавой розой расцвел след от поцелуя. Мужик провел пальцами, слегка смазав помаду. Он с удовольствием продолжал, видя, что его слушает каждый в салуне:

— А говорю я вам это для того, чтобы вы и наши пришельцы гордились тем, какую честь вам предоставили. С воинами пьете, не меньше!

Вусмерть пьяные приветствия и хлебание пива наперегонки за здравие. Наступила сосредоточенная тишина, прерываемая почмокиванием и сопением. Все от усердия — пить надо много и со старанием. И тишину нарушает не звучавший никогда раньше в этом помещении тембр:

— А докажешь, добрый воин? — Насмешливый голос. Грубый, сиплый и глухой. Странники редко говорят. Им разговоры непривычны. То следопыты, путники, менестрели языком чесать горазды, выведывая нужную им информацию. Странникам информация редко нужна. Они просто знаю все, что им нужно знать.

Кружки опускаются на столы, у кого-то открыты рты от удивления, у кого-то расширились глаза, кто-то прищурился подозрительно. Заводила с самопровозглашенным воинским званием усмехнулся жестко:

— Тебе ли спрашивать, чумной? Может сначала ты докажешь, что черен от заразы и дружка своего давно отрезал? Тебя уважили болезный. К столу приняли и палками не погнали. А ты перечишь против моего слова невежливо. Отчего так?

Странник почувствовал, как губы непроизвольно сложились в странную гримасу, что уже много лет заменяла ему улыбку. Ну что за идиоты?..

Он отстегнул крепления, что удерживали маску у капюшона. Потом и маску чумного медленно снял. Шепоток ужаса прошелся между столами: «Странник! Всамделишный! Гляди!»

Странник про себе развеселился еще пуще. Ну уж… цену он себе знал. Чумным он, конечно, не был. Но не был он и красавцем. Не был эдакой глыбой сплошных мышц. Не было у него и обаяния, присущего заезжим путникам. Не было того шарма, что сопровождает повсюду ту личность, что идет в широкополой шляпе, длинном плаще, появляется и исчезает таинственно. Ничего. Тощий, хромой от мозоли, воняет неделями немытым телом, нервный тик подергивает глаз, ногти грязные, одежка драная, да маска чумного. Но впечатление производит почище той самой таинственной личности… ну, той у которой шарм и прочая дребедень, аки крылья за спиной. Смех, да и только.

Но раз уж взял слово, надо держать. И Странник вкрадчиво интересуется у хвастливого мужика:

— Так ты можешь доказать, что когда-то самолично убил двух Странников?

Девица тихонько сползла с колен пропащего местного фаворита и ушла к стойке, старательно делая вид, что потеряла интерес. Кстати, девица хороша. Еще относительно свежа. Может Странник и оставит ее в живых на какое-то время. Если болячку на роже прикрыть — вообще красавицей будет.

Ну, вот как все предсказуемо. И мужик уже бежит, спотыкаясь по улице, стараясь унести ноги от пришельца. А Странник бежит следом, костеря про себя проклятую мозоль и старые, сбитые сапоги. Пуля бы догнала быстрее. Но, во-первых, пуля дура. А во-вторых, у деревни был шанс. Это Странники умели чуять еще на расстоянии. У них был шанс выздороветь, снова стать нормальными людьми. Если Странник решит потратить на пропащих свое время. Но, постулаты его ордена ясно говорят: «Те не пропащи, кто пойдет за пастырем нашим». И, значит, им надо этого пастыря дать. На долю секунды его посетило уныние, ведь все это означало, что ему придется задержаться тут от нескольких месяцев, до нескольких лет. Но долг настаивает, да…

А вот хвастун этот послужит деревне. Да, послужит верно.

И в этот вечер Странник просит отдельный дом на отшибе. И творит там черные дела. Отрезает щербатую голову местного героя. Аккуратно вынимает внутренности. И идет вдоль деревни. Была в его детстве сказка, конец года обозначающая. Сказка про деда-весельчака, что девиц невинных страсть как любил. И магией обладал безмерной. Так тому деду из окрестных деревень к концу года невинных девиц и таскали. Он их пользовал год, а потом кишками ихними садик свой из елей украшал. Ну, по территории окрест деревень вешал на елочки. И как появлялось воронье многочисленное где-то, так следующая по очереди деревня, новую девицу и готовила. Старая сказка. В ордене учили, что дед тот существовал реально. Но кем он был — мнения разнились.

Вот в чем суть — хочешь монстра побороть, силу монстрячью сам приобрети. В смысле — будь сильнее! Что сильнее зла лютого? Лишь свет. Но свет из мира пропал уже много столетий назад. Тот самый — истинный и жалящий. А жить как-то надо было. Вот и стали зло еще пущим злом побеждать. А что может быть пуще зла разумного и умеренного? Пересмешники и прочая нечисть — они лишь мясо жрут бездумно. Заражают, портят, проказят. Раз, и все. А люди могут годами из одного бедолаги жилы тянуть. Ну, или по одной девице в год отдавать. Все умеренно, разумно. Даже оправдывают это: одна жертва во спасение многих. И так во всем. Даже орден их — зло самое на земле лютое. Покалеченные жизни Странников. Целый орден на откуп миру.

Одни говорили, что тот дед был прародителем пересмешников, и от него пошла деградация. А другие говорили, что он первым придумал, как от пересмешников защищаться. И все десять деревень теми девичьими потрошками и берег. Ну а то, что пользовал… так кто не без греха из живых, правда? В любом случае — тот дед первым был. Во всем первым. Вон, даже в сказку попал.

А Странник самому себе сейчас того деда напоминал. И поторошка убийцы вокруг деревни гнилой наматывал. Шалая язва шлюшья — вылечится. Утроба восстановится. Мужики пить перестанут. Поженит он их, нерадивых, на бабах вылеченных. Будут семьи. Будет свет. Любовь будет обязательно, когда они вспомнят, что это такое. Но сначала гниль вылечить надо. А прежде чем гниль лечить, надо сберечь деревню от пересмешников. А как получить власть? Уничтожить лидера — самый простой путь. А зачем лидеру пропадать, если последнюю службу можно сослужить… Да и за двух мертвых братьев отомстить — первое дело.

Поэтому: иди Странник! Иди вдоль деревни, как новый дед-весельчак! Прокладывай человечью требуху, заклинаньица под нос бормоча. Давай, Странник! Будь сильным. Победи монстра, став монстром. А потом еще раз победи, задавив того, что сам в себе пробудил. Снова чистым стань, отмойся, отмолись, смени сапоги сбитые, заклинания разрухи на исцеляющие поменяй, куртку грязную на рясу белую, в рюкзаке завалявшуюся смени. Будь, Странник! Побеждай!

Тощий, хромой от мозоли мужичонка, чей запах грязного тела смешался с запахом свежего пота и крови, сипло хохотнул и глухо, хмуро забормотал строчки песенки, знакомой с далекого детства:

— В лесу родилась елочка. В лесу она росла. Зимой и летом стройная, кровавая была. Вороны пели песенку: спи елочка, бай-бай. О девицах замученных ужель не забывай.