Сделка

«Во имя твое»

История, которую мне

взбрело в голову вам поведать,

вымышленная, но в основе любой

сказки лежит истина.

Произошло это в 1492 году, в Испании. Это было смутное время. Наука не стояла на месте и начала обосновано доказывать то, что церковь не признавала, а инквизицию еще никто не отменял.

Случилось это в графстве Розалио Грантэ. В то время на севере графства был монастырь Санта Маргарита. Это было тихое место с жестким уставом. Ревностные католики были основателями этого монастыря, и не по душе им было любое высказывание, вроде: "земля круглая, а выше облаков только звезды..." жизнь там была, в общем-то, умеренная, даже в то не спокойное время. Но в одну ночь случилось то, что, будь оно кому-то известно, повернуло и предрешило бы ход истории.

—

Была дождливая ночь. Громыхали небеса, словно сейчас они расколются, и откроются взору человека силы небесные во плоти. Брат Испеп занимался своим любимым делом — дегустацией монастырского вина. Часто наведывался он к погребщику, и они откупоривали бутылочку.

"На страже ворот стоять, конечно, дело благое, но с огоньком в жилах, оно полегче будет" — думал монах.

Проливной дождь омывал мощные стены, площадь и крыши часовни, мастерских и прочих зданий при монастыре. Массивные стены кольцом окружали монастырь. В центре располагалась небольшая площадь, с маленьким фонтанчиком. Вдоль стен по правую сторону от ворот находились конюшня, мастерские, кельи послушников, которые упирались в стены часовни, а коридор заканчивался дверью в погреб. За северной стеной часовни располагались виноградники на небольшой площадке, под открытым небом.

По левую сторону от ворот располагался склад, за которым была старая пекарня, огибая которую, стена круто поворачивала на восток. Далее в стене была еще одна дверца, выводившая из монастыря, в случае, если бы ворота взяли штурмом. На самом же деле, ею никогда не пользовались, и многие вообще сомневались в ее надобности.

Дальше вдоль стены находился лечебный корпус, который по своему объему почти не уступал конюшням. За стенами врачевальной начинались грядки. Небольшие, обработанные поля были засеяны репой, и свеклой. Огород был отгорожен невысоким заборчиком, едва достававшим до пояса. Далее, за полями картофеля находился небольшой загон для скота, который сейчас пустовал из-за сбора налогов. Инквизиция постоянно питалась и одевалась за счет монастырей. А южной стороной загон упирался в северные стены часовни. В результате, здания окружали площадь со всех сторон, а часовня находилась напротив ворот.

Отпив несколько глотков, Испеп оглядел площадь, покачал головой и, про себя, порадовался, что находится под крышей в такой дождь. Сегодня он должен был стоять на страже ворот. Чем он собственно и занимался.

Сам брат Испеп представлял собой довольно упитанного человека в бурой рясе, перевязанной на поясе простой веревкой, на которой всегда покачивались несколько мешочков, один из которых всегда был набит семечками, а в другом позванивали несколько монет. Добрый простачок, с серыми глазами и тонзурой на макушке. Он постоянно перебирал в руках четки. А семечки и вино — две привычки, от которых он никогда не откажется.

Взяв в руку небольшую горстку семян, он уже поднес ее ко рту, как вдруг, раздался глухой стук в ворота. Открыв дверь, брат Испеп увидел еле живую от побоев девушку, живот ее был в крови, лица ее он никогда прежде не видел, а на руках у нее был мальчик лет десяти с окровавленной тряпкой, намотанной на голову. Она тяжело дышала и хотела что-то сказать.

— Сеньора! Сеньора успокойтесь, я помогу вам! — Брат Испеп был ошеломлен: Ночью, в лесу, да еще с ребенком… На бедную девушку было жалко смотреть. Удивительно, что она вообще так далеко добралась.

Мгновенно протрезвев, Брат Испеп бросился навстречу — Что случилось? Как вы здесь оказались?

— Вы монах? — с надеждой спросила мать еле дышащего ребенка. Она напоминала портовую нищенку. Не очень бедно, но и не богато одетую. Бледная как смерть, наверняка не евшая уже больше суток.

Испеп не успел ничего ответить, а лишь кивнул...

— Я так рада, значит, я добралась! Пожалуйста, позаботьтесь о моем сыне. Я не хочу, чтобы он жил жизнью, подобной моей и ничего не мог с этим поделать. Святой отец, прошу вас!

— Я всего лишь монах, и мне долго трудиться до святого отца — перебил ее ошалевший от внезапной просьбы Испеп — не бойтесь сеньора, я вам помогу, я позову врача.

Жадно глотая воздух, женщина понимала, что может не успеть объясниться.

— Мальчика зовут Мильтен — тихо проговорила она.

Она перестала дышать, и сил ее хватило лишь прошептать имя так жестоко осиротевшего ребенка.

Гром стих, но дождь не прекращался. Деревья скрипели от ветра. Испеп четко разобрал последние слова бедняжки, но пока не мог ничего связать в своей голове.

Не зная как поступить, брат Испеп решил, что в такой дождь, в любом случае, нельзя оставлять ни ребенка, ни мать на улице. Монах вскинул паренька на плечо, а левой рукой, подхватил мать и потянул ее за ворота.

Заперев дверь, он оставил женщину прислоненной к стене, а мальчика понес в лечебницу, где положил его на кушетку, а сам кинулся к дальней двери комнаты. Мальчик ненадолго открыл глаза, сонно оглядел место, где находился, а затем отключился. Испеп появился в комнате вместе с врачом, второпях объяснил ему, что мальчику нужна помощь, а сам помчался в келью брата Мориса, который был приемником аббата.

— Отец Морис! Скорее, скорее… Там, там...

— Господи, брат мой! — отшатнулся Морис, махнув рукой возле носа — Не много ли ты выпил? Для службы час уж больно ранний?

Седина уже проступила на его голове, но человек этот только с виду напоминал старца. Невысокого роста, с густо растущими бровями, он напоминал филина.

— Успокойся, Испеп. Что случилось, я думал, что от тебя-то на страже ворот проблем не будет — смиренным голосом ответил Морис.

— Отец Морис — перебил его Испеп — за монастырскими стенами я услышал глухой стук и, выглянув, увидел умирающую мать и еле живого ребенка. На последнем вздохе мать успела лишь проговорить имя мальчика. Я отнес его к Клаусу...

Морис слушал, не перебивая, спокойно и безмятежно. Это и не удивительно. Ведь сейчас на многих дорогах свирепствуют бандиты. Но когда он понял, что ребенок жив и находится в монастыре, он вскочил с постели, с криком: "Так что же ты молчал все это время?!"

Отец Морис выскочил на улицу впереди Испепа. И минуту спустя оба оказались во врачевальной.

Мальчик лежал безмятежно. Почти обсох, благо это помещение всегда отапливались хорошо. Брат Клаус, исполняющий обязанности врача, объяснил им, что парень получил сильный удар по голове и вполне возможна потеря памяти, или неверное понимание слов первое время.

— Мне кажется, что господь ниспослал нам еще одного послушника. С умилением произнес отец Морис.

— Его мать — почти шепотом произнес Испеп, дабы не разбудить новоиспеченного брата — нельзя же оставлять ее у стены.

— Верно! Разбуди двух послушников себе в помощь… Ты уверен, что она мертва?

— Да. Удивительно, что она вообще смогла добраться так далеко с такими ранами. До города путь не близкий, да, к тому же, она несла мальчика.

Испеп рассказывал о том, что видел и знал, и прекрасно понимал, что сделать ничего не мог, однако он выглядел виноватым.

— Похороните бедняжку и отпустите ей грехи, а затем возвращайся и мы решим что делать дальше.

Отец Морис перенес ребенка в свою келью и уложил в постель. Когда Испеп вошел, Морис молча смотрел на мальчика, обдумывая его вступление в братство.

"Его имя — Мильтен" — сказал монах, сделав утвердительный шаг к кровати.

«Собеседник»

С той ночи прошло, без малого, восемь лет. Мильтен рос, умнел, стал высок и очень красив. У него были темные волосы, глубокие зеленые глаза и огрубевшие от работы руки. Среди послушников он был одним из самых высоких. Обета послушания он никогда не нарушал и был очень старателен. Библия для него была чем-то особенным, он искренне верил в то, что в ней писалось. Аббат видел в нем будущее монастыря и многое хотел бы ему дать. В одиннадцать лет он впервые заинтересовался судьбой своих родителей. Ему мягко отказывали. Однажды ему показали могилу его матери.

Испеп и Морис вместе проводили его на кладбище, по дороге рассказав ему о его появлении в монастыре. Мильтен поинтересовался происхождением матери, но четкого ответа так и не получил.

— Мы, право, ничего не знаем о ней. Лишь то, что мы уже поведали тебе.

— А мой отец? О нем вы что-нибудь знаете?

Морис виновато покачал головой.

—

Однажды вечером, Мильтен отправился чистить пекарню. Было уже довольно поздно и темно. Рабочее помещение монастырского пекаря освещал лишь факел трудолюбивого послушника.

— Вот уж действительно труд Каину во искупление греха — пробурчал Мильтен себе под нос.

Тихий смех наполнил пекарню.

— Кто здесь? Это ты, Себастьян? Не очень-то остроумно! — Мильтен осветил темные углы факелом в надежде найти молодого послушника, с которым они часто играли детьми, но он никого не нашел. — Может, почудилось? Вот уж чем никогда не грешил, так это пьянством на службе — усмехнувшись, подумал он про себя.

— Хм-ха-ха-ха — смех стал намного громче.

— Господи Боже — ошалевший и растерянный он наперебой стал читать молитвы, какие были в его голове.

Смех перерос в настоящий хохот.

— Хватит попусту воздух сотрясать — голос, тяжелый и ровный раздался откуда-то из глубины комнаты.

Мильтен упрямо гнул свое и не переставал молиться.

— Да перестань ты, эта болтовня тебе ничего не даст!

— Монахи учат меня что молитвы — единственное, что спасет меня от сил сатаны.

— Чушь! Все что дали тебе монахи, это уверенность в защищенности, которой, к слову, и нет вовсе!

— Почему я должен тебе верить?

— А почему нет? Ты сумел меня развеселить! Я давно не общался с представителями другой стороны.

— Покажись! Я не стану говорить со стеной! — Отрезал юноша уверенным голосом.

— Ишь ты какой, может я не хочу появляться на… Смешно сказать. На СВЯТОЙ земле. Выходи из монастыря, и мы побеседуем.

Мильтен был в смятении, граничащем с бешенством! Горячий нрав молодого послушника не позволял ему признавать две версии истины.

— Позволь мне переговорить с тобой. Я давно искал подобного тебе — Тяжелый голос прозвучал словно бы за спиной Мильтена.

Отшатнувшись, парень опустил голову, и широко раскрыл глаза, взвешивая услышанное и принимая решение.

— Господь всемогущий, может я говорил с самим сатаной?

Бросив метлу и тряпку со щеткой, Мильтен забежал в свою келью, взял медный крест, облил его святой водой. Парень был напуган, но хотел жить и свято верил древним писаниям, в которых, крест, молитва и вера спасут человека, избавят от искушений и приведут к свету. Однако для него сейчас — выход из монастыря это рискованное предприятие. Мильтен полагал, что раз уж к нему явился сам дьявол, то без разбирательств не обойдется, и просто так ему не отделаться. Кроме того, ответы на давно терзающие его вопросы сами подтолкнули его к решению о переговорах.

Отперев дверь ворот монастыря, Мильтен увидел черный капюшон, длинную мантию. Ростом он был выше любого из монастырских братьев. Тяжелый длинный капюшон, кожаные ремень и сапоги делали его похожим на палача, который не взял топор на прогулку. Холодом повеяло от этого человека, а внушительный рост заставил бы отступить перед ним любого спорщика.

— Подойди! Голос прозвучал словно бы в его голове. Не бойся, можешь закрыть дверь за собой, если тебе так спокойнее.

«Одно целое»

Выйдя за дверь, Мильтен взял посох и закрыл ворота.

Лунный свет пробивался сквозь кроны деревьев, рисуя потрясающие пейзажи, и мягкими лучами ложился на тропы и невысокую траву у подножья вековых дубов, стройных берез и молодых расточков, которым только предстоит встать рядом с отцами и братьями в ряд, по обе стороны дороги. Заухала сова, какой-то мелкий зверек рванул из укрытия, оставив после себя лишь качающиеся ветки куста — единственного доказательства, что там вообще кто-то был...

— Зачем ты пришел? — Деревянным голосом, спросил юноша.

— Ты мне понравился — заявил незнакомец.

— Ты пришел, чтобы расхваливать меня? Среди моих друзей нет подхалимов! Монахи меня учили. Я знаю о тебе достаточно, чтобы не иметь с тобой дел.

— Неужели? И что же тебе рассказали твои наставники?

— Ты виновник всех бед и несчастий. Все зло в этом мире исходит от тебя. Ты — создатель греха, отец лжи и царь предателей, ужас и мрак этого мира…

— Чушь! Неужели ты думаешь, что я — единственная помеха вашему мирному сосуществованию, что нет ничего хуже меня самого?

Мильтен оглушен. Незнакомец прочел его мысли.

— Кстати, можешь называть меня как тебе удобно, хоть Каином, если уж ты о нем сегодня вспоминал.

— Нет! Слишком броско. Я много читал с тех пор как появился в монастыре и не единожды попадались мне имена великих. *Альтен, я буду звать тебя так.

— Как угодно неподкупному и верному послушнику монастыря святой церкви.

Собеседник взглянул в глаза Мильтена, но не уловил ожидаемой обиды, или блеска гордости в глазах юноши.

— Так зачем ты пришел?

— Я хочу просто немного побеседовать. Давай немного прогуляемся — Они отправились по тропинке вглубь леса.

— Для начала я скажу тебе кое-что. Ты наверняка думаешь, что все, что тебе рассказывали в монастыре — есть истина безоговорочная и справедливая? Считаешь, что без меня мир станет лучше, и даже пожертвовал бы чем угодно, лишь бы избавить от меня так нуждающихся в мире и благородстве людей? Верно?

Мильтен вновь ошарашен. Его будто раздели догола. Альтен снова прочитал его мысли. Воспоминания и глубокие чувства накрыли его с головой, и тут в послушнике проснулась давно дремавшая обида на всех из-за его несправедливо умершей матери, из-за так и не появившегося отца… Тоска, терзавшая его сердце, съедала его изнутри.

— Я хочу тебе кое-что предложить — добавил незнакомец — И перестань себя жалеть! Ты думаешь, что один потерял родителей, один не общался с миром, был заперт за стенами злополучного монастыря? Поверь мне, есть те, кто потерял куда больше твоего! Твои потери — жалкая тень их.

Они медленно подходили к месту старого, высохшего русла реки.

—

— Твоя мать была портовой шлюхой, правда не по своей воле. Ее изнасиловал молодой граф Конвалес, кстати, твой отец. Когда граф понял, что она беременна, он продал ее в бордель, там ее избили за неосторожную работу, правда, уже после родов. Конечно, она не хотела там находиться и, тем более, растить тебя в этом месте, но поделать с этим ничего не могла. Ты рос практически один, на улице. Да, мать тебя кормила и воспитывала, как могла, но это нельзя было назвать семейной жизнью! Наконец, пришел день, а точнее вечер, когда в пьяной потасовке загулявших постояльцев бордель вспыхнул как факел, и твоя мать смогла воспользоваться моментом.

В поисках тебя, она попала в передрягу, и ее полоснули ножом, однако это ее не остановило. Забрав тебя, она сбежала, но в результате побега в ночной лес, в монастырь попал только ты один. Никакой мистики, все реально! А главное, я тут не причем.

Юношу охватила дикая печаль. От услышанного, на глазах его выступили слезы. Он схватился за голову и, попятился назад — Нет, нет, это ложь, ты не можешь этого знать, я не верю! — Отрезал он.

Незнакомец повернулся к нему.

— Нет, мой мальчик. — Альтен исчез у него на глазах и возник прямо за его спиной — Все было именно так!

— Аааа! Изыди нечистый!

Мильтен резко обернулся, не на шутку перепуганный, он упал на спину и пополз прочь. — Уйди! Уйди, тварь нечистая! — Он пятился от Альтена и, нащупав рукой камень, машинально швырнул в него.

Между тем, незнакомец, получивший имя, не двинулся с места. А лишь смотрел как дикий страх обуял мальчишку.

Камень летел выше плеч. Глухой стук, и голова Альтена откинулась назад, но капюшон не дал лицу открыться в лунном свете. Незнакомец свалился назад в небольшой овраг.

Мильтен опомнился, подполз к краю оврага и увидел, как этот человек лежит, раскинув руки в стороны, а из груди его торчал окровавленный обломок сухого деревца, корни которого еще держались в земле, а ствол торчал из нее как кол.

Легкий смешок раздался в голове Мильтена.

— Ну вот, теперь ты знаешь, что святых и безупречных нет! Даже ты смог так легко убить человека, который тебе абсолютно ничего не сделал. Но я тебя успокою. Ты точно не одинок в этом. Случайно, или нет, но многие причастны к чьей-нибудь смерти. Будь то убийца, отравитель, пособник, затейник, или просто вор, напоровшийся на неприятности. Самые умелые, и порой вовсе себя не винящие, находили аргументы в свою пользу. Не редко этими людьми были священнослужители. Сейчас свирепствует святая инквизиция, к искоренению ереси, не имеющая никакого отношения. Церкви просто нужна власть. А самый простой способ ее добиться — держать несведущих в страхе перед ними и тем, кого они называют Богом. Жгут поля, уничтожают женщин, писателей, поэтов, актеров, торговцев, врачей… И все это во имя господа вашего. Так и поступает святая инквизиция. Ха-ха-ха-ха. Ну и кто же из нас великое зло?

Мильтен в ужасе! Паника охватила его: "Боже, Боже мой, что же я натворил?!" — Он бросился осматривать раненого.

"Оставь его, он мертв!" — голос в его голове затмевал голос разума.

— Ты можешь долго себя винить, бояться. Я все еще хочу тебе предложить кое-что.

— Я дам тебе невероятную силу и способность останавливать поток времени, всегда буду с тобой и хочу тебе многое открыть, и рассказать то, о чем ты нигде не прочтешь и вряд ли сможешь от кого-то услышать! При этом, учитывая твой возраст и неопытность, я спасу тебя лишь один раз, если потребуется, а дальше все будет зависеть от тебя.

— И что же тебе нужно?

— Твоя душа....

— Не сказал бы что удивлен, но не слишком ли дорого для того о чем я не очень хочу знать?

— Пока не хочешь. Нет, не пойми меня превратно, я не стану тебя убивать. Ты сам выберешь свою смерть. Просто, когда придет время, я заберу свое. Подумай сам: ты убил человека, ведешь разговор со мной, монахи такого не простят, сколько ни замаливай грехи.

— Ты хочешь убедить меня, что мне нечего терять? Почему я должен тебе верить?

— А что тебе терять? Конечно, решать тебе, но, упустив такую возможность сейчас, дальше тебе предстояла бы скучная жизнь, если только, твои деяния не раскроют. И тогда уже тебе светила бы просто жуткая смерть в руках все той же инквизиции.

Юноша опустил голову, взвешивая слова Альтена. Перед ним возникали обрывки темного детства, мутного, как вода в болоте.

—… По рукам. Я согласен.

Миг спустя, Мильтен, пошатнувшись, упал. Поднялся небольшой ветерок, покачивая траву, и под лунным светом заблестела кровь мертвеца в овраге.

Очнулся Мильтен через четверть часа. Его голова кружилась, и он не мог встать.

— Аллилуйя! Наконец-то ты в сознании — воскликнул голос в голове мальчика.

Мильтен с ужасом огляделся, но никого не нашел. — Что? Что происходит?

— Не нервничай, это Я — пояснил Альтен. Я дал тебе желанную силу, но теперь мы одно целое, так легче общаться. Теперь дыши ровно и глубоко.

Мильтен, последовав совету голоса, снизил темп дыхания и вскоре пришел в норму.

— Вставай, нужно возвращаться в монастырь. И давай уберем мертвеца, не оставлять же его здесь.

— Но его все равно найдут! — испугался Мильтен.

— Нет, теперь нет, успокоил его Альтен. Пользуйся, пока можешь, испепели его!

Мальчик взглянул на труп и протянул руки, чтобы собрать хворост.

— Ха-ха-ха-ха! Что ты делаешь? Просто представь его в огне.

Послушник взглянул на мертвеца, вздохнул, о чем-то задумался и, последовав указаниям Альтена, представил горящий жарким пламенем труп.

Миг спустя, покойник вспыхнул, как факел, ярким пламенем, в котором и исчез.

— А теперь уходим.

Снова поднялся легкий ветерок. Облака клочками бороздили ночной небосвод, то и дело, прикрывая лунный свет. Монах шел по лесу тихо и торопливо. Обходя очередной поворот, он наткнулся на горящие желтым светом голодные глаза волчицы. Она медленно начала приближаться к Мильтену.

— Тихо — успокаивал его голос Альтена — не нервничай, дыши спокойно и глубоко. Смотри между глаз, не дергайся. Даже когда она окажется ближе, чем в двух метрах от тебя, просто стой спокойно и дыши ровно. Посмотри на нее… Красиво, правда?

Волчица медленно подходила, не сводя глаз с Мильтена. Никакого страха перед ним она не испытывала. Смотря прямо на него, она приближалась к послушнику. Оказавшись почти в трех шагах от него, она вдруг просто села, не отводя глаз, и издала тихий звук, напоминающий скуление домашнего пса, при виде хозяина. Они смотрели друг на друга около минуты. Потом волчица встала и пошла вглубь леса.

— Это было очень страшно и красиво! — Признался Мильтен.

— На самом деле, это довольно опасная красота. Зверь тронет человека, только если он голоден. И не станет нападать на того, кто, по сути, не может быть полностью съеден. Ты видел ее глаза? Великолепное создание!

Послушник вернулся в монастырь, закрыв ворота и наскоро прибрав пекарню, ушел в свою келью.

(*Альтен— король, предавший свой народ. Звук «А» — знак отрицания и противоположности «Тен» — честь.)

«Поручение»

Утром в его дверь постучали.

— Просыпайся, Мильтен уже утро! — Бодро проголосил отец Морис — У меня к тебе дело, мой мальчик.

Мильтен вскочил и, быстро одевшись, открыл келью.

— Что мне нужно сделать, Отец Морис?

— Нужно отнести кое-какую утварь городскому кузнецу, наша мастерская с этим не справится. Отправишься сразу после службы, мы сговорились с Боспепом на 6 серебряных монет и кувшин монастырского вина.

— Где мне его найти?

— Его кузня неподалеку от площади, у восточных ворот города.

— Хорошо отец Морис.

— Ты вырос, мой мальчик, очень старался, скоро ты будешь готов стать одним из нас. Продолжай молиться о покорности и повиновении, и тогда скоро ты станешь полноправным монахом монастыря Санта-Маргарита.

— Правда?! — Мильтен не поверил своим ушам. И приклонив колено, поцеловал руку своего духовника.

— Хм-хм-хм-хм — посмеялся наставник и приложил ладонь к его голове — ну, полно, ступай же скорее. До города путь не близкий.

После приготовлений в дорогу Мильтен получил деньги, сломанные подпорки и бутыль свежего красного вина из погреба брата Томаса.

— Да, вино у вас и правда хорошее — добавил задумчивый голос — расслабляться вы монахи умеете. Один из немногих талантов вашего дела.

Выйдя за толстые стены монастыря, Мильтен обернулся, и оценил красоту бедно освященной часовни и крон деревьев. По сути, это был настоящий замок неприступный из-за массивных оград и не менее тяжелых стен часовни и прочих зданий монастыря.

— Согласен, это красиво — Альтен произнес сии похвалы без особого энтузиазма, но в голосе его не было ни насмешки, ни сарказма, столь свойственного представителям другой стороны.

— Странно, я считал, что тебе противны все проявления чистой красоты и благородства.

— Почему всякий раз, когда я пытаюсь говорить с тобой на равных, или чуть выше, ты обязательно видишь в этом обман, подлость, лицемерие и нечестивость. Словом все, что ты так ненавидишь?

— Если ты тот, кем представился — возразил ему Мильтен — то у меня нет никаких оснований принимать на веру твои слова. Раз ты искуситель, то твои слова звучат ласково, но ложно. Так меня учили. "Не верь, не слушай, не ненавидь и не бойся."

— Ты так и не понял? Тебя всю жизнь учили отрицанию другого варианта, других мнений. Я не чудовище, хотя, для несведущих глупцов вроде тебя, обязан им быть. Другое дело, что до людских страданий мне никакого дела нет, благо они и без меня прекрасно умеют мучить и мучиться. Я лишь даю возможность выбора, если ты понимаешь. Человек сам делает все остальное. Таков промысел господа. Он решил, что все люди должны быть свободными, а таковым человека делает возможность выбора. В этот момент и появился я.

Недолгое молчание Мильтена давало надежду собеседнику убедить его в своей правоте.

— Раз тебя так ненавидят, значит ты это чем-то заслужил — робко заявил юноша.

— О-о-о, это не ново — винить в своих проступках и ошибках других, снимая со своих плеч груз ответственности. Про смелость самому решать проблемы, принимать тяготы жизни и добиваться в итоге снисхождения небес я вообще молчу — парировал Альтен.

— Если б ты не появился, люди не знали бы греха в принципе! Не было бы ни воров, и убийц, ни каторжников, ни даже пресловутой инквизиции.

— Если б я не пришел в этот мир — истории рода людского вообще бы не было. С момента появления людей на земле, они хотели свободы, равно как и власти. Наделенные властью никогда не насытятся ею. Так и получается, что вся история вашего народа — это история войн и междоусобных распрей. Не будь меня, люди бы все-равно творили зло, но не ведали бы этого, и не понимали бы что именно не так. Для них бы не было разницы: взять на память, или украсть. Казнить бандита, или вздернуть короля — ответствовал ему Альтен — Кстати, меня порадовало твое отношение к инквизиции. Позволь спросить почему ты их не любишь?

— За год к нам не единожды приходили за едой и кровом люди, чьи обязанности — искоренять нечисть и уничтожать зло. Однако, мне приходилось за ними ухаживать, и лишь не многие из них действительно верили в то, что делали. Остальные лишь пользовались тем, что получали безвозмездно — с неким презрением говорил юноша.

— А тебе не кажется, что ты должен возлюбить ближнего своего, помогать тем, кто нуждается в помощи и даже накормить голодных, если можешь? — Ехидничал Альтен. — Однако, инквизиция — такие же святые люди, как и монахи. Им бы тоже вам помогать, а они только берут. Немного не по-христиански. Может, монахи не все тебе рассказали?

Не желая продолжать спор, Мильтен решил заткнуть собеседника, ибо то, что он говорит — не вяжется с тем, что он знает о мире.

— То, что я знаю от монахов, всегда оказывалось так, как мне предвещали, и всегда все было хорошо, пока...

— Пока ты не вышел из монастыря — перебил его Альтен — конечно, каждый волен жить, как хочет, но, пока ты не попадешь во внешний мир, в твоем случае, я имею в виду выход из стен монастыря, ты не поймешь, что твои знания о мире, его порядках — ничтожны. За воротами монашеской обители все действительно может быть так, как они проповедуют. Все послушны, добры, заботливы и почти равны. Да и то, в любом монастыре есть аббат-настоятель. А приношениями такие люди делятся далеко не со всеми, уж поверь.

— Но жизнь снаружи полна сюрпризов — добавил он — опасностей, страха и сомнений, однако с другой стороны, все остальное — и не жизнь вовсе. Вот, ты молишься за голодных, раненых, обманутых, или убитых. Но, ведь, одними молитвами сыт не будешь, верно? Я знал одного купца, чьи слова запомнились мне на долго. Он говорил, что помолившись, не наешься, а лишь слюну наработаешь и желудок подразнишь.

— Ха-ха-ха — рассмеялся Альтен, словно издеваясь над мальчиком, готовым взорваться от переполняющего его гнева.

Мильтен еще больше взъелся.

— Как мне тебя заткнуть? Мы почти пришли.

—

Симпатэ — небольшой портовый город. Торговля там идет хорошо и укреплен он тоже на совесть. Мощные стены из красного камня очерчивали границы города с северной и восточной стороны. С запада и юга простиралось море. Район торговой площади представлял собой не особо богатую, но довольно насыщенную красками картину. Из окон торговцев висели разноцветные платки, шатры их стояли всегда у входа в дом, так что о графике работы речи быть не могло.

Порт — нижняя часть города. Там были склады и доки. Из города было два выхода. Северные ворота ведут из города к монастырю, восточные — к придорожным кабакам и отелям.

Был так же в городе и, так называемый, Верхний квартал. Один только проход туда разрешен людям, пользующимся уважением в городе, или тем, чье состояние позволяет владельцу угощать весь город, разливая сидр на главной площади, и устраивать званые ужины по вечерам для всей местной аристократии. Этот район элиты, где жили дворяне и богатые купцы, кишит вельможами из разных стран, элитными торговцами и стражей Симпатэ. В общем, все влиятельные люди города собраны вместе, и живут, в основном, на собственное состоянии и на средства, получаемые из организованного торгового предприятия в портовом квартале. Улицы Верхнего квартала выложены из цельных гранитных плит, а дома стояли на земле, покрытой душистой травой. Как следствие — часто строения обрастали плющом, мхами и цветущими лианами. Крыши выложены красной черепицей, а двери в основном с медными окантовками и стальными ручками. Качество товаров, предлагаемых здесь на порядок выше, и они были куда дороже тех, что можно было найти в Нижнем квартале, или предлагаемых дорожными купцами.

Ремесленники, матросы и рабочие порта составляли основную часть находившихся в портовом квартале, который местные называли Нижним. Запах пряностей наполнял город с самого утра, добираясь до этого места к середине дня, разбавляя смесь запаха рыбы с морским бризом и разлитым на площади сидром.

На разных языках шли здесь разговоры. Часто умельцы-кузнецы, портные, лекари и дорожные купцы были готовы предложить свои услуги всем желающим. Стены домов резко отличались цветом от тех, что можно было встретить в Верхнем квартале. Серые невысокие постройки, нередко заросшие мхом и лишаем с одной, или нескольких сторон. Каменные мостовые — гордость Симпатэ. Нет места в городе, где дорога не олицетворяла неприступность и прочность города, как в финансовом плане, так и в военном деле.

Весь город напоминал жужжащий улей. Здесь густо кипели страсти на площади, звонко играла музыка в Нижнем квартале, весело журчал ручей, ключом бивший из пригорка в Верхнем квартале и спускавшийся перекатами по каменной выкладке, проходящей через город, и уходившей в море.

Альтен остался хладнокровен к пейзажу: "Все города похожи. В них уже нет той романтики, красоты жестов, игры теней, все это уже уходит в прошлое. Вавилон, вот это был воистину город поразивший даже меня".

«Жестокая реальность»

"О! Кстати о красивом. Как тебе вон та особа в сиреневом кафтане?" — Альтен обратил внимание юноши на одну из танцовщиц на персидском ковре.

Девушка поймала взгляд Мильтена и более не сводила глаз с юноши. На вид ей не больше семнадцати лет. Темная кожа, большие темно-карие глаза, нежные запястья с золотыми украшениями. Руки ее ловко крутили и расправляли тонкую ткань, Она двигалась медленно, танцуя, извиваясь и заигрывая с Мильтеном. Длинные темные волосы были переплетены с позолоченной тесьмой. Синий шелковый платок прикрывал лицо, оставив видимыми лишь глаза танцовщицы.

— Я не могу войти в искушение и поддаться восстающей плоти — отрезал Мильтен.

— Ха-ха-ха, ну да, я забыл, монахам нельзя иметь телесных связей. Кстати, ты сам-то понимаешь почему?

— Войти в искушение — это поддаться соблазну. А если поддаться один раз, то, если искушение предстанет снова предо мной, я уже не смогу устоять.

— Ха-ха-ха — разошелся собеседник — Все намного проще, мой мальчик. Просто людям в рясах нужно полное подчинение. А секс — это тоже выбор, дающий свободомыслие и наслаждение обеим сторонам, но такой свободы монахи позволить вам не могут. Вот истинная причина. А то, о чем ты говоришь, конечно, тоже правда, но далеко не вся.

— И кстати, можешь притормозить течение времени и разглядеть красотку получше. Я тебе расскажу о ней кое-что еще.

Мильтену стало интересно.

— А как мне...?

Не успел он договорить, как все вокруг замерли, и даже солнце на небосводе перестало идти к горизонту.

— Ух-ты! — Мильтен был восхищен появившейся у него власти. Он не заметил, как Альтен подвел его к замеревшей в танце красотке.

— А теперь посмотри в ее глаза!

— Они полны страсти — сказал Мильтен.

— Это не страсть, а страх! Страх неизбежности, близости вечера, когда работа на ковре закончится и хозяин спрячет ее туда, где она дожидается еды и отдыха в лучшем случае, а в худшем — насилия и сна, привязанной к кровати, а то и вовсе настила на каменном полу. Она не знает куда деваться. Она хочет убежать, но не знает куда! Ее тут же поймает другой рабовладелец и сделает наложницей. А останется — ее и дальше будут избивать и заставлять работать. Посмотри, она вся в синяках! Альтен подвел руку Мильтена к груди танцовщицы и приподнял нагрудник кафтана. Увидев девичьи прелести, юноша покраснел, но глаз не отвел. — Смотри ниже — настоял Альтен — видишь? Смотри на бока, она мучается, когда лежит! Ей больно!

Мильтен взглянул на живот и бока красотки: "Господи, да на ней живого места нет" — и чуть ни заплакал от сострадания к ней, приложив руку к губам, как делал всегда, при виде картины, не слишком благотворно влиявшую на человека на нее смотрящего.

— Но сейчас я тебе расскажу самое интересное! Ее хозяин бьет ее ни для того, чтобы она работала, хотя и это было бы для него подходящим поводом, но для того, чтобы любовники жалели ее и давали ей серебра сверху. Это дополнительный способ обогащения!

— Прекрасно, правда? — С диким сарказмом произнес Альтен.

— Все во имя выгоды! И так за годом год, покуда ее не выкупят, если уж очень повезет, и ее будут жалеть дольше двадцати минут, или пока она станет не нужна, и ее выбросят на улицу.

— Пойдем дальше. Видишь?.. У лавки с украшениями...

— Вор! — Перебил его Мильтен.

На углу лавки стоял упитанный дворянин, весь увешанный драгоценностями, которые ему не идут. Отвисшие щеки, и опухшие глаза выдают его похмелье с головой. Темно бордовые одежды с геральдическим львом, вышитым серебром, сидели на нем плотно, однако пояс он так и не смог застегнуть. Кожаные сапоги блестели на солнце. Высокая шляпа, с приколотым пером спасали его бедную голову от прямых лучей солнца. Шею дона прикрывал высокий воротник, с кружевами. На поясе его висело 2 кошеля.

К одному из них тянется мальчик, лет двенадцати. Растрепанные волосы и измятая рубаха говорили о том, что малец недавно проснулся. На ногах этого бедняги были широкие изодранные штаны. Тонкие ручки и быстрые ноги кормили его. Казалось, его сдует при первом же дуновении морского бриза. В правой руке у него был маленький ножик для веревки, а левую руку он держит под кошельком. Осталось срезать узелок и добыча упадет в левую руку воришки.

— Посмотри на него, он лишь хочет есть! Хотя и стал таким именно из-за подобных этому жирдяю, высоких налогов и цен, которые устанавливают такие, как тот, чей кошелек сейчас будет украден. А может он из дома, где родители о нем не думают, или умерли — что в общем сути это не меняет. А святая церковь и думать о нем не станет, хоть и проповедует любовь и помощь ближнему. А ведь желание его естественно — быть сытым. Но если его поймают — 20 ударов плетью или закуют в колодки. И никто этому не воспрепятствует. Какая тут справедливость? А ведь меня тут не было! Люди сами это устроили — это их порядки.

— Не может быть, я не верю, что церковь и господь оставили его!

— Господь и не оставил! Смотри, он жив и не болен, и промышляет только воровством, а не грабежом и убийствами. А вот люди о нем забыли.

— Пойдем отсюда, тут больше не на что смотреть.

Мильтен стал интересоваться тем, что узнал, расспросам не было конца и проговорили они полдня, вовсе забыв о том, что люди вокруг замерли, не дышали, и о том что они вообще есть свидетельствует только их застывшие фигуры. Многое было узнано, понято и заново обретено в памяти Мильтена. Позже он стал больше интересоваться Альтеном и его роли во всем что произошло, происходит, и еще будет происходить.

— А как долго ты бродишь по земле?

— Тебя еще и в планах не было — продолжал острить Альтен, не теряя нот столь любимого им сарказма.

Добравшись до площади, они отпустили чашу времени и оно вновь потекло в привычном ритме. Мильтен быстро сориентировавшись, нашел-таки кузнеца Боспепа. Мастерская его была не особо чиста, однако небрежностью здесь и не пахло. Сам мастер напоминал богатыря. Плечи широки, борода густая, руки сильные, голос низок. Общую картину стати портил лишь невысокий рост кузнеца. Собака, городской стражи смогла бы перепрыгнуть его. Договор он помнил и лишнего с послушника брать не стал.

— Подпорки — вещь не сложная — заключил Боспеп и, забрав сломанную утварь, пообещал закончить ремонт к вечеру.

На том и разошлись.

До вечера Мильтен просидел в таверне «Крепыш Брогар».

В молчании проходило ожидание над кружкой хорошего сидра. По крайней мере, так казалось окружающим. Однако, горячие споры разыгрались за крайним столом недорогой харчевни. Споры о том может ли Мильтен помочь мелкому карманнику, танцовщице или кузнецу как-то улучшить их жизнь. Но всякий раз Альтен приводил мальчика к выводу о безысходности попыток помочь воришке, или девушке на площади.

— Любые деньги, которые ты отдашь ей хозяин тут же заберет, да и нет у тебя лишних денег — объяснял Альтен — воришку ты не найдешь в городе, а кузнецу ты не можешь отдать больше, чем у тебя есть. Конечно, ты можешь освободить девушку, убив ее хозяина — ехидным голосом добавил он.

— Нет, это ничего не решит! — отрезал Мильтен, здраво рассудив, что подобных ее хозяину в городе не один и не два.

Порой казалось, что разгоряченный послушник вскочит на стол и начнет кричать, что истина только одна и нельзя отрицать его правды, а хозяин харчевни с тревогой смотрел на юношу, периодически подсылая к нему своих работников, с одним и тем же вопросом: "Не нужно ли чего, сеньору?"

Краем уха он уловил разговоры в таверне. То тут, то там говорили о том, как недавно инквизицией был казнен старый алхимик Константино, к которому солдаты обратились как к врачу, но, прознав о его способностях к зельеварению, его объявили еретиком и сожгли перед его домом.

К вечеру, Мильтен пришел в назначенный час к городскому кузнецу. Заказ выполнен. Пора и честь знать.

—

Выходя из города, Мильтен подумал, что видел многое, и нет больше такого, что могло бы его удивить, однако его ждал неприятный сюрприз.

У дорожного указателя сидела девушка и плакала, при этом лицо ее было очень жалостливым. Волосы ее растрепаны, одежда порвана, а левое колено разбито. Юнец тут же бросился к бедняжке.

— Не стоит так спешить, она ведь уже упала — сострил Альтен.

— Сеньорина! Не плачьте так, я уже здесь.

Девушка взглянула на Мильтена и, миг спустя, перестала плакать.

— Мальчишка?

— Почти монах! — гордо подметил паренек.

— Но ведь у тебя ничего нет.

— Что? О чем вы говорите?

— А что у тебя в сумке? — Пробормотала девушка, окинув взглядом Мильтена.

В этот момент из-за деревьев вышли люди, и довольный смех раздался за спиной паренька.

— Какой благородный юноша! Так и бросился на помощь бедной, раненой девице — легкий смешок прокатился по ораве разбойников.

— А это, видимо, их главарь. Развлекает своих шавок — отрезал Альтен.

"Что происходит? Неужели это бандиты, о наглости и беспринципности которых меня часто предупреждал Отец Морис, рассказывая о них?"— подумал Мильтен, поняв, насколько крепко он влип.

— Спасибо Ханна, очень полезно иногда неудачно падать — продолжал главарь и взглянул на юношу — ну что ты застыл "монах"? Развязывай сумку и кошель, вытащив нож, говорил он.

Мильтена окружили с четырех сторон, стало страшно.

Голос Альтена ворвался в голову мальчишки и, громом среди ясного неба, призвал его не терять присутствие духа: "Очнись, я дал тебе силу, так используй же ее!"

Юный послушник, все-таки, прислушался к совету, но что именно делать, так и не понял.

— Да делай что хочешь! Можешь, хоть, просто махать руками по сторонам. Физической силы тебе не занимать, так что если заденешь кого-то — ему несдобровать.

— Ну же, давай сюда сумку и кошель — неторопливо повторял один из своры.

— Не троньте меня — отступая назад, сказал Мильтен.

Бандиты подходили к нему все ближе. Сзади на плечо и сумку юноши легли тяжелые руки одного из них.

Мильтен резко отвел левую руку назад и оттолкнул ею наглеца. Тот отлетел, чуть ли ни на три метра.

Грабители, ошарашенные увиденным, несколько секунд просто стояли и пытались сообразить, что произошло. Затем раздалось: "Ах ты тварь" — и все трое бросились на Мильтена. Он ловко ушел от удара, слева. Затем справа. Ножи мелькали со всех сторон, и, наконец, он поймал момент, когда очередной выпад был слишком сильным и после него бандит остался открытым для удара.

— Не упусти момент, бей! — с азартом говорил Альтен.

Юноша с размаху влепил горе-фехтовальщику в правое ухо и тот немного отлетел, потеряв сознание.

Мильтен отступал все дальше, но нападавшие не собирались его отпускать.

— Почему ты даже не попытался взять один из ножей? — поинтересовался Альтен — ты бы справился куда быстрее, будь у тебя оружие.

— Зачем мне кого-то убивать, если можно просто отключить — резко ответил Мильтен.

— Это что, один из уроков твоего наставника?

— Отец Морис говорил, что нет смысла кого-либо лишать жизни. Никто не имеет на это права!

— Я тебе так скажу. Если тебя хотят убить, то ты имеешь полное право сделать с обидчиком то же самое! Самаритяне на войне долго не живут. Не теряй бдительность.

— Я не хочу убивать их.

Мильтен решил убежать от бандитов, но, как только обернулся — напоролся на короткую рапиру главаря шайки.

Он опустил голову и почувствовал тепло в животе. Затем резкая боль сковала юношу. Он упал и видел как кровь медленно и небольшими толчками вытекала из под накидки.

— Глупый, неопытный и неосторожный… — упавшим голосом произнес Альтен и замолк.

Мильтен закрыл глаза и открыл их миг спустя, но был уже не распростертый на земле, а бодрый и полный сил. Он стоял на торговой площади перед северными воротами города, из которых недавно выходил.

— Что это значит?

— Вспомни наш договор! Я обещал, что спасу тебя один раз. И вот, ты уже не в руках бандитов. Но, если, пойдешь по той же дороге, то, определенно, снова там окажешься.

— Тогда лучше мне пойти обходным путем.

Мильтен решительно развернулся и пошел в сторону восточных ворот. Путь этот не очень короток, но в данный момент более безопасен. Он шел через лес и по широким тропам, мимо придорожных таверн. Наступала ночь.

— Не знаю почему, но я всегда больше всего любил именно это время суток. Вечера таят в себе какое-то необъяснимое спокойствие. А от красоты местных закатов дух захватывает...

— М-м да, не будь я таким везунчиком, сейчас бы мое тело уже растаскивали волки — подняв обе брови, заявил Мильтен.

К утру Мильтен добрался до монастыря, отдал Томасу подпорки и тот отпустил его к себе в келью.

«Ложь»

Раннее утро. Первые лучи солнца коснулись креста, венчавшего шпиль часовни монастыря. Подул легкий ветерок, защебетали воробьи, брат Хуан уже поднимался по лестнице, чтобы пробить в колокол. Не все еще проснулись, но утро в Санта-Маргарита начиналось рано. Обыкновенная суета монахов и пара коней в стойлах не желали больше спать.

Мильтена разбудил резкий и громкий стук в ворота монастыря.

— Открывайте! — Велел тяжелый мужской голос — Вы окружены, не думайте сбежать или отлынивать от службы, несчастные червяки!

Мильтен не на шутку перепугался и выскочил из своей кельи в общий коридор, где через маленькое окошко наблюдал за воротами. Он видел, как туда поспешил седовласый монах, едва продравший глаза.

— Что происходит? — подумал он.

— Забавно, пока я ничего не понимаю, но скоро все будет ясно. Назревает что-то интересное. — Коротко выпалил Альтен. — Вообще меня всегда поражало, что человек может любую глупость превратить в повод для серьезного действа.

Открыв ворота, старик вышел наружу:

— Что вам нужно?

Через мгновение, свистя и рассекая воздух, его грудь пронзает стрела. Так прервалось безмятежное утро. Трудолюбивый старец спросонья не принял во внимание резкий голос незнакомцев, и эта ошибка стала для него роковой. Не успев толком пробудиться, монах снова уснул, но уже навечно.

— Как что? Вы, конечно! Вперед!

Монастырь — это, в общем-то, крепость, но если ворота открыты, а за ними почти беспомощные монахи — это лишь запертое пушечное мясо.

Только когда труп упал на спину, Мильтен узнал в нем отца Испепа. Широко раскрыв глаза от ужаса, он выбежал на порог коридора и застыл, не веря в то, что видит.

Солдаты открыли ворота, хохоча, как гиены. Крики и свист едва ли добавляли им благородства. Конница и пешие воины влетели в монастырь и бросились в разные стороны, ломая и руша все, что только могли. Факелами они жгли стога сена, подпалили конюшню и мечами стали резать тех немногих, кто попадался им на площади.

Через минуту раздался крик отца Мориса.

— Как вы смеете вторгаться на святую землю с оружием?!

Ворвавшиеся в монастырь солдаты, несли герб изображение которого Мильтену ничего не объясняло.

"Сатанисты" — подумал Мильтен, увидев незнакомую звезду, напоминавшую пентаграмму, но имевшую шесть концов.

— Нет! Эти ребята не имеют отношения к сатанистам. — Ответил Альтен на догадку до смерти перепуганного юноши.

Ужасные крики и лязг мечей слышался всюду. Через несколько мгновений, запылали огнем конюшни.

"Уж кого-кого, а коней то могли пожалеть. Они-то ни в чем не виноваты" — отрезал Альтен.

"О Санта Розалия! Иудеи!" — Доносилось отовсюду.

Мильтен выбежал во двор, залитый кровью и освещенный пламенем пожара. Глаза его были переполнены слезами, а рот раскрыт, ему стало тяжело дышать. От шокирующей картины руки тряслись, когда он поднес их к лицу, машинально приложив ладони к губам.

Господи! — вырвалось из него.

— Да оставь ты его — ответил Альтен на молчаливый вопрос послушника — это не его рук дело, а людей перед тобой!

Когда Мильтен увидел льющуюся рекой кровь своих братьев, он видел, как перед ними на коленях настоятель молил оставить Санта-Маргариту в покое, что господь не простит им этого варварства. Но солдаты лишь посмеивались над стариком. А через несколько секунд, главарь налетчиков с размаху всадил в настоятеля свой меч, обезглавив монастырь.

Это стало последней каплей. Глаза Мильтена были наполнены отнюдь не смирением. Это была ярость!

Ноздри раздулись его, руки сжались в кулаки, пульс участился. Гнев, искренний и благородный наполнил молодого монаха и закипел в нем.

— Ну вот, то-то же! — Послышался довольный голос Альтена — наконец-то от грани между человеком и слепой личинкой почти ничего не осталось. Ты человеком родился и умрешь. Все, что с тобой происходит — естественно и нормально!

Мильтену было уже все равно. Он выбежал во двор и издал дикий рев. Никто из находившихся монастыре не мог не слышать и не испугаться его.

— Ого! — Воскликнул Альтен. Вот это глотка.

Глаза юноши запылали огнем. И это не было метафорой. Его очи горели как угли.

Один из всадников понесся галопом на Мильтена, но тот обернулся в сторону нападавшего и неожиданно рванул на встречу. Наездник взмахнул мечем и, казалось, полоснул по спине Мильтена, однако меч не задел его, а просвистел левее уха. Мильтен изогнулся, увернулся и, схватив руку врага, потянул его на себя — тот свалился с коня. Он выхватил меч солдата и основанием рукояти пробил шлем напавшему варвару. Хлынула кровь. Перепуганный конь и не думал останавливаться.

Увиденное вселило ужас в сердца врагов, но ничто уже не могло им помочь.

Мильтен побежал им навстречу, как дикий вепрь. Он поменял хватку и жало меча уже смотрело в землю. Невероятную скорость развил молодой послушник, не проявлявший доселе подобной силы. Он бежал так быстро, что перемену хватки меча никто не заметил.

Разогнавшись, он подпрыгнул и швырнул меч в одного из бандитов. Удар пришелся на шлем, и не оставлял никаких шансов выжить. Сам же Мильтен прыгнул на другого солдата, и, схватив его за плечи, швырнул через себя.

В панике по двору бегали перепуганные лошади, выбежавшие из горевшей конюшни. Мильтен подхватил одного из коней за шею и по инерции взлетел на него. Конь присмирел и разгневанный всадник развернулся. Парень помчался на свору солдат, во главе которой стоял убийца Испепа и Мориса, ставших Мильтену не просто наставниками. Они и были его семьей.

— Знаешь, если ты действительно хочешь с ними расправиться, то достаточно их как следует напугать.

Можно было не сомневаться, Альтен говорил со знанием дела.

— С глазами у тебя действительно неплохо получилось, но это не предел.

Мильтен слетел с коня и весь объялся пламенем — от рясы почти ничего не осталось. Солдаты разбежались кто куда. Но их капитан остался стоять, и в этом была его ошибка. Он замахнулся мечом, чтобы ударить разгоревшегося демона, но как только он отвел руку, Мильтен уже схватил его за шею и на вытянутой руке поднял немного выше себя. Пальцы левой руки он вытянул и сложил вместе и неким подобием острия копья пронзил капитана, пробив насквозь доспехи с иудейской символикой.

Тело капитана Мильтен бросил в сторону горевшей конюшни. Из-за нее, в ужасе, выбежали двое солдат. Еле живой капитан не смог произнести ни слова. Лежа на спине, он вытащил из за пояса небольшой сверток и не разворачивая плюнул не него, словно этот кусок бумаги олицетворял все, что было ему ненавистно.

Альтен сообразил, что парень не знает что делать, и тут же сказал: "Есть способ не искать их… Позволь мне достать их всех."

Тело Мильтена перестало его слушаться и перешло во власть Альтена.

Был сделан глубокий вдох и губами Мильтена, но не им самим стали шептать голоса, они становились все громче и, наконец, утихли. Изо всех углов, не веря в происходящие, солдаты попятились. В ужасе, они не могли произнести что-либо внятное. Кто-то, обезумив начал бегать по площади перед часовней, держась обеими руками за голову. Кто-то, упав на колени, рвал обгоревшую траву и стонал. Однако, внимание Мильтена привлек умирающий капитан, попытавшийся сжечь клок бумаги, с краю которой показалась красная печать.

— Так я и думал. Люди такие предсказуемые — заключил Альтен. Он протянул руку к телу капитана. И из его рук вылетел свиток с гербом, совершенно не имевшим никакого отношения к тем, кого хотели изобразить солдаты. Развернув грамоту, Мильтен едва устоял на ногах.

"Именем его святейшества, папы римского. Я, Ферднанд Второй, верховный монарх Испанской короны, приказываю вам, верноподданные родельерос, найти и разгромить Монастырь, что в графстве Розалио Гантэ! Для достижения цели, вам будут выданы специальные доспехи, подобных которым вы больше не найдете. Необходимо оставить в живых несколько человек, чтобы о нападении узнали в ближайшем городе. Вашей мотивацией будет месть за сожжение иудеев на городской площади Сантьяго Де Паске..."

— Дальше читать нет смысла! Святая католическая церковь решила укрепить свое влияние.

В гневе Мильтен сжег прочтенный свиток. Он был в шоке! Церковь в которой он молился — осталась стоять, но люди, за которых он молился, которые так вычурно и горячо говорили о вере, Боге, грехах и праведниках, откровенно и нагло лгали. "Наделенные властью, никогда не насытятся ею" — прозвучало в его голове.

Тут его глаза погасли, и из них неиссякаемым потоком потекли слезы. А солдат к тому времени и след простыл. Однако из-за часовни послышался шорох.

— Мильтен, берегись! — Почти крикнул Альтен.

Раздался короткий тихий свист, и из груди послушника показался наконечник арбалетного болта...

— Господи, прости меня, ибо я грешен — Сделав последний вздох, попросил молодой монах и упал набок. Мгновенно погасли горящие пламенем глаза, тело приобрело нормальный цвет кожи, лишь до колена, запачкан он был сажей.

— Не больше остальных — успокоил его Альтен...

Пока еще не слишком поздно, хотя уже торопиться некуда, я хочу тебя просветить.

Люди, которых ты так рвался убить, в отместку за своих товарищей — обычные солдаты короля. Король Фердинанд решил укрепить католицизм и усилить недоверие людей к свободомыслию, которое святая инквизиция назвала ересью. Выставив еретиков безжалостными варварами, для которых не осталось никакой человечности, он показал, что сам является таковым. Я не удивлен, люди слишком предсказуемые, когда дело касается фанатизма.

— Но как бы это помогло католической церкви? — непонимающе, наивным голосом подумал Мильтен.

— Мальчик мой, проснись, идет война. Инквизиция набрала силу, и если бы у короля все получилось, люди, в сердцах которых еще теплился огонек сомнений, перестали бы верить словам вольных писателей, ученых или иудеев, чьи взгляды на веру слегка отличаются от католических, и обратились бы в католицизм — это и есть главная цель! Безграничная власть и беспрекословное подчинение верующих. Будет еще много таких попыток добиться этого подчинения.

Все еще не веря в услышанное, Мильтен закрыл глаза и мечтал о том, чтобы все это оказалось дурным сном, что он вот-вот проснется в своей кровати и пойдет на службу...

— Но пришло время выполнить обещание — с холодным сочувствием произнес Альтен.

Черная тень вышла из Мильтена и, сделав несколько странных жестов, подняла из груди яркую синюю сферу, которая металась в самой себе и мерцала ярче отблесков солнца в воде холодного ручья...

—

Монастырь Санта-Маргарита, что находился в Графстве Розалио Гранте, сгорел осенью 1500 года. Большинство монахов погибло тем вечером, а часть наемников с тех пор обходят монастыри стороной.

«Сделка»

Глаза открыты, но ничего не видно. Небывалая легкость, но не пошевелить ни рукой, ни ногой.

"Что происходит?" — подумал Мильтен.

Ответ не заставил себя ждать.

Еще не понял? — сказал до боли знакомый тяжелый, ровный голос.

Ты… умер… Добро пожаловать!

Creator: Sisio Makoto