Радость наперекор

Радость наперекор

Война будет повторяться до тех пор, пока вопрос о ней будет решаться не теми,

 кто умирает на полях сражений.

 А. Барбюс

Наступала поздняя весна — особое время для Ремии. Ведь на этой широте в такое время года — всегда видны звезды в сумерках. И пока солнце не заявит окончательно свои права на день — небеса переливаются различными оттенками фиолетового цвета, а звезды на его фоне освещают зеленые луга с лесами и красные маковые поля не хуже солнца. Сумеречное утро разорвал свист флейты. Пехотинец на краю холма, занятого временным лагерем войск Лорда Лаперон повернулся на звук. Последним, что ему было суждено увидеть в этой жизни, стал арбалетный болт в груди. Волна солдат, появившаяся среди деревьев, у подножья, устремилась к вершине холма. Яростные крики и хохот этих бойцов заставил содрогнуться каждого человека в этом лагере, кроме нескольких самых отпетых ветеранов.

Питер — лучник с севера, воткнул нижний конец своего превосходного лонгбоу в землю и молниеносно натянул тетиву. Хотя его отряд сейчас должен был спать, он все равно пришел на место караула. В основном по причине прекрасного вида, который для чужестранца был необычен. Хотя внезапное нападение расстроило умиротворенное созерцание, Питер был ему рад, на скучной службе у лорда это был всего третий бой, а за мирные дни платят мало. По команде капитана караула лучники выстрелили одновременно. Несколько человек бегущих на холм упали, затруднив путь другим. Питер, обладающий поистине орлиным зрением, прекрасно видел, что его стрела пробила слабо бронированную грудь невысокого молотоносца. Кроме того он оценил, что на холм поднималось уже по крайней мере полторы сотни человек. С другой стороны холма донеслись шум, крики и лязг стали. Очевидно, что атакующие напали с обеих сторон. Первые с главного подъема, по более пологой дороге, где оставалась возможность укрыться от стрелков за деревьями, а точность стрельбы существенно затруднялась кустарником, поскольку лагерь стоит всего день и ландшафт не успели очистить.Там же сосредоточены основные силы обороняющихся. Вторые напали здесь на более крутом, свободном от естественных прикрытий склоне.

Питер усмехнулся, выпуская вторую стрелу точно в цель. С обороной всего двух отрядов лучников по тридцать человек — это просто самоубийственная атака. Нужно только подождать, пока они подбегут поближе, чтобы в дело вступила большая часть стрелков, которая в отличие от Питера на таком расстоянии могла попасть только благодаря удаче. А там, прикрепленный к ним, отряд пехоты добьет жалкие остатки этих сорвиголов. Он оценивающе присмотрелся к нападающим. Это были самые стереотипные разношерстные наемники, которые, несмотря на то, что были одеты в самую разную броню и носили самое разное оружие, выдерживали определенную, необходимую однообразность в боевом порядке. А также у каждого преобладал алый и синий цвета в одежде. Они как будто не замечали падающих товарищей. И бежали только с большим остервенением. Питер прищурился: несмотря на непрекращающиеся крики, ругательства и хохот, даже отсюда был отчетливо слышен свист флейты. Он смог разглядеть в толпе человека, который умудрялся, несмотря на бег, дуть в инструмент. Скальд. Несомненно.

Питер прицелился. Убить музыканта — значит уничтожить, по крайней мере, часть их боевого духа. Тут ему показалось, что музыкант смотрит ему в глаза, насколько это не было бы глупо, ведь между ними было двести метров, и они с трудом видели лица. Раздался взрыв на месте, где стоял лейтенант караула, и Питера обдало жаром. Алхимическая граната была слишком внезапна и была явно брошена не из бегущей толпы. Он пробежался глазами вокруг. От лейтенанта ничего не осталось, как и от большей части отряда. Где же капитан? Питер увидел его. Он лежал на земле с перерезанным горлом, а над ним стоял полуэльф, покрытый кожаной броней и уже опускающий руку после броска гранаты. Естественно Питер среагировал быстрее всех. Он выстрелил в убийцу, но тот каким-то сверхъестественным образом увернулся и через секунду был уже в кустах вне обзора стрелков.

Питер оглянулся на волну атакующих, она была уже на оптимальном расстоянии. И тут он увидел взрыв на месте второго отряда лучников находящихся чуть западнее. Питер скрипнул зубами, диверсия нападавших удалась. — Отступаем — заорал он, что было сил, и сорвался в сторону основных укреплений. — Высота наша — раздался звонкий, невероятно громкий голос из толпы. У Питера пронеслась мысль, что это кричал скальд.

Лонгбоу пришлось повесить через плечо, как бы это не было вредно для тетивы. Длинный меч цеплялся за ветки кустов, но Питер ни за что не вложит его сейчас обратно в ножны. Недалеко с боку раздался крик. Он увидел, как тот же самый неизвестно откуда взявшийся полуэльф воткнул кинжал в грудь одного из бегущих лучников. В этот раз без сомнений их взгляды соприкоснулись. Бледно-голубые глаза выражали буквально — ничего. Убийца метнул нож в Питера, но тот, выровняв счет, увернулся и через десять шагов уже выбежал к палаткам основного лагеря. Но, похоже, что атака с той стороны была не менее успешна: лагерь уже пылал. Бои шли уже в нем, оборона была сломлена. Бежать уже точно было некуда. Разве что в горящую палатку или какую-нибудь безнадежную сечу.

Питер развернулся и воткнул меч в землю. Из леса бежали войска противника. — Я сдаюсь — крикнул он, поднял руки и прижался к ближайшей палатке. Несколько бойцов пробежало мимо явно не испытывая интерес к нему. — Эй — раздался опять тот самый невероятно громкий и звонкий голос. Питер не ошибся в его хозяине. Молодой черноволосый парень в кольчуге с флейтой заткнутой за пояс, рапирой в одной руке и кинжалом в другой приостановился и продолжил, обращаясь к Питеру — Ты лучше руки не опускай. Еще пара минут и мы пройдем мимо. Сдавшиеся враги нас не волнуют — быстро проговорил он и побежал с бойцами дальше. Питеру ничего не оставалось, как последовать его совету.

Крик боли Альберто разорвал и так редкую тишину медицинских палаток, поставленных с краю захваченного лагеря. — Ганс — ветхий старик покрытый старческими пятнами сбросил с себя халат, который сразу подхватила его молодая ученица. Он вытер пот и что-то прошептав, снова воткнул ланцет в бедро наемника с невероятной аккуратностью, несмотря на крики Альберто, продолжил вырезать кончик стрелы оставшийся в ноге. Трое парней фиксировали раненного не позволяя ему дернуться или ударить лекаря.

— Еще обезболивающего! — крикнул Альберто и в миг осушил поданный сверху стакан с самогоном. Солнце нещадно палило из импровизированного окна тряпичной палатки. Дневная жара заявляла права приходящего лета на эти земли. После еще одного крика Ганс поднял перед собой злополучное металлическое острие.

— Ха-ха-ха! — захохотал Альберто — меня просто так не убить! — он посмотрел вверх — громче всех с ним смеялся их бард — Николло. Это был невысокий человек с длинными иссиня-черными волосами, связанными в хвост. На вид — он был крепок достаточно, чтобы носить кольчугу, что надета на нем поверх алой стеганой рубахи, но не более. Главное его достоинство — это лицо. Черные глаза как бы смеялись, улыбка облагораживала его лицо(два раза повторяется «лицо»). По-другому не скажешь — именно облагораживала, то есть она как бы поднимала его над всеми другими, но не из-за гордости, а из-за того, что так может улыбаться только человек, который знает что-то особенное. Как будто он жил на короткой ноге со смыслом бытия. Альберто не знал больше подобных друзей, именно Николло помог ему дойти до лагеря маркитан. А сейчас он перестал смеяться и Альберто посмотрел по направлению его взгляда. Ганс внимательно рассматривал кончик стрелы. Оба друга заметили, что он был покрыт черной засохшей жидкостью. Лекарь аккуратно положил его на чистую материю на стоящем рядом столе.

— Что это? — Николло нахмурился.

— Похоже на кровь — проскрипел старик — кровь которой покрыли стрелу еще до выстрела.

— Это что же? Я понимаю — ядом покрывать, но кровью? — после сказанного Альберто крепко выругался.

— Мне нужно провести диагностику, но я думаю ответ очевиден… — Ганс сполоснул руки в, принесенном девушкой, тазу. — В этом краю недавно свирепствовала Алая лихорадка… Кровь больных особенно заразительна.

— Стой, стой… — Альберто усмехнулся, выпивая еще стакан самогона — ты хочешь сказать, что я подцепил эту дрянь?

— Если диагностика предмета покажет, что я прав, то — очевидно. — совершенно безэмоционально сказал лекарь, одевая халат.

— Да ты что? — Альберто дернулся к нему, но его удержали — Да ты что? Это ты хочешь сказать, что я все равно подохну? Исцели меня, ты же медик!

Ганс молча смотрел на вырывающегося Альберта. Алая лихордка имела дурную славу, и хотя не имела характер эпидемии как холера и тиф, но считалась самой болезненной.

— Я слышал, что от нее появились лекарства. — произнес Николло — и что люди правда излечивались.

— Да — лекарь перевел взгляд на него — Лекарство, есть и оно очень редкое и дорогое.

Дай мне его! — заорал Альберто в этот раз почти вырвавшись. — У меня много денег, очень много! Я все отдам!

— Я не могу. — старик собрался уходить — Его у нас нет. Город к которому мы идем должен иметь современные больницы. Молитесь Беллоне, чтобы там оказалось лекарство.

Ганс вышел. Двое мужчин которые помогали держать Альберта тоже удалились по своим делам. — Слушай Николло, а ты займешь мне денег если что? — Альберто с вымученной улыбкой посмотрел на друга.

— Конечно — оба они понимали, что редкие лекарства — могли стоить состояния и маловероятно, что у них хватит даже если они потратят все свои сбережения.

Спасибо, ты настоящий… — Альберто заснул не успев договорить. Конечно, ведь в купе с болью и усталостью, он выпил бутылки полторы самогона. Николло спешно вышел из палатки оставляя друга на попечение дочерей милосердия. Уже пару лет как Альберто прибился к наемникам едва избежав плахи за оскорбление графа Суинского. И с тех пор он был как брат для Николло. Они вместе сражались, вместе кутили… И вместе задушевно беседовали. Несмотря на кажущуюся легкомысленность, эмоциональный Альберто был также вдумчив как и Николло. Он вспомнил как они первый раз встретились: Альберто убегал от гвардии графа, но на его счастье армия Белонны тогда была нанята для разгрома Суина. В той короткой битве, именно Николло заколол офицера, который повалил Альберто и готов был его убить. С той поры Альберто, буквально зубами готов был разрывать их общих врагов.

Тут Николло остановился. Его взбудоражила догадка связанная с ядом. Он вытер пот со лба и перешел на быстрый шаг. В это время проходил довольно скучный день из тех, когда победители разбираются, что делать с выжившими бойцами. Всех кто сдался, практически не трогали, только выясняли степень преданности лорду. В этой стране — рабство было не в почете, а потому как живая сила, никто не понадобился. В итоге многих отпустили без гроша в кармане, но с оружием. Те кто хотел «перенанятся» победителям, расположились нестройной шеренгой по линии перед жилыми, уже полусгоревшими палатками. Николло шел именно к ним. Он сразу увидел сидящего на траве человека, имеющего в отличии от всех интересующий Николло предмет. Это был чудом выживший в резне лонгбоу, опершийся на уцелевший каркас сгоревшего, тряпичного строения. В Ремии длинные луки не пользовались славой. Зато во всем мире славой пользовались фогтанские ястребы, которые владели ими. Татуированные убийцы в совершенстве овладевшие искусством дальней стрельбы и изготовлением яда. И именно ястреб сидел рядом с луком. В руках был привычный небольшой нож, которым он вырезал фигурку из дерева. Лучник выглядел как видавший виды солдат, непривычно светловолосый для этой страны. Как и всякий из Фогтана — он был скуп на улыбку. Поэтому обычно все, кто наблюдал, за ним могли видеть лишь вечно задумчивое выражение лица, чью нижнюю часть закрывала борода, а верхнюю татуировка крыльев раскрытых на скулах. Телосложение же у него было по истине богатырское.

— Здорόва — услышал лучник. Он поднял голову. Перед ним стоял скальд. Тот самый парень с флейтой. Чтобы наконец-то рассмотреть его получше — Питер встал нависнув над бардом.

— Николло! Так меня зовут! — бард протянул руку лучнику и как-то не сильно, но от всей души пожал рефлекторно поднятую пятерню. — Я смотрю, на тебе знаки «фогтанских ястребов»? Как зовут-то тебя?

— Питер — лучник как будто вышел из транса — Да, это знак ястребов.

Татуировка, в виде крыльев, расписанная на скулах — это всегда произведение искусства. Только несколько мастеров братства могли их набивать настоящим «ястребам». Любой, кто хоть раз видел «ястребиный взмах» — сможет отличить подделку. А видели его немало солдат — в основном те, кому везло, что «ястреб» нанялся их господину, враги в лучшем случае успевали заметить смертельно меткую стрелу и далекий силуэт с ростовым луком.

— Думаю, что ты хочешь меня нанять, так ведь? — размерено произнес Питер

— Нет. Я не офицер и это не мое дело. Я хотел посмотреть на тебя. — Николло говорил, довольно быстро, но, тем не менее, без суетливости и с поразительно понятной и выверенной дикцией.

— Ну, вот он я — Питер нахмурился — Что ты от меня ждал?

Николло с поразительной быстротой ударил Питера в нос с особенно внезапной для его комплекции силой. Лучник сломал каркас стоящей позади палатки и упал на землю. Тем временем Николло выхватил кинжал и упав на одно колено приставил его к шее Питера.

— А теперь слушай, что я от тебя ждал. Мы здесь наслышаны о ястребах и их ядах, которыми они смазывают свои стрелы. И я хочу, чтобы ты сказал, зачем ты это сделал? От такого яда умирают не в битве, а после нее, в жестоких мучениях! — яростно шептал Николло.

— Я возможно, чего-то не знаю — произнес с легкой дрожью Питер, поглядывая на лезвие — я не смазывал свои стрелы. Мы используем быстрый яд, но он у меня закончился уже месяц назад, а производят его только на моей родине. О чем ты говоришь?

— Не перекидывайся невинным, тебе не идет! — чуть громче сказал Николло. Боковым зрением он заметил, что к нему крадется человек со спины с расставленными руками, как будто хочет его схватить. Николло мгновенно, встав одной ногой на грудь Питера ударил рукоятью кинжала человека в живот и вернулся в ту же позу. Больше к нему никто не осмеливался подойти.

— Да сколько всего лучников, то было — почему ты думаешь, что это я?

— Да потому что кроме тебя я не видел других ястребов! Вас предназначают для войны еще до рождения. И учат применять яды еще с младенчества.

Питер еле заметно улыбнулся. — Хех… Посмотри по сторонам. Ты думаешь, большинство этих людей не были предназначены? Бедность их родины, смерть их родителей, блеск и звон денег… Разве это все не предназначило их стать солдатами заранее? Да те же рыцари! Им предписано воевать еще до рождения их отцов и дедов. — слабое подобие улыбки опять исчезло с его лица — Послушай… Я убийца, но для меня главное эффективность, а не мучения врагов.

Николло немного приподнял кинжал и медленно выдохнул. Затем он резко встал.

— Уходи отсюда, ястреб Фогтана, у нас нет отрядов лучников в армии. Ищи других нанимателей. — он медленно вложил кинжал в ножны.

Питер поднялся и огляделся по сторонам. Окружающие разделились на тех, кто опасался подходить к ним и тех, кто с интересом смотрели на происходящую сцену. Подавляющее большинство — были соратники барда, а потому Питер не решился отвечать Николло. Он взял лонгбоу и тихо сказал — Увидимся, скальд. Питер быстрым шагом пошел в сторону леса.

Николло пошел к ставке командного состава. Лучник мог врать, но убивать его без доказательств — было просто глупо.

Следующие несколько дней перехода запомнились солдатам сильной жарой. Армия шла ночами, чтобы спастись от нее. Но днем солнце добиралось до бойцов — не давая им отдохнуть. И вот наконец-то они дошли до цели — свободного города Гарьеса. Но и тогда погода решила сыграть с ними своеобразную шутку. Как только они начали ставить лагерь и устанавливать осадные орудия — начался ливень. Громкие приказы офицеров, нескончаемый хор криков и ругани с лязгом металла могли ввести в заблуждение случайно оказавшегося там слепца. Он вполне мог бы подумать, что вокруг идет битва.

Николло помогал собирать требушет. Было нужно много сильных рук, чтобы поднять все детали механизма. Ливень усилился, бойцы ругались на чем свет стоит, но тут он запел. Николло пел старую песню о легендарной тысяче героев, которые в свое время спасли Ремию, от полного разгрома войсками Ониксового Царства. То были простолюдины, которые смогли то, что не получилось у рыцарей. Не нужно говорить, что песня была популярна у наемников. Николло пел, как и всегда, невероятно громко, на редкость задорно и красиво. Один за другим его соратники подхватили песню о несгибаемой силе товарищества. Их требушет стал первым и в тот же миг ливень прекратился. Прекратился сразу, как будто в тучах не осталось ни капли. Все солдаты окружавшие Николло засмеялись вместе с ним. Он взглянул на город на горизонте.

Гарьёс — был относительно большим городом, пусть и не мегаполисом. Несмотря на отсутствие полезных ископаемых, и больших ровных полей он разросся над маленькими городишками в окрестностях за счет связки удобных дорог для проезжающих торговцев. За свою более чем столетнюю историю Гарьёс почти никогда не участвовал в вооруженных конфликтах благодаря деньгам и политической нейтральности, которая сохранялась до недавнего времени. Братья Альфонс и Серго из благородного рода Лаперон, что номинально управлял Гарьёсом, решили сыграть на крупной арене и вмешались во вражду одного из пяти понтификов, а конкретно Лиамбардо, возглавляющего культ Шантии и Гюнта III короля Ремии. Вражду эту стимулировала власть самого могущественного понтифика, который не желал поддерживать стремления короля к централизации власти в своих руках. Братья решили занять позицию короля, поскольку централизация власти способна была окончательно подавить самоуправный совет горожан. Несмотря на происки «совета», Альфонс собрал войско и выдвинул его к позиции королевских сил, готовящихся штурмовать цитадель Культа Шантии. Но Лиамбардо, который спровоцировал короля на этот поступок, уже нанял на огромные сбережения культа несколько кондотьеров с собственными армиями. В итоге армия Белонны разбила войска Альфонсо Лаперон, взяв его в плен, и подходила к Гарьёсу, где уже как им было известно, Серго объявил военное положение и подготовил город к обороне.

Николло стоял уже на приступе требушета и продолжал разглядывать город на расстоянии полутора километров. Тучи над головой постепенно рассеивались, внезапный дождь только кончился — Спасибо. Под дождем хреново собирать механизм — раздался грубый голос. Николло повернулся и увидел Андрэ — командира расчёта. Седоволосый, сорокалетний наемник закурил трубку и присел рядом с бардом— Да мне за радость, люблю узнавать как что устроено. — ответил тот. Андрэ кашлянул и резко выругался, помянув подлого торгаша с безвкусным табаком. — А ты скажи мне, Нико, это не первый твой город и не первая битва — ты еще боишься? — Может немного, Андрэ. — Так скажи мне, зачем ты подписался сражаться в первых рядах?

Они несколько секунд посмотрели друг на друга. Николло рассмеялся. — Не знаю, может дело в том, что я просто хочу получить двойную оплату.

Андрэ выпустил кольцо дыма. — Твое дело не умирать на пиках, а вдохновлять людей, ободрять, когда им плохо, ты ведь самый талантливый бард, которого я видел. Это мне, старой собаке можно помереть из-за глупой ошибки. Я уже настолько привык видеть только труппы и кровь, слышать — стоны и крики битвы — он затянулся и выпустил дым — Лет десять назад я хотя бы деньги любил, а теперь ничего — пустота, даже страха больше нет.

Последнюю фразу Андрэ сказал как-то отстранено, задумавшись о своем. Николло присел рядом с ним, достал кисет с табаком и на миг, показав его Андрэ, чтобы тот оценил качество, засыпал в свою трубку и трубку артиллериста, после того как тот высыпал из нее старое курево. — Мое первоочередное дело — зарабатывать войной — он затянулся. У Николло не было желания рассказывать кому либо, что он хочет быть одним из первых кто доберется до богатой больницы Гарьеса, ведь диагноз Альберто подтвердился. Но он все же слишком уважал Андрэ, чтобы обрезать разговор и потому решил переменить тему.

— А как ты вообще пришел к этой так сказать профессии? — спросил Николла.

— Я же из рода цвейгеров. — Андрэ рассмеялся — Может слышал о таких. Это такие фанатики Тира — бога порядка. Они считают, что они все под его покровительством и если цвейгер честен и праведен, то он живет в достатке и попадет после смерти прямиком к Тиру на вечное блаженство.

— Они? — прервал Николло — То есть ты больше себя им не считаешь?

— Нет — отрезал Андрэ — отец всю мою молодость корил меня за то, что у меня не получается хорошо ткать, чтобы перенять его профессию. Я старался, честно старался, но мои работы оказались никудышными. Мой отец проклинал меня и грозился, что теперь я не смогу зарабатывать и попаду в ад. Мать ему естественно и слово боялась сказать. Короче говоря, в итоге я понял, что двуручным мечом я управляюсь лучше, чем иглой, а потом и талант к осадной технике проявился. А теперь я не знаю, может если бы я остался дома, то хоть и не было бы у меня столько денег, но может… мир не был бы таким серым.

Николло встал. — А я никогда не знал ни маму, ни папу — беззаботно сказал он. Я рос здесь среди бойцов удачи. Агнесса, маркитанка — торговка вином, воспитывала меня и учила писать до того как радостные и пьяные солдаты после какого-нибудь удачного бой не приходили и не таскали меня на голове и не давали поддержать меч. Самые яркие воспоминания. Потом, конечно битвы, грабежи, боль, постоянная близость смерти. Но знаешь, в итоге… я вижу не только серый цвет.

Николло достал флейту из небольшого кармана своего рюкзака, который стоял рядом и начал играть медленную размеренную мелодию пробивающую до самого сердца. Почти все солдаты и рабочие, что отдыхали вокруг встали и приблизились к нему. Он играл и все кто смотрел на него, увидели за ним огромную череду зеленых холмов, на которые начали пробиваться редкие солнечные лучи. Ветер заставил колыхаться траву. Николло продолжал играть, переходя на другую сторону возвышенности, на которой находились все они вокруг требушета. Перед ними раскинулось поле, безлюдное, покрытое колосящееся ростками пшеницы, чей желтый/золотистый цвет ласкал глаз. — Довольно! — громкий окрик заставил всех вздрогнуть. Это был Селенто, армейский профос, то есть офицер следящий за порядком и приводивший наказания в исполнение. Огромный, возвышающийся над всеми человек, в полном латном доспехе, что вкупе с ростом сильно выделяло его среди наёмников, закованных в железо хорошо если наполовину, прошел через расступившуюся толпу и приблизился к Николло. Тот спокойно и непонимающе смотрел на Селенто. — Сегодня будет битва! — так же громко крикнул профос, смотря на барда. Его лицо особенно подчеркивал отсутствующий нос закрытый бинтом. — Расслаблять солдат перед боем я тебе не позволю, маленький паршивец.

Николло и правда, был на голову ниже профоса. Он улыбнулся, не отводя взгляда от глаз Селенто, и опустил флейту. После он взглянул на Андрэ. Артиллерист с несколько посуровевшим видом встал. — Хорошо когда знаешь, что такое красота, если придется умирать — звонко, на удивление громче, чем палач сказал Николло. — Хорошо не думать о лишнем, когда не хочешь умереть — отрезал Селенто. — Мы просто по-разному смотрим на мир — уже тихо сказал бард, но флейту все же спрятал. Профос еще некоторое время посверлил его взглядом и продолжил обход по лагерю.

— Спасибо тебе Нико, ты помогаешь вспомнить что-то, кроме бесконечной серости таким старикам как я. — сказал Андрэ. Николло посмотрел на него. Он знал, что артиллеристу не больше сорока лет, но выглядел, он и вправду на все семьдесят. Разве, что тело было еще крепко. — Что могу сказать! Я — музыкант! — звонко и так громко, как гром летним дождем, крикнул бард и, надев синюю широкополую шляпу, что лежала на его рюкзаке, подхватил его и под добродушный смех толпы пошел к позиции своей кампагнии.

— Вот уж точно — Джальсомино (громоголосый) — тихо сказал Андрэ — мне будет тебя не хватать…

Кондотьер Мариус — глава всего наемного воинства как всегда во время речи своим солдатам не сошел с вороного. Черный плащ в цвет боевому коню развивался за благородной фигурой, закованной в латы алого цвета. Мариус, как и большинство удачливых кондотьеров, был аристократом, впитавший стратегическое искусство и воинское мастерство с молоком матери. Но кроме прочего в ряд самых значительных наемных командиров Ремии, его возводила редкостная близость к своим подчиненным. Нет, он вовсе не ставил себя наравне с солдатами и другими простолюдинами, но он горел за них. Они знали, что ему не все равно, что они не просто фигуры на карте. Он вел их в битвы подобно полубогу, который верил в них, а они верили в него.

— Солдаты! — громко раздавался его голос — Сегодня у нас есть возможность сразиться не за какого-то зажравшегося лорда! Сегодня мы будем биться за саму Шантию, богиню плодородия, которой пересекли дорогу глупцы, живущие в этом городе! Воины мои, Белонна — вдохновительница всех кто силен духом в бою, покровительствует нам сегодня особенно. Ведь люди бросили вызов богам! Ха! Так давайте освободим их от золота и серебра, чтобы у них больше времени для молитв!

Все солдаты одобрительно орали и смеялись. Грохот их голосов был слышен в Гарьесе, защитники которого уже несколько часов в напряжении высматривали холмы, за которыми было сокрыто войско наемников, кроме нескольких слишком далеких осадных орудий. Также грохот был слышен и в другой стороне среди отходящих на время боя от армии скопища фургонов и телег маркитан и проституток.

— Занимайте позиции! Сегодня падет еще один город! — напоследок крикнул Мариус. После этих слов у воинов как будто что щёлкнуло в головах, и они превратились из толпы в четко организованное войско. Командиры отрядов начали выкрикивать приказы. Центром наступления, как всегда, стала колона из двух тысяч бронированных солдат. Передние шеренги состояли из максимально защищенных бойцов надевших кто побогаче — кирасы со шлемами, кто победнее — кольчуги. Перед Николло стояли два человека, а дальше раскинулось поле, которое предстояло пересечь в смертельном марафоне. Он огляделся. Через каждые пять человек назад на десять рук уходили лестницы. Арбалетчики Вольного города Зена выстроились по флангам. Осажденные наверняка узнали их. В такой дали не факт, что получится увидеть оружие, но повезы — огромные ростовые щиты, которые сжимали все арбалетчики, уже резали глаза стрелкам защищающийся стороны. Кудесники Белонны обходили артиллерийские расчеты требушетов и заговаривали прицельные механизмы на повышенную точность.

Раздался рев труб и песня началась. Николо как будто почувствовал, как напряглись городские стрелки, но пехота осталась на месте. Требушеты открыли огонь по вершинам городской стены. Два снаряда врезались в стену, заставив ее содрогнуться, остальные пять снесли в разных частях ее верхушки, убив неопределенное количество осажденных стрелков и командиров.

— Внимание! — громко крикнул Джотто — командир пятой наступательной кампагнии в которой находился Николо. Одновременно то же крикнули все младшие командиры пехоты. Второй выстрел требушетов вышел чуть менее удачным — всего три попадания по верхушке стены, но осажденных это сломило. Даже отсюда было видно, как большинство оставшихся защитников, бегут со стены вниз.

— Штурм! — заорали одновременно все командиры. Приготовившиеся солдаты сорвались с места, постепенно набирая скорость. Хор криков потряс стены города не меньше требушета, а сердца горожан даже больше. Николло как всегда кричал громче всей кампагнии. Несколько десятков стрелков все же выглянули из-за стены и начали обстрел колоны, но арбалетчики Зены уже подошли достаточно близко к стене и, воткнув перед собой повезы, создавая идеальную защиту, начали обстрел обороняющихся. В плечо рослого мужчины справа от Николло все же попала стрела. Он запнулся лишь на секунду. С обеих сторон Николло и другой боец не сбавляя темпа не дали ему упасть и подтолкнули, ведь сбавлять темп в передовом отряде во время атаки будет самой глупой смертью — быть затоптанными собственными товарищами. Мужчина на бегу вырвал из плеча стрелу и закричал от боли. — Урааа! — заорал Николо, не отрывая взгляд от стены, внутренности сжались от продолжительного бега в броне. — Урааа! — подхватила кампагиня, вместе с раненым, который теперь также самозабвенно смотрел на стену, на самую заветную цель для каждого мужчины в этом строю.

Наконец лестницы приставили к городской стене. Перед самой ближайшей лестницей к Николо как всегда возникла секундная заминка. Солдаты на мгновение задумались о падении с десяти метровой высоты, если лестницу столкнут.

— Белонна! — яростно вскричал Николло и понесся первым по ней. Имя богини боевого духа — покровительницы армии Мариуса, превратила самоубийственный поступок барда в акт героизма в их глазах. Вокруг лестницы чуть не началась драка, за право забраться на стену следующим. Николло, будучи относительно легко бронированным лез быстро, хотя дыхание сорвалось еще во время криков. Слева от него лестница с четырьмя солдатами опрокинулась в толпу. Лишь он успел подумать об улыбающемся лице Агнессы, как реальность жестоко вырвала его из начинающихся размышлений и воспоминаний. Рогатина, выглянувшая из-за стены, поддела верхнюю ступень, хотя Николло оставалось взбираться еще два метра. Выдохнув весь оставшийся воздух, бард вмиг взлетел до верха и схватился за рогатину, которая уже начала толкать. Он поднялся над ней и с перекошенным яростью лицом неестественно громко зарычал на двух парней, одетых как простые горожане. Двое парней сразу отпустили рогатину и явно, будучи совсем не воинами, бросились вниз. Какой-то офицер в латах попытался их остановить, но они сбили его с ног, не прекращая бежать.

Тем временем у Николло не было времени осматриваться. Он выхватил рапиру и кинжал. Заколов им ближайшего лучника, он закрылся мертвым телом от нескольких ударов. По лестнице влетели еще два соратника барда. Второй начал махать огромным двуручным мечом — цвайхендером. Да так яростно, что Николло и всем кто забирался следом, приходилось следить как бы он, случайно, не снес и им головы. Тут мимо Николло пронеслась стрела и впилась в мечника. Хотя теперь половина лестниц контролировалась штурмующими, жизни солдат продолжали оставаться на грани, поскольку лучники и арбалетчики города, которые сбежали с возвышенности во время обстрела требушетов, были реорганизованы и построены на крышах. Они начали обстрел наемников. Несмотря на него и частые попытки горожан отбить стену, солдаты продержались до самого главного ответа. На стены забрались арбалетчики Зена. В скором времени на крышах напротив стены остались лишь бездыханные тела самых смелых и самых медлительных защитников города да огромная куча арбалетных болтов.

— Город наш! — заорал Николло, перекрикивая десяток человек, и побежал вместе с толпой вниз.

Битва, а если говорить точнее избиение, продолжалось меньше часа. Гарнизон не представлял собой серьезную силу, а наемники были привычны к городским боям. Кавалерия, возглавляемая кондотьером Мариусом, вошла через открытые ворота и устремилась к ратуше в центре города. Началось разграбление. Удачное взятие города сулило не только жалование за успешный бой, но и премиальные в виде богатств его жителей. Но не надо думать, что строго организованное войско превратилось в хаотичное сборище низкосортных бандитов. Вовсе нет, — разграбление в корне своем происходило организовано. Командиры продолжали отдавать приказы: этот магазин разобрать, этот дом не трогать, коснетесь женщин — получите розги за отлынивание от работы. Людей и правда, в основном перестали трогать — гораздо важнее было собрать как можно больше чего угодно ценного. Доставалось только тем, кто мешал наживаться добром победителям. Немало золота и серебра лишились жертвенники различных богов. Не трогали наемники сегодня только святилища Шантии и Беллоны.

Николло, уже раздобывший себе новую шляпу и камзол бежал к воротам. Не зря ему повторяли, что он родился в рубашке: не считая нескольких ушибов и пары царапин на руках, он был вполне цел и здоров. Джотто, его временный командир приказал Николло привести одного из счетоводов для более точного учета награбленного. Математически подкованные маркитане всегда первыми входил в город за войском, чтобы предоставить свои услуги. Несмотря на тяжелые мысли Николло был доволен тем, как много серебряных монет звенело в его кошеле и это еще до выплаты жалования. Он, конечно же, бежал не к воротам. Делая огромный крюк Николло приближался к больнице Илматера-мученика, самой дорогой и продвинутой больницы Северной Ремии как он узнал у подвернувшейся под руку жрицы Тира.

Тут ему бросилась в глаза фигура, завернутая в балахон с капюшоном, которая нервно озираясь по сторонам, вышла из переулка и двигалась в сторону ворот. Николло не хотел отвлекаться, но все же перешел на шаг. Фигура опять скрылась в другом переулке. Он двинулся за ней. Его смутила лишь одна деталь, дважды балахон поднялся, и показалась обувь, блеснувшая в лучах солнца. От обуви простого человека бликов никогда нет. «Жадность меня убьет» — подумал он. Николло тихо вынул рапиру, еще тише выругался и продолжил преследование. Тут сам город помог барду по какой-то причине. Фигура довольно быстро зашла в тупик.

— Эй! — громко сказал Николло — я тебе говорю, капюшон! Покажи лицо, у меня мало времени.

Фигура медленно повернулась и застыла в одной позе, смотря в землю. Николло начал приближаться, немного опустив рапиру.

— Слушай, я конечно добрый — сказал он — но сейчас я требую, чтобы ты снял его.

Резко, как вихрь, фигура распахнула балахон, раскрывший высокого блондина с густой бородой в невероятно дорогой одежде, который нанес лишь один выпад ножом. Николло не успел среагировать. Рука с рапирой ослабела, из живота торчал нож, рукоятку которого продолжал сжимать дворянин.

— Грязная свинья. Вы победили только сегодня. Но я вернусь с армией и перережу вас. — цедил сквозь зубы дворянин, его глаза были налиты злобой загнанной в угол собаки.

— Ты Серго? — хрипло спросил Николло, вспомнив описания, которые слышал.

— Да. Это довольно высокая честь для не правда ли? — тот немного ухмыльнулся — когда такого низкосортного рубаку убивает сам лорд. Больше у тебя не будет счастливых грабежей и насилия. Сомневаюсь, что тебе есть еще по чему скучать.

В ответ Николло сжал изо всех сил руку повелителя павшего города. Он начал говорить с нахлынувшей яростью и с еще с большим пренебрежением.

— А ты, что думаешь, мы, существуем потому что хотим убивать? Потому что больше не можем никуда применить свою силу? Да нас рождает война, которую устраивают такие как ты, нас рождает нужда, которую дарят всем щедро, такие как ты. — дворянин попытался убрать руку, но Николло сжимал ее мертвой хваткой — Вы платите за то, что бы мы рождали себе подобных. Нам уже нечего больше желать и нечего терять! Я презираю тебя! — заорал он так сильно, что казалось — затряслись стены.

Серго замахнулся свободной рукой, но тут Николло укусил руку, которую держал. Дворянин закричал, ослабив хватку. Бард вытащил из-за пояса нож и с криком боли попытался ударить Серго. Но тот увернулся и начал убегать. Николло постарался встать, но ноги не слушались. В глазах потемнело. «Что ж… Жадность меня убила» — успел подумать он.

Когда он проснулся то увидел перед собой того кого меньше всего ожидал — Мариуса, который тряс его за плечо. Николло даже рефлекторно начал вставать, чтобы выполнить знак уважения, но Мариус сухо отрезал — Не двигайся.

Живот очень сильно болел, да и все тело. Они находились в какой-то спальне принадлежащей людям по крайней мере не бедным. Николло лежал в непривычно удобной кровати. Кондотьер, одетый в мирную, но конечно дорогую, шелковую рубаху присел рядом на стул. Выглядел он очень уставшим, а это говорило о многом. Не редко говаривали, что Мариус может не спать сутками без проблем.

— Где?.. — хрипло произнес Николло.

— В одном из домов, которые я приказал отдать под временный госпиталь, но сейчас это не важно — ты идешь на поправку. Ты крепкий и провалялся без сознания всего два дня. Главное, что ты сделал — Мариус выдержал паузу. Николло напрягся — Ты раскрыл Серго Лаперон лорда Гарьеса, когда он старался скрыться. Солдаты среагировали на твой крик и задержали его.

Николло как зачарованный смотрел на кондотьера. Не так он представлял себе первую встречу с ним один на один. Мариус же усталым голосом говорил, наверное, также по-деловому, как и с городским советом, как и посланником понтифика Шантии.

— Я умею благодарить. — продолжал он — Твое лечение полностью за наши деньги и ты можешь попросить что-то одно, что в моих силах.

Николло посмотрел в окно. Уже было утро, вновь звезды светили одновременно с солнцем, а небо переливалось фиолетовым и темно-синим цветом. — Мой господин… У меня есть друг… — он закашлялся. В это время дверь открылась и заглянувший секретарь кондатьера (Николло не знал их по именам) тихо, но отчетливо проговорил — прибыл Легат Понтифика. Мариус кивнул и махнул ему рукой. Секретарь скрылся за дверью. — Его зовут Альберто, десятая кампагния второго полка — быстро продолжил Николло немного испугавшись, что Мариус может уйти. Тот и правда встал, подразумевая, что собирается уходить. — Ну? — нетерпеливо произнес кондотьер, хотя спокойное выражение его лица не изменилось.

— У него алая лихорадка и ему нужно лекарство. Я не знаю как оно называется, но оно должно быть в местной больнице. — всегда беззаботный Николло, сейчас очень не привычно для себя нервничал. Мариус присвистнул и теперь нахмурился. Он молчал убийственно долго, наверное минуты три, что показалось Николло годами. Лекарство все же было и оно было слишком ценным…

— Я… Умею благодарить — выдавил из себя Мариус — выздоравливай солдат. Мне нужны такие люди как ты.

Кондатьер быстрым шагом вышел из комнаты. Николло закашлялся и не успел поблагодарить командующего. Величина радости, которую он сейчас испытывал, была редкой не только для него. Всем бы уметь так искренне радоваться за спасенного товарища. Пусть этот товарищ и несдержанный пропойца.

Что же… Николло смог спасти друга и даже сохранить свои деньги. Надо поблагодарить Беллону и Тимору — повелительницу удачи. Он вспомнил свой короткий диалог с одним из власть имущих. Может, стоит завязать с наёмничеством? Но ведь… Все друзья здесь. Названная мать живет тем, что торгует с ними… Ему стало как-то особенно грустно. Все и в правда выглядит несколько безысходно...

— Да ладно! — в слух сказал Николло и продолжил говорить — Бард не должен унывать, пока остаются люди, которых он может вдохновить. А значит до самой смерти. Будем жить! Возможно грязно и жестко, но уж лучше так чем сворачиваться калачиком и умирать от печали. А там… Либо удача подвернется, либо собственная ловкость выведет меня из такой жизни.

Он улыбнулся только что сказанному и наслаждаясь красотой исчезающих звезд снова заснул.