Проводник

Гудок поезда пронзил тишину утра, заставляя меня едва ли не подскочить с места. А, ведь, казалось бы, я не первый день еду, мог бы и привыкнуть уже. Однако, нет, к подобным резким пробуждениям закоренелой сове вроде меня привыкнуть просто не дано. Судя по часам, что прежде не подводили меня ни разу за последние годы, сейчас была половина седьмого. И почему мне приходится жить по расписанию общества, подавляющая половина которого родилась ни то жаворонками, ни то дельфинами, которым по несказанному везению можно почти не спать. Я не такой. Всегда, сколько себя помню, я предпочитал сидеть за книгой или прочей занимательной мишурой как минимум до рассвета, а после идти в кровать на неопределенный срок. Из-за этого вся первая половина моей жизни шла через пень-колоду. Мало того, что я с завидной регулярностью просыпал сперва уроки в школе, а потом и пары в институте, так еще и не успевал на те важные собрания, где Судьба распоряжалась будущими благами. Так уж выходило, что в этой очереди я по рассеянности стоял в самом конце. Поэтому вместо романтических историй, захватывающих путешествий и просто насыщенных событий я всегда получал штамп «рутина» прямо на лоб. Так было, пока я не решил, что этот Мир жесток к совам.

Осознав, что нас, видите ли, не любят и всячески обижают, я стал действовать назло всем прихотям судьбы. Держал глаза раскрытыми всю ночь, таращась в книгу, а затем спал едва ли не до самого вечера. Помню, что в те времена улица стала гораздо более серой. Все же, многие цвета блекнут с уходом солнца, а именно в его отсутствии я находил себе приют. Множественные учебники в то время полностью ушли из моей жизни, уступая стол художественной литературе. Сперва, я брался за любой роман, лишь бы ночь скоротать, не смыкая глаз. Потом в мои руки все чаще попадали переводы иностранных сказок, которые я едва сейчас вспомню, затем дело шло к мифам, а после и к более современным чудесам. И вот, читая очередной шедевр городской фантастики, я невольно столкнулся с проблемой. Оказывается, я больше не мог так жить.

«Не мог» здесь было производной от слова «Совсем».

Вот, в прочем, я и не стал. Чтение без удовольствия ради убийства времени — дело отчасти полезное. Словарный запас растет, культура речи занимает некий новый уровень, однако за всем этим я стал понимать, что часы моей души тикают неумолимо, время поджимает, а последний поезд может уйти прежде, чем я на него сяду. Это стало бы непоправимым упущением.

Теперь-то, смотря с высоты прожитого времени, я прекрасно понимаю, что никакой опыт нельзя называть ошибкой. Каждый мой шаг был скорее необходимостью, важной преградой на пути моего формирования. Теперь уж, чего говорить, я не жалею ни о чем. Потому что моя остановка приближалась, а главное, стоянка обещала быть долгой. Поезд останется без движения как минимум сутки. Это значило, что такому человеку как я можно будет расслабиться, сойти на землю и немного прогуляться.

Поднявшись с полки, которую я по привычке гордо называю своей кроватью, я глянул в окно. Было уже светло, поэтому легко рассмотреть мелькающие деревья посадок, поля и сельские домики, небрежной россыпью брошенные до самого горизонта. Красиво, в прочем, как и любые сельские пейзажи. За последнее время я видел много разных стран с их собственными неповторимыми картинами. Отпадает желание посещать любые картинные выставки, когда понимаешь, что твое окно, за которым день за днем меняются виды, стало самой красочной из всех работ Небесной Студии.

Однако, вскоре стали появляться невысокие, но уже вполне солидные домишки. Они всегда были похожи на тетрис. Между оформленными прямоугольными строениями всегда оставалась дорога. Так и вижу, что вот, прямая линия поезда занимает этот зазор, и все исчезает, так как все ряды попросту заполнились. Победа, финиш… нет.

Ничего не исчезло, ни когда мы въехали в город, ни когда поезд начал тормозить. Остановка, так и вовсе была похожа на пинок под зад, которым меня вежливо просили удалиться на временный, но честно заслуженный отдых. Я особо и не возражал. Дорожная романтика хороша, этого не отнять, но хочется и полноценной прогулки, пусть и раз в несколько, как мне уже казалось, вечностей.

Родной город поменяться не усел, в отличие от самого меня. Моя ему за это невообразимая благодарность. Страшно подумать, что было бы, если бы вместо старого знакомого, прежнего товарища, меня встретил бы серый каменный незнакомец, воздвигнутый на местах моей юности. Счастье, что никто так и не решился устроить великой разрухи ни на одной из главных улиц моей малой родины. На месте был и мой старый дом, место, которое попросту проглотило часть моей истории, прожевав и не распробовав. Вру, конечно, я сам методично скармливал свое драгоценное время чему-то неведомому. Возможно, это была плата за нынешнее спокойствие, черт знает.

В окне моей бывшей спальни горел свет. Все мы прекрасно знаем, что заглядывать в окна нельзя. Это плохо, да и просто неприлично для солидного господина вроде меня. Вот же радость — тратить краткий отдых на созерцание того, как очередной бедолага проживает скучную жизнь за четырьмя стенами. Мне стоит быть благодарным, если рассудить, ведь никто не гарантирует, что он живет именно своей жизнью. Вдруг я и не заметил, как моя доля затворника просто свалилась на некого безымянного несчастного? Быть может, не он, а я должен сейчас чахнуть со старой книжкой в руках, перелистывая сухие страницы не менее сухими пальцами. Всякое могло бы быть, если бы я опоздал на поезд. Как напоминание, я снова услышал гудок, невероятно мерзкий для человека, который желал бы отдохнуть от дороги. Дорожные же звуки были преградой полету светлого и чистого разума в далекие края разрушительных тревог.

В самом деле, с каких пор я успел начать сокрушаться о том, кто остался позади? Когда я поднялся по стальным ступеням и зашел в свое купе, я привычно махнул рукой на все, что оставалось за дверью. Грубо, конечно, с моей стороны, но все же правильно. Бывают такие случаи, когда промедления только портят все. С прощаниями так же. Либо ты прощаешься навсегда, либо не прощаешься вовсе. Именно так я привык жить. С работой проводника этот навык пришел сам собой. Я научился не привязываться к людям, которых видел, местам, в которых останавливался. В какой-то момент я понял, что мне даже нет нужды в том, чтобы запоминать имена случайных пассажиров, заглянувших, чтобы пригласить меня на чашечку сорокоградусного «чая». Жизнь проводника такая. Романтика обрывается на первом дебоше, а весь восторг заканчивается так же внезапно и неожиданно, как бумага в сортире. И ведь даже чувства похожие, словно сама судьба немного подшутила, выставив меня дураком на всеобщее обозрение. Правда, смотреть на меня некому. Люди меня, конечно, видят, говорят со мной, но какой в том прок? Я же — простой проводник в поезде. Много ли вы запомнили имен и лиц тех людей, что наливают кипяток, да выдают чистую постель? Не думаю, что много. Мы — это такие незаменимые, крайне полезные, но невзрачные люди. Без нас нельзя, как без колес, но для людей мы все на одно лицо.

Вначале я даже немного испугался подобной невзрачности, будто стал невидимой, пусть и важной деталью идеальных часов, но старое и мудрое Время распорядилось дать мне долю разума. Я остаюсь собой, человеком. У меня человеческое имя и лицо, все, как у всех. Я же не невидимка, в самом деле. Просто, в свое время я принял ответственное решение и сел на поезд. Мне в ту пору было плевать, куда ехать. Нет. Никогда не любил жару. Поэтому мой поезд ехал куда угодно, только не в пустыни или прочие прожаренные на солнце уголки земли.

За всеми этими рассуждениями я не заметил, как пришел к порогу кафе «Николь». Приятно видеть, что эта леди не утратила свой шарм спустя годы. Уже на моей памяти старушка пережила не один пожар и даже целую перестрелку. Большие изящные буквы над входом, правда, были заменены на нечто более или менее готическое. Такой шрифт мне, право, больше по вкусу. Как ни смотри, а в нем мне все еще видятся ужасы, пропитавшие старые романы о вампирах ночного Лондона. Все эти пугающие и волнующие сказки, не имеющие ничего общего с реальностью. И приятно, и глупо, ну что поделать…

Однако, последнее о чем мне стоило забывать, так это о делах насущных. Или же не очень… Я пока еще толком не разобрался, что важнее для меня — пища духовная или же физическая. В прочем, учитывая то, что не голодал я никогда, а вот жажду письменного слога испытываю регулярно, я решил не терять времени зря и отправиться прямиком в ближайший книжный клуб, дабы спустить хотя бы половину своих накоплений на новые изящные томики, пропитанные ароматом типографии и облаченные в твердые переплеты. Уж что-что, а запах свежей книги я полюбил еще в юности, шутливо отмечая про себя, что, приноровившись, мог бы даже различать разные издательства одним лишь носом. Наивное дурачество, вызванное несознательностью, постепенно, но весьма обоснованно переросло в оправданное пристрастие. Теперь я не могу начать книгу, если не распробую ее, как следует.

Это странно, но разве я один такой? Сильно сомневаюсь.

Книжный был на том же месте, что и раньше. Даже удивительно, что он в таком прекрасном состоянии, учитывая окружившую его бездну технологии. Электронные книги, скачиваемые на телефон рассказы, новые форматы… все это было пропастью под фундаментом современных библиотек. Хорошо, что одухотворенный слог, наполнявший настоящие книги, не позволял пасть вниз ни одной из известных мне книжных лавок.

Внутри было светло. Храм литературы, иначе и не назвать было это помещение до отказа забитое книгами. Всегда приятно, когда видишь истории, пусть даже самые обыденные. Здесь их было действительно много. Многие из этих историй все еще сохраняли человеческий облик, толпясь у многочисленных полок и выбирая чтиво по вкусу. Удивительно, как могут разниться у людей вкусы, особенно у тех, кто, как и я, не обитает в уютной квартире, а предпочитает жизнь в дороге.

Мои вкусы не оригинальны настолько, насколько это вообще возможно.

К кассе я подошел с целой стопкой книг. Среди всего этого безобразия была преимущественно фантастика. По большей части научная, если это играет роль. Однако, здесь же обитали и несколько учебников по испанскому языку, который я пятый год порывался начать учить, несколько Больших Энциклопедий, которым я доверил свое просвещение в вопросах природы и ее обитателей, а так же незначительная чепуха вроде модных журналов. Зачем они мне? Ну, приятно быть просвещенным в вопросах нынешней жизни. Она, как бы то горестно не было, идет даже в мое отсутствие. Меняются вкусы людей в их массе. Это я не променяю свои рубашки, да брюки на разноцветную обтягивающую мишуру из латекса и силикона, а тенденции современной моды могут похвастаться и не такими исторжениями. Сложно представить, какие муки должен претерпеть здоровый организм, чтобы родить такую идею. И, тем не менее, такие творения рождаются на свет в виде убийственных идей, а после, какой-то модельер-кудесник, продавший душу Не-Знаю-Уж-Кому, облачит эту мысль в материю. И ты, и я, будем идти по улице, шарахаясь от неведомых монстров, которыми в итоге оказываются великовозрастные пострелы в обтягивающих трико.

— Добро пожаловать в Литературный Клуб.

— Что, простите? — меня передернуло, словно от ведра ледяной воды. Я словно упал в собственное тело с неизмеримой высоты, получив перелом всех мыслей и сотрясение разума. Рой мыслей мне пришлось спешно приводить в порядок, чтобы не потерять под ногами пол.

— Добро пожаловать в Литературный Клуб. Это название магазина, — вежливо повторила девушка, стоящая по ту сторону кассового аппарата. Она приятно и дружелюбно улыбнулась мне. В прочем, это была одна из тех улыбок, которые принято дарить только незнакомцам, которых больше никогда не увидишь. Они столь же невинны и свободны, как вопросы о погоде. «Солнечно и ясно», такой прогноз я мог сделать, скользнув взглядом по лицу девушки, шее, воротничку белой блузки, а после… кхм, бейджику. Моника. По крайней мере, так ее представила мне бумажка, вставленная в пластиковую оправу. Что же, очень приятно.

— А, да, простите, я что-то задумался, — с долей вины в голосе, я обернулся, но не увидел гневных лиц в очереди, раздраженных моей медлительностью. Собственно, позади я не увидел никого с покупками. Все еще примерялись к романам, а-ля «М, нет, Достоевский для меня великоват, а Толстой меня полнит». Ох уж эти люди.

— А Вы, явно, надолго закупились. Так и хочется спросить о том, на сколько вы отправляетесь, — заговорила она, аккуратно поднимая первую книгу и пробивая ее. — Едите в Испанию?

— Не знаю. Маршрут мне не известен, но наверняка и там будет остановка, — честно отвечаю я, следя за женскими руками. От чего-то, они казались завораживающими. Тонкие пальцы, аккуратные ногти с прозрачным лаком.

— Так вы путешествуете?

— Да, на поезде. Как по мне, один из самых удивительных видов транспорта, — и вновь в собственном голосе замечаю виноватые нотки. С каких это пор я решил, будто мне стоит стыдиться своих пристрастий к тем же железным дорогам?

— Сложно представить, как Вас, тогда, занесло в наши края. Все же…

— Родился я здесь. Жил все детство, пока не сел на поезд. А там уж одна дорога была, что впереди, что позади. Вот, теперь по воле случая сошел здесь, пусть и ненадолго, стараюсь понемногу собраться, чтобы продолжить путешествие.

— А Вы, все же, интересный человек. В Литературный Клуб редко приходят такие интересные личности. Обычно здесь, среди историй, приют находят те, чья собственная жизнь несколько скучна.

— И такие люди бывают, — кивнул я. — К моему глубокому сожалению.

Эх, Моника, да и за что ты так со мной? Оставила меня на пороге глубокого Экзистенциального кризиса. Облачившись в эти темные раздумья, я взял пакеты и направился к выходу. Дверь чуть скрипнула, зазвенев колокольчиками над моей головой, но я не заметил этого. Я заметил другое.

Яркий приближающийся свет, тяжелый стук стальных колес, которые отбивали грубый марш по струнам рельс. Поезд несся на меня, выдавая противный, приевшийся гудок. Неумолимый и не сворачивающий. Только тормоза чуть свистели в уже опасной близости.

Подавшись назад, я понял, что ничего нет. Ни поезда, ни рельсов, ни-че-го. Солнце приятно грело, лицо обдувал легкий ветерок, вокруг ходили люди. Я непроизвольно расслабился, чуть не упал даже. Всегда тяжело встречаться с подобными галлюцинациями или иллюзиями. Глянув на часы, я вскинул бровь, мол, а не рановато ли ты гудишь? Не рановато, чего уж там. Я почти двенадцать часов потратил на прогулки, измерил шагами половину улиц города. Не удивительно, что в голову лезет именно поезд. Боже, я что, уже соскучился по работе проводника? Ну уж… во всяком случае, те господа, что вручали мне удостоверение явно ошиблись, когда сказали, что через месяц я запрошусь домой. Не успел я еще устать от ярких видов за окном.

Так или иначе, а коротать время было надо. Ночь — дама своенравная, ее нельзя уговорить остаться подольше или же попросить вовсе не приходить. Ее принципы просты, и уж если она задумала появиться на пороге города, никто ее не остановит. И вот сейчас начинало темнеть. Клочки колючего одеяло медленно стягивались краями на небе, укрывая все живое закатом. Красиво, что уж там, но даже во всей этой красоте мне не хотелось бы оставаться ночью на скамейке. И почему я не додумался сперва гостиницу снять, а уж потом заняться своими походами за всякой всячиной? Эх, Моника, ради разговора с тобой я потратил прекрасную возможность ночевать в большей кровати президентского люкса. Конечно, я бы при всем желании не смог бы оплатить даже осмотр таких палат, да только обвинить в этом кого-то другого, было делом чести.

Я молод, красив (мне так говорила мама), а значит, могу позволить себе и небольшую авантюру. Еще в студенческие годы я познал истину, согласно которой тело, доведенное до кондиции, разницу между двумя койко-местами не замечает. Как и эликсиры для придания телу излишней раскрепощенности, так и обладательниц частных кроватей еще со времен моей первой юности можно было встретить водном месте именно в закатные часы. Кто бы знал, что этими теоретическими знаниями мне придется пользоваться с приходом второй, уже более меркантильной юности.

Когда я только переступал порог не слишком внятного заведения, ни то клуба, ни то бара, я имел вполне продуманный план по завоеванию своего места под солнцем, а вернее под крышей. Гениальнейшая стратегия, правда, содержала не более двух пунктов. Первое — я покупаю коктейли и веду себя мило, второе — меня жалеют и забирают домой, чтобы перестал позориться. Конечно, в иные минуты в мой мозг закралась бы мысль о множестве «НО» и еще более пугающем «ЕСЛИ», однако сейчас все выглядело более чем просто.

Своей жертвой я выбрал не кого-то, а приличную, с виду, девушку, приютившуюся возле барной стойки. Она сидела на высоком стуле полубоком, закинув ногу на ногу. Рыжие вьющиеся волосы падали ей на плечи и спину, открытую в этом вечернем платье. Черное, на самом деле, всегда выгодно сочетается с иными цветами, особенно это заметно у девиц с пламенными волосами, вроде той, которую мне довелось приметить. Она скучающе смотрела невесть куда, безо всякой инициативы потягивая коктейль через соломинку. Как истинный мужчина, я всегда искренне боялся даже предполагать, о чем думает женщина, особенно в одиночестве. Однако, выражение скуки на ее лице давало мне некоторой уверенности в том, что любой шаг в этой ситуации будет как минимум верным. Главное было сейчас отвлечь девушку от собственных проблем, а там уж и мои трудности решатся. Все постепенно.

В считанные секунды я занял место подле этой девушки, а уже через минуту завел разговор. Не смотря на то, каким навязчивым я был в этот момент, я искренне старался сделать атмосферу более непринужденной. Музыка, звучавшая то ли от старенького проигрывателя в углу, то ли вообще в моих ушах, вещала «it's been so long», но я знал, что момент пойман верный.

— Добрый вечер, — спокойно сказал я, опустившись на стул рядом. — Ждете?

— Жду, — ответила дама, даже не повернувшись на мой голос. Это было даже обидно, но чего можно было ожидать. Они сидит, терпеливо высматривая собственную судьбу. Вероятно, боится пропустить свою станцию? Какие глупости. — А Вы? — ее вопрос был внезапным, так как я и вовсе не рассчитывал уже на какую-то инициативу.

— А я уже, собственно, дождался, — неуверенно отозвался я, пожав плечами. — Поезд мой в восемь утра отбыл, а в шесть остановился… — совсем не понимая, что несу, я решил притворяться дураком до самого конца. В прочем, раз эти слова сами вертелись на языке, грех было их не высказать. Они могли бы, того хуже, застрять на полпути от мозга к губам, и тогда я бы с ними вовсе не расправился.

Девушка повернулась. Легкомысленность в речи всегда была моей сильной стороной, пусть и не самой лучшей. Толку было мало, больше вреда, но я искренне верил, что рано или поздно мой язык доведет меня до Эдема. Зелень райского сада я вполне мог увидеть в немного удивленных глазах моей собеседницы.

— Какой поезд? — неуверенно переспросила она. Даже неловко как-то стало от вопроса.

— Да так, приехал я сегодня на денек. Отдохнуть, наверное, а может просто прогуляться. В прочем, какое дело может быть даме до чужой ЖД-романтики? Все это — дело пустое и несуразное. Быть может, я лучше угощу Вас коктейлем?

— И что же я буду должна взамен? Я вас, мужчин, хорошо знаю. Все вы в душе рыбаки, только дай на крючок подцепить.

— О, взамен? Пожалуй, имени будет достаточно.

— Ничего себе, — она прижала одну руку к груди, словно была вовсе шокирована. — Ну и расценки нынче. Как бы без последней рубахи не остаться. В прочем, пожалуй я выберу напиток, подходящий по цене.

Занятная была особа. Ирония, чувство юмора. Определенно, именно улыбка может спасти тебя от любого ненастья. Стук колес медленно растворялся в шуме музыки, его затуманивал голос, приятный и мягкий. Размеренные удары по рельсам оставались далеко, и мне, словно бы и дела до них не было. Музыка все прекрасно сводила на нет.

— «Взрыв на Марсе», — спокойно произнесла девушка, откладывая меню.

— Два, — поправил я ее, даже не задумываясь о том, какую смесь мне предстоит попробовать. Пил я довольно редко, так что не думаю, что мог выбирать, ориентируясь на свой вкус.

— Четыре, и мы переходим на «ты», — сказала она, чуть сощурившись.

— Ты меня недооцениваешь, — ответствовал я. Уверенность вернулась в голос сама собой, когда я понял, что намерения мои не только раскрыты, но и не обруганы. Она приняла мою игру, пусть и навязала собственные правила. Ничего, и не с таким справлялись.

Звук гудка растворился в очередном музыкальном подъеме, в котором песня перешла к припеву. Приятная и успокаивающая музыка, некогда добавленная в мой личный плейлист. Приятно понимать, что ее кто-то мог включить даже здесь.

К тому моменту, как мы закончили по второму бокалу этого Взрывного напитка, я понял, что его название имело под собой самый живой подтекст из всех. Мои виски налились раскаленной лавой, а голова решила на миг разлететься сотней фейрверков. Не смогла, руки ее почему-то удержали, хотя боль во всем теле была такой, будто я упал с пятого этажа. Вокруг суета, все мечутся, а я такой тихий и спокойный, готовый развалиться на запчасти прямо сейчас.

Все, и правда, снуют вокруг, словно ужаленные. Как будто случилась какая-то беда. Странные. Как можно, когда играет такая мелодия. Щелчок, и уже играет нечто, напоминающее помесь инструментальной классики и современного рока. Не помню, когда впервые услышал эту композицию, зато заметил сразу — цепляет с первой ноты. Шум толпы, кто-то крикнул, а я никак не открываю глаза.

Усилие.

Я кое-как раскрываю глаза, наблюдая чуть взволнованное лицо Анны, именно так представилась мне эта девушка. Вокруг и правда шум, все танцуют, ритмично размахивая руками и качая задницами. Кто-то кричит невнятное «Хой», затем смеется. Весело у них здесь стало, пока я боролся с Взрывом мозга на Марсе.

— Эк, тебе зашло. Ты первый раз пробуешь, что ли? — спросила Анна, когда поняла, что я более или менее пришел в норму и готов не только слушать, но и понимать ее голос.

— Ну, да. А что, не стоило налегать? — пусть ответ и был очевидным, мне хотелось узнать, насколько крепкое пойло я по своей глупости влил себя. Как в последствии выяснилось, сильное.

— Ох, горе ты мое. Теперь я буду чувствовать себя виноватой за то, что ты нажрался, как свинья, — грубо, но довольно справедливо она оценило мое состояние. «Взрыв на Марсе» буквально сбил меня с ног, отшвырнув на несколько метров. Такое нормальному человеку пережить не захочется и во сне, хотя, признаю, случаются моменты, когда ты сам идешь на такие меры.

— Ань, а ты нахрена себе такое заказала? И почему тебя так не размотало? — завистливо протянул я, оперевшись локтем на барную стойку. — Я же пил вместе с тобой, а ты даже не дернулась, пока меня разматывало.

— Ты глупый, да и я не лучше. Никто не пьет крепкое на пустой желудок. В лучшем случае, тебе стоило закинуть в семя хоть что-то или хоть легенькое пригубить. Ладно, собьем тебе немного жар, — она постучала пальцем по стойке, привлекая внимание баристы. — «Сахарный Прилив», будьте добры.

Не знаю, из чего смешали сей эликсир, но он пролился на меня сладким бальзамом. Я чувствовал, как медленно моя голова собирается по осколкам, впитывая в себя всю пролитую магму. Я снова был жив и полон сил к подвигам. Только не устным и не слишком литературным. Оказалось, что я говорил уже медленно и не всегда внятно. Благо, это никак не мешало Ане понимать меня. Мы, в общем-то, были примерно на одном уровне развития на этом этапе. Я смог выяснить, что живет она в одной остановке от этого заведения, а приходит сюда раз за разом, рассчитывая на глупость — дождаться, что кому-то станет плохо и она, как врач общей практики по образованию, непременно спасет человеку жизнь. Вот она природа врачей. Наживаются на человеческих несчастьях, только и ждут, чтобы кому-то помочь. Альтруисты.

— Батюшки, ты только взгляни на время! Одиннадцать. Боги мои, а ведь утром мой поезд отбывает, — спохватился я, глядя на часы. Отчего-то мою спутницу (да-да, уже не просто собеседницу, а спутницу) пробрал смех. Прикрывая рот рукой, она качнула головой. — Все романтики придумывают невесть что, но ты — нечто.

— Ну, положим я вполне оформленное что-то. Не самый смак, конечно, зато веселый. Но мне и правда стоит задумать о том, чтобы отдохнуть и от отдыха. Знаешь, достичь той стадии, когда тело примет горизонтальное положение и притворится мертвым часов на восемь.

— Да поняла я, что уж говорить. Поднимайся с казенной мебели, хватай в руки свои сумки и двигайся к выходу. Я, поверь, тоже не горю желанием сидеть до закрытия. И так ночь за окном.

Напрасно она говорила про это время суток в таком тоне. Ночь и правда вступила в должность всевластной госпожи, накинув подол свое черной мантии на весь осязаемый город. Однако, фонари не давали растаять улицам в бесформенных тенях, а звезды наполняли небо таинственностью, необъяснимой, но такой простой и понятной каждому красотой. Мы шли около получаса, придерживая друг друга, оберегая от падения и прочих неприятностей. Однако, мне захотелось лично уронить ее где-нибудь, когда я узнал, что нам предстоит идти на пятый этаж. Если бы я знал, какое испытание мне предстоит, я бы избрал другую девушку или, в крайнем случае, другие напитки. То, что я сделал, было почти подвигом, когда мы дошли до последней ступени. И оно стало полноценным подвигом ровно в тот момент, когда я споткнулся о порожек, но устоял, не прочертив пол чужой квартиры носом.

Слегка штормило, но я по долгу службы успел привыкнуть к качке. Скорее, конечно, это стоит называть тряской, но сейчас меня это волновало мало. Я просто предпочел раздеться, не сбавляя шаг, и упасть на то, что представлялось мне кроватью, диваном, креслом или любой другой мебелью. Коврик бы подошел тоже, но Судьба померла бы со смеху, если бы пошутила так.

Правда, на этом все не закончилось, ибо это была история не о Моем возвращении, а о Нашем возвращении. Не сложно догадаться, что Анна, столь радушно приведшая меня к себе и приютившая на ночь, не была так великодушна, чтобы отдать кровать в мою безраздельную власть. Ее тело упало где-то рядом. Я это понял именно по звуку, так как свет включать никто не стал, а вскоре я ощутил и чужое дыхание на своей шее. Слегка улыбаясь, я повернул голову, касаясь чужих губ довольно легким поцелуем. Подобным вступлением эта ночь началась.

Продолжилась она ближе к двум часам, когда Анна поднялась с постели, проговорив довольно невнятное «явдуш». Я не сразу понял, с чего бы вдруг она была каким-то «явдушем». Я подумал спросить у нее позже, но не успел. Шум воды позволил мне внести еще один пробел в эту фразу, предавая ей иной смысл. Все так или иначе встало на свои места, а потому, когда Аня вернулась в нашу обитель, я без лишних слов поднялся.

Преодолев все ограждения, я свесил одну ногу, затем другую, а после встал ровно. Под ногами чувствовались мелкие камушки и крупные деревянные доски. Легкая музыка в ушах позволяла ни о чем не думать, так как новый плеер работал даже лучше, чем я планировал. Под незамысловатые переливы я шел вперед, сам не зная зачем. Единожды, когда одна мелодия сменяла другую, я мог слышать стук колес. Впоследствии был еще гудок. Слишком громкий и такой же противный. В дополнение к нему в глаза ударил яркий свет двух белых фар.

Я включил воду в душевой кабинке. Сперва холодную, потом и горячую. Тело было радо. Вероятно, именно так оно бы и хотело провести вечер — принять душ, да завалиться спать. Наивное. Оно и не рассчитывало на то, что я хитрый. Или рассчитывало? В любом случае, я довольно улыбался своей наглости и хитрости. Вторая юность буквально вдохнула в меня жизнь и радость от прожитого времени. Даже жаль немного, что поезд остановился здесь всего на день. Он, конечно, может и сам бы хотел остаться где-то на запасных путях, притаиться, задремать, но, как и его проводник, Поезд не может свернуть со своего пути. А если бы мог, то многое бы и не случилось.

Я вернулся в спальню совсем никакой. Горячая вода прекрасно справилась со своей задачей. Мое тело было больше похоже на пластилин или глину. Именно так я ощущал его в тот момент, когда ложился в кровать. Обняв за талию обнаженную девушку, я довольно аккуратно прильнул к ней, уткнувшись в ее затылок носом. Спокойствие настигало меня вместе с сонливостью. Бороться с ней сил не было, желания, как такового, тоже. Поэтому вскоре усталость взяла верх, и я провалился в глубокий-глубокий сон.

Я проснулся. А чего, интересно я мог ожидать, засыпая? От пьяного секса с малознакомыми людьми редко умирают в ту же ночь. Если это и случается, то спустя приличное время, когда так называемый букет расцветает во всей красе. На часах было уже прилично времени. Половина восьмого. Эти цифры заставили меня подскочить с постели.

Я не успел «насладиться» похмельем, так как в приступе внезапного метания мне не было дела до вращающегося потолка. Я был занят более серьезным делом, выискивая разбросанные носки, брюки, рубашку. Все это продолжалось, ока я не застегнул молнию. Лишь в тот момент я заметил, что Анна сидит в постели, укутавшись в одеяло, и смотрит на меня.

— Поезд, — развел руками я. — Время.

— Ой, ладно тебе. Это было забавно слушать вчера в перерывах между Взрывами на Марсе, но теперь можно было придумать что-то более дельное. Я же знаю, что ты не побежишь со мной в ЗАГС, так что можешь и чай попить, — уровень скепсиса в ее голосе буквально поверг меня в шок. В пору было бы оскорбиться, но я был вовсе не из тех, кто будет плеваться ядом от небрежного слова.

— Я тебе серьезно говорю, я работаю Проводником в Поезде. Это, конечно, не солидно, зато донельзя честно. И самая большая проблема в том, что в восемь он двинется по своему маршруту, а я непременно должен быть на рабочем месте. Это же Поезд, а не детская машинка!

— Да какой, в задницу поезд? У нас все рельсы в городе разобрали еще лет пять назад. Если хотел придумать что-то оригинальное, то молодец, но за остроумие у тебя два.

— «Какой поезд», да «какой поезд»… обычный! — возмущенно заявил я, отворачиваясь. Мои часы ни разу не подводили меня за последнее время, поэтому, когда я увидел восьмерку на них, вместе с будильником я услышал гудок и стук колес. Рельсы медленно поднимались из-под пола, по ним уже через минуту проезжал Поезд, буквально просачивающийся сквозь стену.

— Какого черта? Мы же на пятом… — выдохнула она, поднимаясь. Даже напрочь про одеяло забыла, подходя к остановившемуся поезду.

— Нормальный поезд, никто не жаловался, — ворчливо заметил я, поднявшись по стальным ступенькам. Опустив сумку с книгами, я обернулся и махнул рукой. — Важно не упускать свою судьбу. Она всегда неумолимо движется вперед, так что хватайся за нее. Живой человек, как поезд. У него есть проложенный путь, с которого свернуть невозможно. Так что… дороги открываются перед тобой только… — как назло меня прервал гудок. Подгоняет, зараза. Вряд ли Аня услышала мои слова, а повторять очень не хотелось. Даже смешно стало.

С улыбкой я махнул ей на прощание, а в ответ получил только кивок. И этого хватит с человека, через квартиру которого проехал поезд, даже не смотря на пятый этаж. Отступая, я вошел в вагон и поставил на полку литературные накопления. Работать будет теперь куда спокойнее. Все эти пассажиры, которых то и дело нужно обслужить выматывают, но теперь у меня точно будет занятие на досуг. Пока все вагоны пустуют, я мог и вовсе не волноваться.

Поезд тронулся, сперва рывком, но после медленно начал набирать скорость, въезжая в стену напротив и в ней же растворяясь. По крайней мере, так это выглядело для Ани, которая стала свидетелем того, как все семьдесят два вагона вереницей проехали по ее спальне. Стоит ли говорить о том, что и рельсы позади моего поезда исчезли без следа? Пожалуй, стоит. Во всяком случае, мне уже не было дела. Когда я только вошел, за моим окном уже были привычные пейзажи, проносящегося мимо леса, полей, да россыпи домов, небрежно разбросанных до самого горизонта.