Последний святой - старый псих

Падший

Туманное утро в лесу, почти лишенное звуков, обволакивало своим спокойствием, навевая дремоту. Среди хвойных, вековых деревьев, ступая по мягкому ковру из иголок, неспешно шли двое. Их легко можно было бы принять за охотников, если только не смотреть им в глаза. Холодные, синие взгляды, лишенные сострадания, любви, веры и всех прочих чувств, кроме жажды отмщения.

Двое, некогда людей, уже много столетий являлись, лишь оболочкой былых себя. Они зовут себя джаронами, а люди называют их посланниками небес, спасителями, но чаще всего святыми. В их честь возводят величественные храмы, они, или нечто, стоящее за ними — краеугольный камень мира, люди-боги, вознесшиеся к небесам.

Двигаясь, молча, тихо-тихо, подобно котам, они разошлись в стороны. Их темно-зеленые одежды растворялись в колючей листве. Синхронно, как отражение в зеркале, они сняли с плеч луки, один левой рукой, второй правой. На тетивы легли стрелы, и джароны медленно, чуть на присядках, зашагали вперед.

Через полминуты они увидели блеклый свет тухнущего костерка. Посланники небес подходили все ближе и ближе к спящим людям. Семеро мужчин, из которых один не обзавелся даже пушком под носом, лежали на земле, укрывшись шкурами и мерно сопели. "Часовой", сидя у костра, тоже смотрел сладкий сон в обнимку с топором.

Парочка переглянулась. Правша, убрав за спину лук и стрелу, достал два кинжала с пояса и подкрался к первому спящему. Лезвие было столь остро, а руки убийцы столь точны, что спящий, лишь открыл глаза, но так ничего и не успел увидеть или почувствовать. Следующий, а за ним еще один — умерли также. Отработанным движением, кинжал пронзал горло по диагонали к основанию черепа.

"Часовой" дернулся, мгновенно из его лба показался наконечник стрелы. Еще тело не упало, а кинжал пронзил следующую шею. Рухнувший труп, разбудил последних людей: парня двенадцати лет и его старшего брата.

Стрела пронзила сердце мужчины, потянувшегося к короткому мечу. Юнец впал в ступор, он не кричал и не бежал, не молил о пощаде, просто ждал, смотря в синие, пылающие глаза "спасителя". Это его первая встреча с посланниками небес, призванными сражаться со злом, защищать, спасать людей от бедствий, и он никак не мог понять,… осознать происходящее. Все, что он слышал, никак не увязывалось с тем, что он видел.

Рука с кинжалом двинулась к детскому сердцу, но в лезвие ударила стрела. Синеглазый посмотрел на брата, тот чуть качнул головой, как бы говоря: «Нет».

Ответ явно не устроил джарона. Молниеносно, почти незаметно спрятав клинки, убийца снял лук и, наложив стрелу, пустил ее в напарника. Отведя голову вбок, тот пропустил "смерть" мимо и отправил в полет ответное оперенное "жало". Будто в зеркальном отражении друг друга, вели поединок святые. Ни один, ни другой не мог поразить цель. Кружа в смертельном танце, братья пускали стрелы. Снарядов было много, но они подходили к концу.

Деверья за спинами джаронов были пробиты насквозь, из более старых и крупных стволов торчали короткие хвостики. Постепенно сближаясь, в какой-то момент, отбросив луки, синеокие начали битву острых лезвий. Со звоном и скрежетом скрещивались кинжалы, отскакивали, чтобы вновь сойтись.

Бой продолжался всего минуту, но казалось, будто прошла целая вечность. Мальчик, что был в ступоре, неожиданно нашел в себе силы пошевелиться. Первое, что он сделал — взял свой маленький лук, наложил стрелу и пустил ее в спину того, кто пытался отнять его жизнь. О зеленые одежды джарона в щепки ломается древко, не причинив ему вреда, но отвлекая его на мгновение. Спаситель вонзает кинжал под пятое ребро брата с отчаянным криком:

— Не-е-ет!!!

Прямо с высокого неба на синеглазых падает яркий, голубой свет. В нем и диком вопле отчаяния одного — они исчезают оба, оставив растерянного, напуганного мальчика в глухом лесу среди трупов друзей и брата.

***

Белый зал был полон джаронов, кричащих, возмущенных, машущих с трибун руками. В центре, на белоснежном полу сидел обвиняемый, прижимая к себе тело напарника. Впервые в истории небесного царства бессмертный убил своего брата.

Сквозь отверстие в круглом куполе влетел архаджарон. За его спиной развивался плащ из рванных тряпичных полос, испещренных письменами — деяниями. Судья, закованный в серебряный доспех, излучал голубой свет. Лицо скрывал низкий капюшон, но даже сквозь него пылали синие глаза. На открытых частях могучих рук, источая синий свет, виднелись вены.

Истинное воплощение силы небесной подняло левую ладонь, и воцарилась тишина, разрываемая всполохами молний за стенами Белого зала.

— Ты убил его?

— Да. — ответил обессиленный джарон, сидящий на коленях. Его поступку нет прощения, а страх он давно забыл.

— Как это произошло?

— Случайность. Мы устранили отмеченного, в живых остался только мальчик. Джарон проявил излишнее рвение, начался спор. В поединке он отвлекся, а я не успел остановить руку.

Архаджарон на секунду замер, от него исходили мощные волны энергии. Затем, так же бесстрастно, вынес вердикт:

— Ты изгнан.

Под джароном открылась «дыра» и он упал вниз, в черные, грозовые тучи. Долгий полет сопровождался воем встречного ветра. Будто грязь, с тела слетела одежда, оружие, все, что ему подарило небо.

Абсолютно голый человек, мгновение назад, умерший от меча врага, где-то высоко в горах на юге — рухнул в холодную, озерную воду. Водная гладь вздыбилась на несколько метров, огромная волна понеслась к берегу, но в такую погоду под гром небесный это событие осталось незамеченным. Еще не скоро вода успокоилась, но к утру о падении напоминало только легкое тускнеющее свечение на озерном дне.

***

Открыв глаза, падший увидел лишь темноту. Озираясь, он искал свет и нашел — над головой что-то тускло светилось. Он поплыл ему навстречу, изо всех сил, гребя руками и ногами. Задыхаясь, не раскрывая рта, но рефлекторно содрогаясь от "вздохов", человек почти выпрыгнул из водной пучины. Жадно хватая ночной воздух, стараясь держаться на плаву, в свете масляного фонаря он увидел девушку, стоящую в лодке и целящуюся острогой ему в лицо.

— Ты кто такой?! Какого демона тебе надо?!

Незнакомец, не делая резких движений, стал отплывать от лодки.

— Тихо-тихо, я тебе не враг, я уже уплываю.

Девица тыльной стороной руки убрала прядь волос с лица и, чуть послабив правую руку с "оружием", подбодрила мужчину:

— Греби, давай! Надеюсь, мы больше не встретимся или я в тебе пару дырок сделаю! Понял?! Совсем не старый, но абсолютно седой мужчина, был, судя по всему, гол. Не произнеся больше ни слова, он уплыл к далекому берегу. Чара положила острогу, взяла удочку и, забросив крючок в воду, стала ждать голодную рыбу.

Легкие всплески уплывающего старика давно затихли. Миновало больше часа, и вот-вот должны появиться первые лучи солнца. В их ожидании была поймана хорошая рыбина в пяток килограммов. С кряхтением и кучей эмоций от злости до восторга, девушка подтянула, норовящую соскользнуть с крючка, добычу. Острогой она пронзила средних размеров самаса и затянула его в лодку. Девица была довольна уловом, пару дней она будет сытно кушать.

Причалив у южного берега, барышня спрятала весла в поваленном полом дереве. Заложив тайник камнями, Чара вернулась к лодке, с трудом затащила ее на берег и перевернула. Забрала удочку, острогу и, не забыв, конечно, о добыче — пошла домой. По пути Чара искренне наслаждаясь пением птиц и стрекотанием стрекоз. После вчерашней грозы весь лес пробудился, заиграл новыми красками и ароматами...

Прекрасная погода, удачная рыбалка и дивные трели в кронах вековых дубов, делали утро по-настоящему хорошим. Хижина, в которой жила девушка, а до недавнего времени и ее отец, находилась в нескольких километрах от озера. Короткое путешествие по знакомой тропинке привело ее на небольшую поляну.

Увидев свое жилище, Чара на секунду замерла. Еще слишком жива была память об отце. Миновало семь дней, как она осталась совершенно одна. Ночь, когда Чаре пришлось зажечь погребальный костер, заранее возведенный пожилым отцом, изменила ее навсегда.

Девушка шла к дому, прогоняя печальные мысли из головы. Она почти наяву слышала голос отца. Только, когда остаешься совсем один, понимаешь, как сильно любил тех, кто был рядом. Самое тяжелое — отсутствие разговоров. Поначалу этого не замечаешь, но со временем становится страшно из-за тишины. Чтобы разогнать страхи Чара пела, у нее был чудесный, звонкий голос:

С щебетом птиц, с пением ветра в ветвях,

Где-то мой принц, ждет меня, сердцем ища.

Плачем душой, видим друг друга во снах,

Чувства свои, мы излагаем в стихах.

С щебетом птиц, с пением ветра в ветвях

Слышу слова, и от любви голова...

О существовании других людей, городов и королевств Чара слышала от отца, но где они — она не знала и, ни разу, не видела до сегодняшнего утра. Эта мысль ворвалась в голову и устроила переполох. Бросив все, что несла прямо на землю, девица схватила отцовский лук, колчан со стены у входа и бросилась к озеру на поиски голого пловца. Плевать кто он, самое главное — человек и должен знать, где живут люди. Девушка жаждала узнать большой мир, увидеть замки, шумные рынки, сверкающие украшения и прекрасные платья из легких, воздушных тканей...

Харин

Храм Сивера — Белого уже четыреста лет возвышается на вершине горы Вирт. Некогда хижина одного единственного последователя, ныне превратилась в величественное произведение искусства. Скрывающиеся в облаках, шпили — символ единства людей. Отсутствие стен говорит об открытости и чистоте веры. Широкие, светлые, богато украшенные залы, в равной степени доступны для всех сословий. В этих стенах вставали на колени бок о бок нищие и короли. Гора объединяла три королевства людей — народы с абсолютно разными обычаями и культурой...

— Харин, перестань плакать, немедленно! — настоятель встал на колени рядом с, содрогающимся от рыданий, стариком и коснулся пальцами его лба. — Молись Сиверу, лишь он успокоит твою душу...

Сквозь рыдания, через боль и отчаяние, человек, дрожащими губами, вторил настоятелю:

— Отныне и до конца дней моих, вверяю дух свой в руки твои. Равен пред всеми людьми, как равен был ты. Стыжусь о содеянном и беру урок из дня вчерашнего, чтобы не стыдиться завтрашнего. По делам каждому и всем в равной степени, от взятого ими, и отданного...

Постепенно мужчина стал успокаиваться, пока, наконец, не замолчал и не открыл глаза.

— Спасибо...

— Снова эти видения?

—… Да, они такие яркие, ужасные...

— Можно тебя попросить помочь в обеденной? Там не хватает людей...

— Конечно. Я пойду… — затем мужчина замер и еще раз повторил, — Спасибо.

— Ты больше не один, больше нечего бояться, друг.

Харин кивнул, подобрал метлу, которой до приступа снимал паутину и поковылял к лестнице. До того, как он попал в храм, с ним что-то случилось, нечто ужасное на столько, что обрывочные воспоминания картины прошлого заставляют его впадать в дикую истерику. В нем просыпается животный страх, голова почти ничего не понимает, и постепенно охватывает ужас, лишающий рассудка. В такие моменты мир давит своей непомерной массой, все превращается в муку: дыхание, действия, даже мысль о собственной жизни омерзительна...

Здесь, в храме, двери открыты всем, отсюда никого не гонят, каждому найдется работа по способностям. Харин уже три года считал и называл это место домом. Тут обитали сотни таких же, как он, испуганных и ненужных в большом мире.

Расставив тарелки, хлеб и воду по столам, мужчина убедился, что его помощь не нужна и, получив свою порцию, удалился на крышу большого зала. Путешествуя по залам и лестницам, постепенно приближаясь к цели, Харин повторял в уме слова молитвы. Это были одни из немногих слов, которые он не боялся говорить про себя или вслух.

Несчастного пугали звуки и тени, но больше всего он боялся незнакомых людей, потому Харин никогда не покидал внутренних помещений храма. Лишь иногда, как, например, сейчас, он украдкой наблюдал за ними с крыши...

Черный хлеб был вкусным, несмотря на то, что он ел его каждый день — всегда хотелось еще. Редко, когда в голове чуть прояснялось, и тески страхов отпускали, Харин мечтал о большой буханке ржаного хлеба, обязательно теплой. Он бы съел ее, не обронив ни крошки. Верхом мечтаний были блины с маслом. Лишь в начале весны в храме пеклось достаточное количество блинов, и угощение доставалась прихожанам и прислужникам вроде него. Сегодня хлеб был с перцем и морковью: "Значит завтра важный день. Прихожан совсем не будет, мы будим молиться" — с удовольствием жуя, думал Харин. Молитвы — это время доброты и спокойствия, хорошее время.

***

Крик, вопль ужаса, звучал отнюдь не в голове, он раздавался внизу, в храме! Харин мигом соскочил с лавочки, сон, как рукой сняло. Прилагая огромные усилия, он перебирал правила храма:

— Чужого не брать. В стенах храма все братья и сестры… — мужчина сложил и сжал ладони вместе, физически помогая себе сосредоточиться. Поочередно повторяя каждое заученное правило, он держался на зыбкой грани сознания. Быстро бормоча, всего за полминуты он дошел до нужного.

—… Если храму или его обитателям грозит опасность — звенеть в колокол, зажечь огонь у обрыва.

К кричащим присоединялись все новые и новые голоса. С башни не было видно пламени внизу, но храм горел. Густой, едкий дым уже поднялся и резал глаза и дыхание. "Дом" выгорал изнутри. Харин рванул на этаж вниз, оттуда через окно на крышу, а по ней прямиком к колокольне. Как мог быстро, прислужник подбежал к колоколу и неистово зазвонил.

Бешеный набат с высокой колокольни будоражил ночь, крики людей были неясным шепотом по сравнению с этим звоном. Кровавая вакханалия прямо в священном месте разгоралась все масштабнее.

Люди, пришедшие ночью в храм, представились паломниками из Артерии. Им отворили двери, как и всем прихожанам в любой день и час. Серые плащи скрывали не подношение, а острую сталь. Всего за десть минут кровь праведников окропила священные статуи. Убийцы избивали и издевались над несчастными, насиловали и жгли заживо…

Совершенно неожиданно раздался колокольный звон. Командующий в маске волка схватил за ворот монаха в серой рясе.

— Веди к звонарю!

Что-то было в его интонации, голосе, нечто неуловимое, и безвольный служитель повел вандалов к лестнице...

Харин бросил веревку и медленно, маленькими шажками стал отходить назад, начиная плакать. Ему навстречу шагал одинокий воин, измазанный кровью. Его шею украшало ожерелье из десятка носов на веревочке. Мясницкий топор кочевал из одной руки в другую, а на лице читалась нездоровая радость.

Страх вцепился в сердце, сковал тело, оборвав дыхание. Мгновения казались вечностью, седовласый мужчина, забившийся в углу, изнемогал от душевной боли. К нему все ближе приближался воин с ожерельем.

Отворились двери, ведущие на лестницу, из них вышел настоятель Кельтом и человек в маске волка. Следом в тесное помещение ввалилось еще пяток человек.

— Так это ты, трусишка, звенишь тут на всю округу, — человек в маске волка казался совсем не злым, в его голосе даже слышались нотки сострадания. — Несчастный, я помогу тебе. Более того, я помогу всем, живущим здесь. Знаешь,… а ведь это забавно. Нет, серьезно, поверишь ли ты, но тридцать лет назад один из твоих богов спас мне жизнь...

Настоятель нашел в себе силы и попытался воззвать к голосу разума командующего:

— И этим ты отплатил спасителям? Разрушил их храм, погубил невинных?

— Закрой рот, немедленно! — "волк" повернулся к Кельтому, подошел ближе, схватил рукой за лицо и, смотря прямо в глаза, продолжил. — Но это уже после того, как святой со своим напарником убил моего брата и еще пятерых людей, невинных, кстати...

Командующий отпустил служителя храма и уже спокойнее продолжил:

— Спасенный мальчик, долго не покидал того места. И знаешь, что случилось потом? Я прозрел, увидел будущее — счастливое будущее без джаронов. А забавно, это потому, что твои боги привели меня сюда...

Настоятель собрался что-то сказать, но «волк» чуть поднял руку и сжал ладонь. Вместе с его движениями губы Кельтома плотно слиплись, срослись...

Командующий вышел, веревка колокола была быстро обрезана. Несчастного настоятеля били всей гурьбой, а он мог лишь мычать.

Обладатель жуткого ожерелья присел рядом с дрожащим Харином.

Сломанный мир

Дело было сделано, еще один храм джаронов горел. Трогвор-Топор гордился прожитой ночью. Все здешние обитатели, или почти все, уже мертвы, остальных прикончат с минуты на минуту. Большая часть воинов уже собралась перед храмом, командир готовился отправить всех обратно в крепость.

Уже редкие, протяжные вопли раздавались из горящего храма. Его закопченные стены покидали последние убийцы. Здание вот-вот начнет обрушаться, огромные деревянные сваи и перекрытия прогорали, ломались. Фасад покрыли трещины, и в какой-то момент, крыша центрального зала рухнула, высоченные башни стали накренятся.

Облако пыли и дыма так и не коснулось "волка". В последний момент, не спеша, командующий присел и коснулся земли. Подобно черным венам или ветвистым корням, нечто от руки господина, скользнув по тверди, мгновенно охватило каждого воина. Меньше взмаха ресниц, и три сотни солдат за много месяцев пути от оскверненного храма.

Тан Трогвор-Топор улыбался, еще лишь один храм — и он станет настоящим богом.

Воины вернулись домой, спокойные и сытые жители радовались их возвращению. Все безоговорочно подчинялись и любили Трогвора. За десять лет его правления Уртюск стал центром всего северо-востока.

Вера в джаронов, не без участия тана, сошла на нет, души людей заполонила вера и любовь к всемогущему господину. За день он заставлял поспеть рожь, за час пойти дождь, а за минуту мог вернуть зрение или даже жизнь. В отличие от бездушных синеоких, Топор слышал людей, их мольбы, не на все, но он отвечал...

***

Судороги сковали тело, неописуемо дикий страх — сознание. Ужасный мир снаружи перестал существовать, осталось лишь кошмарное нечто, находящееся внутри. Нечто от чего не защититься, ни убежать, ни скрыться невозможно — часть самого Харина. Из мира ужасов несчастного вернула резкая, сильная боль.

Пока избивали настоятеля, он страдал, но было видно, что боль безобидного Харина ранит его куда больше. Кельтом разорвал губы в крике, обильно изливая кровь, когда острый, узкий кинжал вонзился в глаз конвульсирующего бедолаги.

Неожиданно закричал мучитель умалишенного. Рука, что держала кинжал, неестественно выгнулась, а мгновением позже, железо оборвало его крик, пригвоздив челюсть к голове. Остальные участники нападения бросились на убийцу, забыв о полумертвом настоятеле.

Харин двигался, как настоявший воин — уверенные, четкие движения. Обтекая траекторию клинка, он, приблизившись вплотную к первому, схватил и выдрал горло истязателя. Меч в руке хрипящего пронзает живот следующего. Жестокий пинок валит два трупа на пару неудачников.

Быстрыми уколами Харин добивает всех четверых, пока пятый бежит к выходу и затворяет дверь. Внизу обрушивались перекрытия, здание подрагивало. Пора было выбираться.

Избитого, окровавленного настоятеля, не меньше переживший послушник, вывел на крышу. Спеша, что есть сил, оба они подошли к северной, дальней стене, там по лестнице вниз и бежать, бежать, как можно дальше отсюда!

Несколько часов спустя, на пологом склоне, в корнях огромного дерева двое израненных людей уснули. Естественно, с собой они ничего не взяли, и благо, что себя унесли. Но по пробуждению очень не хватало воды, настолько, что резало дыхание и жгло горло.

Шатаясь, Харин поднялся и огляделся — тишина, солнце было еще совсем низко, прекрасный рассветный час. Мужчина бродил среди деревьев в явном поиске чего-то. Казалось, будто несчастный послушник, которого Кельтом знал не первый год, оказался совсем другим человеком.

Одноглазый вернулся с двумя длинными, мясистыми стеблями. Один отдал настоятелю, другой начал жевать сам. Затем выплюнул пучок волокон, мельком глянул на человека рядом и сказал:

— Жуй, очень сочные растения, можно есть.

Кельтом принялся "пить". На вкус стебли почти, как огурец с соломой, некоторые волокна очень жесткие, но действительно отличное жаждоутоляющее.

Через несколько минут поврежденный глаз прикрыла повязка, под нее легли листья иного растения. Человек, занявший место послушника, был одновременно и спасителем и неизвестно кем еще, потому, как на сумасшедшего он больше совсем не походил. Он был спокоен и молчалив, знал, как выжить. Одним словом был кем-то другим.

— Что внизу, как думаешь? — спросил "сумасшедший".

Они уже полдня топали вниз по склону, избегая дороги.

— Там королевство Ивергонт.

— Отлично, к завтрашнему дню будем у подножия.

***

Страшная ночь и утро минули, спокойный, но тяжелый день тоже подошел к концу. Пришло темное время суток, а вместе с ним и прохлада. Кельтом от усталости проваливался в сон. Тепло и треск костра успокаивали и расслабляли. Предположения пожилого бывшего настоятеля, бывшего храма, оказались правдой — Харин совсем другой человек, он либо излечился, либо никогда и не был болен.

Вчерашний послушник рассуждал вслух, грея руки над огнем:

— Должна быть причина,… почему-то это произошло...

— Харин, о чем ты думаешь?

Единственное оставшееся око спасителя уперлось в лицо человека, сидящего спиною к дереву.

— Представляешь, я вспомнил все. Абсолютно все. То, что было до нашей встречи. О-о-о, Чара, ты не поверишь!

— Чара?

Седовласый мужчина улыбнулся, продолжая греть и потирать ладони у огня.

— Ну, а кто же?!

В этот момент настоятель понял, что Харин поправился не полностью. Он, ни в коем случае, не собирался травмировать несчастного и чуточку подыграл.

— И что же ты вспомнил? Давай с самого начала.

— Мне больше семиста лет. Я умер во времена, когда с неба только перестали падать Тени. Я стал джароном, вознесся в Белый замок и был равным среди первых, равным среди богов. Так длилось много столетий. Мы спускались сюда, находили и охотились на Теней. В один день целью оказались люди, отмеченные Тенью...

Харин замолчал, он смотрел сквозь пальцы на пляшущее пламя. Казалось, он сейчас очень далеко отсюда, и скорее не на расстоянии, а во времени.

— Когда мы впервые встретились, я упал на дно озера. Меня сбросили сюда и, знаешь что, я рад, что встретил тут тебя.

— А напомни, пожалуйста, что было после нашей встречи?

— Ну что за глупые вопросы, Чара? Нам чудом удалось бежать из лап этих культистов! Боюсь, они не остановятся на этом храме...

— Боюсь, что ты прав...

Через какое-то время разговор сошел на нет, и они уснули.

Утро началось с писка орлов. Оба путника поднялись и двинулись ниже по склону. Молчаливый Харин вновь заговорил:

— Одно у меня из головы не выходит, сон не сон,… а-а-а, вобщем, не важно...

— Так, что тебя гложет?

— Я все вспомнил,… только есть маленькая неувязка. Я точно помню, что мы не сумели убежать, будто бы нас поймали. Долго,… несколько недель пытали, а потом приковали в подвале храма. Мы пробыли там больше месяца, за нами никто не пришел, мы были одни...

Харин часто моргал, из глаза катились слезы, лицо бушевало эмоциями. Он наяву переживал все, о чем говорил.

— Затем, еще много дней… Ты уже умерла,… ты совсем мне не отвечала...

Седовласый сумасшедший начал рыдать, сел и, скрутившись калачиком, продолжил:

— Много, много дней прошло, я уже не понимал абсолютно ничего, а потом я начал есть твой труп...

Рассказчика вырвало перед собой. Он утер лицо, поднялся и чуть улыбнулся.

— Кошмар, как хорошо, что мы сумели убежать...

— Да, да, ты прав, Харин, хорошо.

Настоятель чуть притормозил, пропуская несчастного вперед. Он не знал, что из того, что говорит этот человек — правда, но на лжеца Харин был похож меньше всего.

Дальше путь пролегал по дороге. В безмолвии, они встретили целое конное войско, в сверкающих латах. Один из всадников закричал:

— Хвала святым! Настоятель Кельтом, вы ли это?!

— Князь, Братисвем! Я это. На храм напали, их было очень много...

— Я уверен, за этим стоит королевство Гайхал! Но позвольте узнать, кто ваш спутник?

Рухнувшие небеса

Двери храма отварились для нежданных ночных паломников. Люди в серых, шерстяных накидках, один за другим, входили в дом Ерима — Светлого. Большой зал кое-как освещали жаровни, из открытых дверей дул ветер, трепля пламя. Тени устроили бешеную пляску, служитель бога начал закрывать двери, поглядывая на прихожан. Отчего-то у него были недобрые предчувствия.

Гости разбились на несколько кучек и разошлись по залам и коридорам. В помещении остались лишь двое: Мизур, наконец, затворивший широкие двери, и прихожанин, скинувший плащ. Даже в тусклом, дрожащем свете служитель Ерима — Светлого узнал на одеждах гостя символы Теней.

— Как смеешь, ты, входить в храм в таком виде! — возмутился Мизур, гневно потрясая руками.

Человек, оставшийся стоять на месте, чуть скривил лицо, зажмурившись, будто на мгновение, напрягся и спокойно попросил:

— Отведи меня к святыне.

Мизур безвольно кивнул и заторопился указывать дорогу.

Не прошло и нескольких минут, как послышались крики, и начался пир огня и смерти. Служитель храма и его гость, спустившись в подвал, остановились у невзрачного камня в одном из небольших помещений.

— Это тут?

Послушник в коричневой рясе и сандалиях кивнул. Он совсем, абсолютно не мог сопротивляться воле этого культиста. Монстр в людской личине улыбнулся, достал клинок и попросил присесть на камень. Несчастный все понимал, но безропотно сел на святыню.

— Ну, наконец. — удовлетворенно сказал Трогвор и приколол бедолагу клинком к священному булыжнику. Меч глубоко вошел в камень сквозь живот жертвы, надежно "сшив" их.

Через несколько мгновений кровь окропила священное место. Там, где пал великий бог, вновь пролита кровь, и больше нет на земле истинно святых мест.

— Что же ты сотворил? — вопрошал человек, принесенный в жертву. Топор чувствовал сейчас такую мощь и силу, что ни один святой ему не чета.

— Я построил новый мир.

— Глупец, ты лишь разрушил старый...

Культист небрежно махнул рукой, и тело несчастного, разрезанное и разорванное о меч, выброшено в коридор. Тан, или теперь уже бог, сделал глубокий вдох, отныне он — точка отсчета.

***

Седьмой храм осквернен и сожжен, не осталось города или деревни, где бы об этом не слышали. Каждый жаждал справедливой мести. Волна ненависти прокатилась по всему миру. Началась страшная резня во имя святых, и каждый мнил, будто его дело правое.

Десятки, сотни тысяч людей проливали кровь от края до края земли. Сами того не понимая, они все, каждый из них, приближали всеобщую кончину. Но не было джаронов, чтобы научить их, подготовить к грядущему.

— Смертные не выстоят,… даже не по тому, что останутся одни пред угрозой, а от того, что сами истребят друг друга. — сказал Гренвит — Сияющий, как называли его когда-то люди или архаджарон, как зовут его теперь. Все боги понимали, что он прав, и все до последнего ушли,… покинули стены Белого замка, готовясь принять смерть — у них был свой конец света.

Тьма не абсолютна, даже тут у грани есть камни и свет. Архаджароны подтянули осколки так, чтобы те не упали вниз на твердь, но были максимально близко к ней. Крохотный мирок окружило кольцо из витавшей во тьме каменной массы. Старшие боги зависли за спинами святых, слушая тьму. Так минула, казалось, целая вечность. Джароны, всматриваясь вдаль, прыгали по шатким опорам, будто по льдинам на спокойном, холодном озере.

Как ни ждали они, прибытие Теней оказалось внезапным. Почти полная темнота, вдруг, заискрилась, а затем и вовсе стала пылать зеленым пламенем. В этот же миг сотни и сотни святых пустили стрелы. Синие, голубые вспышки скользнули во тьму, и она озарилась разноцветными всполохами. Новые и новые росчерки света разили врага, зеленые вспышки делали зрелище завораживающим, но это театр смерти, и каждый голубой лучик нес погибель.

Неясное нечто стало вполне осязаемо — огромные существа, свернувшись калачиком, очень походили на черные камни с редкими зелеными жилками. Бесчисленное множество "камушков" неслось к земле.

Росчерки продолжали разгонять тьму, но редкие Тени уже разгибались, падая на защитное кольцо. Подобно молнии, громоздкие существа двигались, растворяясь во тьме, но джароны охотились на них столетиями и знали, как ловить тварей. Существа приземлялись и гибли сотнями на камнях от рук святых. Проблеск надежды не ослеплял богов, они знали судьбу — каждый из них падет здесь, вопрос, лишь в том, сколько при этом умрет Теней. Джароны вели неистовый бой, орудуя всевозможными смертельными изобретениями, не забывая пускать стрелы на упреждение в нового врага.

Время не имело значения, само понятие жизни стало мериться бесчисленными смертями. Больше и больше, на счету каждого уже не меньше сотни, но на каждого приходились десятки тысяч. Груз, масса врага казалась стеной, и святые колотились в воду, но такова была их судьба. За первой голубой кровью ушла первая жизнь, а за ней другая.

Архаджароны не вмешивались, десятки самых сильных, величайших из богов бесстрастно взирали на бой, где гибли их младшие собратья. Страшное зрелище продолжалось так долго, что в душах архаджаронов выгорела вся святость, кроме лишь одной капли.

Абсолютно все джароны погибли, их яркая кровь скрывалась под массой черно-зеленых, каменных тварей, что стремились в центр, к тверди...

***

Весь мир, каждый его житель, сейчас, покинув стены дома, мельницы или крепости взирал на небо. В зеленом пламени к земле неслись черные камни — это был конец света. Еще никогда их не падало так много.

На полях сражений мечи и копья замерли, враги в один миг стали братьями, смотря на небо в едином, всеобщем страхе. Все стало неважным и мелочным, сотни тысяч Теней неслись к земле. Многие, большая часть этих существ, падала в одном и том же месте, но были и более мелкие одиночки, залетавшие в города, деревни, замки, предвещая конец.

Несколько часов твари сыпались на землю — это был рой, казавшийся бесконечным. Спустя пару минут, высокое небо озарили голубые вспышки. Люди сразу же узнали святых, но их было так мало — ничтожные два десятка против океана врагов. Яркие искры все ускорялись, двигаясь в скопления врагов. Затаив дыхание, смертные ждали чуда.

Архаджароны дождались, когда последняя тварь полетит к земле, и двинулись следом. За спиной каждого развивался плащ из тряпичных лент, которые отрастали сами, подобно волосам у людей. Последние боги светились могуществом, голубое свечение было таким ярким, что слепило глаза. На плаще каждого появилась короткая надпись — последнее деяние: "Принес себя в жертву, подарив шанс смертным".

Обрушившись туда, где тварей было больше всего, архаджароны одновременно выплескивали всю свою мощь. Колоссальные удары сотрясали землю, облака из пыли взлетали на сотни метров вверх. По поверхности земли шла сильная дрожь, гигантские волны прокатились по всем побережьям, очистив их. Мир трещал по швам в буквальном смысле. Множественные разломы испещрили и изменили ландшафт. Населенные пункты были буквально разорваны и отрезаны друг от друга. Всюду извергались вулканы, скрывая небо облаками пепла...

Незаконченное дело

Харин оказался единственным, кто знал или хотя бы понимал, что делать, но кто бы спросил его мнения?

Как только первая Тень, прыгая меж деревьев, подобно облаку дыма, подошла достаточно близко — она закричала столь пронзительно, что заболели уши, а во рту появился привкус крови. Затем, так же молниеносно — бросилась в атаку на плотный строй мечников. Мгновенно оказавшись за их спинами, она убила нескольких и отступила. Воины перестроились и развернулись, но тварь вновь, оказавшись сзади, убивала с тем же успехом. Всего десять секунд боя и столько же мертвых...

Дорога к Аривиру перестала существовать, мир изменился за считанные минуты и продолжал меняться. Тьма окутала землю, плотное покрывало из пепла и пыли затянуло небо. Повсюду был огонь, он выбивался прямо из-под земли, из трещин, ведущих в пламенное море. Прямо на глазах вздымались скалы, но люди видели сейчас, лишь черно-зеленые тени, что охотились на них, будто кошки на мышей.

Князь Братисвем с трудом удерживал коня, озираясь, он видел смерть и хаос вокруг. Сейчас всем было плевать на звания и титулы. Солдаты бились уже просто за свои жизни. За первой тварью пришли еще несколько таких же, а потом пришло оно.

Харин видел дальнейшее развитие событий. Спрыгнув с коня, он поднял оружие и стал громко кричать:

— Забудьте про строй! Разбейтесь на пары! Прикрывайте спину напарника и верьте, что он прикроет вашу! Ну же! Спина к спине!

Отчаявшиеся солдаты, несколько мгновений не решались, командиры, что остались в живых молчали, князь в страхе продолжал осматриваться.

Настоятель Кельтом, вдруг понял, в чем смысл его жизни, привстав в стременах, он воскликнул:

— Братья!!! Во имя всех святых, послушайте его! Он ученик джаронов!

Ошарашенные, испуганные, загнанные в угол собственной беспомощности, люди воспаряли духом. С ними был не святой, но их ученик — это больше, чем они могли просить!

— По парам, разойтись! Зажигайте деревья, нужно много света, как можно больше огня! Вы должны видеть со всех сторон! Ближе к князю...

Дымчатые тени метались среди стволов.

Между тем, огромное существо абсолютно не спешило и не скрывалось. Ломая вековые кедры, будто щепки, нечто, напоминающее смесь из каменного человека с головой козла, лицом и глазами паука, наступало.

Мелкие Тени оставались на воинов князя, Харину нужно было вспомнить все, что он когда-то умел и спасти людей, а самое главное Чару. Он никогда не говорил ей и даже не намекал, но ему казалось, что она знает о его чувствах.

Мир замер. Харин видел все отдельными кадрами, прекрасно слыша и биение своего сердца, и шум, гибнущего мира. Ощутив, как кровь течет по венам и несет с собой силу, падший бросился в бой.

С черного, непроглядного неба закапал такой же черный дождь, ударили молнии, еще больше помогая увидеть мир "отрезками". Каждое мгновение, каждый шаг человек оценивал, анализировал ситуацию. В нужный момент он упал и начал скользить на коленях, пройдя в миллиметрах под мощным взмахом когтистой лапы.

Оказавшись совсем близко, человек зацепился и забрался по колючим каменным наростам к короткой шее существа. Клинок вонзался в плоть по самую рукоять, в этом месте не было каменной брони, торчащие наросты, защищали от угрозы извне. Харин с легкостью укрывался меж каменных пластин.

Существо взревело и со всей силы садануло лапой туда, где мгновение назад прятался человек. Мощный удар, и чудовищные когти не только откалывают часть защиты, но и еще больше повреждают плоть под ней. Зеленая жижа закапала из раны, тварь жалобно заурчала, а затем яростно взревела, ища обидчика кучей разгневанных глаз.

К случайным пожарам от разломов, огненных, жидких камней, прибились рукотворные. Воины зажигали деревья, будто гигантские факелы. В свете пламени они видели Теней, беснующихся вокруг, и огромное существо, вселяющее ужас одним размером. Но среди людей был тот, кто абсолютно не боялся. Один единственный человек, меньше чем за минуту, почти поверг громадину. Зеленая, гадкая кровь изливалась из множественных ран чудовища, оно в ярости колотило себя, пытаясь зацепить ловкую "блоху".

Люди вокруг князя, кружились, прижавшись к друг дружке спинами. Они уже не готовились умереть, они жаждали жить, напряженно следя за "мелкими" Тенями — двухметровыми чудовищами с треугольными, плоскими головами, тощим, скрюченным телом и острыми косами вместо пальцев рук.

Неожиданно все три твари бросились в безрассудную атаку, будто не выдержав ожидания. Становясь, то расплывчатой дымкой, то вполне осязаемыми созданиями, они ворвались к смертным. Реакция солдат была молниеносной, клинки на щитах скользнули по ним, пронзив плоть. От множественных ран две умерли сразу — последняя перед смертью резкими взмахами забрала две жизни.

Люди были счастливы и кричали от радости, они увидели, что тварей можно убить. Последним доказательством стало жалобное урчание, гибнущей "живой скалы". Крики смертных зазвучали громче:

— Да! Боги с нами!

Что кричали люди еще, Харин уже не услышал. Монстр за его спиной предсмертной волей ударил по деревьям, и те разлетелись в щепки. Одна из таких щепок пронзила спину, сломав кости, а те, в свою очередь, разорвали внутренние органы. Всего несколько мучительных мгновений, и падший надеялся обрести покой.

***

Вокруг стены из красно-зеленого камня — причудливые, волнистые узоры, прекрасны и неповторимы. Черные, блестящие полы отражали все, подобно зеркалу. Харин смотрел на себя парой глаз и ничего не понимал. Его камзол разодран и окровавлен, но сам он абсолютно цел. "Вознесение", — скользнула в голове мысль, — «Но отчего Белый замок так преобразился? Где джароны»? — задавался вопросами человек, бродящий по гигантским пустым помещениям. С огромными усилиями, лишь приоткрывая створки многометровых расписных, темно-зеленых дверей и, проскальзывая в щель, он вновь обнаруживал пустоту...

Ровный, желтый свет с янтарного потолка — контрасты цветов давили на глаза. Величественные залы в сотни метров длиной и шириной тянулись бесконечной чередой. Колонны, подобно деревьям в густом лесу, казались стеной. Харин бродил в поисках, сам не зная чего. День или два, сложно было сказать точно, но он нашел искомое.

Узкий коридор в десяток метров привел к очередной запертой двери. Ладони почти коснулись холодного камня преграды, но внезапно двери распахнулись сами. Сделав несколько шагов, Харин вошел в некогда Белый зал. Именно тут он держал на руках, случайно убитого брата, здесь он был впервые возрожден и отсюда же низвергнут. В центре зала возвышался трон из угловатых, кристаллических узоров, на нем сидело существо очень похожее на человека.

— Не может быть! Не верю. Такие подарки, мне? Но за что? А вдруг и, правда? Нужно проверить.

Восседавший на троне человек, говорил, казалось, сам с собой, но когда Харина притянуло к его ногам, он понял, о чем шла речь. Вознесшись в человеческом обличии в Белый замок, он каким-то чудом сохранил память и сейчас взирал на мальчика, которому когда-то сохранил жизнь, на юношу, что привел их с Чарой к разбойникам, поселившимся храме, на доброго командира в маске волка...

Будто бы прочтя мысли Харина, восседающий на троне подытожил:

— Я тот, кто, наконец, подарит тебе покой.

Человек в лохмотьях попытался подняться и напасть, но вместо этого, он, повинуясь длани Трогвора-Топора, взмыл в воздух. Несчастного держали полупрозрачные щупальца со стен и потолка.

— Я — новое начало для этого мира. Я сделаю его куда лучше, чем он был!

— Ты глупец, я спас тебе жизнь, в тебе не было ни капли Тени. Ты сам впустил в себя это!

— Да, да и подчинил. И посмотри, где я, ну и,… скажем, ты.

— Я вскоре обрету покой, а тебе его не видать, тебя ждут вечные прятки в Тени.

Трогвор начинал раздражаться, щупальца плавно приближали пленника к повелителю.

— Я прошел дорогу от угнетенного, до единственного бога…

Резкий жест руки, и одно из щупалец отрывает пленнику левую руку в локте, несчастный кричит и заходится нездоровым смехом. Гневное существо с человеческой внешностью, чуть склонив в бок голову, поинтересовалось:

— Тебе смешно? Ты сейчас умрешь. Я не знаю, как ты сюда попал, да мне и не важно. Уйдешь ты по кусочкам, человек.

Небрежный жест рукой, Топор сделал шаг к трону. Щупальца стали тянуть несчастного Харина во все стороны, но брызги крови и смерть не последовали.

Вдруг, у однорукого неведомо откуда взялись силы, и он, дернув рукой и ногами, порвал оковы, словно нити. Трогвор обернулся. Из его же тени вырос и лег в руку топор. Страшная рана Харина все сильнее источала золотистый свет.

Будто бы на невидимой цепочке вылетало оружие Трогвора и возвращалось обратно, но ловкости однорукого позавидовали бы кошки.

Бог пустил топор в полет и, одновременно присев, коснулся блестящего пола. Черное нечто метнулось к Харину. Трогвор выставил руку, и неведомо откуда в нее легло зеленое, каменное копье. Замах, бросок и оно вонзается в грудь рядом с сердцем жертвы. Молниеносно оказавшись рядом, Топор, берясь за каменное древко, подытожил:

— Я бог, я знаю свой путь, человечишка. — и выдернул оружие, осыпавшееся зеленым пеплом. Несколько вздохов, и тело Харина обмякает, прекращая светиться.

Довольный нежданным развлечением Трогвор, направился к трону, чтобы вновь послушать голос вселенной. Не дойдя всего шага, он ощутил тески на своей голове. Что-то схватило его и резко развернуло. Перед ним, предстал только что умерший, преображенный "гость".

Обеими могучими руками, на которых в золотых искрах вырастали латы, Харин держал глупую голову. Глаза источали тепло и свет, он смотрел ими прямо в очерненную душу Топора.

— Запомни, в Белом замке, нет людей...

Вместе с его словами зал стал меняться, стены и полы стали белыми, узоры серебряными и золотыми.

— …И еще одно, пути господни неисповедимы.

С эти словами последний святой сжал ладони...