Мох

Пока корабль плавно погружался в атмосферу, он сделал себе чашку кофе и уселся за столик с раскрытой тетрадью. Тетрадь была новая, абсолютно пустая, сияющая чистотой и дороговизной. Да, удовольствие не экономное, но, в конце концов, не так уж много у него удовольствий. Можно позволить себе время от времени выводить свои мысли настоящей чернильной ручкой на настоящей бумаге. Пусть это все и не на Земле делается, но, в общем, довольно похоже на приспособления древних предков.

Не мудрствуя лукаво, он вывел на самом верху страницы: «Записки И.М.». Да, просто записки. Записки маленького жителя человеческой Ойкумены, одного из сотен триллионов. Впрочем, что писать дальше, он не знал. Да и времени, похоже, уже не было.

Черное небо на видеомониторах, в просторечии именуемых «окнами», становилось все более белесым, туманным. Звезды меркли одна за другой, появилась облачность. Автопилот сообщил о скорой посадке. Иван закрыл тетрадь и пошел собираться на выход.

Основной нижний люк откинулся вниз, образовав широкий пандус — архаичная конструкция, но все еще актуальная и даже обязательная для тяжелых и малоисследованных планет. Ивану она даже нравилась — можно было ощутить себя этаким Дартом Вейдером, прибывшем с великой миссией покорения нового мира. Хотя положенного эскорта гвардейцев не было — не было даже робота ассистента, Иван прилетел абсолютно один, как всегда в последнее время.

Он спустился на мягкую пружинящую поверхность. Да, действительно, очень малоисследованная планета. Потому что исследовать тут было нечего. Главная привлекательность этого мира — атмосфера, практически идентичная земной. Дышать можно было, наслаждаясь, полной грудью. А в остальном…

Высокоразвитых форм жизни нет, тем более разумных. Морей-океанов нет, вода только в виде регулярного дождя. Гор-скал нет. Излучений нет. А рыть недра в поисках полезных ископаемых ни у кого нет желания. Планету оставили в покое, дав ей имечко X5PRM11-20. Да, комбинаций знаков пока хватает на все множество миров.

На X5 (или 11-20?) главенствующим был ярко-зеленый цвет, который выгодно сиял в сочетании с бесконечными сероватыми облаками. Зеленым был мох. Единственная форма жизни, покорившая себе всю без остатка поверхность планеты. Равнины и холмы — отнюдь не разнообразный рельеф — были тотально покрыты толстым слоем жесткого мха, как будто Х5 зашили в гигантское махровое полотенце.

Местное солнце еще уныло просвечивало через облака, а откуда-то слева (с востока? с запада?) уже поднимались бодрые тучки. Ветерок ощутимо усилился. Вокруг было пусто. Идти было некуда и незачем. Зачем я сюда приперся? — подумал Иван.

Хорошо, надо поближе познакомиться с мхом под ногами. Иван коснулся его рукой и ощутил резиновую мягкость и плотность — неудивительно, ведь в состав нитей входили полимеры. С трудом просунув пальцы в мелкие пустоты, Иван попытался выдрать из зеленого ковра кусочек. Ничего не получилось. Дернул со всей силы — нет. Прочности мха позавидовали бы многие искусственные материалы.

Тогда Иван дал команду, и из корабля с достоинством выплыл Инструмент — привычно серый, массивный, бочкообразный. Туда, — указал Иван на место шагах в десяти. Инструмент послушно опустился в заданной точке. Можно было бы взять просто пробу с поверхности, но захотелось посмотреть и породу, на которой рос мох, весьма, по описанию, необычную.

Несколько томительных минут ожидания, тихого гудения, многозначительного посверкивания — и вот рядом с Инструментом зияет глубокая круглая дыра, а рядом лежит цилиндр новоиспеченной пробы. Всего из двух частей — мха и породы, никакой почвы между ними не предусматривалось. Мох рос прямо из породы — каменисто-губчатой, похожей на пемзу и, согласно данным разведчика, содержащей много органики. Толщина слоя собственно мха составляла около метра, но его нити пронизывали губку насквозь до самого края образца, где и обрывались, отсеченные резаком Инструмента. На какую глубину они уходили, оставалось неизвестным — Инструмент дошел до двух метров, разведчик в свое время до пятидесяти, а для большей глубины уже требовалось специальное оборудование.

Иван положил руку на бежевую поверхность куска породы. Она оказала теплой, заметно теплее, чем окружающий воздух. Так, — подумал Иван. — Сюрприз! Он ощупал всю минеральную часть пробы. Да, теплая. Мох не теплый, он как воздух, а порода теплая. Иван вынул из комбинезона термометр и кое-как воткнул датчик в одну из маленьких пор.

Что?!

36,5. По Цельсию.

Стало как-то нехорошо. Прямо сказать, дурно стало. Иван огляделся. Ветерок набирал обороты, тучки надвигались. Но свежий чистый воздух не спасал. По спине, по рукам побежали мурашки. «А у меня опять 36,5». Это все, что приходило в голову.

Потом пришли мысли, что вот, открытие. Будет премия, будет известность, имя увековечат. А сюда корабли прилетят, с экспедициями, а во главе Сам Иван, как Дарт Вейдер, гордо сходит по пандусу… Потом пришла вдруг одна простая мысль: «Больно».

Мозг автоматично ощупал весь организм — где больно? Да нет, нигде не больно. Ничего не болит, полет нормальный, аппаратура функционирует отлично… Но опять — «Больно». И снова «Больно… Больно… Больно...»

Он понял. Посмотрел на вырезанный образец, попытался собраться с мыслями. Не смог. Разум все сильнее заполняло только «Больно… Больно… Больно...». Где-то в промежутке проскакивало иногда: «Бежать». Усилием воли Иван заставил себя отдать приказ на погрузку Инструмента, потом в полусознательном состоянии, на ватных ногах поднялся по пандусу, закрыл люк. «Больно» стало тише. Иван сделал глубокий вздох. В голову все равно не приходило ничего, кроме стремления срочно улетать. Там разберемся.

Когда корабль вышел на какую-то орбиту, а Х5 превратилась в белесо-зеленый теннисный шарик за окном, Иван перевел дух. Было тихо, и он посидел немного (а может, много) в этой тишине.

Пожалуй, не надо никаких открытий, никаких экспедиций. Опять будет «Больно». Эту планету не трогали 30 лет, пусть не трогают еще 130. Пока сюда не нагрянет еще какой-нибудь межзвездный чудак. И у него хватит ума не сверлить дырок. Может быть, он услышит что-то еще?

Может быть. Иван равнодушно посмотрел на тетрадь. Нет, сейчас не время. Пока пусть будет просто тишина. Тишина.