Ледяной друг

Добрый друг — великое сокровище.

Унсур аль-Маали (Кей Кабус).

— Фастар! — взвизгнула Ульрикке.

Он натянул поводья, перед мордой взвившегося каурого пролетел шар огня.

— Ярни, Хар, уводите Рикке, — Фастар обнажил меч с магическим кристаллом в навершии.

На коре векового дуба затухало пламя. Враги ехали с поперечной дороги. Пятеро. В предрассветном полумраке ярко светился огонь в кристаллах на посохах всадников, отблески на красных плащах казались пятнами крови, тлели, как угли, глаза лошадей. Тревожную тишину леса нарушало хлюпанье грязи под копытами, звон сбруи мотавшего головой коня Фастара.

— Я тебя не оставлю, — Ульрикке крепче обняла примотанного к ней, убаюканного волшебством малыша; от холода их защищал пёстрый стёганый плащ. Платок на голове Ульрикке сбился, светлые пряди путались с золотыми подвесками ожерелья.

Всадники в красных плащах перегородили дорогу.

Рядом с Фастаром выстроились его люди. Одиннадцать крепких, рыжих как он воинов. Не оглядываясь, он чувствовал их, знал, кто изготовил меч, кто копьё, кто топор. Пусть бесполезны против магии кольчуги и шлемы, щиты с кристаллами сдержат два-три удара и сгорят, но врагам придётся не сладко.

Жрецы не шевелились, тени от капюшонов скрывали смуглые безбородые лица, в глазах лошадей мерцали огненные всполохи.

— Мы справимся, — лезвие топора старшего воина озарил голубоватый свет. — Позаботься о сестре.

— Я…

Огненная волна покатилась на них.

***

Масляная лампа точно капля обезумевшего света в океане тьмы. Много книг, полки с ними исчезали во мраке. На большом столе краски, чернила, перья, кисти, линейки, карандаши, ножи, бумага, кожа, шила, иглы, нити, рамки и прочие мелочи для создания книг с иллюстрациями. На одной подставке потрёпанный, раскрытый на изображении битвы фолиант, на другой — растянутый лист с удивительно точным наброском этой сцены.

Задумчивый Хозяин замка — тощий, с нечёсаными светлыми волосами до колен и неестественно белой кожей — зажёг свечи. Резное кресло приняло его бесшумно, Хозяин закатал рукава шёлкового балахона цвета пепла и принялся за работу.

Всякая мысль исчезла с лица, из серых глаз, счёт времени прекратился, только руки жили, любовно перерождая погибавшую от старости книгу. Он существовал этим мгновением волшебства без магии, дышал запечатлённым кем-то прошлым, слился в завораживающем экстазе с создаваемой страницей.

Ради этого он продолжал дышать.

***

— Мы должны ехать в порт, — процедил Фастар.

— Нет, — мотнула головой Ульрикке. — Уплыть нам не дадут.

— Это единственная возможность!

Конь под Фастаром испуганно вскинул голову.

— Нет.

— Подумай о Домаре, — Фастар подъехал ближе, зелёно-золотая лента на его лбу потемнела от пота, тяжёлый плащ был в подпалинах.

Ульрикке нежно глянула на спящего сына, её волосы упали на круглое личико.

— Именно о нём я думаю, — она решительно посмотрела на брата. — В порт мы не едем.

— Времени нет, Рикке, — Фастар потянулся к поводьям её измотанного коня.

Ударив пегого под бока, Ульрикке проскочила мимо Ярни. Он повернулся к господину, нервно дёргая косу разделённой надвое бороды. Фастар скривился, легконогий конь Ульрикке уносил её по заросшему ответвлению дороги.

Хар побледнел:

— Там же логово чародея! — держась за опалённый бок, он поскакал следом.

Проклиная всё на свете, Фастар помчался за ними, Ярни отставал на полкорпуса.

Начавшийся дождь не успел смыть следы, когда на дороге появились наездники в красном.

***

Волшебство творения грубо прервали: Хозяин ощутил нарушение границы своих угодий, огонь Сагира* в кристаллах его рабов, и зарычал, криво скалясь от злости.

Кисть хрустнула в тонких пальцах.

***

Арка ворот треснула, двери сгнили, круглая воротная башня осталась без крыши. Выбоины и разломы темнели на зараставшем мхами сером камне. Древний замок разваливался. Его опалённая башня обвалилась, выбиты окна. Трава почти победила плиты двора. Запустение, словно не пять лет прошло, а пятьдесят. Ульрикке охватил ужас: неужели его нет?

— Исвин**! — она прикрыла уши сына. — Исвин!!

— Госпожа, надо уходить, — Хар поймал поводья её ошалевшего коня, тянул прочь. — Здесь живёт чудовище. Посмотрите.

Он кивнул на разбросанные повсюду, поросшие травой человеческие кости. Дождь приклеивал рыжие пряди к его побледневшему лицу, короткая борода влажно блестела.

— Исвин!!! — озиралась Ульрикке.

Дребезжал, нарастал цокот копыт.

— Госпожа, тише, — взмолился Хар. — Непрошенных гостей чародей убивает.

Во двор друг за другом влетели их спутники. Фастар был хмур, держал руку на мече. Ярни развернулся к воротам следить за дорогой.

— Исвин! — жалобно воскликнула Ульрикке. — Исвин, ты здесь?!

Выставив меч с охранной руной в сторону дверного проёма, Хар с беспокойным конём госпожи в поводу отступал к зло смотревшему на замок Фастару.

— Рикке, его нет, — мрачно прозвучал его голос. — Нужно в порт, пока не поздно.

— Уйти он не мог, он мне обещал, — Ульрикке сильнее натянула плащ на сына, капли тихо барабанили по разноцветной ткани.

От холодной ярости глаза Фастара казались тёмными.

— Уходим.

Все двинулись к воротам, Ульрикке развернулась в седле, со страхом и надеждой глядя на безмолвный замок.

Никого.

— Исвин!!!

Звонкое эхо её голоса потрясло тишину.

***

Шелест шагов и недовольное рычание во тьме. Выдернутый из сладостного забвения Хозяин замка поднимался из глубин, мечтая растерзать ненавистных людей.

«Исвин!»

Имя, которое, казалось, никогда больше здесь не прозвучит, эхом прокатилось по пустующим залам.

Хозяин замка обмер.

«Исвин!» — взывал родной голос, на непроизнесённый вопрос отвечая: «Не показалось».

Он бросился наверх.

«Исвин!»

Бегом по бесчисленным ступеням, через холодные залы — к свету.

***

Отчаяние пустило ледяные когти в сердце, и вдруг — он: высокая бледная тень в черноте входа.

— Исвин!

Он вышел на крыльцо, под дождь. Знакомое белоснежное лицо, большие серо-голубые глаза, как углем очерченные густыми ресницами. Серый шёлк балахона потемнел от воды.

Придерживая сына, Ульрикке соскочила с коня.

— Госпожа! — Хар шагнул к ней и замер: она бежала к Хозяину замка.

Ульрикке споткнулась и рухнула перед ним на колени, схватила за руку, посмотрела умоляюще снизу вверх:

— Исвин…

На её бескровных щеках дождь смешивался со слезами.

***

Страшно шевельнуться, разрушить видение, пробудиться и снова узнать, что её рядом нет.

Рикке.

Она часто бывала здесь, но полюбив Хранителя Бернхарда стала появляться реже, а после замужества вовсе перестала приходить. Как давно это случилось? Три года назад? Четыре?

Но Рикке не изменилась: лучезарный свет её целебной магии такой же, от неё веет добром даже в миг страха.

— Исвин, Исвин, — повторяла она, стискивая его руку. — Он пришёл с юга, этот Сагир, он хочет стать Хранителем и завладеть ящиком демонов, хочет нас убить. Бернхард приказал спрятаться. Сагир, он силён, он, наверное, возьмёт крепость и тогда… — Рикке осеклась, зажмурилась, заговорила стремительно: — Помоги, помоги нам, ящик демонов не должен попасть в плохие руки, мы, Хранители, обязаны защитить его… — она замолкла и вдруг прокричала: — Спаси моего сына!

Исвин не шевелился. Малыша окутывала, усыпляя, нежная сила матери. Сила, много лет назад спасшая Исвина.

Он помнил.

Камни острые, дымчатые, с бурыми пятнами своей крови. Боль. Слабость. Кравшееся к сердцу онемение. Тяжёсть в веках, страх опустить их, погрузиться в небытие.

Ясноглазую девочку в зелёном, подошедшую против воли хмурого брата.

Эти руки, так отчаянно сжимавшие сейчас его ладонь, промывали раны, и сосредоточенное в детских пальчиках животворное волшебство приносило облегчение.

Она обнимала и обещала, что он непременно поправится.

Называла его «Исвин», кормила, пока он не смог о себе заботиться.

Он помнил радость, приходившую и уходившую вместе с ней.

И знал страшную тоску, оставшуюся после её ухода.

— Спаси моего сына, умоляю, Исвин, прошу, защити его, Исвин… помоги…

***

Неужели он её забыл?

— Исвин, ты поможешь? — не в силах сдержать дрожь, Ульрикке заглядывая в остекленевшие глаза.

— Госпожа, — шепнул Хар, осторожно приближаясь. — Это злой чародей, нам лучше уйти, пока он…

— Тихо, Хар, — спешившийся Фастар подходил медленно, как к необъезженной лошади или дикому зверю. — Исвин, ты нас помнишь?

— Исвин, неужели ты меня не узнал? — прошептала Ульрикке. — Это я, Рикке.

Она потянула его за руку.

— Да, я помню, — голос Исвина звучал сипло.

— Ты поможешь? — Фастар заглянул в небесно-голубые глаза. — Хотя бы до порта проводишь?

— Вы собираетесь уплыть?.. — Исвин посмотрел на него. — Навсегда?

— Заморский чародей Сагир хочет завладеть ящиком демонов, — Фастар сжимал золочёную рукоять меча. — Печати снимает Хранитель, а чужой им станет только прервав прежний род…

— Сагир хочет убить моего сына! — дёрнула Исвина за руку Ульрикке. — Помоги его спасти. Умоляю, в память о том, что я для тебя сделала…

— Простите, что прерываю беседу, — жрец с отрядом из десяти всадников выехал из-за замка с другой стороны ворот. — Боюсь, моему Повелителю нужна голова этого мальчика.

На его лбу желтела узкая диадема с огненным опалом.

Тихо ступали по траве огненноглазые лошади. Красные плащи жрецов напитались водой, клеились к крупам, курчавые пряди влажно змеились по смуглым щекам.

Ульрикке метнулась за Исвина, вцепилась ему в плечо.

— Помоги, умоляю…

Тёмные глаза жреца напоминали глаза голодного хищника.

***

К его спине жалась Рикке, скрывая между ними малыша. Вся её целебная магия была направлена на его защиту, и от этого так нежно ныло, щемило в груди: эта сила снова прикасается к нему.

Жрец Сагира снисходительно наблюдал, как Фастар и двое его людей встали между ним и Рикке.

— Господин чародей, кажется, у вас всё же есть имя, — улыбнулся жрец, и огненный опал в его диадеме тускло блеснул. — Позвольте напомнить: вы заключили с моим Повелителем договор и не должны вмешиваться в дела, вас не касающиеся.

Исвин помнил.

Сагир.

При мысли о нём мурашки бежали по спине.

Его пламя горело в магических кристаллах, напоминая о могуществе своего хозяина.

Но за спиной Рикке. Она обнимала мальчика — часть и продолжение её, с такой же ласковой, только нарождавшейся силой в глубине маленького сердца.

— Я не позволю забрать её сына.

***

Словно камень свалился с души, Ульрикке шепнула:

— Спасибо.

Сощурившись, жрец перебирал поводья:

— Правильно ли я понимаю, господин чародей, вы намерены нарушить данное моему Повелителю слово?

Мышцы Исвина мгновенно напряглись:

— Да.

Фастар с людьми отступили к Ульрикке. Между ней и слугами Сагира остался только Исвин; жрец склонил голову на бок:

— Это ваше решение. Я передам его Повелителю. Прощайте, — он потянул поводья, разворачивая коня.

— Жалкий трус! — в воротах была женщина, за её спиной — десяток жрецов. — Как можно оставлять безнаказанным наглеца, посмевшего перечить нашему Повелителю?

Её белокурую голову венчал золотой обруч с огненным опалом, пламя бушевало в магическом кристалле посоха. Капли дождя, едва его коснувшись, испарялись.

— А-а, Вигдис, — жрец в диадеме криво улыбнулся. — Раз уж ты здесь, драки не миновать.

— Кто-то из нас должен быть мужественным, Долий, — Вигдис не сводила с него гневного взора.

— Нужно уходить, — шепнул Исвин, оттесняя Ульрикке от врагов.

— Так и знала, что ты не справишься, — продолжала Вигдис. — Тебе даже ребёнка поймать не под силу.

— Тогда мне следует порадоваться твоей помощи, — продолжал улыбаться Долий.

— Радуйся. Но я расскажу Повелителю о твоём позорном бегстве от какого-то чародеишки, — презрительно скривилась Вигдис.

Долий смиренно потупил взор:

— Не буду мешать исполнять приказ Повелителя, но… тебе стоит поторопиться, пока «чародеишка» не сбежал.

Он снова улыбнулся.

***

Огня Сагира стало так много, что едва удавалось сдержать инстинкты. Хотелось разорвать осквернённых пламенем людей, уничтожить магическую сердцевину кристаллов, но разум исступлённо твердил: Сагир почувствует, кинется сюда.

И это можно использовать!

— Стой! — взвизгнула Вигдис и швырнула сгустком огня.

Ледяной щит легко остановил пламя.

Уголок губы Вигдис нервно подёргивался, в безумных глазах — удивление. Жрица словно горела изнутри — редкий у людей дар так сродняться со стихией. Исвин почувствовал это в первое её появление здесь, когда она принесла откуп. И как не догадался, зачем Сагир просит о перемирии? Совсем поглупел от бездействия.

— Рикке, есть магические кристаллы? Дай мне.

Неистовое пламя Вигдис вновь разбилось о стену узорчатого льда. Рикке нашарила в сумке связку кристаллов, вложила в руку Исвина. Он за секунду вытравил из сердцевин людские заклинания и вплавил свою силу, отдал камни обратно:

— Это защитит от огня рабов. Фастар, твой меч.

— Зачем?

Исвин искоса глянул на него:

— Не перечь.

— Я не…

— Фастар, прекрати! — умоляюще смотрела на него Рикке.

Рабы Сагира вместе ударили по щиту. В их огне ясно чувствовался принадлежавший Вигдис. Разорвать! Исвин скалился, утробно рычал. Хар и Ярни придвинулись к Фастару.

— Дай, — рыкнул Исвин и вцепился в рукоять его меча.

Фастар был выше на голову, раза в два шире, с натренированными в сражениях руками, но человеческой силы не хватало вырвать оружие, только глаза пылали ненавистью. Его спутники замахнулись мечами.

— Ярни, Хар, нет, — Фастар не отводил грозного взгляда.

Ледяной щит гудел под ударами. Холод, наполнявший магический кристалл в навершии меча, должен был леденить руку Фастара. Его люди готовы были напасть в любой момент.

Выпустив меч, Исвин развернулся к ледяной стене:

— Теперь уходите. Сагир скоро будет здесь.

— Как же ты? — Рикке коснулась его запястья.

— Я догоню вас.

— Как ты найдёшь нас? — Рикке не давала Фастару себя увести.

— Пока с вами эти кристаллы — я найду вас на краю света. А сейчас уходите.

— Рикке, идём, — Фастар тянул её за руку.

— Я не могу оставить и его…

— Пойдём, он сам просит, — Фастар схватил Рикке за плечи и отодвинул на несколько шагов.

— Бернхард тоже сказал уходить, тоже сказал, что догонит… — голос Рикке срывался.

— Не сравнивай нас. Я сильнее любого человека.

— Ты тоже смертен!!!

Вздрогнув, он обернулся: Рикке дрожала, из серых глаз безудержно текли слёзы.

— Всё будет хорошо, — пообещал Исвин.

Щит с треском распался на ледышки. Исвин повернулся: незамеченный среди огня своих рабов, на стене всего в полусотне шагов стоял Сагир.

Все защитные силы без остатка Исвин отдал кристаллам Рикке.

***

Расшитый золотом пепельный балахон, хищное лицо, смуглая кожа, угольная чернота длинных волос, огненные сполохи в тёмных глазах — сомнений нет: Сагир. Ульрикке впервые видела его, и ужас парализовал тело.

Высокий и худой Сагир стоял на полуразрушенной стене, редкие капли дождя его не касались, испарялись в ладони от заморского чародея, словно крича о его невыносимой чуждости этому холодному, тихому месту.

— Мой Повелитель! — Вигдис бросилась к нему.

— Молчать!

Соскочив с лошади, она пала ниц, остальные жрецы тоже. Удовлетворённый Сагир перевёл полыхающий взгляд на Исвина:

— Мы, кажется, договорились, и плата тебя устроила.

— Они под моей защитой.

— Что ты хочешь за мальчика?

— Ничего.

— Подумай хорошенько, — предложил Сагир, взмахнув длиннопалыми руками точно купец над товаром. — Я могу достать любую существующую книгу, только попроси.

— Меня это не интересует.

— Неужели? — улыбнулся Сагир. — Ты не знаешь, от чего отказываешься: любая книга, какую только пожелаешь! Сколько ты хочешь? Десять? Двадцать? Целую библиотеку? — воодушевлённо спрашивал он. — Книги будут ценными, обещаю.

— Меня это не интересует.

Помрачнев, Сагир опустил руки, продолжил жёстче:

— Послушай, зачем усложнять? Я предлагаю огромную плату за сущую безделицу. Это всего лишь ребёнок, женщина ещё родит.

Противный страх сжал внутренности, Ульрикке крепче обняла сына.

— Я устал повторять отказ.

— Мы заключили договор, — сощурился Сагир. — Учитывая твою заинтересованность, я готов повысить плату. Но ты уже согласился.

— Я не могу сдержать своего слова.

— Как ты смеешь перечить!.. — заорала Вигдис.

— Молчать!

Она в ужасе распласталась на земле, плащ и светлые волосы оказались в лужах.

— Ты принял откуп, — Сагир пытливо смотрел на Исвина.

— Я готов его вернуть.

— Вернуть? — Сагир хмыкнул. — Верни.

Исвин обернулся к Ульрикке, поразив её непривычной синевой глаз: такими они ещё не бывали.

— Что бы ни случилось, держи кристаллы: они защитят.

Он направился к дверям замка.

— Исвин! — испугалась Ульрикке.

— Исвин? — удивлённо вскинул брови Сагир и хищно улыбнулся. — Так тебя зовут теперь?

— Кристаллы тебя защитят, — Исвин скрылся в замке.

От взгляда Сагира обмирало сердце, пересыхало во рту. Ульрикке отвернулась, укрывая сына от вражеских глаз. Но мучительная неизвестность не давала покоя.

Она хотела знать.

Она должна знать.

Даже если придётся посмотреть в эти ужасные огненные глаза.

Она медленно обернулась:

— Что ты сделал с Бернхардом? Он… жив?

Склонив голову на бок, Сагир улыбнулся, недобро сверкая пламенными очами:

— Оставь ребёнка с кристаллами, а сама подойди ко мне, тогда скажу.

— Не ходи, — Фастар схватил её за плечо.

— Я не настолько глупа, — Ульрикке дёрнула плечом, и Фастар отпустил.

— Неужели тебе совсем не интересно? — улыбался Сагир. — Бедный, бедный Бернхард. Мне его жаль: такая бессердечная жена.

Фастар теперь уже мягко сжал её плечо:

— Не слушай.

Ульрикке прижалась к брату.

***

Пять тысяч двести восемьдесят одна книга. Каждая — сокровище. История. Магия. Медицина. География. Легенды. Религия. Философия. Алхимия. Математика. Генеалогия. Исвин собирал и создавал их с тех пор, как понял, что более всего ценит знания: почти всю жизнь.

Он знал каждую книгу, где она стоит. Мог найти с закрытыми глазами.

Это его книги. У каждой своя история, свой голос. Их души к нему тянутся, разрывают сердце мольбой: «Опомнись, погоди, не покидай нас».

Не раз говорил Исвин честолюбивому Бернхарду не кичиться великим предназначением рода, но Хранитель верил в своё право на богатое воздаяние за служение миру. Предупреждал… но как же сам не догадался о намерениях Сагира?

Рано или поздно, это должно было случиться. Сагир не прошёл бы мимо такого сокровища. Глупец! Сколько ещё нужно ему побед над древними силами, чтобы успокоиться?

Ответ очевиден: пока все древние силы или Сагир не будут уничтожены. Победа или смерть, всё или ничего. Безумец! Прежних его противников нельзя и рядом поставить с Фенриром. Он слишком силён. Разрушать его темницу ради глупой драки — чистое безумие.

Безумие вполне в духе Сагира.

И бесполезно отговаривать от драки того, кто мечтает стать сильнейшим в мире.

Откуп оставался в обитом золотом ларце. Исвин открыл резную крышку: на пурпурном шёлке белела небольшая книга, перечёркнутая брызгами запёкшейся крови. Пальцы дрожали. Коснувшись пятен, Исвин как наяву услышал предсмертный рык заклятого врага: «Будешь ползать по земле, как червяк». О, плата высока! Его трясло, клацали зубы.

Захлопнув ларец, Исвин лихорадочно прижал его и помчался наверх.

Почти подавив смятение, Исвин не мог совладать с пальцами, судорожно впивавшимися в золотой рельеф и бирюзовыми вспышками силы в радужках глаз.

Рикке жалась к Фастару, Исвин встал между ними и Сагиром, поставил драгоценный ларец:

— Вот откуп.

— Ты действительно хочешь, чтобы я его забрал? — Сагир облизнул пересохшие губы.

— Да.

— Ты понимаешь, что часть платы — то, чего ты действительно хотел — не вернуть?

— Мне нет дела до того, что ты сделал, добывая книгу. Я просил только её.

— Но ты понимал, что мне придётся убить.

— Это были издержки, — спокойствие давалось с трудом.

— Издержки? — усмехнулся Сагир и покачал головой, а дождь заливал его просторный балахон.

Пепельно-золотая ткань темнела от влаги. Зов крови утих: Сагир пригасил своё пламя, и в кристаллах рабов оно едва теплилось. Он надеялся и хотел договориться.

Как жаль, что это невозможно.

— Я просил только книгу, — ровно ответил Исвин. — И я её возвращаю.

— Ты не можешь вернуть… издержки.

— Это были твои издержки.

Сагир намок, в его потухших глазах читалось удивление:

— Ты действительно будешь его защищать?

Холодок пробежал по спине Исвина: всерьёз сразиться с Сагиром и его неистовым пламенем?

После стольких лет покоя пойти против опытного воина?

— Зачем? — изумился Сагир. — Мы можем договориться. Ты и я… зачем нам спорить из-за пустяка? Говорю же — женщина ещё нарожает, на то она и женщина. Я не прошу ничего особенного, просто человеческого ребёнка.

— Это её сын.

— Она родит ещё. Поплачет немного, нарожает новых и про этого забудет. Ты получишь достойный откуп. Это хорошее предложение, ты же понимаешь.

Исвин понимал: Сагир не отступится, пока не опробует силу Фенрира, для этого нужно снять печати с ящика демонов, для снятия печатей — убить всех прежних Хранителей. Убить сына Рикке.

— Послушай, — Сагир дружелюбно улыбнулся. — Не будем ссориться. Это безвыходная ситуация: я не позволю увести мальчишку. Твоя защита не беспредельна, я её сломаю. А ты, отдав её людям, ты же не полезешь в драку, так что я всё равно доберусь до…

Представилось ярко, страшно: ломая щит, пламя охватывает Рикке. Исвин зарычал.

— Ты же не собираешься… — изумление, граничившее с испугом, было во взгляде Сагира.

Ринувшись к нему, Исвин мысленно дотронулся до сердца своей силы.

***

Ослепительная вспышка света скрыла миг превращения. Белый дракон прыгнул на разбитую стену, и в алой вспышке место Сагира занял пепельно-красный дракон, принял удар грудью, уводя дымно-серое горло от клыков.

Исвин отскочил, рычал, бил хвостом. Крупная чешуя — белоснежная на спине и небесно-голубая на брюхе — отливала перламутром. Выгнув спину, он походил на приготовившуюся к драке тощую жемчужную кошку с длинной шеей и крыльями летучей мыши, в одной перепонке не было кожи. Ульрикке помнила его таким, только сейчас в синих глазах дракона сверкали бирюзовые искры.

Сагир острыми когтями держался за обломки стены. Его чешуя не блестела, красная с серым, она напоминала остывавшую лаву. От лба до кончика хвоста торчали шипы. Красные глаза следили за Исвином.

— Как Исвин будет сражаться с такой громадиной? — Ульрикке вцепилась в руку Фастара.

Сагир был больше Исвина раза в полтора, мощнее, чешуя крупнее, выпуклая, задние лапы массивнее, полотно крыльев примыкало к ним до колен, шея короче.

От жрецов покатилась волна огня, ударила в бок Исвина, он взвыл, кинулся к ним сквозь бьющее из жезлов пламя. Сагир прыгнул к Ульрикке. Исвин — наперерез. Столкнувшись, падая, драконы пронеслись над головами, пропустив их между костями лишённого перепонки белого крыла, кубарем прокатились по земле, врезались в замковую стену. Бах!

Ульрикке не дышала: ещё чувствовалось дуновение ледяного воздуха от едва не сбившего её крыла. Исвин и Сагир катались, сшибая камни развороченной стены.

Жрецы Сагира направили на Ульрикке посохи. Струи пламени рванулись одновременно — и разбились о невидимую преграду.

Переглянувшись, жрецы ударили снова.

— Это кристаллы, кристаллы, — пролепетала Ульрикке, стискивая холодные камни.

В глазах жрецов метались красные всполохи. Вигдис неистово поливала огнём незримый щит. Долий приказал своим людям напасть на Исвина.

Волна огня накрыла его, подмятый Сагиром Исвин, отбиваясь, ледяным дыханием гасил пламя, оставлявшее на перламутровой чешуе подпалины, на крыльях — багровые ожоги.

— Помоги ему! — холод охватывал Ульрикке.

Посмотрев на неё, Фастар побледнел.

— Помоги! — но Ульрикке понимала, он бессилен против дракона в чешуе с ладонь и людей, исторгавших пламя точно взбесившиеся боги. Исвин изогнулся, оттолкнул Сагира и, глубоко вдохнув, выпустил на жрецов огромную струю ледяного воздуха.

Огненные кристаллы взорвались, лёд покрыл людей, словно листовое серебро. Сагир припечатал Исвина к земле, зарычал в ухо. Шипя и извиваясь, Исвин вдруг глянул на Фастара. Меч выскочил из его рук, воткнулся меж чешуек в грудь Сагира. Тот с воем отпрянул, Исвин прыгнул, цапнул его за плечо, Сагир его. Они покатились, врезались в стену замка под обгоревшей башней, расшатанная кладка посыпалась вниз. Оба взревели, поднялись, стряхивая с себя камни, схлестнулись, рычали, кусались.

Ульрикке едва чувствовала, что Фастар её уводит, ноги шли сами.

А Исвин с Сагиром смертоносным клубком катались по земле, бились о вывернутые и обрушенные камни.

— Ярни, Хар, поищите коней, — Фастар её тряхнул. — Рикке, ты меня слышишь?

Она рассеянно кивнула.

— Надо уходить.

Ульрикке отрицательно помотала головой.

— Но…

Во дворе страшно загрохотало. Ульрикке бросилась к воротам следом за Фастаром: замок наполовину обрушился, быстро оседала пыль. Из-под камней еле выползли грязные, в крови Исвин и Сагир, уставились друг на друга.

Сагир, шатаясь, двинулся на Ульрикке. Наперерез потянулся Исвин, крылатая лапа подломилась, он упал мордой в землю.

Ульрикке, вцепившись в плечо Фастара, смотрела на надвигавшегося Сагира.

Исвин приподнялся, рухнул. Фастар пятился, прикрывая её. Сагир зарычал. Лапа Исвина вновь не выдержала, он завалился на бок, грудь ходила ходуном. Сагир наступал, дождь испарялся на чешуе. Исвин скрежетал зубами.

Подбежали Хар и Ярни, потянули Ульрикке прочь. Сагир набрал полную грудь воздуха, в пасти вспыхнуло пламя.

Конец!

Сагир закашлялся, давясь огнём, прижимая лапу к окровавленному боку.

— Уходим скорее, — Фастар следил за задыхавшимся зверем.

— Простите, что нарушаю ваши планы, — насмешливо извинился Долий. — Но, боюсь, мальчик ещё нужен моему Повелителю.

Он, выставив посох с огненным кристаллом, преграждал дорогу из замка.

— У нас есть защита, — Ярни шагнул навстречу.

Морда Сагира ударилась в их щит, вспыхнул голубоватый свет, затрещали кристаллы. В их дрожи чувствовался ужас, словно они живые. Отпрянув, Сагир вновь набросился.

Исвин упал, привстал. Со всей силы треснулся лбом о камни: бух! Бух!.. Бух! С диким взглядом берсерка Исвин поднялся, опираясь на сломанную лапу, рыча. Кинулся на Сагира.

Фастар схватился за нож, но Долий исчез. Исвин и Сагир вгрызались друг в друга, метались, то и дело налетая на смотровую башню у ворот.

Хар скривился:

— Кажется, и эта сейчас упа…

Башня с треском повалилась на разбушевавшихся драконов.

***

У Фастара не было ни минуты покоя, даже во сне чудилось, Исвин становится драконом, и развороченный кнорр вместе с ними идёт на морское дно. Фастар просыпался в холодном поту, маленькая лампа освещала заложенный грузом трюм, Ульрикке с Домаром, Ярни, Хара, распластавшегося на соломе Исвина, и невесёлые мысли возвращались.

Когда Ульрикке требовала помочь Исвину… почему её глаза на несколько мгновений стали как у него, наполнились бирюзовыми искрами? Не опасно ли это?

Что дальше? Бежать в чужие земли, прятаться от Сагира, отказаться от имён, предков, всё начать сначала. Пройдёт немало лет, прежде чем Домар овладеет магией Хранителей и сможет за себя постоять, до этого придётся положиться на полудохлого дракона. Фастар брезгливо кривился.

Совсем недавно всё было так хорошо. Бернхард первый в семье использовал магию Хранителей для подчинения соседних земель и заставил уважать свой род, ему платили большую дань, он посылал ладьи в новые земли. Фастар командовал тридцатью походами, и добыча оказалась на редкость богатой. Вот была жизнь. А какую гордость он испытал, когда Ульрикке назвали королевой! Она ходила в золоте, её уважали за доброту и дар целительства. Бернхард относился к ней с редкостным почтением и любовью, все сокровища были для неё.

С каким благоговением смотрели в день осеннего равноденствия на Бернхарда, выносившего во двор беспросветно чёрный, матовый куб: «Вот ящик, в котором обитают демоны. Из поколения в поколение мой род держит их взаперти, дабы люди могли жить. Склонитесь же перед вашим Хранителем», и люди падали ниц. А на праздничном пиру Бернхарда с Ульрикке чествовали так, как не чествовали никого из прежних королей и королев.

Бернхард казался непобедимым, всемогущим, особенно когда смеялся во главе стола, но сил Хранителя не хватило против жрецов и Сагира, не помогли стены родовой крепости. Глупо надеяться, что Домар окажется удачливей отца… вот если он нападёт на Сагира вместе с Исвином… Фастар поморщился.

Исвина он возненавидел с первого взгляда. Сколько раз он говорил Ульрикке, раненый дракон — не птица, не зверёк, каких она привыкла лечить, а враг людей. Сколько раз говорил, дракон — не лошадь, не престало честной девушке кататься на звере, и если их увидят вместе, беды не миновать. Всё без толку.

И сегодня лишь безвыходность вынудила Фастара согласиться на просьбу Ульрикке. Она как-то смогла заставить потерявшего сознание дракона принять человеческий облик, его вытащили из-под обломков. Сагир рычал, плевался рваными всполохами пламени. Фастар еле взвалил Исвина на лошадь и за нечеловеческую тяжесть, кажется, ещё больше возненавидел.

Три воина, младенец, целительница, сумка с золотом и недобитый дракон… Им понадобится много везенья.

Мерно покачивалась лампа, и в полудрёме к Фастару возвращалось мучительное видение: грот, солнечный луч, искрящийся в кристально прозрачной воде, на берегу подземного озера, спиной к входу, стоит Исвин в белой тунике. Ульрикке стащила её у матери, принесла своему другу. Голова дракона — славный трофей, после такого непременно возьмут в дальний поход. Подаренный отцом меч тяготит руку, сердце бешено стучит. Фастар крадётся, уже может разглядеть каждый волосок в расчёсанной Ульрикке снежно-белой гриве, переплетение нитей в тунике, Исвин оборачивается. Ни страха, ни удивления, в глазах — синий огонь. Он завораживает.

Не шевельнуться, желание убить исчезает, как вытекающее из бочки пиво. Всё медленно меркнет, опускается меч, цокает о камни. Исвин — само безразличие — отворачивается. Тьма густеет…

— Чего ты хочешь, человек? — лёд голоса царапает слух, и наваждение ослабевает.

Опомнившись, Фастар в ужасе бежит, первый и последний раз оставив меч на поле боя, сгорая от стыда.

***

Он тихо раскачивался. Вода. Много. Магическая сила её движения отдавалась в изломанном, нывшем человеческом теле. Исвин открыл глаза: сумрачные внутренности корабля, одна горевшая лампа. Фастар прикорнул возле двери. Вот и Рикке: спит в углу, на соломе, обняв своего малыша.

Хорошо.

Ослабевший Исвин смежил веки. Битва закончилась для него рёвом придавленного башней Сагира и приказом Фастара «Уходим, пока не явились жрецы!» Дальше — темнота.

Теперь он плывёт куда-то на корабле, оставив позади пять тысяч двести восемьдесят одну книгу. Сагир ещё долго будет поджидать возле них: ведь ни один дракон не бросит своего сокровища.

Только Сагир не знает, что сокровище Исвина не книги.

Его сокровище рядом.

Исвин улыбнулся.

* Сагир (араб. ‎‎) — разжигающий пламя.

** Исвин (сканд.) — ледяной друг.