Истории пыльной дороги

Пыльная серая дорога петляла между холмов и деревьев, убегая к тонкой линии горизонта. Сколько историй она могла бы рассказать! Сколько слез здесь было пролито, сколько судеб соединились, сколько обманутых людей сидели на ее обочинах, проклиная свою доверчивость. Если бы дорога умела говорить, она непременно стала бы великим сказочником! Хотя, почему сказочником? Ведь рассказывала бы только правду…

Маленький камешек, подняв тусклое облачко пыли, пролетел и упал на обочине. Послышались шаркающие шаги — из-за поворота показался путник. Шляпа с большими, потрепанными полями, черный плащ с малиновой окантовкой, усталое лицо. Он уныло брел по дороге, одной рукой прижимая к себе черную, матовую шкатулку, а другой опирался на отполированную временем сучковатую палку. Уходящее солнце светило прямо в глаза, и он прищуривался, высматривая место для ночлега. Человек, вроде бы как человек, но что-то в нем было не так. Его фигура казалась странно плоской — то ли из-за необычного закатного света, то ли потому, что рядом с ним не было совсем никакой тени. Совсем. Да-да, тени не было, и выглядело это странно.

Обреченно вздохнув, путник свернул с дороги к старой, разлапистой ели, возвышающейся над густым кустарником. Подойдя ближе, он увидел возле корней кучу хвороста и настланный лапник. Путник неторопливо огляделся, прислушался. Тихое щебетанье птиц, назойливое жужжание насекомых, шелест листьев — и сквозь эту предвечернюю симфонию пробивалось едва слышное сопение. Путник усмехнулся, прислонил палку к стволу сосны и, кряхтя, присел на лапник. Со вздохом усталости протер лоб и чихнул.

— Весь пылью пропитался, пока шел, — нарочито громко проговорил он. — Есть хочется. Надо же! А тут что-то спрятано!

Приподняв край лапника, он извлек оттуда сверток. Положив его на колени, развернул холщовое полотно — подсохшие куски хлеба, яблоко, немного сыра.

— Не ешьте, пожалуйста не ешьте! — вдруг раздался молящий тонкий голосок.

— Тогда спускайся! — усмехнулся путник и добавил: — Не бойся, я не обижу.

Послышался треск веток, щелкнуло в кустах, и худенькая девочка свалились на землю. Встав, она деловито отряхнула свое линялое платье, поправила носочки и представилась:

— Лиза.

— Очень приятно, — качнул головой путник.

Ему не хотелось называть свое имя, как и просто разговаривать, но девочка выглядела такой грустной, что он не выдержал.

— Почему ты одна здесь? — нарушил он молчание.

Девочка шмыгнула носом, наклонилась, схватила сухую ветку, и положила сверху на хворост.

— Хотела развести костер, ночью ведь страшно без огня… — начала она, но тут же настороженно замолчала и присела поодаль от незнакомца.

Мало ли кого можно встретить на дороге.

— Возьми, поешь, наверное, ты голодна, — путник протянул ей сверток.

Лиза пристально посмотрела на сидящего человека, но свои запасы взяла.

А незнакомец тем временем вытащил спички и попытался одной рукой открыть коробок, но рука дрогнула — спички высыпались на землю.

Девочка тут же вскочила, собрала спички в ладони и протянула ему.

— Давай ты разожжёшь хворост? — предложил путник.

— Поставь свою шкатулку и сделай это сам, — капризно наморщила нос Лиза.

— Я не могу ее выпускать из рук.

— Почему? — удивилась Лиза.

— Видишь ли… От этой шкатулки зависит одна жизнь…

— Как это? — несмотря ни на что, Лиза зажгла спичкой тонкий хворост, и огонь тут же запылал.

Отблески огня засверкали в темных глазах путника, затем в их глубине вспыхнуло и погасло странное отражение. Лиза ощутила невыносимую печаль. Она протянула ему ломоть хлеба. Но внимание незнакомца огонь поглотил настолько, что он не заметил этого, и девочка вернула кусок на место.

— А я из дома ушла… — жадно откусив хлеб, девочка усердно зажевала. — А чего они… меня… не понимают совсем… Подумаешь! Немного испачкалась — сразу ругать? И совсем не хочу я кур кормить! Зачем мне этому учиться? Я другого хочу… Пусть теперь без меня поживут! Посмотрим, как им это понравится!..

Путник никак не реагировал на рассказ, просто сидел и дрожал, словно от пронизывающего холода. Лиза осторожно потрясла его за рукав.

— Эй! Вам плохо? — испуганно проговорила она.

Переложив шкатулку в другую руку, путник повернулся и нежно погладил девочку по голове.

— Понимаешь, Лиз, ты хорошая девочка, но… как бы тебе сказать… ты не ценишь то, что имеешь...

— А что я имею? — удивленно осмотрела себя девочка, заглянув даже в карманы платья.

— Родителей… С ними можно говорить, спорить, даже обижаться… — путник протянул руку к огню. — Когда-то и я ушел из дома, вообразив, что моему отцу будет лучше без меня. Да и мне хотелось свободы от постоянной опеки… Как я жалею об этом!

Протянув руку к огню, он погрузился в размышления и замолчал. Вспышка пламени опалила его ладонь. Сжав кулак, он отдернул ее. Лиза наблюдала за ним, не понимая, что происходит, а путник, словно в беседе с самим собой, продолжил говорить.

— Старался не видеться с отцом, избегал общения с ним, полагая, что могу и без него обойтись. Но однажды неожиданно получил письмо: отец тяжело болен. Я отправился к нему. Дела у меня тогда шли не лучшим образом, и я надеялся, что, невзирая на нашу отдаленность, он оставит мне что-то по наследству. Дом выглядел прежним… Моя комната тоже. Она сияла чистотой, будто я покинул ее совсем недавно. Только отец… уже так постарел, так ослаб, лежал в постели…

Путник прикрыл глаза. Ветки, охваченные огнем, трещали, искры разлетались в стороны.

— Он не сразу узнал меня. Ведь прошло столько лет, словно целая жизнь. Я стоял, не в силах произнести ни слова, терзаемый страхом перед его упреками за то, что бросил его. Но он, не говоря ни слова, взял меня за руку и… слезы хлынули из его глаз. Потом он рассказал, что любит меня, и рад моему возвращению. В тот миг пришло осознание того, как я ошибся! Отец, несмотря ни на что, любил меня всегда, просто любил и ждал. Но прошлое не изменить… Я жаждал искупить свою вину… И вот я решил — в нашей деревне, на самом краю, обитала старуха. Шептались, что она имеет дело с темными силами и может помочь, но цена за это была высока.

Не раздумывая, пошел к ней и все рассказал. Она встретила меня не ласково, но выслушала.

— Подожди здесь, — старуха скрылась за потемневшей дверью.

Ждал долго, гадая, что будет дальше. Но вот дверь отворилась опять, и старуха медленно вышла, протягивая какую-то шкатулку.

— Думаю, вот что могу предложить, — прозвучало из ее уст скрипучий голос. — Отец поправится. Но ты должен прямо сейчас, не попрощавшись, уйти навсегда. Обречен будешь вечно скитаться, не возвращаясь домой, и носить вот эту шкатулку. Если надумаешь вернуть все назад — открой ее и окажешься в сегодняшнем дне, словно ничего и не было…

— А, знаешь, от чего мне плохо сейчас? — путник вытер слезы рукавом, но не посмотрел на девочку.

— От чего? — еле слышно прошептала Лиза.

— Отец, наверняка, подумал, что я бросил его, не захотел быть рядом. А я только после расставания понял, как его люблю и как мне его не хватает. Ведь я считал, что прошлое — просто тень, а на самом деле это свет.

С отчаянием вздохнув, путник встал и зашагал дальше, не оглядываясь. Он крепко прижимал к себе шкатулку, опираясь на палку, и не отбрасывал тени…

Девочка растерянно смотрела ему вслед так и не доев хлеб. Когда странный незнакомец скрылся из виду, оставив ее одну в тишине, которая была нарушена лишь ее судорожным всхлипом, она аккуратно свернула холщовое полотно и надолго задумалась. Потом, поджав губы, решительно затоптала тлеющие угли костра и направилась в другую — прочь от путника — сторону.

— Не хочу быть без тени, — Лиза испуганно оглядывалась. — Уж лучше домой, пусть даже курей кормить… Да и мама такие пирожки печет!

Она мечтательно причмокнула, вспоминая знакомый запах дома. С каждым шагом сквозь вечернюю тишь, ее сердце становилось легче: впервые за день Лиза повернула назад — туда, где ее кто-то ждет. Ей вдруг стало ясно, что тень — это не только игра света, а память о себе и о людях, рядом с которыми ты живешь. Смыслом обрести настоящее оказывается не свобода от тепла и любви, а их возвращение. Ведь дом — это не просто крыша, а часть тебя самого, то место, где, несмотря ни на что, могут простить и всегда ждут…