Эликсир

Славный мастер меча и топора Эрик Одноух совершил очередной подвиг месяц назад, воспоминания об этом уже померкли, требовалось подкрепить репутацию чем-то ещё. Как назло, ни драконов, ни злых волшебников в округе не водилось, треугольных походов никто не собирал, разбойники вели себя смирно и грабили только вероотступников и иностранцев.

— Господин, господин! — заверещал юный оруженосец Титус. Он вечно верещал.

Наказание сущее, а не оруженосец. Предыдущий, Гиль, ныне именуемый Плоскозадым, был посвящён в рыцари самим герцогом Зигмундом Могучим, он же и наградил Эрика белобрысой напастью по имени Титус. Уж кем он там приходился герцогу, не иначе как сынком, да не от простой бабы. Такой тощий, низкорослый, бледный заморыш с ручками, более подходящими писарю, а не воину, не мог родиться у крестьянки, самим Триумвиратом созданной для тяжёлого физического труда.

К недостаткам очевидным Эрик быстро добавил те, что на глаз не определишь: пронзительный голос, грамотность и привычка эту грамотность всем в нос тыкать. Вот только давеча утром госпожа Улиша жаловалась, надписи ей на столе нацарапал. Наверняка гадость какую-нибудь, что ещё можно про её забегаловку написать.

Всё это промелькнуло в голове Одноуха, оставив неприятное послевкусие. Взять бы этого Титуса на очередной подвиг, да и потерять при трагических обстоятельствах…

— Господин! — позор одноухого рыцаря взлетел по шаткой лестнице на второй этаж, где и рассчитывал застать своего наставника, поскольку именно там госпожа Улиша селила приличных постояльцев. Собственно, там Эрик и находился.

— Смир-рна! — скомандовал он. — Доложить по форме!

— Так точно! — проверещал Титус, спародировав стойку «смирно». — Сообщение, господин! Чрезвычайное происшествие, господин! Сестра Нита призывает вас, господин!

Какой бы ты ни был прославленный герой, сколько бы подвигов во славу Священного Треугольника ни совершил, а всегда хочется уточнить: на помощь зовёт представитель Святой Инквизиции или на допрос?

Сестра Нита звала на помощь. К ним поступил алхимик, богомерзкий тип, не желающий честно готовить порох и удобрения на благо Королевства. В своей башне двадцать три года изощрялся сей еретик в своей ереси, и так далее, и тому подобное. Эти алхимики до безобразия одинаковы.

— Но этот превзошёл и всех, — сестра Нита поджимала тонкие губы и прожигала рыцаря яростным взглядом из-под набрякших век. Морщины на её лице казались рисунком на коре дерева, а сама инквизиторша — разъярённым языческим идолом. — Он изобрёл эликсир, который сделал его невидимым! Выпил его и скрылся от слуг Божьих!

— Как стало известно, что он его выпил? — подумав, спросил Эрик. — И что эликсир — не пустая болтовня? Ведь говорили же многие вероотступники из их братии, что создали напиток бессмертия, но все они лгали.

— У Клода Клаксона был помощник в его богомерзких деяниях, Гуго. Его уже допросили, и он вряд ли мог солгать такому мастеру, как наш брат Пафнутий. Увы, однажды Клод уже выпил своё зелье, иначе и не узнал бы, что оно делает невидимым любого, человека или животное, всё равно. Видна была только одежда, да грязь, да борода.

— А что ж тогда не было видно? — удивился Эрик.

— В ночь накануне дня святой Гризельды, — строго сказала сестра Нита, — этот мошенник и служитель Единоличника снял с себя всю одежду, сбрил бороду и трижды окунулся в мельничный пруд!

— Какой ужас, — поддакнул Одноухий, всё ещё преисполненный здорового рыцарского скептицизма.

— Гуго, как совершили они последнее песнопение в своей башне, подал ему склянку с зельем, и больше своего хозяина не видел, — закончила служительница святого правосудия. — Он говорит, что Клод собирался прокрасться невидимым в замок самого короля и похитить оттуда бесценные сокровища.

— Но до замка короля ехать пять дней верхом, если не менять коня, — снова не поверил Эрик. — Что же проклятый алхимик не выпил своё зелье прямо у стен замка?

— Думаешь, соврал пособник его?

Методы брата Пафнутия до сих пор осечки не давали.

— Может, он и говорит то, что считает правдой, — допустил Эрик, — но не сходятся в истории концы с концами. Я, сестра, человек тёмный, грамоты не разумею, меня с толку не сбить. С собаками того Клода не искали ещё?

— Так в башне той собаки всякий нюх теряют, — вздохнула сестра Нита. — Да и по следу гнусного преступника идти не могут, воют и носы воротят.

— Вот ты, Титус, книжек умных читал? — спросил Эрик. — Не бойся, говори правду.

— Читал. А чего мне не стоит бояться? — весело проверещал оруженосец. Рыцарь мрачно покосился на мальчишку. Как-то не по-рыцарски это, штопать носки и при этом радоваться. Одноух, например, в бытность свою оруженосцем, когда ещё оба его уха были на своих местах, и даже меч, нарушивший их идиллию, не был ещё откован, никогда не веселился во время выполнения обязанностей, кои каждый истинный мужчина стремится переложить на кого-нибудь слабого и беззащитного.

— А читал ли ты книги про алхимиков богомерзких?

— Читал, — охотно закивал Титус, чуть не утыкаясь своей бледной мордой в носок. — Как выявлять их, да как от козней их защититься, да что в законе королевском про них писано, всё читал. И ещё как они над простыми людьми изгаляются, вероотступники поганые, на чудеса божественные посягают. Вино из воды делают! Без ягод винных, даже без яблок и вообще без плодов.

— Так таки из воды? — поразился Эрик. — Да как же из одной воды что-то сделать можно, кроме кипятка?

— Магия, — важно заявил Титус. — Всё их богомерзкое колдовство! У воды, извольте знать, господин мой, оказывается, есть память. И чувства. И ещё что-то такое про структуру, уж не пеняйте, своими словами не расскажу, а книжных вы не поймёте.

— Куда уж мне, — поддакнул его господин.

— Вот пошепчет он над стаканом — бац! А воды сразу структуру меняет. И там кластеры, кластеры, так и кишат. А ещё может снежинку сделать красивую, а может — страшную, бесовскую. Потом из красивых снежинок вода живая вытаивает, её алхимик на свои опыты пускает богопротивные. А из бесовских снежинок вода мёртвая. Так он её в общественный пруд при мельнице сливает, ибо характером отвратен и социопат.

— Кто-кто? — заинтересовался Эрик.

— Это которые в воскресную школу в детстве не ходят, — просветил неграмотного оруженосец. — Они потом в социум не вливаются. В общество, стало быть. И за это всех ненавидят и гадости творят даже без всякой себе выгоды. Стало быть, алхимики. Вот этот наш Клод, оказывается, с водой много опытов ставил. Брат Игнатий говорит, у него в башне нашли целую сотню склянок. Везде — вода, а надписи разные. По-разному заколдовано, получается. А ещё я читал…

— Сестра Нита, — Одноух пытался выказывать одно только смирение, но получалось как-то не очень. — Да шарлатан он, этот Клод Клаксон! Приспешнику своему уши заполоскал, да и сбежал куда-то.

— Эрик, Эрик, — сестра-инквизитор всё сильнее поджимала губы. — Да как вы можете бездействовать, когда жизнь короля и казна его под угрозой? Вы понимаете, сколько дел натворить может невидимый этот душепродавец? Впрочем, я ещё успею отослать голубей к Яргану Хитрому и Грегори Лютовану.

Одноухий рыцарь тяжело вздохнул.

— Поговорить бы мне с этим Гуго, — сказал он. — Живой он ещё?

— Почему бы и нет, — пожала сухонькими плечиками суровая дева. — Поговори, раз больше нет у тебя забот. Выпустили мы его, в башне, должно быть, хозяйничает, вещи собирает. Ему в наших краях теперь веры нет. Ну да сам он колдовства не творил, казнить вроде не за что…

— Сестра Нита, — печальнее всех предыдущих был прощальный вздох Эрика. Право слово, как помешались все с этим колдовством. При покойном императоре, чтоб ему мягко стелили в небесных покоях, про колдовство даже говорить не думали. Истинно было известно — нет чуда, кроме божественного. А теперь даже в обители слуг Триумвирата в невидимый эликсир поверили. С одного только слова одного невеликого ума злоумышленника!

Гуго затрясся от одного только звука открывающейся двери. Перекосившееся раз и навсегда лицо задёргалось, пытаясь принять выражение ещё большего ужаса, но посетителей мало волновали такие мелочи, как чьи-то там выражения. Титус не отличался наблюдательностью, а его господин — чувствительностью.

— Признавайся, алхимик, где видел ты в последний раз Клода Клаксона? — с ходу начал рыцарь, не желающий тратить время и силы на приличествующие случаю приветствия и расшаркивания.

— Дык, — неудачливый мошенник сглотнул, жалобно взвыл и поджал забинтованные руки, словно огромный нелепый кролик. Справившись с разыгравшимися нервами и прозаикавшись минут пять, Гуго поведал следующее: пошли они с мастером Клодендосом к мельничному пруду, там мастер разделся и полез мыться, чтобы смыть всю грязь и сбрить все волосы. А он, жалкий подмастерье, должен был взять одёжу мастера и отнести в дом, а затем сидеть в доме и всем говорить, что хозяин заболел. Что Гуго и делал до тех пор, пока за ним не явились люди в красных халатах.

Пруд уже обшарили, собак забраковали, а гонцы спешили предупредить короля и всех честных людей, что встретятся по дороге, о грозном невидимом алхимике. От Эрика Одноуха ожидалось, что он немедленно пустится на поиски злоумышленника, и он всё-таки приказал оседлать гнедую Микки, самую резвую лошадку во всём округе.

Прежде чем принять у заморыша поводья, Эрик всё-таки выяснил у поджаренного алхимика ещё один вопрос:

— А что именно хотел твой хозяин выкрасть у его королевского величества?

Он рассудил, что уж денег-то беглый Клаксон мог найти и поближе, и, чего таить, побольше. Как-никак разгар лета, до ежегодной уплаты налогов осталась какая-то пара месяцев. И, как обычно, рыцарь услышал подтверждение своей догадки:

— Хранится там золотая книжица, привезённая сэром Гербертом Долгоблудным из похода в Чёрные земли. Говорят, что принадлежала она самому Паванагасану, и он записал в ней рецепт абсолютного эликсира.

Титус хотел было выяснить, что за эликсир называют абсолютным, да почему, да чем пишут по золотым страницам — не пером гусиным, вестимо. Но пришлось тут ему садиться на своего пегого мерина и поспешать за доблестным Одноухом.

Закончилась история сия для славного Эрика Одноуха бесславно. Подвиг не удался, отыскать невидимку не удалось. Не задержала его и стража, и даже караул из дюжины самых верных слуг короля никого не заметил. Впрочем, книга рецептов Паванагасана из казны пропала. Эрик подсчитал, что за время, прошедшее между исчезновением Клода Клаксона и обнаружением пропажи, ни одна лошадь не проскакала бы от их городка до королевского замка, а ведь алхимику никто свежую лошадь на заставе не выводил. Опечалило рыцаря даже не сделанное им открытие, а то, что никто больше не удосужился над этим вопросом поразмыслить. Все только возмущались бесчинствам поганых алхимиков и призывали бороться с колдовством.

Когда пришло время зимнего турнира, встретил Эрик своего старого друга из южных земель. Рассказал тот среди прочего, что алхимик, что именует себя мастером Клодендосом, недавно обосновался в их местах, и никакой управы на него нет. Все окрестные колдуны и зельевары ходят к нему на поклон, все юнцы, книжек перечитавшие, в ученики просятся. И наместник ему потворствует, потому как Клодендос варит ему эликсир молодильный по рецепту из книжицы заморской, только это тайна.

Титус слушал рассказ, распахнув рот и выпучив глаза, отчего походил на больного лягушонка.

А Эрик Одноух чуть не плевался.