Дитя метели

Казимир чувствовал присутствие нежити в буране — так же ясно, будто увидел повешенного на перекрестке в полночь. Существо лучилось энергией — кажется, несоразмерно своим возможностям. Такой сгусток жизненных сил заметил бы и слепой без чутья волшебника. Казимир им обладал, но выводы сделал вполне человеческие — не к добру все это.

Ему и так казалось, что вьюга стала непроходимой стеной. Конечности замерзли, одежда покрылась снегом, каждый новый шаг требовал больше усилий. У него даже надежды почти не осталось — только ощущение чужой сущности рядом, да бесконечная усталость.

Существо то позволяло приблизиться, то отдалялось. В какой-то момент его очертания проступили сквозь снегопад, и Казимир понял — это просто пес. Призрак позволил подойти ближе, и некромант приготовился читать заклинания, но не смог вспомнить ни слова. Все силы ушли на то, чтобы сохранить остатки тепла. Все это время пес глядел на некроманта с тем недоуменным выражением, на какое способны только собаки, — даже мертвые. Насмотревшись, он потрусил прочь. Не теряя времени на сомнения, некромант последовал за странным провожатым.

Сквозь метель проступили темные силуэты, и Казимир вспомнил о существовании чего-то еще, кроме мороза, снега и нежити. Не иллюзия ли это? Нет, пес привел его в деревню. Деревню, которую Казимир в жизни не нашел бы в глуши.
Ветер ненадолго стих, дав рассмотреть дома. Заброшенными они не выглядели. Казимир получил надежду на теплый ночлег, но недоверие мгновенно отравило ее. Что если деревня мертва? Что если она полна голодных чудовищ?

Пока мужчина размышлял, пес растворился в снегопаде, оставив настолько незначительный след, что его едва ли можно было уловить даже особым чувством.

У ближайшего дома Казимир с трудом сполз с лошади, прошел полузаметенной тропкой к двери и постучал. Замерзшую руку уколола боль.

— Эй! Есть кто живой?

Он прислушался, но если звуки и были, то ветер все заглушал. Казимир постучал еще раз, и снова никто не ответил. Дом впал в спячку. “Мертвая деревня” — шептало подозрение. Казимир оглядел дом еще раз, задержал взгляд на резьбленной притолоке. Нет, он не может быть покинут. Не должен! Словно в ответ на эти мысли что-то переместились за запотевшим окошком. Казимир не смог никого рассмотреть, но знал, что это живой человек. И все таки ему никто не открыл.

Проклиная все на свете, некромант взял коня за повод. Мохнатая морда просительно ткнула его в плечо, но человеку нечего было дать. У него и для себя-то еды не осталось.

Ворота второго дома выглядели поновей, не покосились. Без всякой надежды на успех, руководствуясь только упрямством, Казимир вошел во двор и постучал в дверь. Он надеялся, что ему откроют, но когда это случилось — не смог выдавить ни слова, только замычал сквозь замерзшие губы. На пороге стояла закутанная в шерстяной платок женщина. Она пустила незнакомца, в дом, спасая от неминуемой смерти. Казимир как очарованный прошел за хозяйкой, и не сразу ощутил как натоплено внутри. Холод цеплялся за него до последнего.

Женщина оглядела гостя, уделив особое внимание черному плащу с нашитой эмблемой, и всплеснула руками.

— И долго же мы ждали тебя, святой отец!

Она усадила Казимира на табурет перед печью. Едва придя в себя, он выдавил:

— Моя лошадь…

— Я заберу, — тут же откликнулась из ниоткуда взявшаяся девчонка.

— Иби, прошу тебя!

— Я сама!

Девочка почти взвизгнула, опрометью кинувшись из дома. Женщина вышла за ней, но вскоре вернулась. Когда некромант попытался расшнуровать сапоги, понял что руки не слушаются. Он не чувствовал прикосновения к шнуровке, только видел как пальцы цепляются за нее, и подумал, — “что если я уже не живой?”. Нет, мертвец бы не ощутил влаги на оттаявшей одежде, не услышал бы запах еды. Тут же в согретых мышцах появилась боль.

На плечи незаметно опустилось шерстяное одеяло, рядом появился таз с теплой водой и Казимир осторожно засунул в него ноги. Пока он приходил в себя, хозяйка подкинула дров в очаг и предложила гостю ужин — простой, но самый вкусный, какой ему приходилось есть в своей жизни.

— Ждали тебя, отче, еще до холодов, а ты вон как, — протянула женщина. — Задержался. Просто чудо что не пропал в такую метель!

— На все воля Господа.

— Аминь.

Казимир выдавил слабую улыбку, только на мгновение оторвавшись от тарелки. Если он спасся только потому, что плащ некроманта похож на плащ священника, а какому-то бедняге не повезло потеряться в лесу— это и правда провидение. Слава Богу. А правду можно раскрыть, когда буря уляжется и под рукой будет оседланный конь. Если это вообще будет необходимо.

— Правда ли, что на юге опять война? Тебя должно быть, задержали дела церкви.

Прежде чем Казимиру пришлось врать, в дом вернулась девочка.

— Она такая большая, эта лошадь. Мы могли бы оставить ее дома?

— Зачем она тебе, Иби? Это лошадь святого отца. Ты принесла вещи?

— А я еще и мешки ему носить должна? Отогреется — сам возьмет.

— Что за грубая девчонка! — женщина покачала головой и глянула на “священника”. — Простите ее, святой отец.

— Это возраст, — согласился Казимир и снова уткнулся, в тарелку.

Из-за шторы над печью показалась голова мальчонки.

— Иби, ты видела упыря?

— Нет никакого упыря, Виле, ложись спать.

— Есть упырь, есть, есть, есть! Просто ты глупая и страшная, даже упырь от тебя прячется!

Девочка бросилась к малышу.

— Это ты глупый! Я из тебя снеговика сделаю, сам будешь всех пугать!

— Иби! — строго вмешалась женщина. — Виле! Хватит.

Девочка опасливо оглянулась на мать и прихватив деревяшку и нож, села у печи. Вырезая что-то, она все поглядывала на гостя — будто проверяла когда он наконец соберется уйти.

— Меня зовут Казимир, — сказал некромант, отложив пустую тарелку. — Признаться, я не ожидал такой бури. Боюсь представить, что бы со мной случилось, задержись я еще немного. До самой весны, должно быть, не выберешься из деревни?

— А кому оно надо? Нет, оно-то снежит не все время, да и зима не обещала быть злой. — женщина глянула в затянутое снегом окно и тепло улыбнулась Казимиру. — Не бойся что мы тебя плохо примем — святой человек же. Мы поможем устроиться, не заморим голодом. Старик Иван хорошо следил за церковью, холодно там не будет. К тому же, у нас в деревне считай с конца осени не было гостей. Пока расскажешь что да как, уже и метель рассеется. Меня, к слову, зовут Марта.

Она улыбнулась, и Казимир наконец почувствовал, что согревается. Пускай его слова и впредь будут толковаться именно так.

— Так что ж там на юге?

— Короли заключили Мирайские соглашения еще летом. Да, война окончена, но не во всех умах, — Казимир горько вздохнул, думая о своем. — Слишком много жизней она жестоко исковеркала, не убивая.

— Тебе, верно, многое довелось повидать…

— Скорей наделать. Вот, наделал глупостей — теперь только смотреть и остается. Жаль только — смотреть, как мои решения сказываются на тех, кто пришел следом...

Казимир криво улыбнулся. Марта молчала, в ее взгляде читалась тревога и непонимание, и гость неловко кашлянул. Он спросил, придав голосу преувеличенную беспечность:

— Вас война, должно быть, не зацепила?

— Не знаю, отче, — женщина отвернулась. — До нас дошло много отголосков. Слишком уж громких. Пока на юге был пожар, у нас вспыхивали искры, но и этого довольно.

Женщина резко замолчала, поглаживая массивное медное кольцо на пальце. Повисла пауза и Казимир вернулся в свои мысли.

Уже утром можно будет исчезнуть из деревни, продолжив поиски отступников. Как знать, может в их свите найдется настоящий священник. А для селянки ночной гость станет просто зимним мороком, очередным героем деревенских баек.

Казимир вдруг заметил как хозяйка смотрит на штору. За ней на печи спали ее дети.

— Тебя что-то беспокоит, Марта? — участливость далась легко.

— Я надеялась на твое появление, но сейчас сомневаюсь. Эх, святой отец, может, тебе и правда не стоило приезжать сюда до весны.

Она опустила глаза и закуталась в шаль. Казимир вгляделся в лицо женщины. Крупные черты выдавали простодушный и открытый характер. Наблюдая за отблесками огня на уютной одежде селянки, Казимир ощутил что-то давно забытое. Привиделось: ночь, очаг, мурчание кошки, любимые губы напевают тихую колыбельную… Видение легонько коснулось его мыслей и бесследно исчезло. Казимир снова натянул маску отеческой заботы.

— Что беспокоит тебя, дитя? — ласково спросил он, словно у самого себя.

Возможно, ее откровенность даст простой и очевидный повод убраться отсюда. Марта не заметила заминки гостя — была поглощена своими страхами.

— Рядом с нами поселилось что-то жуткое, а мы заперты здесь на всю зиму.

Женщина произнесла это так, как будто одно упоминание зла сделало его ближе.

— Как оно себя проявило?

— Сперва старый Иван. Мы нашли его на опушке, с пробитой головой, — она зажмурилась. — в луже крови, а потом…

Она говорила с трудом и очень тихо, но Казимир ловил все.

— Потом беда к Мушке пришла. Ее сын… Верней, их пёс, он исчез первым. Мальчик очень его любил. Потом пропал и он. А ведь это совсем рядом, соседний дом.

— Отчего же ты так быстро впустила меня? — удивился Казимир.

— Да что ж за человек не поможет ближнему? Да и какая нечисть выйдет в метель на охоту, да еще без разрешения людской порог переступит?

В голосе Марты появилась нотка неуверенности и “священник” поспешил успокоить женщину мягкой улыбкой.

— Это истинно христианский поступок.

Они помолчали, прислушиваясь к воющему в дымоходе ветру. Казимир поворошил угли в печи и подбросил пару полешек.

— Мы хотели искать мальчика, но началась метель. Одно хорошо, она и чудовище удержать должна.

Беспокойный взгляд Марты снова вернулся к занавеске. Казимир молчал, глядя перед собой.

Где-то там, в сердце вьюги сейчас может находиться и его ученик. Один, среди безмолвных сосен. Возможно, силы уже покинули его, и глупый мальчишка лежит в снегу. Возможно он уже ушел за грань, но освободиться от нежизни, навязанной магией — не сможет. А если здесь судьба стать нечистью подстерегла невинного мальчонку? Того, кто не делал выбора. Кто тогда достоин спасения?

— А каков был этот пёс? — спросил Казимир.

— Ну каков… Не княжеский волкодав, конечно, пастушья собака. Верный, только за Георгом и ходил. Один раз даже из лесу их вывел. Конечно влетело Иби знатно, а все ж слова ее запомнились — “это Бэк нашел дорогу”.

Казимир задумался. И верно, в деревню его вывела пастушья собака. Несколько глубоких манускриптов было посвящено нежити, но никто так и не смог объяснить что именно в безмозглой болванке остается от прежней жизни. Рефлексы? Яркие воспоминания?

Марта теребила свой передник, не понимая мрачного молчания гостя.

— Прости меня, отец. Я боюсь за своих детей, поэтому рассказала о чем волнуюсь.

— Ты поступила правильно, — некромант натянуто улыбнулся. — Родители должны беречь детей. А все же, утро вечера мудреней.

***

На дворе стоял бесснежный, опасный мороз. Такой, что колет незащищенную кожу, режет глаза блеском снега, и как опытный бретер, может точно пронзить слабое сердце. Казимир плотно закутался в плащ и натянул шерстяной шарф до самых глаз.

За ночь все занесло. На забор намекал продолговатый сугроб. В снегу виднелись свежие следы. Они привели Казимира туда, куда и нужно — в сарай.

Внутри витал густой запах животных. Некромант прошел вперед, заглядывая в загоны. Куры, козы, корова… От голода животные не страдают, сено и корм заготовлены впрок. Чтобы сделать это, потребовалось бы больше, чем работа одной женщины с двумя детьми. Соседи помогли? Или работа покойного мужа?

Казимир плотно сжал губы. С чего это он взял, что Марта овдовела недавно? Хотя кого он обманывает? Для некроманта подобное понимание — словно видеть раму с ошметками холста. Очевидно, что-то было, а теперь пропало. Он замечал такие дыры и в куда менее очевидных случаях, и закрывать на это глаза просто глупо.

Девчонка сумела расседлать коня. Уздечка висела на колке у загона, седло и сумки валялись рядом. Казимир достал из кармана горбушку и протянул лошади. Он не спешил, глядя на подвижные губы коня. Метель утихла, силы восстановлены, и даже еда с собой есть, так почему же он задерживается?

Казимир наклонил голову и прислушался к ощущениям. Что-то здесь было не так, но что? Он улавливал токи магии, как парфюмер — тонкие запахи. И сейчас он услышал в густом, здоровом запахе живых существ тонкую нотку гнили, а он приучен слышать ее и искать источник. Похлопав лошадь по шее, Казимир еще раз обошел сарай. Животные вели себя спокойно, не тревожились.

“Есть упырь, есть, есть, есть!”

Люди не любят прислушиваться к детским выдумкам, но именно дети видят то, что не дано взрослым — и не врут. Казимир поднял взгляд на сеновал под потолком, нахмурился. Лестница стояла рядом, не убрана в угол.

— Мама вас зовет!

На пороге появилась дочь Марты. Девочка смотрела волком, будто вот-вот набросится на мужчину с ведром, которое принесла.

— Что-то случилось?

— Сами и спросите.

Девочка опустила глаза и быстро прошла к загону с козами. Казимир забрал сумку и вернулся в дом. Марта поднялась ему навстречу, и что-то тревожное было в ее лице — Казимиру на секунду показалось, что женщина поняла, кто перед ней.

— Помоги нам.

Казимир замер в дверях, сжимая сумку. Он заглянул в глаза женщины и перевел взгляд на ее сына. Малыш играл с деревяшкой, из которой его сестра за вечер наполовину вырезала какое-то животное.

Он набрал воздуха, чтобы сказать что-то, шумно выдохнул, а затем бросил сумку у дверей и вышел во двор. Марта вскоре догнала гостя.

— Кого ты надеешься найти — мальчика или чудовище? — осведомился он.

— Говорят, днем нечистые слабы и их можно убить простому человеку. И как всякое животное — они тащат добычу в логово.

Врут — подумал Казимир, но вслух сказал другое.

— Есть в округе проклятые места?

— Это про такие байки рассказывают? А где таких нет? Кладбище, — она махнула рукой в сторону леса. — А больше пожалуй и нет. Только мы его обошли, и Иван следил… земля ему пухом. Ничего мы там не нашли.

Она понурилась, но тут же взяла себя в руки.

— Ты же можешь его найти? Правда можешь?

Казимир отвернулся. Эта женщина готова верить во что угодно или подозревает его настоящие способности? Нет, быть того не может. Не на севере, где сам крест чужой для большинства.

— Приведи меня к его родителям.

— Не стоит… — Марта замялась. — Зайдем сперва к старосте.

Некромант кивнул и они направились в центр деревни. Она была немногим больше бедных южных деревушек — десяток домов, добротных, приземистых, но жмущихся друг к другу как быки в загоне. В больших городах детвора играет в снежки, катается на санках или на льду. В безымянной деревне тихо и безлюдно.

Староста открыл дверь нехотя, и с подозрением поглядел на незнакомца. Опережая его вопросы, Марта представила гостя:

— Это Казимир, священник. Он приехал ночью и готов помочь найти Георга.

Староста окинул “священника” мрачным взглядом и ушел вглубь дома, недружелюбно бурча под нос. Казимир вошел за Мартой, пригнувшись, чтобы не задеть притолоку.

— Марта-Марта, и что тебе дома не сидится. Где ты его откопала?

— Я сам себя откопал, почтенный, причем в пределах вашей деревни, чему был несказанно рад, — Казимир говорил солидно и неспешно, не давая повода даже улыбнуться своим словам. — Стоит ли говорить как меня опечалила новость о том, что этому месту угрожает богомерзкое чудовище. Я хочу помочь.

Староста прокашлялся, подражая рыку медведя, и опрокинул под седые усы стакан с мутной жидкостью. Скривился — от этого шрамы на его лице показались мозаикой.

— Если эта тварь и есть, то угрожает она только Мушке. А ее пацана мы уже не спасем.

— Сегодня оно бродит у Мушкиного порога, а завтра — у твоего, — вступилась Марта.

Разговор явно звучал не в первый раз и никто не был ему рад. Староста поднял взгляд на гостя, игнорируя односельчанку.

— А ты, святой отец, поди солдатиком был? Не одними молитвами со злом борешься?

— Не одними, — согласился Казимир.

— И ты хочешь разыскать упыря?

— Хочу.

— Так ищи, — мужик хлопнул по столу ладонью, довольный тем как подловил священника. — Ищи, раз делать тебе нечего, а меня в это не втягивай. Ни Мушка, ни этот хахаль ее ничего не сделали, отчего я должен?

Марта круто развернулась и молча вылетела во двор — но в этом молчании слышался крик отчаяния. Казимир тоже вышел не прощаясь. Он нашел женщину у ворот — она сцепила руки, глядя перед собой пустым взглядом.

— Отведи меня к Мушке.

Марта подняла на него глаза и медленно кивнула, приходя в себя.

— Но только после завтрака, — спохватилась она. — Нам все равно идти мимо дома.

Казимир не отказался. Возвращались в молчании, но стоило Марте переступить порог, как она ожила. Не успев раздеться, женщина огляделась и уперла руки в бока.

— А где Иби?

— Пошла в сарай проверить у… конячку.

— Что это такое!

Марта накинула шубу обратно и выскочила во двор, но тут же столкнулась с дочерью.

— Я же просила тебя не выходить! А о брате ты подумала? Оставила его дома одного, и сама!..

— А сама-то? Бросаешь нас ради этого священника!

Голос девочки сорвался и она испуганно съежилась. Марта тоже замерла, так ничего и не ответив. Казимир предпочел не вмешиваться, и все таки чувствовал себя неуютно.

— Я не бросаю вас. Я хочу вас защитить, а он мне помогает.

— А нам не нужна защита, — крикнула Иби, и не дожидаясь ответа, бросилась за занавеску.

Марта стояла как пришибленная, явно не зная что с этим делать. Покачав головой, она взялась готовить обед, а Казимир не отвлекал ее от мыслей. Ели молча, не глядя друг на друга. Но как только Казимир встал чтобы отправиться к жертве упыря, как хозяйка вскочила чтобы проводить его.

— Мушка живет с Данном. Он пришел в нашу деревню недавно, до зимы, был ранен, она его приютила. Да так и остался. Он… Война оставила на нем след. Остерегайся его.

Женщина потянулась к шубе, но Казимир остановил ее.

— Останься с детьми. Ты нужна им. Просто скажи какой дом.

— Соседний направо.

Придя к нему, Казимир сразу же узнал резьбленную притолоку и негостеприимные окна. Он оглядел крыльцо и двор, и, не обращая внимания на снег, обошел дом по кругу. Насколько же он вчера устал, чтобы ничего не заметить?

Двор “пропах” той гнилью, тонкий аромат которой некромант почуял в сарае Марты. Но если там его едва можно было узнать, то здесь ясно угадывалось присутствие давнишнего мертвого пса. Но неужели он был тем самым чудовищем, которое увело ребенка? Маловероятно.

Поглядеть бы на этого Данна...

С тех пор как были приняты Мирайские соглашения, прекратившие войну претендентов и раздор между школами, прошло не так много времени. Страна стала одна, король один и совет один, не осталось места для предательства и междуусобиц — только для методичного истребления отступников и отщепенцев. И они, попавшие вдруг на обратную сторону закона, разбежались, спасая идеи, учения и собственные жизни.

Но если бы дезертир был колдуном, он бы подчистил за собой следы, не поднимал умертвий и сидел тише воды ниже травы. Но он не сидел. Может, неофит? Мучаясь догадками Казимир вернулся к двери и замер.

В него целились из лука.

— Что ты тут забыл, собака? — ощерился мужчина.

Он сам больше походил на волка в своей шубе. Когда он успел бесшумно открыть дверь?

— Я новый священник, — медленно проговорил Казимир, поднимая руки.

— И что, думаешь можешь теперь ходить где вздумается?

Он опустил оружие, это хорошо. В человеке не было ничего выдающегося. Его глаза не светились ни умом, ни особыми способностями, не считая одной — способности убивать не поморщившись.

— Прошу меня простить, — Казимир покорно опустил голову. — Я должен был сперва обратиться к хозяевам. Мне рассказали о пропавшем мальчишке…

Вдруг он почувствовал что-то странное. Едва осмелились отвести взгляд от наконечника стрелы, он покосился на двор. Похоже это вернулся мертвый пес. На зов хозяина? Крадется, прячется от человека с луком.

— Не твое собачье дело! Думал, во дворе его закопали? Пропал мальчонка, нет его — упырь утащил.

— Откровенно говоря, почтеннейший, у меня есть сомнения в том, что он пропал.

Лицо Данна изменилось, он вскинул лук, готов выстрелить в любой момент.

— Что ты плетешь, черт бы тебя побрал?

А пес тем временем подбирался все ближе. Он замер в тени покошенного сарая, глядя бледными глазами на представление. Казимир тоже собирался увидеть все, и если потребуется — остановить тварь, но концентрироваться под прицелом оказалось не так просто. Тут еще в дверях дома показалась заплаканная женщина.

— Данн, умоляю, если он жив…

— Вон отсюда!

— Данн...

Женщина повисла на локте лучника, но он, побелев от ярости, оттолкнул ее.

— Георг! Мой сын, — беспомощно завыла женщина.

Казимир, не отрывавший взгляда от пса, открыл рот. Как только прозвучало это имя, нежить передернуло. Слипшаяся шерсть на загривке мертвого пса поднялась, по ней прошлись искристые разряды. Из пасти вырвался хрип, и хозяин дома наконец заметил еще одного гостя.

— Ты, паскудная псина, опять ты! — взревел Данн.

Только мгновение понадобилось мужчине, чтобы натянуть лук и без прицела положить стрелу в цель. От силы удара пса отбросило в снег, словно это и был всего лишь одеревенелый труп. Но нет, он снова задвигался, зашевелил лапами, не обращая внимания на стрелу, торчащую из горла, попытался встать — не издавая ни звука, только скаля покрытую льдом пасть. Данн бросил лук и достал из-за пояса длинный охотничий нож.

— Я убью тебя еще раз, если надо, слышишь? Слышишь?! И не с такими как ты справлялись.

Он не видит ничего, кроме умертвия, даже Мушку, — понял Казимир. Женщина сидит прямо в снегу, молится и просит прощения. У кого? Лук лежит у ее ног.

Казимир стоит как примороженный — что делать? Кого спасать? Данн заносит нож, и беспомощный до сих пор пес вдруг оживает и показывает свою настоящую сущность. Молниеносный рывок, и умертвие повисает на руке мужчины. Казимир подходит ближе.

— Георг! — зовет он.

Глаза пса больше чем белесые — почти светятся, и в этом свете Казимир наконец может разглядеть нечто большее, чем чистую энергию.

Он видит живую душу.

Как во сне, без всякого перехода — некромант просто оказался рядом с противниками, выбил нож из руки дезертира, ухватил мертвого пса за загривок. Нет, оттаскивать умертвие бесполезно — скорее промерзшая кожа лопнет, а в руке останется шерсть. Ладонь — на лоб, между глаз, заплывших гноем.

— Я тебя вижу!

Вспышка.

Его рука — не его, и даже не в этом мире. Она погружается в мутную речную воду, касается чего-то теплого, но вот странность — вода не пахнет тиной. Она пахнет сеном и животными.

Толчок.

Пес валится мешком, привалив собой неудавшуюся жертву. Данн матерится, отталкивает от себя труп. Теперь уже просто труп.

— Ты, — выдыхает он, баюкая окровавленную руку.

Смотрит прямо в глаза, холодно, прямо, с внезапным пониманием.

Казимир спокойно берет горсть снега и начинает растирать онемевшие руки. Ждет, что будет дальше.

— Я знал, что видел тебя где-то. Вас, любителей гнили, непросто забыть.

Сплюнул. Заговорил медленно, с расстановкой, как будто вспоминая каждое слово.

— Ты был в Мирайской роще, ублюдок. Из-за вас все пошло прахом.

Казимир тоже вспомнил. Нет, не Данна. Шеренги солдат, ставших преступниками, сложивших оружие и вынужденных смотреть, как казнят их командиров. Гадать — кого из них отправят на плаху следующим?

Казимир стоял там, рядом с новым магистром и победителями. Это его подпись, среди многих, сделанных красными чернилами на белоснежной бумаге закрепила соглашения и обрекла на смерть всех отступников. Всех, кто оказался за бортом этой новой чудесной лодки.

Обряды очищения проводили до утра, не давая духам рощи сойти с ума от кровавых жертв. К счастью, носителей Знания осталось достаточно, чтобы предотвратить последствия принятого решения.

Казимир смотрел в глаза солдата.

— Священник с проломленной головой — твое дело?

Вопрос повис облачком пара в морозном воздухе. Мушка беспомощно рыдала, закрыв лицо руками. Данн угрюмо молчал, как будто не услышал вопроса.

— Упыри не бьют, а рвут на части, — некромант кивнул на собачий труп. — А заготовка и на это не способна. Чей он? Пацан создал его у тебя под носом, а ты и не заметил? Решил на старике отыграться?

Казимир говорил холодно и взвешенно, ни на секунду не отводя взгляда от солдата. Холод, плачущая женщина, весь мир исчез. Или сократился до них двоих.

— Старик попал под горячую руку. Лез не в свое дело, как и ты, — Данн замолчал, меняя позу, и скривился от боли. — Я чувствовал погань в мальчишке, и не ошибался. Если бы знал, что он колдует — убил бы уродца голыми руками.

— Он убежал от тебя, не так ли?

— Найти его — вопрос времени. И это сделаю я, а не ты, трупоед.

Едва договорив, солдат вдруг вскочил, одним молниеносным движением выхватив кинжал из собачьей шеи, сделал короткий замах.

Казимир едва успел перехватить удар. Развернулся, врезал солдату по ране. Данн взвыл от боли, но не отступил. И не отступит, понял Казимир, — будет бить, зубами рвать если понадобится. Он сам видел, как обучали этих солдат, знал, чему.

Некромант почти не колебался, делая второй удар. Рука онемела, проходя сквозь кожух — со стороны могло бы показаться, что он пробил человека насквозь. Запах крови наполнил воздух, даже на зубах навяз металл, и вдруг — послегрозовая свежесть, невозможная морозной зимой.

Данн захрипел, румянец покинул его лицо. Непрекращающийся выдох — пар вытекает изо рта мужчины, словно вода, повинуясь движению руки некроманта. Несчастный даже не может ничего произнести. Глаза закатываются.

Только когда солдат упал рядом с убитым псом, так и не выпустив из рук свой нож, Казимир почувствовал боль. Данн успел таки проткнуть ему плечо. Но это не имеет значения. На ладони некроманта клубится сгусток тумана. Становится меньше, стягивается и сжимается, — теперь это уже капли, оседающие куда-то сквозь швы одежды.

Теперь от солдата не осталось ничего, но Казимир знал — человек закончился раньше.

Некромант поднял голову. Ночь незаметно расползалась по небу, поднимаясь откуда-то из-за края и насыщая его синевой. Над черной диадемой сосновых верхушек появились звезды. Вокруг стояла такая тишина, будто вчера наступил конец света. И что странно, в голове Казимира тоже не осталось ни одной мысли. Как будто он тоже больше не человек, а часть этого великого безмолвия.

Данн лежал рядом с мертвым псом очень спокойно, очень отрешенно глядя в небо. И Мушка больше не рыдала. Как будто нужда в этом отпала, когда некому стало слушать. От стольких слез ее лицо и так должно было заледенеть в жуткой гримасе. Пошатываясь и почти не поднимая ног над снегом, женщина побрела в дом.

Проследив за ее жалкой фигурой, Казимир развернулся и тоже пошел прочь.

***

Когда некромант вернулся к дому Марты, рана уже перестала болеть, только немного саднила. Немногочисленные дома настороженно выглядывали из-под снега, излучая страх. Казимир ощущал его так же живо, как и покалывающий открытую кожу мороз.

Марта стояла во дворе — несомненно, она все видела и слышала. Она встретила его молчаливым вопросом, которого нельзя было скрыть за испугом. Мужчина знал — в этот момент хозяйка пожалела, что впустила его к очагу. Она молчаливым призраком проследовала за ним — ровно до дверей дома. Казимир забрал свою сумку — та лежала нетронутой с утра, — и пошел к сараю.

— Стой!

Из дома, едва не теряя свою шубку, выбежала дочь Марты. Она отчаянно сжимала в руках ножик, словно это волшебный меч, который может победить любое зло.

— Не трогай его! Он не сделал ничего плохого, он жить хотел!

И как только почувствовала? А впрочем, не важно. Марта отреагировала молниеносно, затолкав дочь в дом. Хлопнула дверь.

Сарай не закрыт. Животные испуганно жмутся под стенами. Мужчина поставил на ворота запор — не должно быть даже возможности того, что кто-нибудь помешает. Нашарил огниво в сумке и наощупь нашел на полке лучину. Крохотный огонек позволил увидеть общие детали обстановки.

Казимиру не пришлось даже ставить лестницу, чтобы подняться на сеновал — видимо, девочка ее забыла. А вот и он. Паренек вытянулся в своем тайнике, полузасыпанный сеном и совершенно неподвижный. На грязных щеках две чистых дорожки.

Он горел как печка, но на ощупь оказался сух — ни капли пота. Когда его худая грудь поднималась, указывая на отчаянные попытки вдохнуть, воздух проходил сквозь горло с натужным свистом. Эта болезнь казалась естественной и очень сильной, но была лишь внешней стороной внутренней борьбы. Некромант чувствовал в мальчишке не только тяжелую печать смерти, но и волю, отчаянно рвущуюся к жизни.

Лучина, зависшая над темной водой.

Казимир раскрыл кожух маленького некроманта и растянул ворот замызганной рубашонки. Явно чужой, кожух придавал щуплому телу мальчишки больший объем, а заодно скрывал следы некроза. На правой стороне груди серые пятна уже успели срастись.

Еще пара дней, и мальчик взялся бы не только за обидчика, но и за всех остальных, кто попался бы ему под руку. Отрезанная от мира деревня превратилась бы в кровавое логово маленького безмозглого лича, родившегося из тела не обученного мстителя.

Не приходя в себя, мальчик закашлялся, зашевелил губами, как будто пытаясь что-то сказать в свое оправдание. Он что-то крепко сжал в руке.

Раньше, претенденты в орден проходили подготовку и жесткий отбор. Магистры не пренебрегали никем, а требовали лишь одного — подчинения. Дисциплина в первую очередь. Будь ты хоть трижды исковеркан неумелым общением с Той Стороной — пускай, если верно служишь и выполняешь приказы. Ты лишь еще один солдат, идущий дорогой смерти.

Казимир нашарил в сумке остро заточенный ланцети занес его над грудью мальчишки. От легкого движения вокруг зажглись синеватые огоньки. Они не излучали тепла и танцевали на сене, как маленькие призраки, собравшиеся в хоровод.

Теперь настали другие времена, действуют другие требования. Нужен ли новоиспеченному ордену “порченый” претендент? Вряд ли. Сейчас нужно обрубать все связи с темным прошлым, а концы прятать в воду — как можно глубже. Чтобы никто не вспомнил этого тяжелого, обагренного кровью слова “некромант”, не догадался, на что способны такие люди, а главное — есть ли у них слабости. Новые правители не упустят случая затянуть на шее перебежчиков поводок, да покрепче.

Это смертельный приговор.

Ланцет мягко вошел в искаженную порчей плоть, колдовские огоньки зашипели. Больной тихонько застонал, когда Казимир замер, и от ланцета в его руке пошел темный дымок.

Ладонь мальчика разжалась, и из нее на пол упала деревянная статуэтка. Статуэтка, изображающая пса.