Дикие острова

Олег Фомин

Дикие острова

Галера плывет мимо необитаемых островов. Всякого там ждет гибель. Проклятая земля пожирает смельчаков и беглецов. Когда-то там жили орфы — легендарные Повелители Времени.

Яррад смотрит на острова с надеждой. Спокойный пейзаж островов — единственное сносное ощущение. А все, что рядом, полная дрянь.

Лебедка надрывно скрипит, сотни стиснутых в ком рыбин рвутся обратно в воду, грызут сеть. Яррад тянет рычаги, мускулы орка — горячие пузыри — дрожат от натуги, жилы вьются как змеи, лезут из кожи на волю, по раскаленному телу катятся бугорки пота. Внутри кипит ненависть к постыдной работе, к рвущим сеть рыбам. К тому, кто их сожрет.

Капитан высится на краю палубы, голосит:

— Сотни лет орки сокрушали эльфов. Клинки этих заячьих отпрысков ломались под ударами орочьей стали, храбрые орки обращали в бегство длинноухих трусов, один орк побеждал на мечах и копьях дюжину эльфов. Силе, стойкости, смелости Горного Народа не было равных. Эльфы терпели поражения раз за разом.

Сеть с грохотом валится на палубу, обмякает. Рыбины гнутся, разбивают доски, плавники режут ноги, кожу застилает кровавая пленка, тут же чернеет и трескается от белой жары. Яррад через спину тянет сеть, откушенный палец жжется, клыки стиснуты.

Капитана затмевает тень грязного от копоти паруса, он продолжает:

— Но эльфы обратились к стрелам и магии. Сила, боевой дух — утратили толк. Самый сильный и смелый орк не успевал добежать до мочившего штаны эльфа, падал замертво, сраженный стрелой или кометой. Горному Народу грозила гибель.

Сеть как гигантский слизняк, Яррад тащит, разрывается от натуги, будто сам вязнет в сетях. Рядом прихрамывает Йир, гоблин-помощник. Вот и сейчас… помогает. Следит, чтобы орк не надорвался. Должен толкать сеть, подбирать выпавших рыбин, но те вьются как змеи, кусаются. Потому семенит в сторонке, брезгливо отпинывает за борт, чтоб под ногами не путались. Помощь ведь.

— Мудрый вождь обратился к драконам! — изрекает капитан, ладонь заслоняет солнце. — Владыки неба великодушно согласились защищать нашу честь. Ныне орды наши и корабли не знают поражений. Драконы превращают города эльфов в руины. Орки больше не гибнут целыми войсками. В прошлом году я трижды — трижды! — набирал команду. Но этот год плаваем в неизменном составе, погибли только двое. Исполнять бытовые прихоти драконов — самое меньшее, чем мы можем отплатить!

Яррад теряет сознание от пронизывающего жара, словно сам источает белые лучи, что накаляют галеру и океан, отражаются от солнца, рассеиваются по всему миру.

— Ненавижу! — рычит Яррад, на белоснежных клыках кипит слюна. — Третий день горбачусь как вол. Еще раз эта гадина меня унизит — прирежу прямо в ангаре.

— Не говори так о драконе! — шипит Йир, глазищи вертятся будто ищут шпионов… или укрытие. — Он защищает нас от подлых эльфов, у которых нет смелости сразиться с Горным Народом честно и они плюются стрелами, магией, губят наших воинов.

— Где здесь воины?

Яррад пинает рыбину, та валит с ног тучного орка, грохот на весь океан. Здоровяк бешено выпячивает глаза на Яррада, туша кое-как подымается и… уходит.

— Мы воины! — крякает Йир, кулак грозно трясется. — Великий Горный Народ — орки, гоблины, огры, тролли, циклопы! Воинственные племена испокон веков сокрушали и будут сокрушать трусливых червей равнин. А драконы, гласят легенды, тоже были горными созданиями, лишь спустя века улетели в небо. Мы родичи драконов!

— Скажи это ящерице. За такое «родство» она тебя сожжет и сожрет.

Гоблин спотыкается, бормочет:

— Ну… Дракон помнит, он мудрый и древний. Зачем его носом тыкать, это непочтительно.

— Лучше сгинуть, чем так унижаться.

— Чем позорен союз? Сам Горный Народ — союз. Гоблины, орки, прочие… Когда-то мы объединились и держим в страхе трусов равнин. Такой же союз с драконами...

— Это не союз.

— А что?

Йир таращит глаза, костлявые пальцы чешут затылок.

— Брр! Вечно все запутываешь, мудришь, на великого дракона от тебя одни жалобы!.. Слишком много общаешься с шаманом. Дурной старик надоумил, да? Твое дело пировать со всеми да радоваться, а его — колдовать щит перед боем. А вы каждый вечер запираетесь, грохочете, тревожите нашего великого спасителя… Ну вот зачем, скажи, ты все еще носишь доспехи и меч этот сломанный?! Закупорился в сталь на жаре!

— Орк всегда готов к битве.

— Горный Народ больше не гибнет в битвах, за нас бьются драконы. Пойми уже! Все давно поняли, доспехи-оружие на склад, не знают горя.

— И где склад?

— В нижнем трюме. По соседству с тем, куда сваливается дерьмо нашего великого дракона. А что?

Яррад открывает рот ответить, но там засуха — еще слово и язык треснет. Грудь выдыхает горячий яд, орк сжимает режущую ладони скользкую сеть, веревки трут кровоточащий сквозь повязку огрызок пальца, ноги из последних сил плетутся к воротам ангара.

Думает об орфах. Лишь мысли об этой таинственной расе отвлекают от тяжких ощущений, дарят покой, уносят как ветер далеко-далеко...

Орфы, Повелители Времени, — древнейшая раса. Неведомо, сколько тясяч лет назад они вымерли. Их артефакты находят всюду, в самых дальних землях. Орфы жили даже когда не было разумной жизни и миром правили гигантские чудовища. Уже тогда они предсказывали события, что случались после их исчезновения. Пророчества Повелителей Времени сбываются по сей день. Но об орфах известно только из их записей, в истории нет никого, кто говорил с орфом или хотя бы видел издалека. Лишь драконы могут помнить, но их не смеют расспрашивать...

Орки, гоблины, голые по пояс, плывут по палубе медленно, легко, словно сказочные рыбы. Вроде тех, что задыхаются в сетях Яррада. У всех важные дела. Подтянуть канаты, перенести бочонки с вином из трюма в камбуз, окинуть взглядом горизонт, пройтись туда-сюда гордой походкой. Тяжкая работа, благородная, потому и пот благородный, гладкий как латы. Горный Народ таких не кует — только эльфы.

Один Яррад, как дурак, весь в железе, обломок меча за спиной гремит, раскаленный шлем варит голову. От солнца доспехи красные как в горне, Яррад жарится заживо, на коже волдыри. Пот крупный как бобы, ручьи текут по доспехам, шипят. Тело оплетают белесые струйки пара, Яррад в облаке словно призрак.

Косые взгляды кружат назойливой мошкарой, глаза налиты презрением, злобой к Ярраду. Острые языки на замке: боятся, что Яррад пошлет всех подальше, свалит на них почетную миссию кормить дракона, чистить сральник. Они бы с радостью, но… э-э… не достойны такой чести, вот!

Яррад упирается взором в палубу, какая-то часть сердца вздрагивает, выбивается из бешеного ритма, не хочет верить, что судьба обошлась с его народом и с ним вот так...

С тех пор, как на галере поселился дракон, орки не воюют, в штиль не нужно грести — аура драконов наполняет паруса. Орки лишь управляют кораблем, следят, чтобы не прогнил, не развалился, и самое главное — утоляют драконьи нужды: кормят, убирают дерьмо, чистят пластины, ходят на цыпочках. Драконы круглые сутки спят, за нарушение покоя могут сгоряча сжечь. В боях дракон за минуту превращает флот эльфов в обугленные головешки. Как-то один орк попросил дракона не жечь все подряд, пропадает много добра. Эти слова были его последними, зато дракона не пришлось кормить… Награбленные деньги льются на прилавки портовых рынков, вино льется в глотки, щеки набиты жареным мясом, пирушки на судне каждые день и вечер, только без песен и плясок — страшно будить дракона.

У руля капитан грозно нависает над шаманом.

— Ты вчера в своей каюте устроил что?

Старик спокоен, под облаками бровей и усыпанной рунами накидкой веки опускаются и поднимаются неспешно.

— Учил Яррада. Он и мой фантом бились на мечах, колдовали.

Капитан недоверчиво щурится, складки на лбу темнеют.

— Этот дурень может колдовать? Там все стены обожжены, в рубцах.

— Издержки. Не тревожься, каюта моя, с ущербом смирюсь.

— Каюта — часть корабля, вы могли его спалить. Разбудили великого дракона! Он чуть не сожрал меня за вашу выходку.

— Прошу прощения за нас обоих. Не хотели мешать, лишь...

— Хватит боев! В мечах, копьях, топорах нет нужды, в колдовстве тоже. За нас воюет великий дракон, гораздо лучше.

Яррад смотрит на шамана тепло, как сын на отца.

Вспоминает его вечерние рассказы об орфах. Мудрый старик показывал орфийские свитки и скрижали, что повествуют об их истории, Яррад жадно разглядывал ажурные символы, манящие живые рисунки. Особенно нравится один, встречается в каждом листке пергамента, в каждой каменной табличке. На нем силуэт в плаще, лицо скрыто, незнакомец двумя мечами отрубает дракону крылья. Шаман говорит, это первый орф — освободил мир от драконов, основал свой народ.

Этот рисунок у Яррада в душе, окутан верой, что история повторится, придет кто-то сильнее драконов, свергнет их в прошлое...

Шаман уплывает как привидение сквозь доски, в трюмы, капитан возвращается на край верхней палубы, руки в боки, взгляд обводит галеру, матросов...

Капитан за год разросся как тролль. Кажется, надавит на мачту — порвет как папирус. Тело мраморной статуей возвышается над сгорбленным Яррадом, слепит бликами.

Порой хочется бросить борьбу, стать таким же спокойным, уверенным, величественным, по вечерам есть-пить со всеми...

Взгляд капитана задерживается на Ярраде.

— Все шумишь. Тревожишь дракона.

— У этой скотины обед! — скалится Яррад, скулы врезаются в шлем до скрипа. — Превращение рыбок в дерьмо.

Из груди капитана тяжкий вздох, качает головой, смотрит на горизонт. Губы шевелятся, вязнут, сдерживая ругань, подбирая что-то пристойное. Взгляд вонзается в бунтаря.

— Не надоело? Глянь на себя. Рычишь, пыхтишь, сопишь, хрипишь, орешь, беспокоишь нашего защитника. Он пожертвовал покоем, спустился с неба. Знаешь, как для него свят покой? Так же, как для нас — звон стали, битва.

— Для вас они уже не святы.

— Святы. Но мы жертвуем святынями, как и драконы.

— Что-то не видно их жертвы.

— Ты позоришь Горный Народ! Великий дракон милосерден, до сих пор тебя не сожрал. Иных карает за одно-единственное слово.

Мясистые брови капитана опускаются, глаза тонут в тени. Он заслоняет Яррада от солнца как туча.

— Но я не дракон. Тебя казнят!

Яррад швыряет сеть, спина гордо распрямляется.

— Отлично!

— Как только прибудем в порт. А пока продолжай выполнять почетную миссию.

Кровь Яррада вскипает, мышцы вздуваются, по телу дрожь. Руки и ноги трясутся, будто в объятиях элементали молний, когти впиваются в ладони.

— Продался за сытую жизнь, бросил клинок ржаветь! — рычит Яррад в спину капитана. — Все продались! Не Горный Народ, а сборище шлюх!

Замирать очередь капитана. Качается, шумит как дерево в шторм — дышит. Йир теребит руку Яррада, что-то бормочет, пытается увести. Матросы, злые, но любопытные, оставляют «дела», толпятся кольцом, глаза на лоб: сейчас начнется, делайте ставки...

— Мы всегда готовы взять мечи, — порыкивает капитан.

— «Исполнять бытовые прихоти», — дразнит Яррад. — Лизать задницы и подставлять свои! Даже ссышь сказать прямо, куда тебе до меча!

Йир хватается за голову, отворачивается. Языки зевак висят от предвкушения, челюсти нараспашку, шеи вытягиваются как у зомби вблизи мяса...

— Народы взрослеют, — говорит капитан спокойно.

Со всех сторон вздохи разочарования, только один облегченный, скисшие матросы разбредаются.

Капитан взглядом касается Яррада через плечо.

— Для победы мало лишь смелости и силы. Нужен разум. Разум объединил нас с драконами. Пока повзрослеть и тебе.

Уходит.

Яррад погружается в омут тишины, посреди пустынной души огонек обиды. Так обижается дитя — меняющийся, растущий стебелек не хочет быть старым закостенелым древом...

В груди что-то взрывается шаманским огненным шаром, существо Яррада противится, ломает холодную клетку логики, разума, кровавыми волнами хлещет ярость, ярость, ЯРОСТЬ! Рычание трясет воздух, каждую доску, балку. Яррад хватает сеть, страшным рывком бросает рыбий валун к ангару. Кулак падает на ворота, вминает, с треском летят щепы.

— Вставай жрать, змея тухлая!!!

Орков и гоблинов подбрасывает как ужаленных, десятки голов с ошалелыми глазищами поворачиваются к самоубийце Ярраду. Матросов сдувает в трюмы, палуба пустая, корабль похож на скелет вымершего гиганта.

Яррад пинком скидывает перекладину с ржавых скоб, от рывка бугристых рук ворота чуть не слетают с петель.

Солнце белит передний клочок ангара, но света хватает увидеть, кто внутри. Широченная скала из пластин, шипов, рогов, прочих костяных наростов, острия сотнями звезд мерцают в тени, от скалы веет чудовищной тяжестью, даже воздух тяжелый, давит на грудь. Давит мысль, что судно не разваливается лишь потому, что эта громадина неподвижна.

По скале прокатывается волна каменного треска. В глубине разломов загорается кровавый огонь — открывается глаз. Вспыхивает второй огонь. Воздух гудит, пространство над скалой рвется, обнажает ревущие черные порталы, мрак поглощает, тянет в абсолютное ничто… Наконец крылья оседают, упираются в пол, скалистое тело вздымается с грохотом. Глаза наливаются магмой.

Пасть как пещера, сплошь каменные бивни, из глубин будто гром обвала:

— Опять… шумишь...

Яррад вталкивает в ангар сеть, та растекается пирамидой, рыбы трепещут как языки огромного темного костра.

— Опять принес жрать, толстая туша! Научись говорить спасибо! Или хотя бы не гадить!

Из ноздрей дракона черными призраками дым.

— Я вчера… учил… манерам… И позавчера...

— Позавчера, хряк, ты откусил мне палец!

Яррад трясет искалеченной рукой, выхватывает клинок.

— Вчера сломал меч моего деда!

Из всех щелей выныривают любопытные головы. Глаза накачаны страхом, но жутко интересно, почему дракон не жрет Яррада, третий день терпит нового слугу. Прежний лебезил полгода, оплошал лишь три дня назад.

Йир дрожит, зажмурившись крадется к Ярраду, руки отчаянно машут, стараются привлечь внимание безумца, мол, хватит.

Кратеры драконьих глаз сужаются, будто вспоминает нечто тысячелетней давности.

— Палец… Позавчера ты рано оборвал мой сон… ругался… Вчера не поклонился… взглянул неучтиво...

Яррад врезается ногой в кучу еды, рыба отлетает дракону в морду, отпечатывает слизь.

— Не трать время, жри, пока есть чем! Ящерки заплатят за Горный Народ!

Йир охает, уши встают дыбом. Хватает Яррада, пытается оттащить, ноги крутятся как лопасти мельницы, скользят, трут палубу до зеркального блеска, но орк высится как риф.

— Ничтожество! — гремит Яррад, меч пылает солнцем, орк в облаке света. — По-настоящему сильный равнодушен, что какой-то смертный не лизнул ему зад. Тебя, червяк, это заботит! Твоя сила не завоевана потом и кровью в боях с более сильными или хотя бы равными. Трус! Каждую минуту кого-то унижаешь, хочешь показать, что чего-то стоишь. Дерьмо!

Головы вновь прячутся. Йир стрелой прочь, забивается в угол, от бочонков отличают разве что трясущиеся уши.

Дракон как лед: ни хруста, ни вздоха. Лишь валит сквозь колонны зубов дым, потолок и пол коварно застилает черная пелена, обволакивает Яррада.

— Мое сердце… тронуто, — выдыхает дракон, стена дыма за спиной Яррада смыкается. — Отведай со мной… Подойди, сядь, вкуси свежей рыбы...

— Жри сам свою рыбу! Ты позор...

Глаза дракона будто проваливаются — чернеют. Дым выхватывает из кучи рыбу, она срывается как ядро из баллисты, бьет Яррада под ребра. Орк падает, сгибается пополам, к доспехам и коже липнет чешуя. Рот хватает воздух часто и беззвучно, как рыбий.

Откуда-то возникает шаман, сквозь туман полуобморока Яррад видит его сандалии, подол плаща.

Шаман склоняет голову.

— Прости за нашего жалкого сородича, величайший.

На шамана несется капитан.

— Убей, велича...

Осекся и замер — шаман, не обернувшись, поднял скрюченную кисть, в пальцах крутится шаровая молния. Искры как бешеные псы на цепях рвутся в сторону капитана.

— Позволь наказать нам, величайший, — говорит шаман, — эта тварь не заслуживает марать твой взор. Ее ждет боль, достойная твоего гнева.

Его взгляд цепляет парочку притаившихся орков, искрящийся палец тычет в Яррада.

— В нижний трюм его! Живо!

Двое берут Яррада под руки, тяжко пыхтят, все слышат перестук их сердец.

— Благодарю, величайший!

Поклон, и шаман удаляется вслед за Яррадом.

Шамана провожают обнаженные клыки капитана. Он оглядывает галеру, матросы выбираются с явной неохотой, косятся на него исподлобья.

Капитан сурово оглашает:

— Новым слугой великого дракона назначаю...

Грозный взгляд падает на Йира.

Того шарахает паника, он цапает рыбину, швыряет в дракона. Снаряд насаживается на рог.

Судно тонет в замогильном рычании, меж драконьих зубов разгорается пламя, дым растет гигантскими грибами, заворачивается в смерч. Все в ужасе садятся, ладони вместо щитов, сердца мечутся как звери в волчьих ямах.

Йир с диким воплем носится в толпе как вихрь, хватает двух орков. Те взвизгивают — думают, попались в челюсти дракона. Гоблин рвется туда же, где исчезли Яррад с шаманом, тащит грузных бедняг как пушинки.

Вопит:

— Сдаюсь! Бросьте меня в трюм, скорей!

Голову бьет жуткая вонь, тело скукожено как мертворожденный младенец. Яррад обнаруживает себя на горе мечей, щитов, топоров, доспехов, шлемов. Толстый ковер пыли как серый мох, все загажено мухами, крысами. Стена трещит, доски опасно выгибаются внутрь трюма, между сочится бурая жижа, ползет на груду ржавого хлама. Похоже, драконье дерьмо выгребут только к ночи. Весь день убьют на поиски нового слуги — поймают, изобьют, заставят быть добровольцем.

Йир сидит рядом, нос печально болтается, тяжко вздыхает. Яррад поднимается, кусает губы, на животе горит огромный, как лепеха, синяк. Слева тонкие лучи текут сквозь решетку, орк подходит за глотком воздуха.

— Постарался, гад, весь корабль провонял.

Яррад достает из торбы щетку и тряпку, чистит доспехи. Пластины вспыхивают, по трюму пляшут солнечные зайчики.

— Хоть бы сейчас доспехи снял, — ворчит Йир.

Сталь сияет, орк похож на гигантского жука. Смотрит на волны с прожилками пены, мерный плеск целебным эликсиром на душу.

Яррад кивает на свалку клинков.

— Твое копье здесь?

Йир прячет глаза, руки и ноги оплетают тщедушное тельце, голова по-черепашьи ныряет вниз. Ушастое яйцо качается как в трансе.

— Раньше смерти не боялся, — урчит гоблин будто мертвец. — Но этот монстр хуже смерти… Он всемогущ! Если б знали, что драконы так сильны, вождь бы ни за что...

Волны взрываются фонтанами, грохот воды подбрасывает орка и гоблина.

Йир затравленно вертит головой.

— Что это?!

Корабль дрожит, будто лупят градины размером с дыни, завесу шума рвут крики. Так кричат перед смертью.

Яррад прыгает в центр, доспехи дыбом как шипы, тело хищно сгибается, на полморды оскал. Все внимание наверх. Дерево трещит, щепки как ливень дротиков, из потолка торчат зазубренные как листья стрелы. Наконечники пускают ростки вьюнов, те растут, закручиваются, алые цветки раскрываются словно жадные пасти.

Яррад выхватывает меч.

— Эльфы!

Цветки набухают тяжелыми красными ядрами плодов, брызжет сок, вылупляются громадные скользкие многоножки. Белые тела извиваются, тысячи лапок-крючьев бешено трепещут, пилят потолок. Жвала щелкают, оттуда как из песочных часов смерти течет стружка. Дюжина тварей грызет потолок в уродливое решето, доски и бревна проседают, вот-вот рухнут, задавят.

Йир трясется, перепуганный взгляд скачет с одной твари на другую, плечи заливает стружка, гоблин в истерике стряхивает.

Клинок орка режет горячий воздух, черные головы с хлюпаньем падают, в агонии грызут пол, Яррад башмаками плющит, всюду зеленые брызги.

Дрожь в теле гоблина утихает, голова вертится медленнее. Грудь наполняется спокойным дыханием, Йир озирает тварей одним взглядом. Губы дергает оскал.

— Лучше от них, чем от дракона!

Гоблин яростно каркает, костлявая рука ныряет в груду оружия. Рывок — и ржавый хлам разлетается в стены, кулак Йира стискивает копье. Лезвие шириной с орочью ладонь сверкает, свистит, через секунду по нему течет зеленая слизь, у ног свирепого гоблина брыкаются пять игольчатых голов.

Орк рубит последнюю многоножку.

— Узнаю прежнего Йира.

Ливень стрел затихает, Яррад бросается к окну.

Фонтаны оседают, теперь это вновь мерные волны. Стрелы все еще падают, но растворяются в невидимой преграде оранжевыми кругами.

— Шаман раскрыл щит!

По ту сторону двери матерный крик, лязгает замок. Мешком вваливается капитан, весь в кровоточащих укусах, кожа бледно-зеленая, кровь блестит ядовитым оттенком. Ноги, руки, пальцы… все разбухшее. В пробитом насквозь бедре висит мертвая многоножка.

— Оба за мной, живо!

Капитан бросает обмякшее тело к лестнице, бьется о стены.

Верхняя палуба.

Гремят слова заклинания, шаманский плащ развевается от эха, руны сияют волшебной паутиной. Шаман качается в такт словам, руки над головой кружат в магическом танце, чертят огненные дуги. Небо мерцает сотнями вспышек, стрелы и зеленые кометы заливают щит, превращаются в энергию, вдоль сферы бегут оранжевые волны.

Палубы как вспаханные поля щепок, клубятся облака стружки и пыли, глаза слезятся, дышать нечем. Оголтелые в укусах матросы отбиваются от полчищ белых извивающихся многоножек бочками, ящиками, мотками канатов, обломками судна.

Галеру лижут языки зеленого пламени. В его объятиях дерево стремительно гниет, морщится, осыпается трухой, кишит личинками, колонии целыми поколениями мрут, плодятся, вместо павшей прахом древесины растут кочки мха, лишайники, грибы, лабиринты вьюнов — все за какие-то мгновения.

Зеленое пламя пожирает одного из орков. Несчастный рвет горло криком, бьется о палубу, но пламя обволакивает гуще. Тело быстро тощает, вдоль и поперек рубцы морщин, кожа бледнеет, выпадают волосы, зубы. Мелькают тугие жгуты трупных червей, черные рои мух, белые кости...

Ворота ангара нараспашку, створка висит на выдранных петлях, другой нет вообще. Дракон созерцает бойню в полудреме, словно любуется закатом.

Лицо Яррада в когтях гнева.

— Какого...

Йир жмется к его ноге, обнимает дрожащее копье.

— Дракон не взлетит, пока вы не попросите прощения, — хрипит капитан.

Хочет крикнуть, но в жилах больше нет здоровой крови подвести силы к горлу. Бледно-зеленая туша падает ничком, многоножки накидываются, но почему-то сразу же уползают...

Сквозь орду многоножек Яррад прорубается к дракону.

— Рехнулась, гадина?! Тут бой, а ты задом не воротишь и требуешь извинений?!

— Не извинений… Просите прощения.

Яррад задыхается, в глазах красный туман.

— Кормили год как свинью, дерьмо чистили, а ты...

— Грустно… Твои братья гибнут… По твоей вине.

Дракон кивает на кровавое месиво.

Яррад подносит меч к горлу, из ноздрей пар, с каждым вдохом кожа опасно упирается в лезвие.

— Лучше себя убью, чем унижусь перед ничтожной змеей!

— Убей… Я останусь лежать… Погибнут все...

Спину Яррада, словно грязный колючий плащ, накрывают вопли орков и гоблинов.

Дракон томно смотрит на орка черными провалами.

Яррад кидает меч в дракона, клинок с глухим звоном отскакивает от костяных пластин. Дракон не шевелится.

В борт вонзилась стрела. Затем в палубу. Еще две и еще, стрелы накрапывают как дождик перед ливнем, на крышу ангара падает сгусток зеленого пламени.

— Щит слабеет! — кричит кто-то. — Нас убьют!

Шаман уже на коленях. Руки вздернуты к небу, ладони объяты огненным свечением, губы что-то шепчут, но голова болтается словно на одних позвонках, глаза закрыты.

Сердце Яррада сжимается.

Из драконьей пасти вываливается желто-зеленый ком в пенистой слизи, от него прет рыбой и желудочным соком. Яррада скручивает мерзость, он зажимает нос, шагает назад.

— Ты со мной… не отобедал, — гудит дракон. — Приглашаю… еще раз...

Черный взгляд указывает на смердящие рыбьи потроха, те медленно растекаются, ползут к ногам, плавники и хвосты еще шевелятся.

— Макните лица… сюда… И я прощу...

Йир бросается к тошнотворной массе, копье падает, жалобно дребезжит. Гоблин валится на колени, перепуганная рожа со всей дури впечатывается в рыбу, летят брызги.

— Вот так...

Дракон кивает, взгляд рушится на орка.

— Теперь ты...

Яррад не желает верить в происходящее, в горле комок.

Так быть не может. Несправедливо! Это сон, бред...

Матросы дерутся с тварями: вопли, шипение, хруст дерева. Или костей.

Истошный крик:

— Яррад, сделай это!

Дыхание орка учащается, хрипит, жар валит из груди, ребра надламываются. Сквозь клыки сочится слюна, налитые кровью глаза слепнут. В красном тумане проступает задница гоблина, равнодушный взгляд дракона, рядом ползают раненые орки с тварями на шеях, те душат жертв...

Ярость, ярость, ЯРОСТЬ!..

— Ты всех нас погубишь!

— Яррад, макни!

— Прошу тебя!..

Внутри обрывается какая-то нить, ярость гаснет. Душу затягивает смертельная тоска, мир выцветает, все вязкое, тихое.

Скучное.

Ноги подгибаются, орк падает на колени.

На морде дракона стынет равнодушие. Наверное, думает Яррад, у меня такое же.

Опускает лицо...

Пронзает боль — куда сильнее клинка шаманского фантома, откушенного пальца или удара в живот. Яррад хочет забыться на эти бесконечные мгновения, полные тошнотворной гадости.

Разум ищет спасение...

… цепляется за вчерашний разговор с шаманом. Наставник поделился мыслью, что потрясла Яррада.

Орфы — раса не вымершая, а грядущая! Не зря назвались Повелителями Времени. В далеком будущем орфы подчинили время и странствуют из века в век, из эры в эру, оставляют хроники, пророчества. Вот почему им известны все события, почему их летописи есть в эпохах, когда в мире даже не зародилась жизнь.

Орфы придут, создадут великую цивилизацию, укротят время...

Убьют драконов!

Вчера дракон измотал зверски, но Яррад ночь не спал. Безумная мысль как бриллиант хранится в глубоком тайнике сердца. Лишь ее лучи озаряют черное дно, куда орк рухнул. И еще рисунок: силуэт в плаще двумя мечами отрубает дракону крылья...

Яррад с трудом поднимает себя, части тела будто из камня, суставы почти не гнутся… Долго не может осознать, где находится, что происходит...

Перед глазами качается палуба галеры, каша из древесины, дохлых тварей, мха, крови, запятнанной чести, позора...

Рядом суетится гоблин, рот сплющен улыбкой.

Вытирает тряпкой лицо орка.

— Видишь, как просто! Ничего страшного, раз — и все...

— Смотрите! — радостный крик. — Стрелы отражаются от щита, летят к эльфам! Мы побеждаем!

И правда… Стрелы и кометы отражаются от щита с легкостью лучей, целыми роями уносятся к горизонту, где блистает белыми парусами эльфийский фрегат.

По морде дракона, от шипа к шипу, проскальзывает тревога. От хмуро смотрит куда-то поверх Яррада. Черные глаза вспыхивают огнем.

Крик шамана. Удар падающего тела, а затем — режущий уши свист, барабанная дробь стрел, взрывы зеленых комет, вопли матросов.

— В укрытие!

Шаман лежит пластом, кожа дымится, мерцает тлеющими островками.

Дракон расправляет крылья, стены и крыша взрываются, с грохотом разлетаются на обломки. Небо затмевает драконья тень. Град стрел исчезает, многоножки засыхают, зеленое пламя гаснет...

Тишина...

Все в тумане. Орк помнит обугленный скелет эльфийского фрегата: бока полыхают, в туче дыма корабль словно огромный дух темного мира. Меж мачтовых ребер сидит как в гнезде дракон, крылья заслоняют все три палубы, фрегат погружается в ночь. На коготь дракона нанизан эльф, бьется отчаянно, но безмолвно. Из пасти вырывается лавина огня, гудит, жареного эльфа дракон кладет на язык словно ягоду. Вдумчиво жует, потирает когтями друг о друга, прикидывает, чего же не хватает: соли, перца, лимонного сока...

Орки липнут на труп корабля как мухи, пускают жадные слюни, ломают шеи выжившим обгоревшим эльфам, рубят головы грязными ржавыми клинками. Тупая сталь застревает, вояки машут сильнее, еще и еще, под кожей булькает жир, мучает отдышка, пот струится жидкими зеркалами, отражения орков и гоблинов выпуклые как свиньи. Меч одного орка на третьем замахе перевешивает, оба с грохотом падают в дымную пробоину...

Яррад склоняется над шаманом.

— Прости, — кряхтит изуродованный старик. — Я отнял у тебя честь.

Яррад заботливо приподнимает его голову.

— О чем ты?

Шаман кашляет кровью.

— У меня кончались силы… Нужен был источник… А рядом ты. Твоя ярость. Поэтому ты сдался дракону… Я взял твою ярость и… ее было так много, что я обратил стрелы врагов на них же… Думал, выдержу… Но...

Яррад обнимает за плечи, обгоревшую кожу с хрустом оплетают трещины.

— Ты сделал что смог. Не рассчитал силы...

Старик морщится.

— Это ОН!

Смотрит на черные с красными прожилками руки, трогает такое же лицо.

— ОН меня… таким...

Орка захлестывает ярость, пьянит красный туман. В пелене проступает огненный взор дракона, направленный куда-то поверх Яррада. Вспыхивает безумие, гнев берсерка...

Ярость гаснет, будто ее заморозили, ударили и она рассыпалась. Туман отступает, голову проветривают мысли...

Ожоги шамана медленно заживают, уголок рта поднимается.

— Спасибо за источник.

Двое орков тащат по трапу эльфийку в мантии мага — в плавании матросам нужны утехи. Серебристая одежда местами разодрана, в пятнах крови, длинные волосы липнут к щекам, веки опущены. На поясе волнистый меч, узоры вьюнов и листьев сплетаются в руны.

Яррад бросается к ней.

Миг — и конвой валяется без сознания. Яррад осторожно опирает эльфийку на свои плечи. Девушка слабо шевелится, под пушистыми ресницами мерцают синие глаза.

— Ты орк, — шепчут сухие губы. — Почему помогаешь?

— Мы уже не орки.

Галера похожа на руины. Деревянные иглы, обломки досок, бочек, ящиков, обрывки канатов, паруса как решето. Все замшелое, в лианах, грибах. Где-то еще трепещут зеленые языки пламени, рыщут прожорливые многоножки, стынет раздувшееся тело капитана...

Держась за обломки борта, подходит шаман.

— Отсюда нужно убираться.

— Бежать некуда, — выдохнула эльфийка чуть слышно.

Яррад поворачивает голову к островам.

Девушка ловит взгляд, нежные пальцы стискивают плечо Яррада.

— Самоубийство! Там твари страшнее драконов, оттуда никто не возвращается.

— Здесь шансы меньше.

Шаман опускается на колени.

— Мне не доплыть. Слишком слаб.

Глаза девушки закрываются, ладонь сжимает рану.

— Я тем более.

Яррад хмурится.

— А магия?

— Щит меня истощил, — отвечает шаман, — гожусь только болтать языком.

Кивает на эльфийку.

— Коллега тоже время не теряла, била зеленым огнем.

Девушка отстраняется, садится рядом с шаманом, голова устало падает на борт.

— Плыви один, орк.

Шаман орков и волшебница эльфов, как беспомощные щенок и котенок, жмутся друг к другу.

Яррад качает головой. Сплевывает. Слишком уж это сопливо.

— Пора колдовать мне.

Брови эльфийки взлетают до волос, в глазах блеск.

— Рубака умеет колдовать?

Шаман кивает, с губ слетает усмешка.

— Мысль здравая. Не зря же мы каждый вечер пытали мою каюту. Возьми плащ, его руны тебе помогут.

Шаман развязывает пояс, плащ соскальзывает.

Окровавленные пальцы эльфийки сжимают серебристый клинок, растения на рисунках похожи на те, что порождало зеленое пламя.

— Возьми и мой меч. Сожалею, что твои братья познали его мощь.

Яррад горько взирает на крушащих фрегат орков и гоблинов.

— Уже не братья.

Через минуту Яррад смотрит на острова из-под края рунического плаща, ветер путается в ровных складках, за спиной крест-накрест два меча, сломанный орочий и волшебный эльфийский.

Шаман улыбается, глаза весело сверкают.

— Ты сможешь.

Яррад хватает эльфийку и шамана, кладет на плечи как перышки. Взгляд пронзает воду, губы вздымаются, опускаются, как волны, в них рождаются слова заклинания, кожа ощущает тепло от рун плаща и меча...

Глаза вспыхивают синевой.

Яррад прыгает за борт, под ногами ладонью бога всплывает волна, несет прочь от галеры. Яррад возвышается на гребне, в лицо ветер, стремительно плывут навстречу острова.

Беглецов не замечают. Дракон потягивается на черной палубе, укрывает взгляд веками, кутается в дымное облако, лениво, величественно, как разомлевший от вина и девичьих ласк вождь. Коготь ящера на вытянутой лапе плавно покачивается, матросы дружно пляшут, подстраиваются под ритм, орут песни, дракон кивает. Праздник разгорается, орки и гоблины победили — мужественно дорезали эльфов, прежде сожженных и порванных драконом.

На галере два орка отбиваются от гигантской как тролль жирной многоножки, черная в шипах голова еще хранит черты лица капитана. Тварь вонзает лапы в спину орка, встает на дыбы, из короны жвал летят брызги слизи. У второго ранена нога, барахтается, отползти не может, силы растеклись лужей пота, осталось лишь сало. Монстр падает на орка, доски хрустят, на месте бойни зияет мрачная дыра. Галера медленно тонет.

Предсмертные крики и вой чудовища не отличить от грохота плясок и хохота.

Три пары ног ступают на теплый песок острова.

Эльфийка ворошит вниманием деревья и скалы.

— На каждом шагу опасность. Это дикие острова.

Яррад оглядывается на погибающие корабли.

— С диких островов мы уплыли.

Волна несет к берегу обломок бревна. Его обнимает ногами гоблин, вращает головой, костлявое тельце горбится, отчаянно гребет широким копьем.

— Подождите меня! — визжит Йир.

Яррад улыбается. Плащ хлопает на ветру как знамя, в руках сверкают мечи.

В песке тонет каменная плита. Серая гладь хранит знакомые символы и рисунки. Значит, слухи не врут, на эти острова и впрямь ступала нога орфа.

Среди рисунков Яррад узнает свой любимый: силуэт в плаще отрубает дракону крылья двумя мечами, один — волнистый, в рунах, другой — прямой и сломан.

Необитаемые острова. Всякого здесь ждет гибель. Проклятая земля пожирает смельчаков и беглецов. Когда-нибудь здесь будут жить орфы — легендарные Повелители Времени.

Весна — лето 2012 г.