Демоны внутри нас.

Страшная сказка быль.

Демоны внутри нас.

Предупреждаю сразу, чтоб не было кривотолков — всё это выдумка чистой воды. Если кто увидит в этом схожесть со своими обстоятельствами, то это их дело. Мой герой -, дедушка, тут ни причём. Встретились мы случайно. Меня, любителя пеших прогулок по старинным местам занесло в маленькое село, пополнить запасы провианта. На ночлег упросил взять семью, что жила почти с самого краю деревеньки. Хозяева попались гостеприимные. Тут же сообразили на стол и стали, иногда ссорясь между собой из-за гостя, потчевать меня. После крепкой «живой воды», настоянной на лесных травах, развезло всех. Даже молчавшая до сих пор, бабка и та залилась соловьём, вспоминая свои молодые годочки. Говорили обо всём, « что у трезвого на уме…» без фильтров и утаек. Но лишь зашёл разговор о чудесах, целителях и всяческих колдунах, так нежданно вылезших на свет божий, мой хозяин насупился и, перекрестившись, бросил.

— Всякое бывает. — И снова перекрестился.

Меня насторожил его неподдельный испуг. Вспоминания, о которых тому хотелось бы забыть, интриговали. По натуре я слишком любознательный. Потому и часто устраиваю пешие экскурсии в незнакомые места. Любопытству моему не было пределу. Но на мои уговоры дед отмалчивался, словно партизан на допросе, стараясь перевести разговор в другое русло. Лишь долгие приставания и огненная вода развязали язык хозяину. Начал издалека, так что прошу прощения, но и вам придётся выслушать не меньше, чем мне. Потрепав куцую бородёнку и кинув настороженный взгляд на захмелевшую вторую половику, снова перекрестился и стал повествовать:

«Я по натуре домосед. Чтоб вытянуть меня с мягкого, домашнего дивана тут надо постараться. Но этот «клещ» и зануда Валерка меня достал. У самого уже тоже песок сыпется, а всё норовит попутешествовать. Наверно с полгода уговаривал меня съездить в центр. Видите ли приспичило ему прикоснуться к истокам религии. Пройтись по знаменитым местам. Дел у него по дому отродясь не водилось. Лодырь. А тут ещё нас вытурили в долгосрочный отпуск, как лиц «предпенсионного» возраста, с первого и по конец мая. В общем достал он меня, своими фантазиями.

— Ты совсем закис в своём хлеву — морщился сосед, в очередной раз оглядывая календари с учёными и девушками лёгкого поведения. — Нет, льщу, в хлеву чище.

— Да вроде каждый день полы жинка протирает. — хмыкал я, оглядывая помещение.

— О духовной грязи говорю — не успокаивался набожный товарищ— пора тебе и о душе задуматься. Нам уже по полтиннику с гаком стукнуло, а ты всё молодого изображаешь.

Вслед полились цитаты из библий и его каждодневные нравоучения. Отмахивался от его ворчаний наверно сколько мог. Потом поднял руки вверх и сдался.

— Всё, твоя взяла. Едем. — горестно вздыхал я. — вот сарай дочиню и тогда весь твой.

— Вот и ладненько. — обрадовано затараторил друг. — Билеты на двадцать восьмое, на вечер возьму. Как раз успеем к празднику Вознесения. Говорят, там так красиво будет. Ты не пожалеешь.

Сокрушённо вздохнул и, лишь за соседом закрылась дверь, пошёл в сени за инструментом. Отдых отдыхом, а скотину к зиме надо готовить загодя. Помёрзнет не дай Бог, а копейки, что выдают на работе, едой не обеспечат. Помимо хлебушка с водой хочется и маслица.

Так за работой и вечными ворчаниями второй половины время и пролетело. Не заметил, как и подошло двадцать восьмое. Вспомнил, заметив у калитки суетливого Валерку. Чертыхнулся от неожиданности, на что друг скривился и стал креститься. Наверно, только вера в исправление такого «чудища» как я всё ещё подвигала соседа на общение со мной. Да что говорить религия меня сильно не интересовала тогда. Нет, конечно, в церкву иногда захаживал. Любил с местным священником побеседовать о жизни. Но не более. Тот не настаивал на моём богообращении, считая, что я и так лью на его мельницу воду, своими праведными делами. За что он мне нравился и беседы с ним были для меня благостны.

Попытки продлить моё затворничество сосед отмёл напрочь. Стал давить на жалость к себе. Дескать билеты куплены и при возврате он потеряет копеечку. Старуха довершила его приставания, вытащив на свет отглаженный костюм.

— Развейся охламон. Я хоть пару деньков от тебя ирода отдохну.

Пришлось смириться и облачиться в праздничную одёжку, которую я одевал то за свою жизнь всего пару раз, свою свадьбу и сына. — Дед вытер тыльной стороной ладони скатившуюся по щеке пьяную слезу и продолжил.

— Поход до автобусной станции напоминал вынужденное этапирование. Валерка с блаженным лицом бегал вокруг меня, бредущего с постной миной, и тыкал мне в лицо картинки с церквами и памятниками. Его вдохновению не было предела, отчего меня коробило ещё больше. Еле дотерпел до автобуса, чтобы не сорваться. В Лиазе притворился спящим, обеспечив себе пару тройку часов блаженной тишины. Только когда подъезжали к городу, Валерка осмелился подать голос.

— Петрович, смотри какая красота. — негромким шёпотом, засвистел он мне в ухо.

Я приоткрыл глаза. За окном проплывали стены небольшого монастыря. Деревянные дощечки крыши каменных стен отполировано блестели на солнце. За кирпичной оградой виднелись разноцветные купола, играющие на полуденном солнце. Остальное пространство заполняли верхушки дубов великанов. Картина и правда радовала глаз своей простотой. Валерка усердно крестился, недоумённо оглядывая сидевших в автобусе пассажиров. Его примеру последовала лишь одна старушка. Остальные, с какой-то усталостью во взоре, сидели, молчаливо уставившись вперёд. Видать не впервой сей дорогой катиться. Привыкли к видам за окном, не то, что мы — новички.

На городской автостанции были примерно через полчаса. Вот где меня прострелило от страха первый раз в жизни. Даже сейчас от воспоминания мороз по коже. Толпы народа огромными ручьями, словно потоки лавы, текли в разные стороны. Иногда эти молчаливые потоки пересекались, и слышалась брань. От ужаса аж вспотел. Первой мыслью было рвануть обратно в салон автобуса. Удержало лишь стоическое поведение друга. Тот тоже от неожиданности убавился в и так приземистом росте, но перекрестившись, схватил меня за рукав и потащил к выходу. По виду наша компашка напоминала посторонним катерок, бредущий задним ходом. Крестящийся Валерка изображал одной рукой пропеллер мотора лодки, другой тянул на прицепе небольшую баржу, то есть меня. Эта смешная с одной стороны сценка никого не интересовала. Всем было пофиг. Лишь пара студентиков улыбчиво потыкали в нашу сторону пальцами и словно водолазы скрылись в пучине из усталых тел. Вся ситуация напоминала Дантов ад. Видел картинку у нашего настоятеля. И вот этот водоворот, словно хищная зверюга всосала двух путников и понесла неизвестно куда. Я словно околдованный и не замечал, куда меня тащил мой ведомый. Тот, оправившись первым от сей картины, успевал ещё и дорогу к цели нашего путешествия спрашивать. Зашли в подземку. Там не лучше. Метрополитен не запомнил вовсе, забыв на время, как нормально дышат. Ощущения такие, словно попал в жернова из плоти и стали.

Когда душедробилка наконец выбросила нас у какой-то площади, вздохнул с облегчением. Пот стекал ручьями, вызывая неприятные ощущения в пояснице. Страшные истории дедов о кикиморах и домовых показались детскими сказками, по сравнению с этим ужасом. Отдышавшись, двинулись вперёд. Тихо, без разговоров. Размышляя по дороге и оценивая свои страхи, понял, что меня так пугало. Это не массовость действия. В посёлке в свадебных гуляниях и больше бывало народу. А на местных кулачных боях в детстве было ещё опасней. Мурашки по телу вызывала обречённость и разобщённость жителей. Они напоминали зомби из американских вестернов. Запавшие от усталости глаза и молчаливость, вызывали озноб. Я и сам тут же напрочь позабыл о правилах хорошего тона. Не приветствовал и не заводил разговоров. Да и с кем с этими кибмашинами. Нормальными они становились наверно лишь в маленьких коморках со своими родственниками. А на свободе вновь превращались в живых мертвецов. Даже хохот подвыпившей молодёжи не мог пробить стену холодной чуждости толпы. Цветастость одеяний, казались на фоне их лиц серыми пыльными балахонами.

Раздумья остановил неожиданный, отразившийся от золочённых куполов, свет солнечных зайчиков. Зажмурился, прикрыв глаза рукой. Огромная махина собора величественно возвышалась над нами. Только почему-то сразу захотелось к себе обратно в деревню. Огромная крикливо-вычурная красота пугала. Захотелось посидеть, поговорить с местным настоятелем в тени стен местной церквушки. Там я не так робел, ощущая всем телом радостное и светлое присутствие. Здесь же всё странно угнетало. Огляделись. Хоть мы и прибыли к полудню на место, а до начала было не менее шести часов, народ взволнованным шелестом уже оккупировал все выходы и входы. Огромные толпы спринтеров, могли рвануть внутрь в любую секунду, лишь только откроются двери. Напряжённость перед стартом висела в воздухе. В ожидании команды начала праздничной службы, кучки обсуждали повседневные беды о повышении цен и прочие неурядицы. Это удивляло. Казалось бы, пришёл к стенам святой обители, забудь мирские дрязги и настрой себя словно под камертон храма свою душу к чему-то великому. Так нет, все вели себя, словно заняли очередь за колбасой. Валерка попытался возмутиться, но холодные взгляды местной набожной толчеи, остудили его праведный пыл. Он сразу как-то стих и прижался ко мне, не переставая креститься. Теперь уже я стал для него чем-то вроде щита.

Время тянулось долго, словно патока, которая пытается пролиться за край бадьи и никак не может. Пожевали пирогов, что дала моя благоверная. Валерка в пламенном экстазе веры полностью забыл о подготовке к походу и ничего не взял. Ели молча. Попытки соседа познакомиться с близ стоящими, за счёт дележа моим провиантом, окончились провалом. Одна дородная дама даже выругалась изощрённо на его приставания. Таких слов я и в молодости не слыхивал. А это ещё и у храма.

Смеркалось. Вокруг строения стали зажигаться огни фонарей и прожекторов, отчего волшебство холодной красоты только усилилось. Огненные шапки башен, словно языки пламени, вздымались вверх. Казалось, что округлые стены башен пытаются с помощью огня очистить души прибывающей паствы. Звенькнули колокола. Двери открылись и толпа степенно стала поглощаться, уменьшаясь в размерах. Подошёл и наш черёд. У входа купили по паре свечей, что предложила любезно одна из помощниц храма, и прошли внутрь. От красоты внутреннего убранства спёрло дыхание. Это сколько же деньжищ потратили. Сосед крестился, а я, по своей дедовской привычке, подсчитывал на сколько домов хватило бы этих сокровищ, что были брошены на всё это. Огромная золотая люстра занимала почти весь потолок. В ярком свете её меркли даже краски изображений святых угодников и ангелов, что обрамляли купол изнутри. Шёлковые занавеси и позолота на всём, делали похожим помещение на дворец богатого султана из сказок о Шахеризаде. По сравнению с нашей церквушкой это было просто кладезь сокровищ. Пробирала дрожь от всего этого. Нет, не экстаз от благоговения. От всего этого разнообразия красок чувствовал себя как нищий на княжеском пиру. Даже лики на иконах, обрамлённые каменьями и золотыми листами, чувствовали себя здесь не очень уютно. Валерка не обращал на это никакого внимания. Он был весь там, на главном храмовом пьедестале, ожидая открытия «царских врат». Я же от робости, молча, оглядывал толпу и убранство церкви. Поделиться своими впечатлениями было не с кем. Скажи я соседу о своих раздумьях, тот посчитал бы, что у меня мания атеизма проснулась.

Созерцание прервал посторонний шум. Народ выдохнул в едином порыве веры. На время отвлёкся, глянув на белоснежно златых священнослужителей, пришедших в движение. Золото их одежд скрывала чистоту белизны напрочь. Служба началась. Стараясь отвлечься от неуютности, стал креститься и вслушиваться в церковное пение. Помогало не очень. Стал даже подозревать себя в неком демонизме. Читал где-то, что такие люди ведут себя неадекватно внутри святых обителей. Хотелось выйти наружу, но терпеливо продолжал слушать псалмы и молитвы. Пели на непонятном старославянском. Наш то, сельский, по нормальному всё объяснял. Чтоб не выделяться в этой толпе, где люди в мгновение, преобразившись, превратились в агнцев, стал подпевать и оглядываться по сторонам. Все заворожено смотрели только вперёд.

Непонятное движение света сбоку, заставили обернуться, подняв голову вверх. На одном из балкончиков со свечами что-то мелькнуло, брызнув в потолок багровым отблеском. Пригляделся. Зверёк напоминал огромную крысу. Покачал головой, дескать, и здесь зверюги обосновались, и уже хотел было отвернуться, но повёрнутая в мою сторону мордочка оказалась плоской и скорее похожей на некое подобие человеческой. Вот тут второй раз пробил озноб, покруче первого, вокзального. Существо заметив мой взгляд, поначалу само удивилось. Потом сморщило смешливую рожицу и покрутило пальцем лапы у своего виска. Я был согласен с ним полностью. Только идиоту могло такое примерещиться. Потряс головой, но видение не пропало, а лишь сместилось ближе к краю, с любопытством разглядывая меня как какое-то чудо. Страх достал.

И чтобы как-то сбросить его, погрозил чудищу пальцем и хотел было уже отвернуться. Но не тут-то было. Эта зараза сдвинула губки в трубочку и плюнуло в меня. Глаза резко закололо. Крыса хихикнув напоследок исчезла в темных закоулках балкончика, а я стал усердно натирать глаза.

Через минуту вроде полегчало. Оглядевшись и наложив на себя крестное знамение, немного успокоился. Ужасное видение исчезло. Подумалось, что только не померещится с духоты этой. Постарался вновь отвлечься, вслушиваясь в псалмы. Но не тут то было. Зрение повело себя очень странным образом. Над головами людей стали высвечиваться разноцветные дымки, на фоне которых проступали незатейливые картины. Всё больше было красного и коричневого цвета и однообразные детали, такие как; машины, приземистые строения и бумажные купюры различного достоинства. У серо-зелёных цветов чаще попадались украшения и женщины. Были серые без добавок и пейзажей. Редко у кого в толпе виднелся проблеск чисто голубого, на фоне других цветов. Эти люди усердно крестились, всецело отдавшись мелодии молитв, и не шарили глазами по сторонам, как большинство. В том числе и ваш покорный слуга.

Только стал привыкать к бешенному танцу красок, как тут же другая напасть. Стены будто подтаяли и я словно через прозрачную толщу льда стал лицезреть то, что находилось за ними. Даже пол, покрытый трещинками плиток, просветлел. Снизу находились какие-то толи цеха, толи банно-прачечные комбинаты. Мелкие людишки сновали с тазами, заполненными бельём, а чуть левее вовсе с гаечными ключами. Сверху, за балконами открылись зору комнаты, заставленные столами. Грязная посуда и монашка уборщица, говорили о недавнем пиршестве. Лики икон обрамляющие стены потайных комнат, казалось плакали от такого кощунства.

Голова пошла кругом. Ну всё, думаю, точно с ума сошёл. Говорил же мне батя в детстве, когда было желание попутешествовать, сиди дома и не рыпайся. Нет, на старости лет потянуло дурака на подвиги. Стал потихоньку, проталкиваясь сквозь толпу, сдавать задом к выходу. В зашевелившейся массе тел зашикали. Ворчание усиливалось видениями картин, что те хотели бы со мной сделать. Даже сквозь закрытые глаза, словно в тумане, проглядывались разнообразные образы. Вот и спасительная дверь. У выхода толпа не меньше чем в храме. Только сине-голубого больше. Портил оттенок серого с налётом зависти к тем, кто сумел прорваться внутрь. Снова потряс головой, чертовщина не прекращалась.

Проскочил толпу на едином дыхании и уселся на дальнюю от церкви лавочку. Голова зверски трещала от боли, словно я неделю увлекался соседским самогоном. Он его на опилках всегда гонит. Вызывать скорую не хотелось. Эти эскулапы только одним лечат, поместят в дурку и заколют химикатами. Примеры уже имелись. Ваньку с соседней улицы, так закатали. Да главное за что? Разговаривал мужик с рыбками. Ну и что тут опасного? Теперь сидит как овощ на лавочке. Бр… вспомнить страшно. Так что с врачами надо поосторожней. Лучше делать вид, что ничего не произошло. Вдохнул полной грудью вечерний, прохладный воздух и немного успокоился. Видеоролики над головами людей уже не казались такими страшными. Ну подумаешь какие-то картинки. Повращал головой и уже с интересом стал приглядывать к прихожанам, коим не хватило места внутри. Краски над их головами переплетались в разноцветные узоры, от голубого до коричневого. Да и изображения не стояли на месте. Пейзажи благодеяний сменялись бытовыми проблемами, потом злобой и завистью преходящей снова к умиротворению веры. Было такое ощущение, что люди боролись со своими плохими помыслами, но безрезультатно.

Мои созерцание нарушили звоны с колокольни. Печально-благостная мелодия полилась сверху на прихожан и те, приподняв лица к небу, усердно закрестились. Звук на время очистил их и близлежащие строения. Даже храм на минуту просиял нежно голубым цветом. Потом всё стихло и тёмные тона вновь вернулись на место. Ворота с трёх сторон открылись настежь и толпы верующих вырвались нескончаемым потоком наружу. Того единения голубоватого цвета, что царил в зале, не было. Была серо-зелённая повседневность. Казалось бы очистились, возрадуйтесь. Так нет. Быт тут же вытеснил все посторонние помыслы. Изредка в толпе проскакивала искорка добра и веры и тут же терялась в цветах повседневности.

— Ты где был антихрист? — голос друга прозвучал рассержено и с обидой.

Я взглянул поверх его головы. Вроде бы религиозный фанатик, а аура ярко фиолетового цвета, на краях которой проглядывался красно-алый оттенок. О голубом, небесном даже намёка не было.

Захотелось жалостливо потрепать его по волосам, отчего Валерка опешил и тут же смолк, оставив гневную тираду на потом.

Переночевали на вокзале. Цены для ночлега в гостинице приравнивались к моей зарплате. Сосед же вообще всё потратил на побрякушки и новоявленные раритеты. Спали прямо на жестких сиденьях. Хотя какое там спали, полночи этот зануда восхищался празднеством и убранством, а ближе к утру сотрудники правопорядка толкали, с завидным постоянством, каждые полчаса, для проверки документов. Утро встретили с красными глазами и гомоном прибывающих и отъезжающих пассажиров.

Полдня мотались по городу. Валерка даже о еде не помышлял, таская меня от одного святого строения к другому. Всюду восхищению его не было предела. Он тыкал пальцем по сторонам, указывая на понравившиеся ему детали храмов и прилежащих строений.

— Посмотри-ка… А ты это видел? — слышался отовсюду его громогласный клич.

Мне же всё было в тягость. Цвета строений не отличались красочностью от аур бредущих рядом жителей. Такие же мутные и грязные.

Если бы не заранее купленные билеты назад, сосед вообще остался здесь навечно, уморив и себя, и меня голодом. Даже у автовокзала умудрился найти сакральное место. Еле защил в автобус.

Всю дорогу он трещал без умолку. С пирогом в одной руке и бутылкой минеральной воды в другой, друг по детству достал всех пассажиров. Коренастый мужичок, тракторист по виду, даже гаркнул на него, чтоб тот заткнулся. Валерка никак не отреагировал. Ближе к посёлку только остыл и затих, исчерпав запас восхищений.

Расстались мы с ним прямо на вокзале. Он рванул к нашему попу, отчего мне стало сразу жалко последнего. А я побрёл домой. Поесть и лечь спать, вот и все мысли после такого отдыха. Дома встретила жинка. Только глянул на неё поверх головы, как тут же нечаянно вырвалось.

— Не паникуй. Вот зарплату отдадут закажем нашей Бурёнке осеменителя.

— Как ты ..? Мысли читать научился. — охнула бабка от страха.»

— Сам ты от страха. — заскрежетала полусонная вторая половинка, прервав на секунду повествование. — я просто удивилась вот и всё.

« — Удивилась она видите ли, — парировал дед — а кто меня сразу крестить стал. И вообще это я рассказываю, так что помалкивай и не лезь в разговоры умных людей.

— Так о чём это я? Вот сбила же, охламонка. Так вот после ентово «отдыха» у меня одни катавасии во всём. На работе даже мужики чурались, обходя меня стороной. Кому было охотно, чтоб их грешки наружу вышли. Подумывал даже уволиться. Так священник местный отговорил.

— Ты говорит, Петрович, уникум. Тебя господь знанием одарил. — отчего я скривился, вспомнив ту заразу, что меня на это подвигла. — ты должен помогать людям, неся с достоинством свой крест.

А какое тут достоинство, видеть всякую гадость. Нет конечно пару раз меня уговаривали попробовать полечить, сначала людей, потом даже скотину. Только вот с людьми ничего не получалось, кроме раскрытия их тайн. А скотинка болела у сельчан от плохого ухода, о чём я тоже им говорил прямо. Так потом никто не звал. Даже наш настоятель, однажды приставший ко мне с расспросами о своей сущности, больше об этом не заговаривал. Я ему только сказал, что его голубую ауру гнетёт ярко коричневый цвет, с картинками вопросами. Где насобирать мзду для начальства? И серой боязнью отсылки в дальние затерянные деревеньки. Он покивал головой и потом долго со мной не общался.

Так вот почти с год это со мной было. И помогла, ты не поверишь, Верка с соседнего дома. Злющая баба была. Нет, нет она и сейчас в здравии, только немного того. В общем сдвинулась.

Шёл я с работы, как всегда в плохом настроении. А тут она на встречу. Я глянул на руки и шутканул. Поверх голов уже старался не смотреть.

— Что отравку для бедных бездомных собачек приготовила. Смотри, на том свете всё спросится.

А она побледнела чегой-то. Выронила пакет с мясом. Потом возьми и плюнь мне в зенки.

— Чтоб ты ирод ослеп. — заверещала она.

Зажгло неимоверно. Еле глаза разлепил. Хотел было её отчесать. Дак смотрю, а цвета все прежние стали. У столпившихся зевак никаких аур и картинок. Я на радостях обнял эту заразу. Даже всплакнул ей в грудь. Спасибо затараторил. Она сама в плач. Целую минуту друг дружке в жилетку слёзы роняли. Я домой, как на крыльях полетел. С такой радости даже поллитру махом опрокинул. Бабка моя тоже подмогла на радостях. Её это чудо тоже достало. А Верка, я потом узнал, в соседний женский монастырь уехала. Вот какие дела бывают.»

Дед снова разлил по стопкам и произнёс:

— жизнь в незнании гораздо спокойней.

Мы выпили и разбрелись по углам. Утром с больной головой и огромным рюкзаком с провизией( надо сказать, что провиант мне всучили даром, не взяв ни копейки) я двинулся дальше в поход. Больше я Петровича не встречал. Да и в рассказ то его не сильно и поверил. Хотя кто его знает….