Демоны Скотта Друммеля

Лучший способ пережить ссору с девушкой, когда тебе нет ещё и двадцати — напиться в компании с друзьями. Немного пошуметь, покуролесить, возможно — получить по морде, затем, наутро, понять, что всё это совершенно не то и страдая с похмелья заявиться к возлюбленной с букетом снежных хризантем — мириться. Главное, пожевать по дороге петрушки, чтобы не портить всю сцену и — особенно — финальный поцелуй. А он непременно будет — ибо вы с похмелья выглядите так, что дадите фору бездомным мокрым котятам (пока они не замяукают — точно), да и какие могут быть долгие обиды в столь юном возрасте? Так, баловство одно.

Скотт Друммель, впрочем, был ещё далек от примирения. Точнее, он находился на первой стадии — напивался в «Наглом коте» вместе с Ренни-Пилюлей и Бофгремом. Сидели давно, выпили порядком и высказали уже немало слов в адрес Скоттовой подружки, у которой наверняка горели её очаровательные ушки. Ещё бы — от такого красноречия!

Но когда все с тобой соглашаются, это потрясающе неинтересно, не так ли? Поэтому Ренни, как самая язва, первым отбросил мужскую солидарность и произнес.

— А ведь она не так уж и не права, Скотти, — и тут же приложился к кружке с пивом, словно в горле у него стремительно пересохло.

Скотт проглотил наживку целиком, даже не подозревая, какой крючок в ней скрывается.

— То есть как это? — удивился он, а бедняга Бофгрем даже закашлялся, мол, что это такое ты, друг дорогой, говоришь?

А может, просто откусил слишком большой кусок пирога. Пироги с мясом в «Наглом коте» изумительные, а Бофгрем — страшный обжора.

— Ну ты ведь уже полтора года ходишь в учениках у Нила-башмачника, — начал было Пилюля.

— Год, — поправил Скотт и поборов желание икнуть добавил. — В подмастерьях.

— Не суть. Главное — тебя всё устраивает?

— Ну… да

— А её — нет, — заявил Ренни и, видя, что икота всё-таки одолела приятеля, продолжил. — Понимаешь, твоей Сольди, её уже надоело быть подружкой ученика башмачника. Хорошо, хорошо — подмастерья, — исправился он, глядя как Скотт пошёл красными пятнами. Она, может, видит себя уже подружкой настоящего башмачника. Боф, да сделай ты что-нибудь!

— Мастера-башмачника, — пробасил Бофгрем и, скорчив Скотти жуткую гримасу, добавил. — Бу-у!

— Именно, — согласился Рении. — Может, даже главы цеха!

Икоту как рукой сняло.

— Да вы чего, парни? — Скотт вытаращился на друзей, словно видел их впервые. — Сольди, она не такая. Она вредная, конечно… иногда. Но не… но не такая!

— Ты ещё скажи: «Мы же любим друг друга», — Пилюля усмехнулся было, но вовремя вспомнил, какой его приятель вспыльчивый во хмелю, и предпочёл раскашляться.

— И любим, — согласился Скотт.

— Любить — это значит что-то отдавать, — неожиданно бухнул Бофгрем.

Ренни тут же воспрянул.

— Именно! Устами нашего Бофа глаголет истина, так её! Что ты дал Сольди? Немного, не так ли? Тебе не кажется, что пора идти вперёд?

— В смысле? — этот разговор укладывался в голове Скотта всё меньше и меньше. Ох уж это тёмное пиво!

— Дай её больше, — пояснил Ренни. — Она ждёт этого.

Скотт надолго задумался. С одной стороны Рении всё себя как предатель. Предатель идей светлой мужской солидарности, которая гласила, что все мужчины всё делают правильно — всегда, что бы там не утверждали их спутницы жизни. С другой стороны — определённый резон в словах Пилюли присутствовал. Чувствовалось семечко здравомыслия, так сказать. Вот только ему ещё только предстояло пробиться ростком правды, а ростку было ещё ох как далеко до древа истины, это Скотт понимал. Поэтому решил помочь всходам пробиться к свету. В смысле — опрокинул в себя ещё одну кружку.

Приятели не замедлили повторить. Бофгрем подозвал трактирщика и зашептал что-то на ухо. Скотт решил вернуться к теме. Но не успел.

— Скотт, — Ренни придвинулся и положил руку на плечо товарищу. — Я хочу предложить тебе одно дело...

— Дело? — Друммель непонимающе воззрился на Пилюлю.

— Именно, — кивнул тот. — Дело. Серьезное. И выгодное. Не исключено, что после его успеха тебе не придется бегать за Сольди, а она сама прибежит к тебе. Не исключено также, что ты не примешь её, потому что бегать за тобой будет не она одна.

— Я слушаю!

Ренни не спешил. Знаками он показал Бофгрему, что пора разрезать новый пирог, который только что притащил трактирщик, а сам взял кувшин и разлил пиво по кружкам. Подождал, пока спадет шапка пены и лишь только после этого продолжил.

— Кто самый богатый в Вольдернессе?

Скотт и Бофгрем непонимающе переглянулись.

— Купцы? — предположил один.

— Авиаторы? — не согласился другой.

Рении покачал головой. Скотт и Бофгрем, не сговариваясь, пожали плечами.

— Тогда кто? — спросил Друммель.

— "Темный путь"! — торжественно произнес Пилюля.

— Демонологи? — удивился Бофгрем.

— Он прав, — согласился Скотт. — Эти ребята держат под своей рукой такую торговлю, что Эмин Парчовый Кушак без колебаний слопал бы свой поясок ради десятой доли их прибыли.

— Вот именно, — закивал Ренни. — А на чем зиж… сиж… жиждется… на чем держится их торговля?

— Ну это и ребенку ясно — грузы для тёмных таскают демоны. Через нижние слои Преисподней...

— Где нет никаких проблем с разбойниками, дорожными пошлинами и распутицей на дорогах! — добавил Бофгрем, довольный, что тоже может вставить свою реплику.

Скотт почувствовал, как остатки хмеля улетучились из него.

— Рении, ты… Ты...

— Скажи просто — "Ренни — ты голова", — усмехнулся Пилюля. — Или "Ты снова на высоте". Этого будет вполне достаточно.

— Да какое там "на высоте"!

— Тихо, тихо, Скотти. Одним криком нам, — тут Ренни всё-таки припомнил ещё одно умное слово, — монополию не поколебать. Ибо, как громко ты не ори, демонов тебе всё равно не подчинить.

— Знаю, — Скотт махнул рукой. — Для этого нужны книги демонологов...

— Это называется "гримуар", — довольству Бофгрема не было предела.

—… которых у нас нет.

— Есть, — Ренни указал в центр зала.

Стол, на который он показывал, был до такой степени заставлен посудой так, что разглядеть сидящего за ним можно было лишь с величайшим трудом. Но то, что он был одет в ярко-красную рясу, не вызывало сомнения.

— Послушник, — определил Скотт, глядя на выбритую голову демонолога.

— Первой ступени, — добавил Ренни. — Видишь браслет?

— Э, да я его знаю! — пробасил Бофгрем. — Это Пагуль, у него испытание через неделю! Страшный проглот, хотя на вид и тощага. Эй!

Он не успел закончить, а Скотт и Ренни уже сидели за столом начинающего демонолога. Причём один подливал ему в кружку пива, а второй пододвигал тарелку с тушеными баклажанами под соусом "Грех чревоугодия".

— М-м-минуточку, п-парни, — запротестовал было Пагуль. — В-вы кто такие?

"Парни" переглянулись — похоже, цель была достигнута без малейших затрат. Пагуль набрался совершенно самостоятельно. И основательно.

— Мы — друзья, — заявил Скотт.

— Хорошие друзья, — добавил Ренни.

— Мы знаем об испытании...

—… И поставили на тебя.

— Много денег!

— О да, очень много!

— По-о-ольщен, — пробормотал Пагуль в мгновение ока расправляясь с баклажанами. — А от м-меня что надо?

— Хотели узнать...

—… ты ведь в самом деле умеешь подчинять демонов?

Пагуль обвел их взглядом, в котором даже сквозь хмельную муть читалось запредельное презрение. На мгновение показалось, что он заметит, как Бофгрем подливает крепчайший самогон "Пламенный лёд" — между прочим, вторую гордость трактирщика Фаузена после его ветреной дочурки Греты! — в кувшин с пивом, но обошлось. Пагуль скользнул невидящим взглядом мимо, а Бофгрем, вздохнув с облегчением, сам сделал солидный глоток прямо из бутылки.

— У м-меня есть книга, — заявил послушник. — В ней за-а-аписано как вызывать демонов. И ка-ак подчинять их се-е-ебе!

— То есть, — глаза Ренни горели. — Можешь?

Послушник смерил его взглядом.

— Да! У демонов не будет другого выхода, кроме как подчиниться. М-м-мне!

— Великолепно! — Скотт забрал кружку с адской смесью у Бофгрема, сунул в руки послушнику и стукнул по ней своей. — За Пагуля Укротителя! И за его непременную победу!

Укротитель не заставил себя упрашивать. Друзья не отрываясь смотрели, как он пьёт, как с каждым новым глотком его лицо наливается багрянцем, а глаза вылезают из орбит. Наконец Пагуль допил, при этом лицо его сравнялось цветом с рясой, спазматически икнул и рухнул носом прямо в столешницу. Протестующе зазвенела посуда, хвостики от баклажанов полетели под стол.

— Не переборщил? — поинтересовался Рении, без особого, впрочем, участия.

— Да вроде нет, — пожал плечами Бофгрем и хохотнул. — К испытанию точно оклемается. Даже голова болеть не будет.

— Да хрен с ним, — Скотт нырнул под стол и тут же появился обратно. — Лучше гляньте, что было в сумке.

В руках у него был прямоугольный сверток темной ткани, перетянутый крест-накрест витым алым шнурком.

— Книга призыва! — выдохнул Пилюля.

— Гримуар, — поправил Бофгрем.

— Уходим, — пресёк дискуссию Скотт.

На улице мело. Да что там мело, вьюга просто засыпала Вольдернесс! Фонарь над входом в «Наглого кота» скрипел, метался под порывами ветра точно жестяной флюгер, мигал, но, на удивление, не гас.

— К утру опять по вторые этажи заметет, — заметил Рении, набрасывая капюшон. Действительно, бывало и такое.

— Ерунда, — махнул Бофгрем. — Откопаемся как-нибудь.

— Нет, — мотнул головой Пилюля. — Демонов заставим!

Оба расхохотались.

Скотт не слушал приятелей, он молча поспешал к Воздушной пристани. где свили своё гнездо авиаторы. Действительно, трудно было найти более подходящего места, пристань же казалась приспособленной самой Природой. Вначале здесь обитались немногочисленные одиночки, сколь сумасшедшие, столь и одаренные, но постепенно, с расширение интереса к воздухоплаванию, пришли и более серьезные игроки, оценившие преимущество воздушной доставки грузов в горный Вольдернесс перед наземной. Вскоре — как только денежные вливания достигли нужных размеров — Воздушная пристань стала очагом развития и прогресса, а вчерашние чудаковатые сумасброды превратились в «смотрящих в будущее» ученых и испытателей. Некоторые, впрочем, остались как были. Поэтому здесь постоянно было шумно, частенько что-то горело, а не редко и вовсе взрывалось. На прошлой недели, например, рванула не выдержав избыточного давления гондола гигант-цапеля «Граф Леб-Баххелин», не оставив в районе не одного целого окна. А дежурный отряд техников, допустивших оплошность, говорят, взрывной волной скинуло в пропасть прямо вместе с их халупой.

Однако, было у Воздушной пристани одно достоинство, на взгляд Скотта Друммеля, перекрывавшее все её недостатки. Невозможно дешевое жильё. Ибо драть три шкуры за то, что назавтра может быть взлетит на воздух (и вовсе не потому, что для этого предназначено), в Вольдернессе ещё не решались. По крайней мере — пока.

— Уф, и как только добрались-то? — выдохнул, вваливаясь, наконец, в тепло Ренни. — Боф, помоги дверь прикрыть.

Вдвоем с Бофгремом они с некоторым трудом, но смогли притворить входную дверь. Изобидевшийся ветер, которому явно не терпелось поглядеть на ритуал призыва, в отместку успел намести в дом немало снега. Бофгрем потянулся было за метлой, но Скотт только отмахнулся.

— Действительно, можно не убирать, — произнес Рении, после того как Друммель зажёг свечи. — Этой берлоге уже ничего не повредит.

— Сольди, она… — дальше хотелось сказать как есть, но Скотт сдержался. — Очень бурно всё принимает.

— Раньше тебе это нравилось, — заметил простодушный Бофгрем, мимоходом мазнув пальцем в какому-то пятну на стене. — М-м, клубничный джем! А уцелело что-нибудь?

Скотт покосился на него, но не увидел и следа насмешки. Бофгрем в самом деле хотел джема. Только и всего.

— На кухне посмотри, — вздохнул гостеприимный хозяин. — Кажется, она выдохлась раньше, чем кончились бьющиеся предметы.

— Надеюсь, те серебряные чарочки, которые мы преподнесли тебе на прошлый, кажется, день рождения, уцелели? — а вот Ренни определенно потешался.

— Знаешь, дружище… — начал было Скотт.

— Я просто поинтересовался, — тут же поднял ладони Пилюля. — В конце концов, не давиться же нам из горла?

И жестом волшебника он извлек откуда-то из складок плаща початую бутылку «Пламенного льда».

— Я не собираюсь вызывать демонов на пьяную голову, — заявил Скотт, распуская узелок на свертке с гримуаром.

— Ты что, собрался заниматься этим прямо сейчас? — удивился Ренни.

— Почему нет?

— Но ингредиенты? Ты же не хочешь сказать, что припрятал где-то баночку с козлиной кровью, пыльцу дерева рах-рах или шерсть черного кота, остриженного в полнолуние ножницами, что выковали безрукий кузнец и слепой подмастерье? Ха, это было бы забавно!

— «Все эти церемонии, столь красочные, таинственные, а подчас и кровавые нужны с одной целью — создать нужное настроение у неофитов, помочь им проникнуться неповторимой мистической атмосферой происходящего», — зачитал Скотт. — «Демонолог, ставящий перед собой чисто практические цели должен понимать — ритуал призыва должен быть не столько эффектным, столько эффективным. Нет никакой разницы, чем вы собираетесь вычерчивать пентраграмму — кровью черного петуха или обыкновенным мелом, лучше позаботьтесь о том, чтобы все её линию были непрерывны, а углы замкнуты».

— Я, пожалуй, из тех, кому необходимо нужное настроение, — пробормотал Рении, неосознанно прикладываясь к бутылке. — Тьфу, пропасть! Боф, где стаканы?

Скотт не обратил на товарища ни малейшего внимания. Он сосредоточенно листал гримуар — сначала быстро, потом уже куда медленнее, не переворачивая по несколько страниц за раз.

— Интересно… — произнес он, не отрываясь от книги.

— Нашёл описание ритуала? — немного оживился Ренни.

— Пока нет.

— Может и не стоит? — Пилюля уже был сам не рад, что подбил приятеля на такое. Уж больно зловеще танцевало пламя на фитильках свечей, и длинные причудливые тени скользили по стенам.

— Подожди… А, вот он!

Ренни вдруг понял, что не хочет — вот ни капельки! — находиться рядом с этой книгой. Блуждающие тени с каждой секундой наливались первородным мраком, движения их, уже лишенные плавности, перестали совпадать, и в какой-то момент Ренни открылась ужасающая тайна — они, эти тени на стене живут своей, отдельной жизнью…

— Когда долго стоишь у края и вглядываешься в Бездну, помни — там, с той стороны, Бездна тоже смотрит на тебя.

— Что! — этого Пилюля уже не выдержал и взвился на ноги.

— Какая интересная мысль, про Бездну, — Скотт поднял на него глаза. — Я тебя напугал? Извини, не хотел. Просто никогда не думал… Как Бездна может смотреть?

— Н-н-не знаю, — Ренни замотал головой. — Скотт, мне кажется, это плохая затея.

— Что? А, да, может ты и прав. Во всяком случае, на сегодня — точно, — Друммель потер лоб. У него и в самом деле вдруг разболелась голова.

— Тогда, мы пойдем?

— Да, наверное.

Закрыв за друзьями дверь, Скотт, однако и не подумал улечься спать. А между тем, это было не только самым логичным, но и самым правильным действием. И уж точно — самым безопасным. Не зря ведь столько лет не теряет правоты поговорка про преимущество утренней мудрости перед вечерней. Народ, он всё проверял на своем опыте, причём проверил не сегодня и не вчера, поэтому есть в этих пословица и поговорках та простая мудрость, которая стоит множества умозаключений, сделанных в безнадежном отрыве от реальности.

Увы, Скотт о подобном не думал. В соответствии с ещё одним метким народным выражением, его дурная голова никак не желала давать покоя рукам. Уязвленная гордость, распаленная ударными дозами алкоголя, речами Ренни и ещё раньше — утренней ссорой с Сольди, требовала действия. Не важно какого, главное — действия. Сидеть сложа руки было совершенно невозможно, и гримуар тут приключился совсем некстати.

Да, и без этого у Скотта Друммеля был шанс наделать глупостей. Но таких, которые, по крайней мере, можно было исправить. Призыв же демона проходил даже не по категории «большая ошибка». Эта была уже большая непоправимая ошибка. Тем не менее, Скотт не колебался.

Одна за другой, линии пентаграммы ложились на пол. Нож в руках Скотта так и мелькал, и тени по стенам перешептывались, тревожно взирая, как на полу возникает сложный узор из линий и символов. Больше всего затруднений вызывали углы — их необходимо было просчитать как можно точнее — но в книге, в самом конце, сыскалось нечто вроде инструкции по вычерчиванию таких вот звёзд в «полевых условиях», когда под рукой не имеется необходимых инструментов.

В конце концов, пентаграмма оказалась готова, но Скотт на этом не остановился. На кону могла оказаться его жизнь, поэтому он — хоть и порядком уже устал — добавил к рисунку не только дополнительную защитную окружность, но также дуги и контр-дуги для большей стабильности. Вырезал внутри символ искажения, который должен был помешать призванному демону увидеть призывавшего его. После этого зажёг лампадки, загодя расставленные по вершинам углов, и нараспев прочитал заклинание.

Лишь только он закончил и перевел дух, в центре пентаграммы заклубился едкий серый дым, а доски пола пошли водоворотом.

То демон спешил явиться на зов Скотта Друммеля.

Утро Ренни оказалось безнадежно испорчено. Собственно, он сам был виноват — надо было вчера сохранять умеренность или хотя бы не допивать тот проклятый самогон, но на душе было так мерзко…

Теперь душа и тело Рении пребывали в гармонии, но это, по понятным причинам, его ничуть не радовало. Также его не радовало, что он успел позавтракать — по всему выходило, что завтрак, каким бы невеликим он не был, в желудке долго не удержится. Кроме этого у Пилюли потревоженным ульем гудела голова, кололо в левом боку, а во рту было суше, чем в пустыни аль-Салабаззи в погожий солнечный денёк.

Одним словом, все признаки вчерашнего веселья имели место быть. Но это было бы полбеды. В довершении всего к нему спозаранку, ещё до полудня, заявилась Сольди и теперь пыталась выяснить, что они вчера начудили и куда после этого пропал Скотт. И вот это уже был кошмар.

— Я просила с ним поговорить! Только поговорить! Чтобы он всё понял…

— Я поговорил, — Ренни мысленно пожелал ей провалиться в подпол.

— …и перестал прозябать в своей мастерской! Какой от этого прок? — Сольди словно его не слышала. — Шёл бы лучше на Воздушную пристань, авиаторы денег не жалею. Пару лет техником, а там глядишь и подвернулось бы какое местечко. Так нет, всё тачал свои колодки! Дотачался! Что вы вчера устроили? Куда он делся?! Куда?!

Игнорировать её было невозможно, проваливаться она тоже не желала. По всему выходило, что разговора не избежать.

— Никуда. Никуда твой Скотт не делся. Перебрали мы с ним вчера, — Пилюля страдальчески сморщился и зарекся пить. Вообще. — Сейчас, наверное, дрыхнет без задних ног у себя дома.

— Была я там! Нет его.

— Спит. Не слышит, — сказал Ренни и тут же понял, какую глупость сморозил.

А потом вспомнил, какую глупость сморозил вчера. И покрылся холодным потом. Что-то, наверное, отразилось у него на лице, потому что Сольди, уже готовая разразиться новой тирадой, осеклась и лишь тихонько спросила.

— Что? Что вы наделали, Ренни?

По пути они заскочили к Бофгрему. Тот мирно спал, но был безжалостно разбужен уже не на шутку обеспокоенной Сольди. Спросонья Бофгрем так и не понял, что от него ходят, но нежелания идти с друзьями не высказал. Сказать по правда, он вообще мало что успел высказать, потому как Сольди попросту вытолкала его из дома полуодетого. Скрипя сердцем, Ренни пожертвовал товарищу плащ, который, разумеется, тут же на широкоплечем Бофгреме треснул.

Впрочем, всем было уже не до плаща.

Дверь поддалась не сразу, продержавшись целых два удара. Делавший её мастер мог бы гордиться собой — раньше Бофгрем тратил больше одного удара только на ворота, и то не на все, а всевозможные двери, дверцы и прочие калитки слетали с петель, стоило ему только нахмуриться.

Оттолкнув Пилюлю, Сольди первой вбежала в дом.

— Скотт! Скотти!

Лишь безмолвие было ей ответом, и в безмолвии этом Ренни чудилось что-то зловещее. Он вспомнил вчерашнюю пляску теней, и мурашки побежали у него по спине. Неужели…

Громкий крик разорвал тишину. В голове будто ударил колокол, но Ренни, не обращая на это внимания, бросился на звук. Чуть промедлив, Бофгрем поспешил за ним.

Когда они подоспели, Сольди уже не кричала. Стояла на пороге спальни, смотрела на что-то отсюда невидимое Ренни. По тому, как сутулились её плечи, Пилюля понял — всё…Он отодвинул девушку в сторону… и грязно выругался — на полу остался выжженный рисунок. Пятиугольная звезда, вписанная в круг. Какие-то ещё дуги. Затейливо изломанные символы. И две пары следов в её центре, тоже втравленных в доски так, как будто оставившие их были сотканы из огня. Раздвоенные копыта.

И босые человеческие ступни рядом.