Черный целитель

Черный Целитель

Тэн поправил маску. Металл неприятно холодил кожу и вообще раздражал. Традиция была неприятной, но незыблемой: у Целителей серебряная маска и седые волосы. После инициации они всегда седели. Впрочем, в этом был свой плюс: обычно молодым специалистам не доверяли, но за маской и седыми волосами никто не мог даже заподозрить, что Целителю чуть больше семнадцати лет. Эпидемия поразила уже три деревни в зоне его ответственности. Приходилось сутками мотаться между ними, хорошо, хоть тайные тропы леса выручали, позволяя сократить путь.

Сегодня его ждало очередное поселение, где, судя по вестнику, детям стало хуже. Но уже на подходе Тэн почуял неладное и, выйдя к околице, ругнулся: деревню обступили войска регента. Лично ему было совершенно не важно, кто именно будет сидеть на троне – каста врачевателей всегда оставалась вне политики, вот только три его селения с удивительным единодушием поддерживали Шрама. Повстанец отличался харизматичностью и располагающим характером, умел проявить твердость и был довольно милосердным. Если бы не целительская аполитичность, Тэн бы его поддержал. Впрочем, это лирическое отступление. Хотя перед молодым лекарем вопрос политики неожиданно встал как никогда остро. Жителей Кимари, одной из деревушек под его ответственностью, солдаты регента повыгоняли из домов, собрав, как скот, в какой-то загон.

– Что вы творите?! – рявкнул Тэн, которому в годы ученичества часто от наставников доставалось за резкость, гордость и прочие сопутствующие черты характера, не подходящие будущему лекарю.

– Кто это там у нас голос подал? – расхохотался один из солдат.

«Да они под хмельком!» – понял парень. Мало кто мог позволить себе смеяться над Целителями. Они конечно были пацифистами, но уважением пользовались немалым. К тому же всем известно: обидишь одного врачевателя – и никто из касты не возьмется за твое лечение.

– Я Целитель этой деревни, – Тэн старался говорить спокойно и мягко, с трудом загоняя раздражение поглубже и надеясь, что оно не пробьется злым блеском серых глаз.

– Целитель, да? – судя по нашивкам, к нему повернулся сам капитан этого отряда. – А знаешь ли ты, Целитель, что эта деревня поддерживает повстанцев Шрама? Может, – командир недовольно прищурился, – и ты с ними заодно?

– Мы вне политики, – с трудом сдержав недовольство в голосе, напомнил мужчине Тэн. – Мне в принципе все равно, кто будет править.

– А вот это уже слова потенциального изменника, – глаза капитана зло сверкнули. Для Целителя он все больше становился похож на злобного пса, которого неразумный хозяин спустил с поводка. Такие, как этот ширококостный, но стремительно-опасный мужчина, упивались самой мыслью о бое, грелись теплом пролитой крови. Поставить этого безумца командовать отрядом мог только еще больший безумец.

– Я Целитель, – бесстрастно напомнил Тэн.

– Да, хоть сам Господь Бог!

– Эти люди больны, – парень сжал кулаки, понадеявшись, что этого жеста не будет заметно под длинными рукавами плаща. – Прошу вас, отпустите их!

– Еще чего, – расхохотался капитан, а солдаты, до этого почти без интереса прислушивавшиеся к разговору, поддержали этот такой неприятный и зловещий смех. – Сначала они нам все расскажут!

– Все – это что? – уточнил Тэн.

– Например, где лагерь повстанцев в эти лесах, – почти облизнулся мужчина.

– И потом вы их отпустите? – вопрос был бесконечно глупым, но попробовать все же стоило.

– Разумеется, – заверил целителя капитан, – мы же не звери.

Вот только вопреки словам мужчины смех солдат как-то очень сильно настораживал.

– У болота, возле старых угольных ям, – ровно произнес Тэн под тихое перешептывание селян, и неожиданно из толпы донесся звонкий выкрик какого-то ребенка:

– Предатель!

– Целитель, – спокойно поправил Тэн, даже не обернувшись, глядя только в глаза капитана.

– С чего бы это нам тебе верить? – прищурился предводитель солдат.

– Я Целитель, – в который уже раз за последние полчаса повторил юноша. – Мы не лжем. Вы обещали отпустить этих людей. Они больны, им нужен постельный режим.

Заталкивать раздражение вглубь становилось все сложнее. В Целителе говорила горячая дворянская кровь, одинаково сильная с призванием врачевателя. То, что капитан, сидя на лошади, смотрел на него сверху вниз, к спокойствию не располагало.

– Ах, больны, – предводитель снова неприятно расхохотался. – Сейчас мы их быстро вылечим. Правда, ребятки? Мертвые не болеют!

Солдаты поддержали капитана смехом и улюлюканьем.

– Вы обещали, – напомнил Тэн.

– Я солгал, – фыркнул капитан и неожиданно для молодого человека спрыгнул с лошади. Удар кулаком в солнечное сплетение заставил Тына только болезненно охнуть и свалиться на землю. Еще несколько ударов кованого сапога пришлись по ребрам.

– Знаешь, Целитель, – капитан поднял его за грудки и сорвал серебряную маску. – Никто ведь и не узнает, кто именно тебя убил.

А Тэн только усмехнулся, уже не пытаясь прятать гордость и характер за показным смирением. Капитан оттолкнул его, и молодой человек, пролетев несколько шагов, упал, но нашел в себе силы подняться, лишь едва заметно поморщившись от боли. Будет он еще перед всяким мусором в пыли валяться!

– На колени! – рыкнул капитан. – Хочешь, что б они жили – на колени!

Тэн зло усмехнулся, оттирая выступившую кровь из разбитой губы. Пресмыкаться перед этим?! Ему?!

– На колени! – один из солдат наотмашь ударил его по щеке. Парень сделал еще три шага назад, все-таки он был Целителем, а не воином. Боль неприятно отдавалось в теле. Жуткое, неприятное чувство. Мерзкое. Но… при посвящении было хуже. «Простите их, боги, они не ведают, что творят… Глупые слова! Как могут боги их простить?»

– На колени! – удар под дых. Плевать. Он дворянин. Он мужчина. Он… Целитель. Это истина, как и нож у горла больной девушки. Ильны, кажется. Он смотрел в ее глаза, полные страха. На высоких скулах пылал лихорадочный румянец. Она только вчера пошла на поправку. Он с ней целую ночь просидел, когда был кризис. Единственная дочь вдовы, крики которой почти не слышны в общем гуле. Бледные губы девушки беззвучно шептали: «Не надо». И колени подогнулись сами. Тэн прекрасно понимал всю глупость и идиотизм своего поступка, но было что-то большее, чем гордость, дворянская кровь и характер. Что-то чуточку важнее всего этого.

– Моли меня! – капитану была в радость эта маленькая победа. Мальчишка стоял на коленях, но в глазах… Что-то в его глазах не давало покоя.

– О благородный… – слова мольбы давались с трудом. Тэн ломал себя, выдавливая каждый звук, но вот только почему-то капитан бесился все сильнее.

Почти обезумевшая от страха за дочь мать бросилась к солдату и упала с рассеченной грудью. Тэн закрыл глаза. От запаха крови неожиданно замутило.

– Хватит! – даже ему самому голос показался чужим. Почти не опасный ритуальный нож, единственное его оружие, оказался в руках словно сам собой. Кровь из рассеченного запястью жирной тяжелой кляксой упала в песок. И солдат, державший девушку, закричал, уронив клинок…

Холод и боль проходили сквозь тело Тэна, сводя с ума. Не будь он седым, то поседел бы сейчас. Селяне испуганно отворачивались, зажимая уши детям, кричали солдаты, ржали перепуганные лошади, а кровь продолжала стекать по его запястью, неожиданно горячая и словно чужая. Хотелось отвернуться. Хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать стоны и крики боли, но Тэн просто стоял, бесстрастно глядя на дело рук своих. Тяжело было нарушить табу, тяжело убивать, тяжело грешить. Но Целитель не только спасает людей, не только бережно охраняет трепещущие огоньки жизни, но и гасит их. И на отряд из сотни человек обрушились все известные Тэну болезни в самой скоротечной форме. Не разбирая правых и виноватых.

Страшный грех.

Страшная боль.

Страшная уверенность в своей правоте.

Темнота…

Потом, когда он потерял сознание из-за потери крови, последний солдат умер от остановки сердца.

Потом Тэн еще несколько минут лежал на горячем песке, пока к нему не бросилась недавняя пациентка.

Потом его перенесли в избу и перебинтовали руку, с трудом остановив кровь.

Потом нашли его серебряную маску, почему-то ставшую черной.

Потом тремя деревнями валялись в ногах у Целительского трибунала.

Потом его назвали «черным целителем».

Потом черный цвет стал символом всех целителей, которым пришлось убивать на этой войне.

Потом…

Потом он всегда видел эту сцену в своих снах. Но, просыпаясь от безумной боли в сердце и тяжело дыша, поворачивал голову, видел свою жену и понимал – тогда он поступил правильно.