" Беглянка "

Высокий молодой мужчина, одетый в простое платье, косил траву под ярким и жарким Солнцем. На первый взгляд, данный косарь ничем не отличался от крестьян, работающих в том же поле, однако внешность практически всегда бывает обманчива: лицо и особая стать выдавали в нём аристократа, пришельца из других мест, а походка — военного.

Мужчина, глубоко погружённый в свои мысли, косил траву. Он делал это до тех пор, пока порыв ветра с другого конца поля не донёс до него знакомый, звонкий, как колокольчик, голос, зовущий его:

— Эдал!

Услышав этот голос, мужчина вышел из глубокой задумчивости и, отдав инструмент соседнему крестьянину, перешёл на другой конец поля. Там его ждали конь и слуга, звавший его.

— Ярлин, что случилось? — спросил Эдал своего слугу, садясь на коня.

— Вас срочно хочет видеть главнокомандующий, — ответил слуга привычным сухим тоном, тоже садясь на коня.

— Зачем Вы косили траву? — удивлённо спросил Ярлин своего господина, пока они ехали по направлению к военному лагерю, расположенному неподалёку от поля.

— Это хорошая разминка. К тому же в сезон полевых работ лишние руки всегда найдут применение, — добродушно ответил Эдал и, пришпорив коня. исчез из виду.

“ Вот чудак, весь в отца. ” — усмехаясь, подумал слуга, услышав ответ на свой вопрос, и поспешил за господином. …

Вечером того же дня, ухаживая за своим конём, Эдал стал свидетелем весьма неприятной сцены: братья — близнецы Афат и Гав тащили под руки красивую чернокожую девушку с длинными волосами цвета тёмного каштана в тёмно-зелёном походном плаще к шатру главнокомандующего. Девушка отчаянно пыталась освободиться, но у неё нечего не получалось. Наконец Гав с зловещей улыбкой сказал пленнице:

— Не сопротивляйся — и больно не будет. Как знать, может быть, ты даже получишь удовольствие. — Но в ответ девушка лишь подалась вперёд и угрожающе зарычала на конвойных, обнажив красивые зубы.

— Эй, Эдал, не хочешь с нами повеселиться? Смотри, какая красавица, — с этими словами Афат повернул лицо пленницы к Эдалу, и он ужаснулся: перед ним стояла Жалис — дочь короля!

“ А она то, что здесь делает?” — в ужасе спрашивал себя Эдал, смотря в её тёмно — зелёные глаза. Он ожидал увидеть в глазах принцессы страх или хотя бы испуг, но ничего этого не было— была лишь злость и решимость.

— Нет, спасибо, я не хочу участвовать в этом безобразии. К тому же она не в моём вкусе, — сказал он как можно спокойней, чтобы себя не выдать, и продолжил чистить гриву коня.

— Как хочешь, нам больше достанется, — весело сказал Гав .

— Ошибаетесь, увальни, она этой ночью будет мою постель согревать, — рявкнул главнокомандующий на братьев, выйдя из шатра и, подойдя к принцессе ближе, добавил:

— Принцессе нужен подходящий партнёр и условия для ночлега. К тому же у меня так давно не было женщины… Я буду держать её у себя, пока мой господин не получит того, чего он хочет. Что скажете, Ваше высочество? — спросил Марекас принцессу, приподняв её подбородок, и впился в неё своим карими, блестящими в предвкушении удовлетворения своей животной похоти, глазами. В этот момент Маракес был похож на охотника или хищного зверя, который выследил свою жертву и сейчас её убьёт.В ответ Жалис опять с рычанием дёрнулась вперёд, набрала во рту максимальное количество слюны и со всей злости плюнула главнокомандующему прямо в нос.

— Красивая, и с норовом. Прямо как по заказу — злобно рассмеялся главнокомандующий и приказал отвести принцессу в свой шатёр, Примечательно, что на сей раз Жалис не сопротивлялась, понимая, что этим она только усугубит своё положение. Когда братья вернулись на своё место, Марекас приказал им проследить, чтобы его не беспокоили и с довольным видом вошёл внутрь. Через несколько минут после этого из шатра стали доносится жуткие довольные крики Марекаса, Жалис же не кричала или же кричала, но её крики были заглушены смехом главнокомандующего. Услышав эти крики, конь Эдала встрепенулся и начал сердито фыркать, выражая, таким образом, своё недовольство бездействием хозяина.

— Успокойся, Цык. Мне самому от всего этого скверно, но мы ничего не можем сделать, себя не выдав, — тихо и устало успокаивал коня Эдал, поняв причину его недовольства. На лице мужчины появилась почти незаметная тень грусти. Вдруг внезапно, его словно осенило, грусть исчезла и он, наклонившись над конским ухом, сказал тоном заговорщика:

— Хотя нет, подожди …. Давай поступим так: подождём, пока все уснут, и устроим Жалис побег.

Затея хозяина понравилась Цыку, и он тихо заржал в знак согласия.

— Вот и славно, а теперь подними копыто, — попросил Эдал своего коня, полагая, что он больше на него не сердится, а значит не будет противится чистке задних копыт. И точно: Цык послушался и на протяжении всей процедуры стоял неподвижно, как статуя…

Когда наступила глубокая ночь, и весь лагерь окончательно заснул, Эдал, разбуженный тихим ржанием Цыка, оделся и, взяв заранее наточенный до предела остроты меч, вышел из своего шатра. Освещая свой путь факелом, он незаметно проник в шатёр главнокомандующего. Марекас крепко спал, храпя, как боров, а Жалис не подавала признаков жизни. Опасаясь, что Маракес убил девушку во время секса, Эдал начал искать пульс на руке и, нащупав его, облегчённо вздохнул.

— Ваше высочество, проснитесь, — шёпотом попытался разбудить принцессу Эдал, но она не приходила в сознание. Тогда мужчина дал ей несколько лёгких пощечин, что подействовало мгновенно. Очнувшись и открыв глаза, Жалис почему — то захотелось громко рассмеяться, но она подавила это желание, понимая, что сейчас любой громкий звук может стать роковым и для неё, и для того, кто её разбудил таким экстремальным способом. Когда глаза принцессы привыкли к полутьме, она узнала Эдала и, всё ещё борясь с желанием рассмеяться, презрительно задала ему вопрос, приведший мужчину в недоумение и в смущение:

— Что, предатель, тоже меня хочешь?

— Да помилуйте, Ваше высочество, я помочь вам хочу.

— Понятно, хочешь выпросить прошение у моего отца, — многозначительно заключила Жалис, кутаясь в одеяло. В её голосе слышалось недоверие и подозрение.

— Я не предатель и никогда им не был… Это крайне запутанная история, — не в силах внятно объяснить причины своего поступка, Эдал тяжело вздохнул. Осознав, что старый друг, пускай даже и предатель, может ей помочь, Жалис сменила гнев на милость:

— Как Вы думаете, каковы шансы, что нас не заметят?

— Если будем действовать быстро и бесшумно, то довольно высоки. — ответил Эдал, подумав. Услышав такой ответ, Жалис приказала Эдалу:

— Тогда выходите и ждите, я только оденусь и заберу кое — что.

Дрогой, менее воспитанный рыцарь, оказавшись в подобной ситуации, возможно, поступил бы следующим образом: разбудил, схватил ее в чём мать родила, вскинул на плечо как сельскохозяйственный мешок и повёз её куда глаза глядят. Подобное обращение с женщинами не свойственно как Эдалу, так и его отцу, да и вообще мужчинам их династии в целом. Да и куда им было торопиться: все воины, даже те, кому спать в данное время суток не положено, спали, как убитые, и не могли помешать побегу. Тишину лагеря нарушало только сопение лошадей и голоса ночных птиц.

Выйдя из шатра, Эдал разбудил Цыка, который задремал в ожидании хозяина. Через несколько минут Жалис вышла из шатра Маракеса. На шее принцессы покоился красивый кулон в виде орла с сердцем из небесно — голубого камня. На первый взгляд, обычное дамское украшение, но, увидев его, Эдал понял, ради чего принцесса прошла через эти муки— это был акен[1] Воздуха— очень сильный магический артефакт их мира.

— Вот как бывает, ищешь одно, а находишь совершенно другое, — с грустью и иронией проговорила свои мысли вслух принцесса, и, заметив, что Эдал её слушает, пояснила:

— Я хотела украсть акен Земли, но на площади перед храмом меня поймали эти громилы… Я читала, чтобы акен начал работать, ему нужно принести в жертву что — то ценное, но не думала, что это будет моя честь. Хорошо, что мама когда— то заставила сходить к магу — не хотелось бы мне иметь детей от этого урода, — закончив фразу Жалис с отвращением поморщилась, как от резкого и неприятного запаха.

— Да уж, лорда — главнокомандующего не назовёшь приятным человеком и образцовым воином. — сказал Эдал, разделяя чувства принцессы. Когда он жил на своей родине, то много раз слышал рассказы о Маракесе чёрном — вражеском полководце, при жизни ставшим легендой благодаря военному гению и удаче. Рассказы также повествовали о необузданной, звериной жестокости по отношению к мирным жителям городов и государств, которые он покорял для своего господина, ему чужды такие понятия как благородство и милосердие к побеждённым. До того как лично встретится с этим легендарным полководцем, Эдал считал, что сказители намеренно очерняют полководца, ведь известно, что для того, чтобы война была выиграна, нужно демонезировать врага в глазах солдат, чтобы они думали, что идут в бой не с людьми, а с сущими зверьми. Но, встретившись с Маракесом лично, Эдал понял, что некоторых людей не надо очернять — они и так чёрные.

— Королева Фиралиса — очень умная женщина, Ваш отец неспроста женился на ней. Она поступила так, как, по-моему, должны поступать все здравомыслящие и любящие родители знатных девушек. Ведь боги не всегда дают нам свободу выбора. Часто мы всего лишь марионетки, фигуры в их игре, и вынуждены меняться под их правила. Главное в процессе изменения под обстоятельства не потерять себя, а это порой сделать очень трудно, — закончив фразу, Эдал тяжело вздохнул, поскольку он находился в этой ситуации и, как ему казалось, уже начал меняться не в лучшую сторону.

Вдруг акен начал светиться ярко небесно — голубым светом, а на конце близлежащего поля открылся пространственный портал, от которого, как от маяка, исходил яркий свет, так что его было хорошо видно издалека. Увидев это, молодые люди поняли, что портал ведёт на их родину, а конкретно в храм, откуда этот артефакт был украден. Сев на коня, посадив рядом с собой принцессу и предупредив её, чтобы держалась покрепче, Эдал погнал Цыка галопом на ту сторону поля, к порталу.

Достигнув цели, молодые люди поняли, что их предположения подтвердились: сердцевина портала была золотисто — медовой. Данный цвет означает, что, войдя в него, Жалис точно попадёт на родину. Правда неизвестно, куда именно портал занесёт её, но принцесса не боится опасностей — ведь она знает свой мир как любимую, зачитанную до дыр книгу, да и боги вряд ли бросят в беде дочь своего верховного сановника.

— Раз уж Вы помогли мне, то думаю, что Вы не предатель, мой друг, а наш шпион по доброй воле. Я заступлюсь за Вас перед родителями. — С улыбкой сказала Жалис Эдалу, когда они оба спешились. Ей было приятно осознавать, что сын одного из сподвижников отца не предатель.

— Рад, что смог вернуть Ваше доверие и буду очень Вам признателен за помощь.

— Более того, я Вам сейчас помогу, — с этими словами Жалис сняла с пояса кинжал с золотой рукоятью в виде змеи с изумрудов в качестве глаза, который ярко и зловеще блестел в свете, испускаемом порталом. Эдал понял, что принцесса предлагает инсценировать борьбу, вынул из ножен, висевших у него на поясе, кинжал и, подойдя к принцессе сзади, нанёс ей небольшую рану в область шеи. В свою очередь Жалис ранила Эдала в руку, которой он держал кинжал. Удар был настолько сильным, что мужчина выронил кинжал, а из раны хлынула кровь:

— За что Вы меня так? Я же Вам помог, — стал недоумевать Эдал, увидев, что принцесса нанесла ему рану средний тяжести, в то время как он её только поцарапал, фигурально выражаясь

— Ничего личного. Это сделано для достоверности. До скорой встречи, мой друг, — сказала Жалис Эдалу и вошла в портал, который сразу за ней закрылся.

— Ну что же, давай выбираться отсюда, — обратился Эдал своему коню, наскоро перевязывая руку плащом и подняв свой кинжал. Цык заржал, предлагая хозяину сесть на себя, но тот отказался:

— Нет Цык, я не смогу на тебя залезть.. Ты беги в лагерь, а я пойду .

И конь помчался во всю прыть в сторону лагеря, вскоре исчезнув из виду.

Эдал чувствовал, как с каждой каплей крови и шагом теряет силы, но несмотря на это шёл через кажущееся бескрайним поле до тех пор, пока, окончательно не обессилев, не упал на землю, потеряв сознание.

Цык так громко ржал, что перебудил всех коней в лагере, а те, в свою очередь, подняли такой шум, что разбудили всех людей: воины выскочили из палаток и шатров в полном боевом снаряжении, думая, что это часовые оповещают о приближении войск врага. Проснувшись от этой лошадиной какафонии, Марекас сразу обнаружил пропажу акена с пояса и, поняв, что заложница сбежала, выругался, а, выйдя из шатра, сказал часовым, срываясь на крик:

— Да прекратите уже трубить!

— Ваша милость, это не мы, — виновато ответили двое часовых, совсем ещё мальчишки. Тогда все обратили внимание на взбесившихся коней и начали их успокаивать. Увидев Цыка и поняв, что он является зачинщиком этого безобразия и что это как то связано с пропажей его хозяина, Ярлин принялся успокаивать сильно возбуждённое животное. Когда конь немного успокоился, Ярлин, поглаживая его по носу, попросил его:

— Покажи мне направление, в котором находится твой хозяин.

В ответ Цык показал головой на поле, и всем стало ясно, что его хозяин пытался поймать заложницу и сейчас, раненый или убитый, лежит где — то в поле. После недолгого совещания вслед за конём последовал небольшой отряд воинов.

Эдал пришёл в себя от того, что как будто сквозь сон услышал знакомые голоса и ржание Цыка, которые были совсем рядом.

— Скорее сюда, он живой! — кричал Ярлин остальным, гарцуя на Цыке,. На зов прибежал Гав, а вслед за ним и другие воины.

— Да уж, хорошо тебя отделала принцесса. Хотя от девушки с таким нравом того следует ожидать, — сказал Гав Эдалу, увидев его рану, и начал отдавать приказы:

— Вы двое — кладите его на носилки и бегом в лагерь. Остальные за мной — обследуем местность, может наша беглянка прячется где— то неподалёку.

Сразу после того, как приказы были отданы, двое, похожих на великанов, воинов, что несли носилки, аккуратно поставили свою ношу и, аккуратно положив на них Эдала, уже хотели отправляться в путь, но Эдал их остановил, обратившись к Гаву:

— Не трать время. Эта “ дочь Ереки[2] ” убежала через портал, открытый акеном на другом конце поля, который закрылся сразу после того, как она в него вошла, — хриплым и усталым голосом сказал Эдал Гаву и опять потерял сознание….

— Должно быть, Её высочество не только красива и умна, но и ещё имеет опыт обращения с оружием, — сказал Ярлин Эдалу, когда пришёл навестить его, намекая на рану, от которой остался шрам,

— Любой прекрасный цветок неважно, где выращенный, должен иметь механизмы защиты, иначе он попросту не выживет, — ответил Эдал своему слуге.

Он впервые за долгое время не чувствовал душевного напряжения и чувства вины, которое давило и угнетало его. Оно было как кандалы на ногах или позорный камень на шее. Осознание того, что он наконец — то сделал хоть что — то, чтобы не быть предателем в глазах соотечественников или хотя бы в глазах собственного отца, согревало Эдала изнутри, как чашка горячего напитка в морозную погоду.