АД нашей эпохи

Пустота. Сплошная пустота. Но пустота эта не черная и пугающая, а белая и безграничная. В ней чувствовался запах холода, но ветра, который мог разносить его, не было. Но это что-то пронизывало до костей.

Я просто смотрел вдаль и трясся от холода, я не мог понять, где я, только что переходил дорогу, а вот теперь здесь, да и где это «здесь»?

От паники мои ноги подкосило, я упал на колени и руки, потом медленно лег на бок и из моих глаз потекли слезы. « Неужели я умер», эта мысль не давала мне покоя, она звенела в голове, словно колокол церковный. «Церковь», словно скрип раздался в голове голос.

«Я же крещенный, даже крестик где-то был, если я умер, то в ад точно не попаду». Эта мысль немного успокоила меня, и я решил поменять позу. Я уперся руками в белый пол и тут перед моими глазами появились ноги в коричневых туфлях и деловых, черных в белую полоску, брюках. Слабость сразу ушла, и я подпрыгнул, но стоило мне приглядится, как меня окутал неистовый страх.

Предо мной стояло нечто, помимо туфель и брюк на нем был надет пиджак, такой же черный в белую тонкую полоску, но это все сразу же ушло на второй план, а глаза фокусировались на то место, где обычно у людей голова, у этого нечто тоже была голова, но не человеческая.

Черная голова козла, с поломанными грязными рогами, черным носом из которого сочилась кровь, пастью, которая скалилась, словно собачья и глаза, жудко большие и заплывшие кровью глаза, смотревшие на меня.

— Встаньте, голубчик. — Изверглось жутким голосом из пасти. — Что же вы сидите на полу? — Я просто молча сидел и трясся, я почувствовал, как мое лицо побелело, а некоторые волосы на голове поседели и тут я осознал, что пронизывало до костей, это был страх, страх в его настоящем виде. — Ох, я и дурак все-таки. — Он поднял руку и щелкнул пальцами. Я понимал, что прошло всего мгновение, но для меня шло оно бесконечно. Словно в замедленной съемке, я наблюдал, как рука поднимается, как средний палец соприкасается с большим и, соскальзывая с него, ударяется об ладонь. — Вот так будет лучше. — Проговорило оно уже обычным мужским голосом и вместо козлиной была обычная мужская голова, с максимально неприметным лицом, одним из тех, которое в толпе и не запомнишь. — Приступим к делу. — Он щелкнул пальцем еще раз и ниоткуда появился стол и два стула с разных сторон. — Присаживайтесь. — Он сказал это, уже сидя за столом и открывая папку. — Иванов Петр Александрович?

— Ддда. — Трясясь, сел я за стол.

— Может вам водички? — Не отрывая глаз от бумажек на столе, говорило нечто в костюме. В ответ я только кивнул и опять щелчок, и графин со стаканам стоял возле меня. — Так, голубчик, сейчас я задам вам пару вопросов, у меня ответы на них есть, но надо спросить, чтобы путаницы не случилось, бюрократия, сами понимаете. — Я опять кивнул и дрожащими руками кое-как налил воды. — Вы осознаете, что попали в ад?

— Кккак в ад? — По всему телу пробежали мурашки и я выронил стакан из рук. Нечто в костюме не придало этому значения, а чрез мгновения стакан и графин исчезли. — Я же крещенный.

— Подождите секунду. — Он полистал бумажки, а потом нажал на интеркоме цифру тринадцать. — Здравствуйте, это регистратура, соедините с Еленой Эдуардовной. — Из динамика женским голосом сказали «Ожидайте» и пару секунд было молчание.

— Назовите номер участка. — Произнес томный женский голос.

— Пятьсот сорок шесть. — Ответило нечто в костюме.

— Ой. — Женский голос стал сразу бодрее. — Славка ты?

— Да Елена Эдуардовна, нужна ваша помощь.

— Слушаю, Славик.

— У меня тут новенький, номер +739199001191201ИПА170820192315, говорит, что крещеный, а пометки нигде нет.

— Повиси, сейчас разберусь.

— Там церквушка небольшая была. — Промямлил я, не понимая, как мог вспомнить это. — В Зареченске, бббабушка жила моя там. — Из глаз потекли слезы, то ли из-за воспоминания о детстве, то ли из-за полного безысходства. Славик поднял на меня глаз и протянул коробку салфеток.

— Славик ты тут? — Мое рыдание перебил голос Елены Эдуардовны.

— Да слушаю.

— Ну смотри, он и вправду крещенный. — В этот момент у меня зародились лучик надежды, но загасил его тот, кто его и породил. — Но поп сам много грешил, как до его крещения, так и после, поэтому к тебе и направили.

— Понял вас, большое спасибо.

— Да не за что, обращайся. — Он уже хотел попрощаться, но его перебили. — Ты на ужин заглянешь на выходных?

— Постараюсь, но не обещаю, но постараюсь.

— Будем ждать тогда, пока.

— До свидания.

— Получается, ваше крещение аннулируется. — После недолгого молчания, сказал Славик. — Вы, голубчик, даже под поправки не попадаете. — Он посмотрел на часы и печально вздохнул. — На обед не успею, ладно, еще пару вопросов под запись и потом познакомимся. Вы по образованию бухгалтер, так?

— Да. — Страх куда-то пропал, как и желание плакать, и страдать. — Но никогда не работал по нему.

— Понятно. — Он просматривал глазами страницы и внизу каждой ставил подпись перьевой ручкой. — Вот, голубчик, просмотрите и распишитесь. — Он протянул мне папку.

В ней было с десяток листов, на каждой черном по белому был текст, вчитываясь в который понимал, что на нем все знаковые события в жизни, все твои радости и грусти, потери и приобретении, все твои грехи, все твои хорошие поступки, все твои начинания, законченные и брошенные на полпути. Глядя на это, приходит понимания, насколько крохотна жизнь одного человека.

Я поставил роспись возле своих инициалов, чернила были красные, не надо было быть гением, чтобы догадаться, что это кровь. Славки забрал у меня папку, достал печать из полочки в столе и проштамповал все страницы. Дальше произошло странное, он достал урну из под стала и щелчком пальца развел в ней костер, потом аккуратно перевязав папку черной лентой кинул в ее в горящую урну, она на секунду вспыхнула и огонь исчез, а урна осталась пустой.

Славка расстегнул пуговицу пиджака и расслаблено облокотился на спинку стула.

— Сейчас я вам расскажу, что и как будет дальше, если что-то непонятно можете задавать вопросы. — В ответ я опять просто кивнул. — Как вы уже поняли, голубчик, но может еще не приняли, вы попали в Христианский Ад, в православное его отделение, разделения существуют, чтобы не происходило конфликтов на почве веры. Я Владислав Андреевич, ваш куратор и скорее всего начальник, так как мне нужен помощник, а вы работали в офисе с бумагами. — Он достал из кармана пачку сигарет. — Будите?

— Нет, спасибо, можно воды, в горле пересохло. — Все это время я смотрел в пол, если это можно так назвать.

— Да не бойтесь, голубчик, не умрете. — Закуривая сигарету, говорил он. — Я молча наливал в стакан воду из неоткуда появившегося графина и по моему лицу, опять потекли слезы. — У вас будет пять дней, чтобы вернуться к живым, не навсегда конечно, а в качестве выходного, можете в принципе взять как недельный отпуск. — Он стряхнул пепел в неоткуда взявшуюся пепельницу. — Эти пять дней не включают в себя день похорон, следующий день и девять дней после приданию вашего тела земле. — Он выпустил сигаретный дым в мою сторону и продолжил. — В мое время такого, конечно, не было, было три дня с учетом похорон.

— А сколько вы уже здесь? — Вытирая лицо, промямлил я.

— Ой, голубчик, долго с 1900 года, не повезло, не под одну амнистию не попал.

— Амнистию? — С надеждой в голосе, спросил я.

— Да, но они в последнее время редко бывают. — Он потушил сигарету об дно пепельницы. — Их начинают давать, когда переселения наступает, сейчас вроде опять все к этому идет, может и повезет, а с другой стороны даже не знаю, здесь все не так как в книжках описано, нету котлов и черти вилами не тыкают, ну как, оно конечно есть, но только в очень редких случаях. Здесь все, как и в мирской жизни, голубчик, понимаете, только вот нету чувств радости, ты не можешь полюбить кого-то или просто получить хорошие эмоции, только унылая рутина, но привыкаешь, мы как тараканы, ко всему привыкаем.

— А за что могут дать ее? — Надежда, чуть подугасла, но не исчезла полностью в голосе.

— Ну, голубчик, смотрите. — Он задумался, а потом продолжил. — Вот убили вы человека, да, вроде как грех, причем сильный очень, но убили вы, потому что защищали кого-то или себя, вот и амнистия низошла на вас, так же с воровством, тоже грех, но украли вы, что бы прокормить семью, и, бац, тоже под амнистию попали, вот так и получается.

— А я-то за что здесь?

— Ох, я думал уже и не спросишь. Вы собаку с друзьями сбили, помните этот день? — Я нахмурил брови и задумался. — Да ладно вам, все вы помните, ну и вот значит, ладно бы, она злая какая была, так нет, все любили ее, тут не повезло вам, идем дальше, похоронил ее бы и все путем, но нет голубчик, вы ее даже с дороги не убрали, вот и получается, что грех не аннулируется. Это по сути единственное, что вас здесь держит, если подумать, вы можете пойти к адвокату, и если вам повезет, то снимут его с вас, грех этот ваш, но я бы на это не надеялся, а вот на амнистию можно.

Недолгое молчание прервал голос из интеркома «Форма готова». Владислав Андреевич щелкнул пальцами, и на столе появилась коробка, он достал нож из кармана и легким движением разрезал скотч. В коробке лежал синяя пластиковая карточка, с длинным номером, с моим полным именем и отчеством, а также фамилией и с фотографией, на ней было мое лиц, но не обычное, а мертвое, белое и пугающее. Так же в коробке лежал список.

— Вам полагается восемьсот серебряных, голубчик. — С удивлением проговорил он.

— Это что такое, у вас тут местная валюта есть что ли? — С не меньшем удивлением, спросил я.

— Конечно, я же говорил вам, все как у людей. — Он свернул список и положил его в коробку, которую передал мне. — Сейчас за вами подъедет Харон и отвезет вас домой, в коробке есть все необходимое, потом идите в банк заберете бумаги на ипотеку и ваши ассигнации, а завтра к девяти на работу, до встречи голубчик.

После этих слов он исчез, все исчезло, остался только я и коробка, а еще страх и снова этот холод. Раздался звук мотора и ко мне подъехал серый седан с полностью тонированными стеклами, одно из них опустилось и снова эта паническая атака от увиденного. Скелет, одетый в черную мантию с капюшоном, повернул на меня голову, череп его был грязным, гнилые зубы, которые были не в полном составе, кое-как держались на челюсти.

— Добро пожаловать в ад, брат. — С непонятным акцентом, проговорил скелет и пассажирская дверь открылась