Человек без имени.

Человек без имени

Рука в черной кожаной перчатке сжала рукоятку хлыста, что пятиметровой змеей расползся по узкой комнате.

— Вы, похоже, очень любите причинять боль… — прошептал бледный директор цирка, уставившись на хлыст. Я молча поднял на него глаза. Директор осекся и дружелюбно улыбнулся, чтобы сгладить неловкость.

— Я в смысле… хлыст, наверное, тяжелый.

— Порядком, — холодно ответил я.

— Да уж… хм… Но я зашел к вам с вполне конкретной целью, Пол.

К директору вернулась его привычная уверенность в себе, хотя все еще чувствовалась некая напряженность в его взгляде.

— Я хотел поблагодарить вас. Во-первых, за то, что вы нашли время прийти на это грандиозное представление. Кстати, как прошел симпозиум укротителей?

— Ничего интересного, — ответил я, барабаня пальцами по рукоятке хлыста. — Все пялились на меня, как на какого-то шута с дешевым реквизитом. Держу пари, у этих сопляков даже не было порядочной волны за всю их работу. Я рад, что ушел оттуда.

— Тем лучше, — кивнул директор. — Во-вторых… вам известно, что вы один из самых гениальных участников моей труппы. Хотя меня и беспокоит некая отстраненность от других.

— Позвольте уж мне решать, — сказал я с нажимом в голосе.

— Да-да, конечно. Кстати, вы отлично зарекомендовали себя своим появлением.

— Неужели? — спросил я, изогнув бровь.

— Да, еще как… Голова, она рассказывала историю про колобка в качестве разогрева, ну и тут началась гроза, а потом все увидели, как ваш зверинец на колесах подминает под себя ближайший березняк. Знаете, вы мне чем-то напомнили дьявола.

— Дьявола… — задумчиво повторил я. Директор закивал.

— Глядя на вашу черную фигуру на фоне грозы, мне пришла мысль о дьяволе, и я подумал, что вам такое сравнение понравится.

— Что-то не очень, — тихо сказал я, не отрывая от него взгляда.

— Жаль, — пожал плечами директор. — Ладно, мне надо идти… Там сейчас голова, с ней всегда не все в порядке. Ваш выход через час.

Уже у двери он обернулся и очень осторожным голосом произнес:

— И Пол… постарайтесь без этих… волн.

Я ничего не ответил.

Этот директор… такой же как и все. Дурак. Боится меня и моих выступлений. Боится волн. Хотя в этом он, пожалуй, прав. Перед выступлениями я обычно вспоминаю свое представление на Антипском полигоне. Мой первый и самый грандиозный провал в жизни. Каждый раз, возвращаясь к этому дню, я пытаюсь анализировать свои действия и поступки других людей. Пытаюсь понять, как можно было бы исправить ситуацию. Тогда в моем зверинце не было большого ассортимента животных… Всего один говорящий тигр и очень много страусов, которых я наловил, путешествуя по Африке. А из помощников был только студент Гаврила, да и сам я не имел еще опыта в таких делах.

— Шел дождь, — пробормотал я, усаживаясь в кресло, — да, дождь я всегда вспоминаю в первую очередь. Людей тогда много собралось…

Они все стали вокруг деревянного забора и стали требовать представления. А я волновался… Я вышел из шатра в черном плаще и высоком цилиндре. За мной, словно хвост, волочился длинный хлыст, который я даже и поднять-то толком не мог. Спустя много лет все это кажется каким-то глупым и по-детски наивным. Огромный цилиндр, нахлобученный на лоб… Плащ, о который я постоянно спотыкался. А Гаврила выводил следом череду худощавых страусов с алыми глазищами из-за постоянной голодухи. Это была моя система. Заставить их позабыть обо всем путем изнурительного голодания. А затем помыкать ими самыми простыми способами.

— Аисты, мама! Гляди сколько аистов!

Публика захлопала. Все любили экзотику.

— Гаврила, — тихо сказал я своему помощнику, — тащи еду. Сперва будет Вавилонское столпотворение.

— Во время репетиции этот номер не получился, — пробормотал студент, пытаясь не показывать волнения.

— Сейчас все так, как нужно, — настойчиво сказал я, не сводя с него глаз. — Неси еду. И объяви начало.

Гаврила вскочил на деревянный постамент, откуда начал объявлять номер, а я молча встал рядом, сложив руки на груди и глядя на зачарованную публику. Публика в свою очередь не отрывала глаз от страусов с намокшими перьями и злобными глазами. Через пару минут Гаврила спрыгнул с постамента и побежал в шатер за едой. Ну а я демонстративно развернулся к публике, поклонился и изящно взмахнул хлыстом. Овации!

— Эй… эй цыпа… хочешь есть? Смотри, чё у меня!

Я осторожно обернулся, искренне надеясь, что мне послышалось.

— Цыпа… — невнятно шептал странного вида мужик, привалившись к деревянному забору и держа сырую рыбу на вытянутой руке. — Я знаю, каково тебе, цыпа… Тебя бьют и гоняют по клетке. И меня тоже! Мы одной крови!

Старик шептал в сторону, вращая своими невидящими глазами. Видимо, он был в стельку пьяным. А между тем сразу двое страусов осторожно подбирались к рыбе, беспокойно

озираясь по сторонам. Они привыкли к подвохам.

— Парень, шел бы ты отсюда! — крикнул кто-то, толкая мужика. Тот покосился, но за-

тем ценой неимоверных усилий снова выпрямился.

— Не согнеж-ж, — прошептал мужик и снова протянул рыбу, надув толстые губы.

— Черт, — только и успел прошептать я, опуская руку с хлыстом. Страус резко рва-

нул вперед и, раскрыв свой небольшой клюв, захлопнул его вместе с рыбой и рукой

несчастного мужика.

— Ого-о! — воскликнул мужик. Страус резким ударом ноги отбросил его назад в толпу.

А затем все страусы на полигоне будто взбесились. Они стали с безумными криками напа-

дать на людей, перепрыгивая через изгородь. Люди тоже кричали и носились по полигону,

сталкиваясь друг с другом. Хаос бушевал вокруг меня, но я не сходил с места — стоял,

отчаявшись, в этом нелепом черном плаще. Хлыст обвился вокруг меня, словно змея, отрезая от внешнего мира. Иэто была самая страшная и безнадежная волна в моей жизни. Страусовая волна.

— С тех пор я сжег свое прежнее имя, — прошептал я, — похоронил его вместе с тем

страусом, которого пристрелили колхозники. Теперь я Пол Брегг. Меня зовут мясником,

страусовым сатаной, просто дьяволом. Всем ужасным, что есть в этом огромном мире. Но

как насчет моего настоящего имени?

Я замер, пораженный интересной мыслью. Ведь, похоже, никто не знает моего истин-

ного имени. Подумать только, такая простая, но такая значимая мысль. Естественно, это

ничего не меняло, но все же…

— Тигр, — решил я с легкой улыбкой, — он должен знать.

Мой зверинец припарковался на кладбище, где как раз происходило представление.

Пятиметровые колеса катафалка раздробили крайние надгробия, но людям, видимо,

было все равно. Я тоже не стал обращать на это внимания. К стенам моего передвижного

зоопарка были приколочены стальные клетки, обитатели которых время от времени огла-

шали темную, грозовую ночь оглушительным ревом. Будем надеяться, Говорящая Голова

сумеет это сопоставить со своим рассказом о колобке…

Что касается тигра, то он сидел в стороне от цирковой суматохи, прямиком у входа в

крохотный покосившийся склеп, который напоминал древнегреческий туалет с огромной

трещиной в белом камне. Тигр сидел в странной позе и, судя по всему, о чем-то крепко за-

думался. Над ним склонился бледный человек в сером халате — по нервному виду было

ясно, что тот чем-то очень недоволен.

— Тигр? — тихо спросил я. Тигр разлепил веки и окинул меня обеспокоенным взглядом.

— Пол… я вас не заметил… простите…

— Что ты делаешь? – спросил я.

— Спиритический сеанс. Тут недавно акробатов зарезали. Хотел выяснить подроб-

ности. Вот только дети с этой головой… Они так орут, мешают мне сосредоточиться.

Колобок-колобок…

— Вообще-то я уже здесь, ниндзяра, — раздраженно сказал бледный человек.

Тигр встрепенулся и повернул голову назад.

— Ты все это время стоял здесь? Проклятие… Но ты не похож на убитых акробатов.

— Неудивительно, у меня ведь всего одна голова, бобруйское животное!

— Мне не нравится твой тон, — пророкотал тигр, усаживаясь перед надгробной пли-

той. — Ты мешаешь мне услышать зов сердца…

— Послушай, тигр, — тихо сказал я, подходя ближе. — Мне нужно у тебя кое-что

спросить.

— Конечно, Пол. Что вы хотели?

— Помнишь волну страусов?

— Я помню! — воскликнул бледный человек. — В суматохе меня затоптали… Это были

страусы… И это было ужасно. Всю смерть меня преследовал странный привкус перьев во

рту. Или как правильно сказать?

— Я тоже помню, — кивнул тигр. — Сказать по правде, я тогда воспользовался случаем

и загрыз одного… У нас и так их было очень много, Пол. Не держи на меня зла…

— Скажи мне… Ты помнишь, как меня звали до этого случая?

— Тебя?

Тигр ошеломленно почесал макушку.

— Пол Брегг?

Я покачал головой, не сводя с него взгляда.

— У меня нет других идей. Я и не думал, что у тебя есть другое имя.

— Жаль, — сказал я тихо и зашел в склеп, чтобы скрыть от тигра свою грусть.

— Верни меня назад! — прошипел бледнолицый за моей спиной.

— Бобруйск не знает как. Так что захлопни варежку.

В склепе было тихо, хоть и темно. И впервые за долгое время я почувствовал умиротво-

рение в душе. Не хотелось никуда уходить из такого тихого места.

— Выступление через полчаса, — одернул я себя, — надо идти.

— Тут кто-то есть?

Я замер, осторожно стреляя глазами по темноте вокруг.

— Да…

— Секунду…

Из темноты выступило нечто, завернутое в кровавые тряпки и, видимо, привыкшее

называть себя женщиной. У нее не хватало половины лица… Да и вообще половины не

хватало.

— Простите… вы ведь Пол Брегг, маньяк с Антипского полигона? Укротитель Кинг-

Конга?

Я мрачно кивнул. Она сделала попытку улыбнуться.

— Я Клотильда. То есть правая ее часть. Обойдемся без приветствий, все ужасно,

как видите.

— Могу себе представить, — проговорил я с сожалением.

— Нет-нет, все гораздо ужаснее. Прошу вас…

Она всхлипнула и протерла рукой глаз.

— Нет, только не опять… — простонала она, пытаясь сдержать слезы.

— У вас что-то случилось, — догадался я. — Поэтому вы сидите здесь, вдалеке от других.

— Их убили, — прошептала она, садясь на пол. — Убили моих любимых акробатов.

— И вы знаете, кто это?

— Мальчик в шапке клоуна.

— Сочувствую, — сказал я, разворачиваясь. — Советовал бы вам провести с ним воспитательную беседу.

— Постойте, Пол! Прошу вас… убейте его.

— Убить мальчика? — перепросил я.

— Ну, вам же ничего не стоит! А моя душа будет прощена и успокоена. Прошу вас!

— Я подумаю, Клотильда, — ответил я и вышел из склепа, очень обеспокоенный своим авторитетом.

— Сейчас наш выход, господин Брегг, — шепнул мне Гаврила за кулисами. — Животные готовы.

— Хорошо… Скажи, Гаврила… Мы знакомы с тобой с первых выступлений. Ты помнишь, как меня раньше звали?

— Спросите еще, — усмехнулся Гаврила. — Столько лет вместе. Григорий кликать вас. Верно ведь?

— Григорий, — медленно повторил я, пытаясь осознать происходящее. — Григорий, значит.

— Так ведь? — спросил Гаврила.

— Нет, — отрезал я. — Меня зовут Пол Брегг. И всегда так звали.

Гаврила пожал плечами и выбежал на сцену представлять нас.

— Ярлыки — вещь вечная, — изрек я, безразлично глядя ему в спину. — Вы не хотите видеть во мне никого, кроме ужасного укротителя. И не увидите.

— Кровавый дьявол! Король хищников! Неподражаемый Пол Брегг!!!

Гром аплодисментов. Взрывы ужаса и восхищения. Я вышел на сцену, обведя мрачным взглядом зрителей. Остановил его на мальчике в шутовской шляпе с ведром попкорна. Легкое мановение руки. Его глаза расширились от ужаса, но он прошел сквозь ряды зрителей и оказался на сцене.

— Поприветствуем нашего смельчака! — воскликнул Гаврила. Однако зал напряженно молчал. Я взмахнул хлыстом. Тигр вывел на сцену двух нутрий с полуметровыми зубастыми пастями. Они окружили мальчика и посмотрели на него красными глазищами. Парень заскулил от ужаса. Толпа завопила от предвкушения.

— Крови!

— Отпадные бобры!

— Вперед, Антипский маньяк!

— Парень, дай мне свой орган перед смертью!

В тот момент, когда пасти нутрий оказались всего в сантиметре от шутовской шляпы парня, я взмахнул хлыстом, и нутрии в ужасе убежали за кулисы. В толпе послышался вздох разочарования. Парень вытер пот со лба. Я резко вскинул руку — все снова замерли.

— Толпа разогрелась, тигр, — тихо сказал я. – Теперь веди сюда Боа констриктора. Он добавит волнений.

— Я думал, ты подарил мне его в качестве надувной игрушки, — виновато прорычал тигр, но все же вышел за кулисы. Через секунду на сцену выполз шестиметровый удав, на голове которого в виде косынки были прочно затянуты стринги. Несколько мгновений удав покачивал головой, зачаровывая парня и сидевших в зрительном зале людей. Кто-то стал непроизвольно поднимать руку в его направлении. И лишь я улыбался, следя за этим зрелищем.

— Восхождение Пола Брегга, — я взмахнул хлыстом. Удав рванул вперед и одним махом проглотил паренька. В толпе кто-то закричал. А затем зал взорвался аплодисментами. Удав, чувствуя удовлетворение, опустился на землю и уполз за кулисы.

— Ну как тебе, Гаврила? — спросил я с мрачной улыбкой.

— Как всегда, великолепно, господин Брегг, — поклонился Гаврила. — Только… этот малец перед смертью крикнул что-то странное.

— Что странное? — не понял я.

— «Нет, Марк». Вы знаете Марка?

— Возможно, — неуверенно пробормотал я. — Но это уже неважно, друг мой. Я устал… И мне не до совпадений.

— Как скажете, — пожал плечами Гаврила и покинул сцену. Люди тоже начали торопливо уходить из зала, а я все глядел на это броуновское движение. Мой черный плащ распластался по полу, хлыст обвился вокруг длинной змеей.

Отныне этот день я нарекаю своим Днем рождения. Только радости почему-то нет.