Воля леса

Дождь лил не переставая уже третий день. Впрочем, за время своего пребывания в Залесье Ариан уже успел привыкнуть к постоянной мороси, белесой дымкой скрывавшей окрестные леса.

В общей зале трактира было немноголюдно. Ариан специально остановился на ночлег подальше от вырубок, чтобы избегнуть соседства с лесорубами, некоторые из которых выглядели как бандиты с большой дороги. В такой компании есть риск заснуть и не проснуться – даже для воина Братства. Впрочем, этот лихой народ был в Залесье повсюду – где-то больше, где-то меньше – да и сейчас за дальним столом сидели трое крепышей, заросших неопрятными бородами и недобро поглядывающих на воина.

Симпатичная чернявая служанка поставила перед Арианом тарелку пшеничной каши и кружку разбавленного светлого пива – обычную в здешних глухих местах трапезу – и весело подмигнула ему. Еще со вчерашнего вечера она строила Ариану глазки, но он так и не счел должным ответить на ее призывы. Он не питал приязни к доступным женщинам.

Без особого удовольствия запихивая в себя кашу, воин обдумывал создавшееся положение. Работать на Станскую Марку ему не хотелось – Ариан недолюбливал этот хитрый, продажный народец и, по его мнению, химеры, виверны, тролли и прочая дрянь, водящаяся в их дремучих лесах, сделали бы Атир большое одолжение, если бы собрались с силами и навсегда согнали станцев с насиженных мест. Впрочем, Совет Вышестоящих явно считал по-другому, иначе бы он, Ариан, не сидел бы сейчас в третьесортном трактире и не расплачивался бы за выпивку станскими монетами, полученными в качестве задатка.

Работа, казалось, была плевой. В конце концов, лесорубы каждый год гибли сотнями от болезней и диких животных, но из недавних происшествий на дальней вырубке станцы раздули такую бучу, которая взволновала добрую половину обжитого Атир и заставила Братство выслать на место происшествия ни много ни мало воина третьего круга. Его, Ариана.

За свои двадцать пять лет, двадцать из которых он провел на службе Братству, Ариан успел побывать едва ли не во всех уголках Атир. Братство было немногочисленно, а борьба с порождениями Наоса не утихала ни на минуту, и каждый воин был на счету. Еще будучи не допущенным до первого круга, он сопровождал бывалых воинов в дальних походах, учась всему, что ему следовало знать, буквально на лету. Это были бывалые рубаки, на лицах которых каждый год неравной борьбы оставил не по одному бледному шраму. Поначалу все это показалось юному Ариану очень захватывающим. Но вскоре восторг сменился разочарованием. Один из его наставников погиб в западных пустошах, второй – на гиблом побережье Эту, а Ариан наконец осознал, что люди не особо благодарны Братству за кровавую и смертельно опасную работу. Человека, на шее которого рядом с Пирамидой Спасения висел маленький серебряный череп, провожали косыми взглядами в городах, объезжали стороной на трактах и порою встречали с вилами в руках в глухих деревушках. Крестьяне отчего-то считали, что те, кто якшаются с тварями Наоса, и сами становятся такими же безумными животными, способными лишь убивать.

И все это притом, что Братство оставалось единственной силой во всем Атир, сдерживающей кровожадных тварей. Конечно, чем-то помогали и воины из Ордена Вороньего замка, но последние сто лет они лишь гонялись за Отверженными, а с прочими выходцами из Наоса расправлялись, только если они случайно попадались им на пути. Тем не менее, все едва ли ни на руках носили их за поддержание равновесия и спасение мира от новой Войны Часа, а вся грязная работа доставалась Братству.

В конце концов, где эти Отверженные? Их никто не видел уже полтора века, и до сих пор никто не может доказать, что двое опытных воинов Ордена, пропавших без вести год назад, пали жертвой колдунов, а не своры обезумевших от голода троллей. Вряд ли крестьянин, случайно забравшийся в глухую чащобу, повстречает там компанию Отверженных, а вот семейку злых на весь свет лесных демонов – запросто. И кто после этого спасает Атир?

Ариан в сердцах сплюнул на грязный пол и отодвинул миску с так и недоеденной кашей. Бросив трактирщику мелкую монетку, воин набросил на плечи свой дорожный плащ и вышел из общей залы под разочарованным взором служанки и мрачными взглядами лесорубов.

Дождь не становился ни сильнее, ни тише, и ни в одном уголке свинцового неба не было видно даже слабого просвета. Ариан вдохнул полной грудью свежий воздух. В отличие от той же Низины, где дожди шли круглый год, и, казалось, даже сами местные жители насквозь пропитались запахом гнили и болота, воздух в Залесье был приятным – пах влагой, сырой землей и влажной хвоей.

Порыв ветра бросил в лицо воину облачко неприятной мороси, и Ариан поспешил поглубже надвинуть капюшон. Подойдя к коновязи, он нехотя забрался на спину своего скакуна. Его лошади, видимо, тоже порядком надоел бесконечный дождь – животное недовольно пряло ушами и фыркало, тряся мокрой гривой.

Окинув взглядом невеселый пейзаж, Ариан пустил коня шагом по разбитой грязной дороге, которая пересекала засеянное пшеницей поле и скрывалась в лесу. С усмешкой воин подумал, что для местных жителей возделывание полей – скорее забава, нежели средство для выживания. Колосья уже загнивали, а убирать их никто, казалось бы, и не собирался. Голод этому краю не грозил – любой сосед станцев не думая обменяет мешок зерна на пару стволов местных древесных исполинов.

Конь уныло топал по лужам, Ариан покачивался в седле, с каждой минутой все больше промерзая на холодном ветру. Тепло хорошо натопленной и даже чуть душной комнаты трактира наконец окончательно покинуло его, и воин с большим трудом унял дрожь в теле. Хотелось пустить коня в галоп, чтобы хоть чуточку согреться, но Ариан воздержался от этого порыва – уж лучше зябнуть в седле, чем валяться в придорожной грязи, подмятым поскользнувшимся на сырой дороге скакуном.

Вскоре над головой воина сомкнулись густые еловые лапы. В лицо дохнуло запахом хвои и свежей смолы. Под древесными сводами было гораздо суше, да и ветер, казалось, поутих. Дождь уютно шуршал по листьям, некоторые из которых уже начала желтеть, нагоняя беспечность и совершенно недопустимую для воина сонливость. Дорога петляла между огромными стволами, некоторые из которых смогли бы обхватить лишь несколько человек, взявшихся за руки.

Залесье славилось своим лесом по всему Атир. Здешние деревья были как одно здоровые и ровные и, по странной прихоти природы, почти не поддавались гниению. Они поставлялись на все верфи цивилизованного мира, а Империя в свое время потратила немало сил и средств, чтобы сложить из местного леса сотню застав на границе с западными пустошами. Так что стоимость этих деревьев с лихвой окупала все опасности, поджидавшие лесорубов под сводами до поры до времени мирного леса. На некоторых вырубках дровосекам платили почти столько же, сколько солдатам наемных рот на выжженном солнцем юге, поэтому в желающих подзаработать тяжелым и опасным трудом не возникало недостатка. Сюда съезжались лихие люди из всех уголков Атир.

Одну за другой Ариан миновал несколько вырубок. Здесь, несмотря на ненастье, кипела работа. Деревья с натужным скрипом валились под ударами тяжелых топоров, туда-сюда деловито сновали обнаженные до пояса люди, а коренастые тягловые лошадки надрывались, таща куда-то стволы поваленных лесных гигантов. Все шло своим чередом, и даже соседство с “проклятой”, как ее уже успели окрестить местные жители, вырубкой не могло заставить людей прекратить доходную работу.

По прикидкам Ариана до нужной ему вырубки оставалось от силы десять минут езды, когда его конь начал проявлять признаки беспокойства. Животное испуганно поводило ушами, тихо всхрапывало и постепенно замедляло шаг, пока вовсе не остановилось. Внимая понуканиям хозяина, конь неохотно сделал еще с десяток шагов и попытался развернуться. Воин спешился. Сам он ничего не чувствовал, хотя прекрасно помнил рассказ сельского старосты о необъяснимом страхе, который изредка овладевал лесорубами на этой просеке, вынуждая их бросать работу и без оглядки убегать прочь. Впрочем, Ариан никогда не сомневался, что животные чувствуют окружающий мир острее человека, поэтому не стал неволить коня и, отведя его от дороги, привязал к одному из деревьев. Дальше он решил идти пешком.

Сапоги по щиколотку утопали в дорожной грязи, и каждая встречная ветка норовила хлестнуть его по лицу, но Ариан упрямо шел вперед. Наконец лес неохотно расступился, открывая его взгляду довольно-таки большую вырубку – лес на противоположной ее стороне едва удавалось разглядеть за дымкой дождя. Внешне она ничем не отличалась от уже виденных им – те же пни, те же поваленные деревья, щепки, опилки и грязь. Только людей не было.

Ариан с минуту вслушивался в тихое дыхание дождя, не нарушаемое ни скрипом деревьев, ни криком лесных птиц. Тишина была абсолютной, но не мертвой, а обычной, вполне естественной. Ничего пугающего в ней не было. Привычно положив руку на эфес меча, воин двинулся к центру вырубки, где угадывались очертания небольшой избушки дровосеков. Он шел не таясь и ничего не опасаясь – воин Братства прекрасно знал, что порождения Наоса предпочитают нападать по ночам, а днем забиваются в свои норы, да и лесные демоны, тролли и прочие обитатели глухих чащоб вряд ли сунутся на открытое пространство – они предпочитают нападать исподтишка, скрываясь в зарослях кустарника или на дне неглубоких оврагов. Если, конечно, не защищают свое логово или потомство.

Первая находка попалась Ариану шагах в двадцати от избушки. Труп был совсем свежим – дня два, не больше. Падальщики лишь выклевали лесорубу глаза, да чуть обглодали ноги. На теле алели несколько ран, но узнать, нанесены ли они неизвестным убийцей или теми же любителями мертвечины, не представлялось возможным. По крайней мере, Ариану смертельными они не показались. Если, конечно, исключить возможность попадания в них быстродействующего яда.

Перешагнув через труп, воин продолжил свой путь. За свою жизнь он повидал столько мертвецов, что напрочь потерял к ним интерес, равно как и отвращение или страх. Трупы его интересовали, если только они пытались подняться с земли и вцепиться ему в горло. Впрочем, было не похоже, что за ближайшими деревьями спрятались несколько некромантов или парочка Отверженных. Об этом молчаливо свидетельствовал и труп, не изъявивший желания погнаться за чужаком.

В избушке Ариан нашел еще три тела. Они ничем не отличались от первого, кроме того, что падальщики не рискнули сунуться в дом, и на трупах не было видно ровным счетом никаких повреждений. Казалось, смерть внезапно настигла лесорубов, когда они готовились к трапезе – на столе стояли миски с нетронутым обедом. Как будто кто-то хлопнул в ладоши, и дюжие мужики, не успев ничего понять, мертвыми повалились на земляной пол.

Ариан обошел всю вырубку, но больше ничего не нашел – ни новых трупов, ни следов, ни прочих свидетельств того, что здесь произошло что-то из ряда вон выходящее. Лишь поваленные деревья да в беспорядке брошенный инструмент.

Обойдя вырубку по кругу, воин вновь вышел на ту же дорогу, что привела его сюда, и отыскал своего коня, который мирно пощипывал чахлую травку из лесной подстилки. Так как животное по-прежнему наотрез отказывалось приближаться к вырубке, Ариан со вздохом насыпал коню в торбу овса из седельных сумок и на скорую руку попытался соорудить что-то наподобие навеса из густых еловых лап. За нехитрой работой он наконец-то согрелся и покинул своего скакуна уверенный в том, что животное проведет ночь в лесу в относительном комфорте. А в том, что ему придется ночевать на “проклятой” вырубке, воин Братства уже не сомневался.

Когда он вернулся, на вырубке ровным счетом ничего не изменилось – разве что небо стало чуть светлее, давая надежду на то, что к вечеру дождь, возможно, наконец-то перестанет. Соседство с трупами не особо тяготило Ариана, но, подумав, он отыскал-таки в хижине кусок грубой холстины и, завернув в нее тело, лежавшее на улице, оттащил скорбную ношу внутрь избушки – нечего зря привлекать внимание падальщиков.

Плотно затворив дверь, Ариан устроился под скатом крыши. Здесь дождь почти не мочил, зато добрая половина вырубки была как на ладони. Положив меч по левую руку от себя, воин устроился поудобнее и занялся тем, чему любой воин Братства учится в первую очередь – начал терпеливо ждать. Любой крестьянин при известной доле усидчивости может просидеть недвижимо с десяток часов, но лишь воин третьего круга может провести все это время неподвижно, ни на секунду не теряя бдительности и не позволяя онеметь своим конечностям.

Дождь и вправду пошел на убыль. К тому моменту, когда наконец-то проглянувший сквозь облака солнечный диск коснулся вершин деревьев, тучи окончательно скрылись где-то на севере.

Ариан задумчиво жевал сухарь, найденный на дне переметной сумы. Воину он показался гораздо вкуснее утренней пшеничной каши – хотя бы потому, что сухари он перед отъездом раздобыл в кладовых цитадели Братства, а каша была приготовлена неумелым поваром в третьесортном клоповнике, где даже дешевое пиво разбавляют настолько, что сложно сказать, что же это такое – хмельной напиток или затхлая болотная вода. Впрочем, при всех своих достоинствах сухарь оставался сухарем, и Ариан едва не сломал зубы, грызя его.

Из леса на вырубку начал выползать туман. Поначалу его лапы робко ощупывали подгнившие пни и стволы поваленных деревьев, но вскоре окончательно осмелели и залили поляну сплошным молочно-белым покровом. Хотя туман стелился по земле, он был настолько густым, что вскоре Ариан не мог различить в десяти шагах впереди ни одного пня, хотя лес на дальнем краю вырубки по-прежнему возвышался неприступной черной стеной ничем не скрываемый от глаз воина.

Неожиданный звук на пороге слышимости заставил Ариана отбросить недоеденный сухарь в сторону и насторожиться. С минуту вокруг стояла мертвая тишина, и воин уже собирался списать странный звук на скрип старого дерева или крик ночной птицы, как он вновь повторился. Теперь сомнений быть не могло – где-то на опушке призывно ржала лошадь. В возгласах животного не слышалось страха или ужаса – скорее, они напоминали окрики ребенка, заблудившегося в трех соснах, но уверенного в том, что отец, находящийся поблизости, обязательно его найдет.

Что это за лошадь, Ариан не знал. Он мог с уверенностью утверждать лишь одно – это не его лошадь. Своего коня он оставил в совершенно противоположной стороне, да и его голос узнал бы сразу.

Немного помедлив, воин подхватил меч и осторожно двинулся на звук. Ржание вновь повторилось. Казалось, лошадь стоит на месте, дожидаясь, пока Ариан ее отыщет. Туман уже не казался столь густым, но воин все же несколько раз спотыкался о какие-то коряги, шепотом поминая всех хозяев Наоса и Отверженных в придачу. Наконец впереди он увидел размытый силуэт. Лошадь стояла у самого края леса и мирно щипала траву, изредка вскидывая голову и напряженно прислушиваясь.

Заметив приближающегося человека, конь не только не попытался скрыться в лесу, но и, напротив, сделал несколько шагов навстречу, будто обрадовался неожиданной встрече.

Ариан дружелюбно похлопал животное по шее. Конь благодарно ткнулся мордой в протянутую ладонь, обжигая кожу горячим дыханием. При ближайшем рассмотрении лошадь оказалась одним из тех тяжеловозов, которых используют в работе лесорубы. Лишь одно насторожило воина – на коне не было ни сбруи, ни упряжи, ни седла – ровным счетом ничего. Вряд ли дровосеки, в панике покидая вырубку, расседлали животное. Насколько он знал этот народец, свое имущество они не бросали – тем более, такое дорогое, как тягловая лошадь – и скорее бы увели животное с собой, чем отпустили на все четыре стороны.

– Да… – вслух проговорил Ариан, пропуская меж пальцев спутанную гриву коня. – Где же твоя упряжь, дружище?

Конечно, тот ничего не ответил, зато за спиной воина послышался звонкий голос:

– Ты имеешь в виду все эти многочисленные кожаные ремешки?

Выучка Братства взяла свое, и спустя удар сердца Ариан уже стоял лицом к неожиданному собеседнику, сжимая в правой руке меч. Стройную фигурку, стоявшую в десятке шагов от него, скрывали сумерки и туман, но по ее силуэту Ариан мог судить, что перед ним стоит женщина. Заметив направленный в ее сторону меч, фигура развела руки в сторону, показывая, что безоружна:

– Я сняла с коня все эти ненужные ремешки. Они порядком ему надоели. Я могу подойти ближе?

Ариан механически кивнул, но вовремя сообразил, что его жест может быть незамечен в сгущающихся сумерках и, облизнув пересохшие губы, бросил:

– Кто ты? И что ты здесь делаешь?

Опускать оружия воин не спешил. Хотя он понимал, что твари Наоса предпочитают сразу бросаться на чужака, щелкая челюстями, а не объяснять, почему сняли упряжь с коня – кстати, применительно к ним этот поступок выглядел весьма странно, ведь обычно даже тролли, отличавшиеся хоть какими-то зачатками ума, предпочитали пожирать коня вместе со сбруей – встреча была настолько неожиданной, что Ариан не спешил подставляться под возможный удар неожиданного собеседника. Особенно если эта хрупкая фигурка может незамеченной зайти за спину воину третьего круга – ее не выдали ни шелест листвы, ни треск ветки, ни дыхание.

– Меня зовут Анастериана, – чуть обиженно проговорила фигурка. – И я здесь живу.

Только теперь Ариан смог как следует разглядеть свою собеседницу. За свою жизнь он повидал много существ – массивных неповоротливых троллей, неуловимых как туман лесных демонов, согбенных иссушенных палящим солнцем гулей, ловких членистоногих химер – всего и не счесть. Можно сказать, что, в отличие от многих магов Шпиля, весь бестиарий Атир воин изучал не по страницам древних трактатов, а, что называется, в поле. Но дриад он не видел еще ни разу. В том же, что перед ним стоит дриада, Ариан не сомневался.

Та, что назвалась Анастерианной, в любом уголке Атир могла бы сойти за девушку из хорошей, уважаемой семьи. Стройная, пропорционально сложенная фигура, прекрасная грива распущенных темных волос до пояса – можно было подумать, что в ее жилах течет чистая дворянская кровь. Впрочем, Ариан был уверен, что кровь дриады – если она, конечно, имеется у этого существа – гораздо древнее всех самых родовитых дворянских семейств Империи вместе взятых. Дитя леса выдавали в ней лишь кожа с зеленым отливом, темно-зеленые волосы и глаза. Как известно, ни одно существо не может скрыть своих истинных глаз – ни лучший маг Шпиля, ни оборотень – а у дриады были большие зеленые глаза. Не темно-болотные, какие встречаются и у людей, но изумрудно-зеленого цвета молодой листвы.

– Дриада… – только и смог прошептать Ариан, глядя на одно из чудес Атир, уже успевшее стать красивой сказкой для детей.

Ни Братство, ни церковь Антора, ни людские законы не учили, как нужно вести себя при встрече с владычицами леса. За века невмешательства в людские дела дриады превратились в легенду, и никто не мог сказать наверняка, нужно ли упасть перед таким существом на колени или держать руку на эфесе меча. Тем не менее, Ариан счел за лучшее вложить оружие в ножны – негоже угрожать дриаде, находясь посреди ее исконных владений.

Только сейчас воин заметил, что его собеседница нага, и высокую грудь, крутые бедра и плоский живот не прикрывает ровным счетом ничего. Впрочем, сама дриада нисколько не смущалась своей наготы. Увидев, что Ариан убрал оружие, она подошла ближе, чтобы погладить по морде коня, по-прежнему мирно щипавшего траву за спиной воина.

– Я нашла его несколько дней назад, – еще раз улыбнулась Ариану дриада. – Он зацепился за дерево этими глупыми ремешками и мог бы погибнуть. Эти злые люди, – ее глаза блеснули неподдельной яростью, – оставили его умирать здесь, когда убегали отсюда.

– Ты… – под заинтересованным взглядом дриады воин замешкался. – Это ты… убила тех людей?

– Их убила не я, а лес, – отрезала Анастериана, – я лишь исполнила его волю. Они умерли безболезненно. Может, этой жертвой они смогут искупить свои прегрешения перед вашим богом.

С этими словами дриада протянула Ариану руку, и на раскрытой нежно-зеленой ладони три пирамиды Антора. Одно мимолетное движение, и символы веры оказались в руке воина, затянутой в перчатку из свиной кожи. Он поспешил убрать их в карман, чтобы при случае возвратить мертвецам, как учат жрецы храма Антора.

– Я не стала трогать тела, – чуть виновато проговорила дриада, — потому что не знала, как вы поступаете со своими мертвецами. Я думала, рано или поздно кто-нибудь вернется за умершими.

– Мы обычно закапываем тела в землю, – чуть дрогнувшим голосом пояснил Ариан, стараясь не обращать внимания на то, что ловкие пальцы дочери леса уже нащупали у него на шее знак Антора.

– Это символ вашего бога? – с почти детским любопытством поинтересовалась дриада, разглядывая хрустальную пирамидку. – А это? Один раз я уже видела человека с таким знаком, но не смогла спросить, что он означает.

Ариан увидел, что пальцы дриады коснулись серебряного черепа, висящего на той же цепочке.

– Это означает, что моя работа… – пальцы Анастерианы были такими же теплыми, как и у людей, – … очень опасная.

Мягко отстранив руку дриады, воин заправил цепочку под рубашку и запахнул отвороты куртки. До сих пор он не смог ответить на мучающий его вопрос: если дриада убила лесорубов, то что же должен сделать он, чтобы сдержать свои обязательства перед Станской Маркой? Ему было предписано положить конец странным смертям на вырубке, но убить дриаду – это все равно, что отнять у мира часть еще оставшихся в нем чудес. Вдобавок, Ариан был уверен, что, даже если он справится с дриадой, мгновенно убившей троих дюжих мужиков, из леса он уже точно не выйдет.

– Ты зря убила этих людей, – воин помедлил, подбирая слова. – Меня послали сюда, чтобы я покарал убийцу.

Дриада удивленно взглянула на воина. В ее огромных глазах не отражалось ничего, кроме искреннего непонимания. Ариан инстинктивно напрягся, ожидая молниеносной атаки или чего-нибудь похуже, от чего уже не спасет вся выучка Братства. Но через четверть минуты черты лица Анастерианы вновь смягчились.

– Я поняла. Ты охотник. Этот серебряный череп означает, что ты охотишься на разумную добычу. Это так?

Ариан кивнул, стараясь не задумываться, что дриада понимает под “разумной добычей” – животных, порождений Наоса или людей.

– Но не я убила тех людей, – продолжила дриада. – Лес убил их. Он покарал их за жадность.

– Жадность? – вскинул бровь воин, невольно подумав, что, если бы по закону жадность каралась смертью, добрая половина жителей Атир уже ожидала бы своей встречи с палачом.

– Посмотри, – дочь леса кивнула в сторону вырубки, – сколько деревьев они убили. Они забрали жизни сотен сильных, полных жизненной силы деревьев, а взамен лес забрал всего лишь три человеческих жизни. Разве это не справедливо?

– Но людям нужна древесина. Без дерева мы не выживем холодными зимами, не сможем строить дома, и… – Ариан хотел продолжить, но дриада его перебила:

– Мы понимаем это. Мы понимали это испокон веков. Иначе бы любой человек, преступивший порог леса с топором в руках, немедленно умирал. Но скажи – разве они убивают столько деревьев, только для того, чтобы не умереть от холода? Или чтобы построить себе жилища? Они алчны, и, если бы мы не сдерживали их, давно бы уничтожили наш лес до последнего молодого побега. Пока эта поляна вновь не зарастет молодыми деревьями, ни один человек не подойдет к ней ближе, чем на лигу. Такова воля леса.

– Но я прошел сюда без всяких затруднений, – возразил Ариан, отметив, что душой согласен с каждым словом собеседницы, – и до сих пор жив.

– Лес пропустил тебя, – улыбнулась дриада, сжав его руку в своих маленьких теплых ладошках, – ты прошел, потому что ты нужен лесу. Пойдем.

– Куда? – опешил Ариан, но дриада не ответила. Неуловимым движением она запрыгнула на спину коня и протянула руку воину, предлагая последовать ее примеру.

Не без труда Ариан вскарабкался на спину неоседланной лошади. Страха он не испытывал – пока дриада не сделала ему ничего плохого, да и оружие по-прежнему было при нем, а все, что может произойти с ним в лесной чаще, с тем же успехом может произойти и прямо здесь, на вырубке. Конь, до этого стоявший неподвижно, без всякого приказа побрел куда-то на север, углубляясь в сплетение деревьев.

Если бы Ариан не видел этого сам, он никогда бы не поверил, что неуклюжий тяжеловоз может двигаться по лесу с такой статью и быстротой. Деревья словно расступались перед конем, и за время пути ни одна случайная ветка не оцарапала лицо воина. В сгущающихся сумерках Ариан не различал дороги, и видел перед собой лишь прямую нежную спину дриады и гриву ее прекрасных волос. Порою порыв ветерка бросал ему в лицо несколько мягких прядей. От волос дочери леса пахло молодой хвоей.

– Куда мы едем? – наконец, не удержавшись, повторил свой вопрос воин. В этот раз дриада соизволила ответить.

– К моему дереву, – бросила она, даже не обернувшись.

Это ничего не говорило Ариану, но в голосе дриады были какие-то тревожные, напряженные нотки, заставившие его удержаться от дальнейших расспросов. Весь дальнейший путь они проделали в полном молчании.

Вскоре лес расступился, открывая взорам всадников небольшую поляну, в центре которой росла огромная ель. Деревьев такой высоты Ариану еще не приходилось видеть. Казалось, ель лучится переполняющей ее жизненной силой. Прочие деревья будто бы почтительно расступались перед ней. Все здесь казалось каким-то особенным, волшебным, начиная от неестественно мягкой и ровной травы и заканчивая разлитым по поляне тусклым светом, который можно было бы принять за лунный, если бы Ариан не был уверен, что ночное светило еще не взошло из-за горизонта.

– Это мое дерево, – обернулась Анастериана к воину. – Тебе нравится?

– Оно великолепно, – совершенно искренне выдохнул Ариан. Только сейчас он понял, что с того момента, как они выехали на поляну, даже не дышал.

Дриада улыбнулась с каким-то не понятным воину облегчением:

– Я знала, что лес в тебе не ошибся.

– Ты здесь живешь? – задал наивный вопрос Ариан. Его слегка смущало внимание, с которым дитя леса ловила каждое его слово.

– Нет, – рассмеялась дриада. Ее смех был таким же легким, как дуновение ветра. – Понимаешь, это мое дерево. Оно родилось одновременно со мной, и мы связаны с ним неразрывными узами. Мы постоянно ведем мысленный разговор, мы чувствуем друг друга как… Это очень сложно описать. В вашем языке нет слов, способных передать эту связь. Дриады живут в Астисе, иначе бы нас было очень легко найти, и каждый из вас повидал бы на своем коротком веку не одну мою сестру. А наши деревья существуют и в Наосе, и в Исиле, и в Астисе. Именно благодаря им мы можем свободно перемещаться между планами – и нам, в отличие от вас, не нужны для этого Камни или сложные ритуалы.

Ариан был далек от магии. Он никогда не желал побывать за пределами среднего плана, да и Камни видел лишь несколько раз – в основном, на шеях воинов Вороньего замка. Тем не менее, за годы скитаний по Атир он успел нахвататься поверхностных знаний о Даре, поэтому слова дриады не оставили его равнодушным.

– Наос? Ты видела Наос? И как там?

– Я была там всего несколько раз, – пожала обнаженными плечами Анастериана. – Я не могу описать этот план. Он запомнился мне лишь одним – там очень холодно. Не понимаю, зачем наши деревья тянут туда свои корни. Если честно, Исил нравится мне больше всего. Здесь я провожу очень много времени. Здесь все как будто бы естественнее.

Чтобы услышать эти слова, многие маги Шпиля продали бы душу, выкупили бы ее и продали бы снова. Последним, кто видел Наос вживую, был Стерион Безумный – маг, родившийся несколько веков назад и не умерший до сих пор. Несколько минут, проведенные в пределах нижнего плана, подарили ему бессмертие, но лишили разума. Так что Стерион так и не смог рассказать о том, что он повидал. Поговаривали, что он до сих пор сидит взаперти где-то в самых глухих подвалах Шпиля.

– Мое дерево говорит, что ты в смятении, – мягко прервала дриада размышления Ариана. – Это так?

– Все это похоже на сон, на сказку, – признался, помедлив, воин. – Но я не понимаю, почему я вижу все это… Почему именно меня выбрал лес, и, самое важное, для чего? Это меня озадачивает и… пугает. Возможно, пугает.

– Мы встретились всего час назад, а ты уже рассуждаешь так, будто провел в лесу всю жизнь, – с нескрываемым восхищением проговорила Анастериана. – Но знай: пути леса неведомы никому, и не нам гадать, почему он выбрал именно тебя и свел тебя именно со мной, а не с кем-то из моих сестер.

Ариан открыл было рот, чтобы спросить еще что-то, но дриада мягко накрыла ладонью его губы, призывая молчать. Взяв воина за руку, она подвела его вплотную к ели.

Только сейчас Ариан заметил, что нависающие над самой землей еловые лапы образуют что-то вроде жилища, а прямо перед ним находится вход в него. Дриада первой скрылась в освещенной все тем же странным светом берлоге, потянув воина за собой.

Внутри было уютно и просторно. Еловые ветви были настолько густыми, что на земляной пол, щедро усыпанный мягкой хвоей, не просочилось ни капли недавнего дождя. Несколько плоских валунов, лежащих здесь, можно было принять за невысокий стол и широкое ложе.

– Если ты живешь в Астисе, то чье же это жилище? – видимо, бесконечные вопросы были уделом Ариана на эту ночь.

– Это не жилище, это… – дриада наморщила лоб, силясь подобрать подходящее слово на языке, понятном ее спутнику. – Вы бы могли назвать это семейным очагом. Иногда мои сестры собираются здесь, чтобы сотворить новые деревья.

– Сотворить деревья?

– Знаешь, почему нас осталось так мало? – ответила вопросом на вопрос Анастериана. – Во всем нашем лесу ты мог бы отыскать от силы три десятка моих сестер. Мы связаны с людьми самой природой, и не в силах ничего с этим поделать. От любовного соития двух дриад рождается новое дерево. Это важно, и это правильно, но гораздо важнее другое: новая дочь леса может родиться лишь от союза дриады и человека.

Ариан ничего не ответил, пораженный открывшимся ему откровением, а Анастериана продолжала:

– Нас мало, но, наверное, такова воля леса. Мы не можем разговаривать с человеком, если этого не захочет лес. Последний человек был нашим гостем почти сто лет назад. Я хорошо его помню – его привела Друсилиа, он был красив как клен, строен и статен, и носил на шее такой же серебряный череп, как и ты. С того самого дня, когда Друсилиа стояла рядом с ним под своим деревом, я мечтала, что и мое дерево когда-нибудь увидит человек, и сегодня я, наконец, счастлива.

Дриада беззастенчиво прильнула к Ариану, и щеку воина обожгло ее горячее дыхание.

– Назови меня по имени, – шепнула она. – Мне так хочется услышать его из твоих уст, Ариан.

– Откуда ты знаешь, как меня зовут, Анастериана? – воин с трудом припомнил раз названное имя.

– Его сказало мне дерево, оно уже все о тебе знает, – тепло тела дриады Ариан чувствовал даже сквозь грубую кожаную куртку. – Если хочешь, можешь называть меня Ана. Думаю, так будет проще.

– Ана… – протянул воин, словно пробуя имя на вкус. Он стянул с руки перчатку и, отбросив ее в сторону, коснулся мягкой щеки дриады. От его прикосновения она зажмурилась как кошка, разомлевшая на солнце.

Слова здесь были не нужны – они встретились по воле леса, и этим все сказано. Ариан проникся этим убеждением дриады сразу и слепо, не задумываясь ни о чем.

Как можно нежнее воин коснулся губ Аны. Та ответила на поцелуй робко и неумело, но, вместе с тем, пылко и страстно. Ее губы оставляли на языке привкус смолы.

Ножны с тихим звоном упали в мягкую хвою. Дриада освобождала Ариана от одежды так же, как несколькими днями раньше освобождала коня от сбруи – ловко, умело и с убеждением, что все эти тряпки и ремешки – лишь глупая людская придумка. Кожа Аны была теплой и нежной. Дриада прильнула к воину всем телом, и даже плоский камень показался ему теплее и мягче любого ложа, на котором ему доводилось коротать ночь.

Они любили друг друга всю бесконечную осеннюю ночь напролет. Губы Ариана успели коснуться каждого уголка безупречного тела возлюбленной, а взамен дриада дарила ему себя всю без остатка. Она одновременно была покорной как лань и дикой как рысь. Ариан забылся сном лишь под утро, но и во сне его преследовал неуловимый запах смолы, витавший над ложем любви.

Когда воин проснулся, Аны рядом не было. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь густые еловые лапы, но звонкие голоса птиц возвещали о том, что уже рассвело. Споро одевшись, Ариан перекинул через плечо перевязь с ножнами и вышел наружу. Глаза защипало от ярких солнечных лучей. Лес уже проснулся – где-то в ветвях деревьев по-прежнему безмятежно чирикали птицы, а в густой траве, оставаясь незамеченными, стрекотали в свое удовольствие кузнечики.

Воин не сразу заметил Анастериану. Дриада сидела на краю поляны, подобрав под себя ноги, и внимательно вглядывалась в лесную подстилку. Ариан крадучись подошел к любимой и нежно прикоснулся губами к ее обнаженной шее. Ана даже не вздрогнула – возможно, услышала шаги воина, а может об этом ей сказало дерево – лишь обожгла лицо Ариана взглядом своих дивных изумрудно-зеленых глаз и улыбнулась. Воин уже в который раз отметил про себя, что у дриады прекрасная, искренняя и широкая, улыбка.

– Смотри, – она указала на траву перед собой.

Склонившись, воин увидел, что сквозь прошлогоднюю хвою пробивается к свету маленькая елочка – тонкий как травинка стебелек с несколькими смешными мягкими иголочками. Сколько лет еще понадобится, чтобы она превратилась в могучее дерево?

– Где-то там, в Астисе, уже родилась наша дочь, дочь леса, – Ана сжала руку воина. Ее глаза счастливо блестели.

Ариан никак не мог отвести взгляда от елочки. Она была еще крохотной, но ему уже казалось, что ее хвоинки имеют столь же неестественно яркий зеленый цвет, как и иголки дерева Анастерианы.

– Я когда-нибудь увижу ее? – как воин не старался, его голос все же дрогнул.

– Вряд ли, – в голосе Аны слышалось искреннее сочувствие. – Должно пройти еще много лет, прежде чем у ее дерева достанет сил, чтобы позволить ей войти в Исил. Но даже тогда ты, наверное, не увидишь ее. Впрочем, не нам судить – пути леса неисповедимы.

Ариан грустно кивнул, понимая, что последние слова Ана сказала лишь для того, чтобы утешить его. Мало кто хоть раз в жизни видел дриад, а ему и этого мало, будто он и не прикоснулся к чуду, к истинному таинству – ему хочется видеть их снова и снова.

Внезапно Ана вздрогнула:

– Ты слышишь?

Ариан напрягся, вслушиваясь в тишину. Мертвую тишину. Только одно существо может так напугать лесных обитателей – человек.

– Кто-то… – начал было воин, но не успел закончить.

Из чащи на поляну высыпали два десятка дюжих мужиков, заросших неопрятными бородами. Судя по исцарапанным лицам и топорам в руках, дровосекам пришлось приложить уйму усилий, продираясь сквозь сплетенные ветви к заветной поляне. Как они нашли дорогу – шли по лошадиным следам? Неважно. Важно было одно – лесорубы пришли убивать.

Ариан шагнул вперед, закрывая собой Ану, и недвусмысленно положил руку на эфес меча. Дровосеки, сбившись в плотную кучу на краю поляны, нерешительно переводили взгляды с дриады на воина Братства и обратно. Первая приковывала их внимание наготой своего безупречного тела, второй – едва скрываемой яростью готового к прыжку дикого зверя.

Вперед выступил невысокий лесоруб. В отличие от прочих мужиков, в его бороде было уже достаточно седины, но жилистые руки сжимали топор так же крепко, как и руки его более молодых спутников.

– Не думал, что Братство якшается с нежитью, – пробасил он, недовольно прищурившись.

– Дела Братства касаются только его воинов, – надменно бросил Ариан, стараясь сохранять спокойствие. – Уходите, и никто не пострадает.

Бородач почти что с сожалением покачал головой:

– Мы уйдем только после того, как расправимся с ведьмой.

– Она убила Тирта и его братьев, – крикнул кто-то из задних рядов, и толпа лесорубов, загудев, как растревоженный улей, качнулась вперед.

Одним плавным движением Ариан обнажил меч и легко взмахнул клинком перед собой. Четыре фута стали в руках воина поубавили решимости лесорубов, и те снова остановились.

– Вы думаете, что сможете справиться с дриадой и воином Братства? – голос Ариана был тверже стали, хотя тяжелые самострелы, замеченные им в руках некоторых лесорубов, почти не оставляли надежды на успех.

Воспользовавшись замешательством в рядах противника, воин шепнул дочери леса:

– Ты сможешь помочь?

Та, едва сдерживая слезы страха и злости, покачала головой:

– Боевая магия слишком агрессивна. Она может повредить нашей дочери. Я ничего не могу сделать.

Главный лесоруб, по-прежнему остававшийся на острие этого своеобразного клина, недобро усмехнулся в густую бороду:

– Ты ничего не изменишь. Через несколько минут ведьма будет лежать на этой траве мертвой, а у тебя еще есть выбор – лежать рядом с ней или не мешать нам. Что скажешь?

Ариан напоследок крепко сжал нежную ладонь Анастерианы и прорычал:

– Я скажу – смерть!

Воин Братства был быстр как ветер. Перехватить меч, оттолкнуть Ану, защищая ее от стрел, и одним броском сократить расстояние до противника – на все это ушло не больше двух ударов сердца.

Сухо щелкнули тетивы самострелов. Несколько болтов пронеслись мимо, ударив в стволы деревьев где-то на краю поляны, один Ариан смог отбить мечом. Свою цель нашла лишь одна тяжелая стрела – ударив воина в плечо, болт развернул его в пол-оборота, но не смог сдержать его. Теперь самострелы были бесполезны – он уже врубился в ряды лесорубов.

Первым пал бородач, который не успел ни защититься, ни отступить за спины своих товарищей. Мощный удар сверху вниз разрубил его от ключицы до пояса. Ариан подался назад, высвобождая меч из падающего тела и, довершая разворот, рубанул по очередному заросшему бородой лицу. Еще удар – и рукоять топора расщепляется, не спасая своего хозяина от гибели. Происходящее больше походило не на бой, а на завораживающий своей смертельной красотой и неудержимостью танец под музыку ударов стали о сталь и песню стали, рассекающей воздух.

Некоторые из лесорубов сразу бросился бежать, но ветви деревьев сомкнулись так плотно, что уже никто не смог бы покинуть поляну при всем своем желании. Кто-то поумнее постарался разорвать дистанцию и перезарядить самострелы. Оставшиеся лесорубы окружили Ариана как свора упрямых псов загнанного волка. Топоры, созданные для борьбы с неподатливой древесиной, не могли тягаться с полуторным мечом в руках умелого воина. Несмотря на численное превосходство противника, пока ни один удар лесорубов не достиг цели. То и дело очередной противник падал на землю, захлебываясь либо криком боли, либо собственной кровью.

Арбалетчики наконец-то смогли дать залп. Кольцо вокруг Ариана было уже не таким плотным, как раньше. Тем не менее, один арбалетчик все же умудрился подстрелись своего товарища. Но несколько болтов все же достигли цели. Воины Братства не боятся боли. Даже воины первого круга умеют заставить себя перестать ее ощущать, фактически сжигая себя заживо, но довершая начатое дело. Так и Ариан, казалось, не замечал многочисленных ран и пропитанной кровью рубашки, и его меч порхал так же легко, как и в первые минуты боя.

Бег клинка замедлился, лишь когда на поляне не осталось ни одного живого лесоруба. Неопрятная груда тел и забрызганная кровью трава отмечали место главной схватки, а трусы, показавшие спины, лежали там, где их настиг меч Ариана. Почему-то сейчас мертвецы больше напоминали смешных кукол, изуродованных жестоким ребенком. Лишь теперь боль пробила брешь в стальной воле воина, и Ариан опустился на колени, опираясь на клинок. В глазах у него помутнело, и он, потеряв равновесие, упал на землю. Сейчас его чувства были обострены до предела приближением смерти, и небо, которое Ариан едва мог разглядеть сквозь пелену боли, показалось ему как никогда высоким и чистым.

Уже ничего не различая, воин почувствовал беспорядочные прикосновения дриады:

– О, лес, – всхлипнула Ана, — сколько крови…

Ее ладони уже были алыми от крови воина. И он сам, и дочь леса понимали, что выжить с такими ранами невозможно. Ариан уже был не в силах что-то ответить и лишь скривил губы в жутком подобии улыбки.

– Нет, ты не можешь умереть, – твердо сказала, почти приказала дриада. – Лес не даст тебе умереть.

Почти волоком хрупкая дриада потащила воина к центру поляны. Каждое движение причиняло ему невыносимую боль, и несколько раз Ариан терял сознание, балансируя на неимоверно узкой грани между жизнью и смертью. В очередной раз вынырнув из забытья, он почувствовал, что сидит, привалившись спиной к теплому шершавому стволы ели Аны. Дриада хлестала его по щекам, пытаясь привести в сознание, но Ариан уже не мог ничего поделать. Мир окончательно померк…

… Чтобы в следующий миг взорваться неестественно яркими красками. Здесь были все оттенки красного, оранжевого и желтого, а в лицо воину дышал теплый ветер.

– Так вот она какая, благословенная земля, – вслух проговорил Ариан, чувствуя, что боль неожиданно исчезла.

Он уже хотел воззвать к Антору и покаяться в том, что никогда не верил в жизнь после смерти, но вдруг увидел, как к нему приближается размытая ярко-зеленая тень. Она склонилась над ним и поцеловала воина в губы.

– Я не умер? – удивленно выдохнул он, потому что после поцелуя на его губах остался привкус хвои.

– Ты в Астисе, – улыбнулась Анастериана. – В верхнем мире. Лес спас тебя.

– Значит, еще рано встречаться с Антором, – попытался отшутиться Ариан, но дриада прервала его нетерпеливым жестом.

– Если мы промедлим, вскоре ты с ним встретишься. Ты чужд Астису. Ты находишься здесь, по всем законам бытия не имея на это права. Ты не оставил в Исиле своего Камня или магического круга, как это делают ваши маги. Если мы не поспешим, Астис просто разорвет тебя на части.

Не позволив Ариану ничего ответить, дриада опустилась на колени перед ним, и с ее рук сорвались первые искорки ослепительно-белого света. Они касались тела воина и бесследно исчезали, оставляя тепло и умиротворение.

Закончив, Ана взяла Ариана за руку и увлекла за собой. Они шли по бесконечным просторам Астиса вне времени и пространства. Стольких чудес воин не видел за всю свою жизнь. Он видел огромные шары истинного света, величественно плывущие по воздуху, необозримо высокие колонны, слепящие глаза, вершины которых скрывались где-то в алом небе, странных существ, некоторые из которых были размером с дом, а некоторые – меньше муравья. А дриада все вела и вела его, ничего не говоря и не останавливаясь ни на минуту, пока впереди Ариан не увидел три мерцающие фигуры. Дриада ничего не говорила им – а может, воин просто не слышал их разговора – она лишь толкнула Ариана вперед, и двое незнакомцев тут же подхватили его под руки. Он обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на Ану, но опоздал на долю мгновения – Астис померк, а теплый ветер неожиданно исчез, сменившись чувством бесконечного падения.

Ариан с трудом открыл глаза. Темный зал без окон был освещен лишь скупым дрожащим светом свечей. Вокруг него стояли трое немолодых уже мужчин в серых хламидах.

– Где я? – спросил воин. Случайно он бросил взгляд на свою пропитанную кровью рубашку. Через разорванную ткань проглядывали несколько розовых шрамов.

– В цитадели Ордена, – ничего не выражающим голосом ответил один из мужчин. – Иди за мной и не говори ни слова, пока тебя не попросят.

Ариан повиновался. Долгое время они петляли по узким коридорам, где единственным ориентиром было бледное пятно спины его провожатого, пока коридор не стал ощутимо повышаться. Наконец они оказались в просторной светлой галерее. Навстречу им начали попадаться другие воины Ордена, которые с интересом поглядывали на Ариана.

Он был спокоен. Если и есть во всем Атир безопасное место – то это Вороний замок. Здесь ему ничего не грозит – тем более, у него на шее по-прежнему висел серебряный череп.

Наконец они остановились перед массивной дубовой дверью.

– Отвечай кратко и только по делу, – посоветовал ему провожатый. – И не смей лгать. В этом нет никакого смысла.

Сказав это, он распахнул дверь, пропуская Ариана вперед. В полутемной комнате за столом, заваленном бумагами, сидел пожилой человек, прямой как тростинка и, казалось, столь же хрупкий. Глубокие голубые глаза будто бы смотрели Ариану прямо в душу. Воину не нужно было напрягать память, чтобы признать в этом старике Саира Веона, нынешнего магистра Ордена.

– Назови себя, – сухо потребовал тот.

– Ариан. Воин Братства третьей ступени.

– Сейчас ты расскажешь мне о том, что произошло, – казалось, Веон не просит и не приказывает, а непринужденно рассказывает о том, что он волшебным образом увидел в недалеком будущем, – но знай: больше всего в твоей истории меня будет интересовать то, как ты оказался в Астисе.

Под пристальным взглядом Саира Ариан начал свой рассказ. Он обмолвился о своем задании в Залесье, вскользь упомянул о трупах, найденных на “проклятой” вырубке, чуть подробнее – о встрече с дриадой. Решив умолчать о ночи, проведенной в объятиях Аны, он сразу перешел к бою с лесорубами и своему чудесному спасению.

Какое-то время глава Ордена задумчиво молчал, постукивая пальцами по подлокотнику кресла.

– Твоя история очень необычна, – наконец проговорил он. – Дриады редко помогают людям, особенно сейчас. Но я тебе верю. О том, что ты перерезал двадцать человек, я молчу – мы оба знаем, что это не лучший тон в разговорах со станцами. В любом случае, это внутренние дела Братства, и мы не будем в них вмешиваться. Но твое пребывание в Астисе… Такого я не припомню ни в одной хронике. Думаю, и в архивах Шпиля ничего подобного не упоминается. Ты попал в Астис без Камней или сложных ритуалов, пробыл там два месяца, и вернулся живым, а это…

– Два месяца? – не удержавшись, перебил Саира воин.

– Не удивляйся, – хмыкнул тот. – В Астисе время течет не так, как у нас. Посевы уже давно убраны. На днях выпал первый снег.

В комнате повисло тяжелое молчание.

– Я готов отпустить тебя, – наконец заключил магистр. – Естественно, после того, как мы убедимся, что пребывание в Астисе не сказалось негативно на твоем сознании. Пусть Братство само разбирается в этой истории.

Саир склонился над бумагами, всем своим видом показывая, что разговор закончен. Восприняв это как руководство к действию, провожатый Ариана, стоявший до этого словно высеченный из камня, подтолкнул того к выходу. Но воин, испугавшись своей дерзости, снова обратился к Веону:

– Магистр, могу ли я спросить…

– Спрашивай, – благосклонно кивнул тот.

– Я поступил правильно?

Тот ответил не сразу.

– И Братство, и Орден создавались, чтобы защищать людей, об этом говорится в первых же строках уставов. Так что с этой точки зрения твой поступок заслуживает серьезного наказания. Но на твоем месте, – магистр улыбнулся краешками губ, – я бы поступил так же. Иногда нужно поступать так, как советует сердце, а не нота устава. Я ответил?

Ариан с почтением кивнул и последовал за своим неразговорчивым провожатым.

Его продержали в Вороньем замке еще несколько дней, донимая глупыми вопросами и не менее глупыми испытаниями. В последний день его тесную келью, которыми здесь, видимо, довольствовались абсолютно все воины, посетил старый хронист, аккуратно записавший рассказ Ариана в толстый фолиант. Лишь после этого его без всяких церемоний выставили за ворота цитадели, снабдив не в меру норовистым конем, теплой одеждой и запасом еды на неделю – ровно на столько, чтобы без промедлений добраться до замка Братства…

Дождь лил не переставая уже третий день. В Залесье весна мало отличалась от осени. После строгой епитимьи Ариану категорически запрещалось появляться в пределах Станской Марки. Хотя его полгода продержали лишь на хлебе и воде, никто не скрывал, что это делается лишь для того, чтобы воин Братства не попал в руки станских палачей. Из бесследного исчезновения двадцати лесорубов вкупе с нанятым охотником за нежитью и задатком чистым золотом станцы раздули огромный скандал, закончившийся лишь тогда, когда деньги были возвращены, а магистр Саир Веон объявил, что отныне этим делом займется непосредственно Орден. Ариан не знал, преуспели ли бойцы Вороньего замка там, где спасовал он, но, помня слова магистра, считал, что Орден все же займет сторону леса, а не лесорубов.

Древесные кроны сомкнулись над его головой. Лес казался прозрачнее, чем прошлой осенью, но почки уже лопались, наполняя чащу зеленой дымкой, цвет которой напоминал воину об Анастериане.

Он напрасно несколько дней блуждал по лесу в поисках той самой “проклятой” вырубки и заветной поляны со стройной елью в центре. Он напрасно выкрикивал имя любимой, напрасно богохульствовал. Лишь однажды ему показалось, что где-то вдалеке призывно заржал его конь, оставленный в лесу на волю провидения полгода назад – казалось, с тех дней прошла вечность. Но сколько воин не искал его, он так и не преуспел.

Уже смеркалось, когда он, промокший и раздосадованный, наконец выехал на опушку.

– На все воля леса, – шепнул в никуда Ариан и, не оглядываясь на гостеприимные кроны, пустил коня в галоп по разбитой дороге.