Темный гость

Темный Гость.

— Настоятельница! — напряженный шепот Алели выдавал напряжение, охватившее девочку. — Он пришел! Темный Гость!

Глаза ее были широко распахнуты, блестели, переливались яркими сполохами. Она стояла в арочном проеме как драгоценная скульптурка из молочного фарфора. Свет проникал сквозь растопыренные от возбуждения пальчики худых ручек. Босые ноги с нежными розовыми пальцамиготовы были сорваться с места и бежать.

Мать-настоятельница улыбнулась. Алель, она такая — неусидчивая, неугомонная птичка. Не может полностью совладать с энергией, которая заложена в ней.

Даже в моменты отдыха, к которому детей настойчиво приучают, Алель не впадает в состояние покоя. Сколько было: в тихий час, когда мягкий ветерок шевелил завесы над уютными ложами, над отдыхающими детьми, Алель без причины срывалась со своего места, поднимала переполох, и потом носилась по приюту, как будто ей было больно. Как будто искала выход.

Матери-настоятельнице приходилось делать вид, что она недовольна, рассержена. Но долго хмуриться — не в ее правилах! Она-то прекрасно знала, что ждет Алель и всех малышей в будущем. Какие жуткие муки, какие невыносимые страдания им предстоят! Какими горькими будут их слезы!

Настоятельница стряхнула с себя задумчивость и улыбнулась еще шире, пытаясь обезоружить страх Алели.

— Дорогая моя! Я хотела с тобой поговорить! — Настоятельница медленно поднялась с белоснежного резного кресла и начала скручивать пергаменты с именами своих подопечных. — Зачем ты внушила Терику, что он не достоин Выбора? Ты нарушила его гармонию, его внутреннее равновесие. Лекари утверждают, что его теперь надо долго лечить. На нынешнем ритуале его не будет. Ты знаешь — это очень плохо.

Девочка с досадой замотала головой.

— Терик очень надменный! — сказала она серьезно. — Он считает, что станет великим! Так можно думать?

— Он имеет право на собственные желания, мечты. Все дети имеют на это право.

— Я не хочу слушать его мечты. У меня свои есть. И они, может быть, такие… такие огромные! Я же никому не говорю! — Алель забыла, о чем прибежала сообщить минуту назад. Она деловито подошла к столу и помогла сложить свернутые пергаменты в корзину из прута белой ивы.

Мать — настоятельница вздохнула. «Огромные» мечты Алели были более, чем скромными. За внешней дикостью и энергичностью скрывалось простодушное желание справедливости для всех, и стремление эту справедливость установить немедленно. Такая неразвитость эгоизма у девочки смущала Настоятельницу. Мать даже подумывала обсудить это с Инспектором. Может быть, даже добиться от его службы права на небольшую коррекцию сознания подопечной. Хотя такой разговор, вероятнее всего, будет бесполезен. Инспектор, курирующий их приют, твердо уверен, что заложенное в воспитанниках свыше не следует изменять, «ибо весь процесс есть столкновение разностей, и не должно быть всем одинаково сильными, или одинаково слабыми».

— Дорогая моя! Почему не так давно ты не позволила Велии играть со всеми в «Побеждающий свет»? Воспитатели говорят, она очень переживала.

— Велия всегда хочет быть только «тьмой»! Всегда. Сильной, непобедимой «тьмой». Девочки боятся её и плачут. А мальчики бегают за ней и… слушаются. Игра не получается. Почему так?

«Да, Велия — сложный ребенок», — подумала воспитательница. А кто из воспитанников приюта прост? В последнее время дети поступают с очень болезненными душами. Неуравновешенные маленькие мучители и мученики одновременно. Словно в Светлых Инкубаторах, где выращиваются малыши, закончилось тепло, и дети получаются слегка… примороженными. Инспектор объясняет это необходимостью «формирования критической массы для создания условий качественного преобразования». Наставнице после таких разговоров всегда хотелось обратиться напрямую в вышестоящую инстанцию, чтобы выяснить смысл готовящегося «преобразования».

Алель и Настоятельница вышли на светлый, сияющий белизной двор приюта. Дети уже знали о приходе Гостя, не бегали, не перекликались веселыми голосами, а сгрудились молчащей толпой у Алтаря посреди двора.

Темный Гость терпеливо ожидал у ворот. Настоятельница кивнула ему приветливо и темная фигура, медленно проплыв по двору, приблизилась к сверкающему мраморной белизной Алтарю. С другой стороны подошли Настоятельница и посерьезневшая Алель. Она, пыхтя, водрузила на плоскую столешницу Алтаря корзину с пергаментами.

— Дети! — начала мать, в очередной раз стараясь избавить голос от ноток сожаления и сочувствия. И в который раз делать это было очень трудно. — Снова настало время Выбора! Я хочу заранее поздравить тех, кого изберет наш Гость. Я желаю вам пройти весь путь без разочарования, без зла, не сопротивляясь и не изнуряя себя бесплодными муками. Я желаю вам смирения и мудрости, — торжественно завершила настоятельница и подумала с горечью: «Если бы они хотя бы это запомнили». Она знала, что за Вратами дети забудут ее и все, что она им говорила.

Алель не сводила глаз с Темного Гостя. Его черный плащ был плоским со всех точек зрения, без объема, без рельефа складок, словно пятно чернил на белых стенах приюта. От плаща исходил тяжелый запах — запах крови. Алель и дети еще не знали, что это такое. Но сладковатый запах тревожил их, пугал и манил одновременно. Гость стоял к детям спиной, но все знали: под капюшоном вместо лица клубился серый туман. И глаз у Гостя не было. Только иногда из серого тумана выплывали черные провалы — очи.

Темный Гость протянул из плаща костлявую желтую руку и запустил ее в корзину. Дети затаили дыхание. Настоятельница обвела всех строгим взглядом. Сколько сил вложила она в то, чтобы дети не кричали, не плакали, не теряли самообладание в такой момент! И все равно, то у некоторых глаза увлажнились. На лицах многих читались безотчетный страх, ожидание ужаса, непонимание.

Тем временем, Гость вынул из корзины несколько десятков пергаментов. Он сжал их, сминая. Поднял над головой. Пергаменты вспыхнули тлеющим огнем, и серые дымящиеся змейки понеслись к детям, обходя одних и обвивая головы других.

Одна из них, обойдя Алтарь, протянулась к Алели. Девочка вздрогнула. Она прижала руки к груди и крепко сцепила пальцы. «Словно она знает, как надо молиться!» — удивилась Настоятельница. Все дети дороги ей, но кто-то всех дороже.

— Уже? — прошептала Алель.

— Дорогая моя! Это Выбор. — Настоятельница пыталась облегчить муку воспитанницы. — Рано или поздно все дети должны уйти с Гостем.

Девочка едва заметно кивнула, но выражение священного ужаса на ее лице не исчезло.

Дети, на головах которых не было серых клубящихся венцов, отступили к стенам. Темный Гость жестом приказал выбранным приблизиться. Черные провалы на его лице оформились в глаза без белков. Кто-то всхлипнул. Темный Гость оглядел отобранных детей и уставился на Алель. Девочка нахмурилась, выпрямилась и подняла голову выше. Словно принимала вызов.

Настоятельница тяжело вздохнула: «Алель, Алель! Чувство смирения тебе неведомо. Сколько испытаний тебя ждет!» Мать развернулась спиной к выбранным детям и, более не говоря ни слова, удалилась в свои покои.

За воротами приюта было холодно. Как только тяжелые белые двери закрылись, свет, окружавший детей все время пребывания в Приюте, превратился в серые сумерки.

Темный Гость, новый наставник, повел детей по дороге, свободно висящей в пространстве и мощеной искрящимися черными плитами.

Они шли недолго. Стены, окружавшие приют, исчезли из виду быстро. Вскоре и дорога закончилась небольшой аркой из черного мрамора. За ней было совершенно черным — черно. Дети никогда не видели столько тьмы и не слышали такой бесконечной тишины.

— Пора, — вдруг произнес Темный Наставник. Голос его был скрипуч и сух. Словно терся камень о камень.

Черная тьма за проемом вздрогнула, зашевелилась, и дети услышали, как там, внизу, в темноте закричали женщины. Их голоса, так похожие на голос Настоятельницы, были полны боли. Иногда голоса срывались на отвратительный визг, иногда превращались в мучительные стоны.

Дети столпились у края бездны. Некоторые тяжело дышали. Часть детей начала всхлипывать.

— Рано! — прикрикнул на них Темный Наставник.

Но кто-то попятился, увлекая в панику рядом стоящих. Тогда Наставник начал бесцеремонно хватать детей одного за другим и бросать их во тьму. Перед броском он костлявым пальцем проводил по губам, ушам и глазам ребенка. Те, до кого не дошла очередь, завыли во весь голос. Одна Алель смотрела на всех широкими глазами и молчала.

Когда перед проемом остались только Наставник и Алель, она, бесстрашно глядя ему в очи, спросила:

— Зачем все это?

Темный Наставник отвернулся.

— Не мне ты должна задавать этот вопрос. И не сейчас.

— Ведь они не всё нам рассказали? — спросила девочка.

— Они ничего вам не рассказали! Если бы вы узнали даже крупицу будущего, вы бы воспротивились.

— Я не увижу больше Мать?

— Нет. У тебя будет другая. Только твоя.

— Я сюда не вернусь? — девочка, находясь перед бездной, последовательно выясняла ситуацию. Темный Наставник качнул головой одобрительно.

— Сюда нет. А куда — потом посмотрим.

— Ты будешь смотреть?

— Я. Я привел, я и встречу.

— Найдешь меня во тьме?

— Я всегда буду с тобой рядом, ты будешь чувствовать мое дыхание. Ты боишься?

Девочка отрицательно замотала головой.

— В том то и дело, — продолжил Темный Наставник, — что ты никогда не будешь меня бояться. Я это вижу. Я могу придти, как только позовешь, но ты не зови. Продержись до срока. Я и так приду во время. И я знаю, где и когда тебя найти.

Она кивнула.

Наставник подвел Алель к самому краю тьмы.

— Иди… Там уже заждались.

Она сама прыгнула навстречу раздирающему сердце женскому крику.

* * *

— Мамаша! Не кричите! Всё уже! Смотри-ка, девочка! Во, новая баба народилась, мужикам пригодилась! Хотя… Худая какая! Мамаша, вы че ж не ели-то ничего? Глянь— ка, дышит, а не орет! Сурьезная барышня! А смотрит как! Доктор, может…

— Не выдумывайте! Сестра, запишите: два килограмма семьсот граммов! Нормальный ребенок. Все, что надо — в наличии. Ну, здравствуй, девочка! Здравствуй, дорогая моя!