Сияла броня

Сияла броня. Плотные полотнища штандартов глухо хлопали на ветру, узкие ленты тактических вымпелов вились яркими змейками. Стальные стены воинств застыли друг напротив друга по краям широкого и ровного поля, идеального для предстоящей битвы.

— Ну что же, дражайший, в прошлый раз нам не удалось договорить. Право же, ваш вспыльчивый нрав сильно усложняет коммуникацию — работайте над этим, говорю я вам. Иначе успеха не видать… Вы подумали над темой нашего последнего разговора? Времени минуло предостаточно.

— Твоя наглость уступает только твоей глупости. Кто ты такой, чтобы требовать от меня ответа?!

— Полноте, батенька, вы прекрасно знаете, кто я такой — всего лишь бог… Верховное существо, понимаете? Об этом мы и ведем речь. Просто преклоните передо мной ваши замечательные колени, и разойдемся заниматься каждый своим делом. Ну хоть поклонитесь, что ли — к черту все эти условности. И улыбнитесь, не будьте таким букой...

— Ты всегда меня смешил, червь, не разочаровал и в этот раз. Я не улыбаюсь, я смеюсь. Как гром. Ты — бог? Посмотри на себя, насекомое. Сколько ты пыхтел над Южным морем? Полторы тысячи лет? Я воздвиг Волчьи хребты за три ночи! Вот у кого сила, вот кто бог! Так что покайся за свою дерзость и я прощу. Я милостив.

— Там был довольно сложный проект… И драконы с планами подземных потоков подкачали, твари. Кстати о тварях — вы оценили моих новых зверьков? Тигроящерам очень понравились ваши волкоядцы. Правда, они быстро закончились. Немудрено — они весьма недурны на вкус. Мне тоже понравились.

— Вот гад, а я на Демонов Востока грешил, даже прибил парочку… Теперь придется мириться. Ну да ничего — напущу их на Город-под-Горой. Там ведь обиталище твоих самых преданных адептов? И храм в твою честь, так и знай — разнесу на камешки. Метеоритом, например.

— Метеори-и-итом… Да вам только какашками кидаться, свет очей моих. До небесной механики, насколько мне известно, не доучились? Выперли за пьянство и поделом — нечего бабам третью титьку приделывать. Мало, видите ли ему. Всем обществом потом исправляли.

— А что, по-моему получилось довольно креативненько. И мужикам понравилось. Вот только вам, ретроградам, не угодишь. Вы просто не можете подняться над своим уровнем. А я могу. Умею увидеть все свежим взглядом — такой бог и нужен миру.

— Вы исчерпали мое терпение, милейший. Даже такое милостивое божество, как я, имеет границы терпения. Преклоните колени, или нет? Отвечайте быстро, ибо от этого зависит, продолжите ли вы свое жалкое существование.

— Не тебе угрожать мне, насекомое. И разговор с тобой меня порядком утомил — как и все бессмысленное, что наносит оскорбление миру самим фактом существования. Войска, товсь! Атака!

— Ваш выбор ошибочен, что, впрочем неудивительно, ибо само ваше бытие — это ошибка. Атака!

Воинства вздрогнули. Загнусавили боевые флейты, барабаны ответили гулким ритмом. Склонились пики и миллионы копыт взрыли зеленые ковры лугов. Кавалерия кинулась в атаку.

Закованные в сталь ноги сделали шаг, и ажурные кроны прекрасных деревьев дрогнули, сыпя листвой. Несметное множество мечей ударило в щиты и рев, вырвавшийся из глоток воинов заставил дивных птиц с хвостами, как радуга, упасть с небес. Птицы падали сквозь два роя стрел и дротиков, летящих навстречу друг другу и невесомые тельца разлетались в облаках красных брызг.

Метнули свои огненные заряды требушеты. Там, где пылающие шары падали, разлетались во все стороны потоки извергнутой почвы вперемешку с телами и обломками. С оглушающим ревом недра земли изторгли из себя гигантские тела огромных червей, которые принялись пожирать вражеские войска. С небес, с ужасным клекотом низверглись громадные красные драконы, и от их пламени запузырились, плавясь, горы…

— Стоп. — сказал я.

— Довольно! — оглушительно прогремел гром.

— Хватит! — тысячью глоток проревел ураган.

Все застыло. Черви торчали из земли уродливыми колоннами. Струи драконьего пламени застыли в неподвижном воздухе. Наступила тишина, все звуки замерли, ибо времени больше не было.

— Гм, что, кто?.. Как?!

— Что это, коллега? Вы изобрели что-то новенькое?

— Я хотел спросить об этом тебя, ничтожный. Почему я не могу двинуть ни одну из фигур?

— Странно, странно… И испытываю такие же проблемы.

— Это я. Помолчите оба, я размышляю.

— Кто это? Как это? Как вы смеете мешать нам решить в справедливом споре, кто из нас более достоин занять позицию божества? Я вас испепелю.

— Да! И я! Я уничтожу тебя, жалкий червь, кем бы ты ни был! Я…

— Замолчите. Оба. Я решаю, что с вами делать.

— Ты решаешь?! Вот наглец! Да кто ты такой, чтобы, решать что-либо о боге, которого…. Что это со мной? Не надо. Не надо, говорю я вам! Прекратите, прошу! Я все понял.

— Я заранее хочу подчеркнуть, что совершенно согласен с вами, уважаемый Некто, совершенно. И все же вынужден присоединиться к вопросу моего импульсивного коллеги. Мы же идеально подходим. Я признаю, вы удивили нас вашими возможностями. Уверен, обладая такой силой, вы найдете ей другое применение. А этот мир оставьте нам. Мы его созидатели. Посмотрите на моих драконов. Я корпел над чертежами много веков.

— Или вот мои черви…

— А каковы левиафаны! Видали ли вы нечто подобное?

— Сколопендры! Сколопендры! Посмотрите только на них! Я их создал! Я созидатель!

— Южный океан…

— Волчьи горы...

— Все, что вы создали, уродливо. Все ваши создания умеют только одно — уничтожать. Бог не тот, кто умеет что-то создать…

— Я понял, я все понял. Бог должен не только уметь созидать, должен уметь главное — …

«Созидать прекрасное» — мысленно окончил за него я. Поздно. Я вздохнул и свел ладони. Все ожило. Небо, оскверненное черными шлейфами дымов, выплескивая содержимое туч и сеча плетьми молний, ринулось вниз, навстречу распростертым объятиям разверзшейся тверди. Океаны хлынули в зияющие трещины, испаряясь и добавляя плотные облака в замешивающийся коктейль, бывший когда-то целым миром. Огромные горы оседали облаками пыли, сбрасывая со своих плеч вечные снега. Землю корежило судорогами, разметывая города и превращая леса в груды щепок. Все стремительно скользило куда-то вниз, смешиваясь в огромный бурый ком. Он сжимался, разогреваясь, и от этого своего стремительного сжатия, откуда-то изнутри, из стесненных чудовищным давлением глубин, начал сочиться зловещий багровый свет. Шар все уменьшался и вот уже вместо цветущей планеты вокруг солнца стремительно несется по орбите пылающая алым сфера, все больше ускоряясь и сжимаясь в точку, сливаясь в линию в своем диком вращении. Звезда, душимая тонкой алой удавкой, вспухает к полюсам, принимая форму песочных часов, будто стараясь избежать прикосновения остатков оскверненного мира. Но это не спасает — совсем скоро распухшие полюса лопаются, извергая в космос огненную плоть звезды, которая тут же пожирается совсем уже сузившимся алым кольцом на бывшем экваторе звезды.

Дальше все было быстро. Звезды, сначала ближние, потом дальние, вытягивались в капли, и стремительно, все более разгоняясь, устремились к уже совсем маленькому алому кольцу. Вскоре вещество ближайшей звезды, вытянувшись в струну, стало двигаться быстрее света. И в этот момент все — звезды и планеты, галактики и пульсары, астероиды и межзвездный газ, все то, что мы привыкли звать вселенной — исчезло. И стало темно.

И тихо…

Я вышел на крыльцо, переделанное мной прошлым летом в небольшую веранду со скрипучим креслом-качалкой около колченогого столика. По старым доскам пола бегали красные блики от умирающих угольков, пробивающиеся из-за колосниковой решетки огромного, пузатого, стоящего на специально приспособленном для этой цели листе мятой жести самовара.

Над всеобъемлющей свежестью голубой ночи властвовала полнолицая царица-луна. Где-то в дальних березах обосновался ночной певец. Соловей старательно выводил трели, вплетая свои нити в изумительную ткань бытия.

Я долго пил чай, прихлебывая из блюдечка и заедая душистым малиновым вареньем. Слушал скрипы старого дома, стрекот ночных кузнечиков и изумительное творение маленького пернатого бога.

Потом пошел спать.