Клинок и ржавчина

Они познакомились абсолютно случайно — в лесу около ручья, из которого так часто пили холодную чистую воду путники, и рядом с которым на полянке паслись кони. Да, здесь останавливались многие, если не все, кому приходилось проходить мимо, но эта встреча была особенной.

Тогда и началось все это сумасшествие — иного слова и не подберешь. Встречались на нейтральных территориях, прикрывая лица огромными капюшонами, а тела — балахонами, грязными и свободными настолько, что невозможно было достоверно определить даже пол. А потом бежали туда, где их никто не застанет, и там болтали ни о чем и целовались. Не смейтесь — этим смехом вы выставите себя глупцами. Да, они лишь целовались, но и это заставляло несчастную девушку краснеть и отворачиваться, пряча глаза.

И они уже в который раз сидели на краю крутого склона около реки. Одно неловкое движение — и смерти не избежать. Но кого это, право, волновало? Они сидели рядом, как всегда, разве что без слов, в полном молчании. Ничего говорить и не надо было, все было очевидно и так.

Мокрые от слез глаза. Дрожь во всем теле.

Он бессмертен. Ему не грозит старость, и от любых болезней он чувствует себя лишь немного хуже. Но для оружия, как и все живые существа, уязвим, что является первой из его слабостей. И он, эльф, представитель высшей из рас, принадлежащий к тому же к знати, позволил себе влюбиться в нее. В девчонку с болотисто-зелеными глазами и кудрявыми волосами цвета ржавчины. В хрупкий цветок, чья жизнь так эфемерна и скоротечна и который наверняка увянет еще задолго до своего столетия. Что это для эльфа, пробывшего на этой земле уже, наверное, более трех тысячелетий? Но она было второй слабостью.

Высокий, худощавый, с холодным взором, которым, казалось, можно прожечь любого насквозь, он поначалу считал ее недалекой. Часто и звонко смеялась, словно дите, радовалась каждой мелочи вроде красивой бабочки, севшей на ладонь. Он до нее и не замечал всего этого; а потом вдруг начал. Мир был таким ярким и замечательным, словно не реальность это, а картина, написанная умелым художником. Подумать только, как многому эльф оказался обязанным всего-навсего человеку. А ведь не так давно он был в первых рядах тех, кто, требуя войны, победа в которой будет легкой, утверждал, что все люди — мусор, дешевая рабочая сила, живые щиты в битвах.

Он — клинок. Она — его ржавчина.

А что все воины делают с ржавчиной, появившейся на оружии?..

Да, так и надо было поступить еще с самого начала. Тогда, у ручья, воткнуть нож между ребер или обезглавить мечом. В конце концов, он презирал всех людей, а она ничем не отличалась от остальных. Не особенно красива, не особенно умна, представительница низшей расы. Но было в ней что-то, что остановило его и заставило вновь и вновь приходить в назначенное время на встречу. Рисковать жизнью — а за это его бы непременно казнили —, чтобы просто услышать ее негромкий голос и увидеть робкую улыбку, коснувшись ее не по-женски грубой от работы руки. Если бы он только мог, он бы лишил ее необходимости мучиться там, где не всякий взрослый мужчина долго продержится, и забрал бы оружие. Ну, подарил бы разве что небольшой красивый кинжал — так, на всякий случай. Но, увы, он не мог сделать ничего из перечисленного. И это чувство бессилия, непривычное ему, раздражало и словно пожирало изнутри.

Он никак не может ее защитить.

Встреча была последней. Они больше никогда не увидятся вновь. Не будут целоваться, стыдливо прячась ото всех. Не будут, смеясь, болтать о ерунде. Он не услышит, как она уже в который раз повторяет, что все будет хорошо, и счастья они еще добьются. Она не почувствует себя в безопасности рядом с ним. Не будет уже ничего, что стало слишком дорого и привычно. Как заканчивается книга, когда остается лишь дописать эпилог, так закончилось и их эфемерное и, может быть, иллюзорное, но все же счастья.

Завтра начнется война между двумя государствами. Кровавая и страшная игра двух королей. Эльфы намерены подчинить себе людей, рожденных, разумеется, лишь для того, чтобы быть рабами у тех, кому повезло быть более достойным. А все, не желающие подчиняться, будут убиты. Любая попытка бунта, а также слова и чуть ли не мысли о нем, будут караться смертью. Неподчинение будет караться смертью. Любой шаг в сторону будет караться смертью. Прольются тысячи, миллионы литров крови, кровь будет течь реками по улицам тех городов, где жили люди. И по улицам того города, где жила она. Вероятно, ее и казнят одной из первых, если не убьют в битве — а в боевых действиях она участвовать будет. Но, право, разве может быть какая-то трагедия в смерти врага и мусора?

Завтра начнется война.

Война, в необходимости которой он лично убедил своего короля. Война, в которой наконец клинок вместо ржавчины покроется кровью.

Ее кровью.