V.Боги вакуума

V.Боги вакуумаКаждому из нас не раз задавали два вопроса: «Почему вас называют богами вакуума?» и: «Неужели с вашими способностями не отыскалось нормального дела?» Вопрос прозвучит обязательно, иногда вместе с предложением о работе. Ведь если корабли Службы поиска или как нас ещё называют «богов вакуума» размером с тяжёлый крейсер — то экипажи всегда маленькие. Не больше полусотни разумных. Потому каждый совмещает несколько профессией. Врач запросто может оказаться за пультом управления поисковыми дронами. Энергетик принять роды хоть у трёхполых чешуйчатых хельмов, хоть у похожих на земных пингвинов гильдов. Если вдобавок учесть, что поисковиков бесплатно учат кураторы Службы — тагини, мудрейший из народов Галактики, а в экипажах на долгие месяцы рейсов без ссор и взаимного отвращения уживаются самые разные биологические виды… Нас хотят заполучить все. От правительств многочисленных миров до трансгалактических корпораций. И никто не может. Не только из-за того, что зарабатываем мы не так уж мало. В Службе нас держат отнюдь не деньги.

Сегодня уже десятый день, как мы копаемся в песках Иридии. А до этого почти месяц прочёсывали окрестные системы, пытаясь отыскать хоть какие-нибудь следы катастрофы транспорта «Нерей». Это только кажется, будто для вечного космоса десять лет — мгновение. Если терпящий бедствие корабль не успел сбросить аварийный маяк, поиск превращается в выматывающую рутину. Раз за разом впустую проверяешь одну систему за другой, планету за планетой. Но представитель заказчика Селеста Хаттан держалась, даже пыталась помогать. Хотя и видно было, что, как и любому подданному Терранской Федерации, общаться с нашим поваром-хельмом девушке очень тяжело. После войны сменилось всего одно поколение. Достаточно, чтобы забыть — развязали бойню люди из Консулата Дайто. Слишком мало, чтобы забыть — миры Федерации вычищали от людей хельмы, союзники Великих Консулов.

Все эти дни Селеста пыталась сама догадаться, что удерживает таких разных нас в одной команде. Всё-таки сдалась, и вопрос прозвучит? Если так, то спросит она меня и сейчас. Попытается сыграть на гормонах. В экипаже я единственный мужчина-хомо и ненамного её старше. А на просто заданный в лоб кому-то из экипажа вопрос она получит какую-нибудь отговорку. Проще тогда прочитать в информатории Галактической ИнтерСети статью про Службу.

Отключенный экран соседнего рабочего места оказался неплохим зеркалом. Я, не поворачивая головы, принялся наблюдать за Селестой. С первого дня девушка держалась подчёркнуто деловито, даже ходила твёрдым, размашистым шагом. А сегодня вошла мелкими шажками, словно на ней не ботинки типового флотского комплекта, а туфельки. Чисто по-женски, не задумываясь, покачивает бёдрами. На лице появилась другая косметика… Нанесена немного по иному, лишь бы из всех предков подчеркнуть именно монголоидную красоту, явно со стороны кого-то из родителей был очень чистый фенотип. И волосы не завязаны в тугой узел, а падают густой волной, усыпанной серебристыми блёстками. Селеста красивая девушка, она это знает и сейчас пытается пробудить во мне мужское естество, пока мы одни. Ведь хотя официальная пропаганда Консулата, откуда я родом, и твердит, что мы давно уже не имеем с людьми ничего общего, биологию не обманешь. Значит сейчас. Пусть я поддамся чарам и выдам тайну: зачем я пошёл в Службу.

Рубка у нас просторная, от входа до полукруга из пяти кресел — целых десять метров. Сельме вполне хватило продемонстрировать себя. Она даже комбинезон как-то сумела подогнать так, чтобы он намекал на соблазнительную фигуру. И села, конечно же, в соседнее со мной кресло. Так, чтобы я ощутил контраст: мужественный покоритель космоса и готовая прильнуть к нему дева. А своих только монголоидных предков, наверное, подчёркивает, начитавшись, будто в Консулате помешаны на чистоте этнических линий? Особенно выходцы с Ториде. Ведь иронией судьбы я выгляжу как чистокровный японец, да и имя взял себе соответствующее.

— Есть ли новости, капитан Хотаро?

Я машинально поправил оговорку. Хотя оговорку ли?

— Госпожа Сельма, я ведь говорил. Давайте уж или капитан, или просто Хотаро.

— Лучше просто Хотаро. Но и тогда я для вас просто Сельма. По крайней мере, вне деловой обстановки. Так есть ли какие-нибудь новости, Хотаро?

Вместо ответа я вывел на центральный экран видеосигнал от одной из поисковых групп. Рубку тут же залил яркий свет. Огненно-красный шар уже час как поднялся над горизонтом. Внизу нестерпимый блеск режет глаза даже через защитные очки. Воздух раскалился: планету покрывала сплошная песчаная пустыня. А работают поисковики в лёгких комбинезонах и масках биозащиты. Желающих таскать скафандр в кислородной атмосфере при тяготении около 1G нет. Ещё час-полтора, и посадочные челноки взмоют в холод и темноту космоса. Но пока спасатели топчут блестящий песок.

Я порадовался, что сигнал идёт с камеры Джун. Не стоит портить Сельме настроение. Слишком уж гуманоидны лхасы, слишком грациозны и красивы, не смотря на медную кожу и красные волосы. Их нежному сопрано может позавидовать любая певица, а фигуре любая человеческая красавица… Вот только любому возжелавшему познакомиться в интимной обстановке стоит помнить, что лхасы гермафродиты. Но девушки всё равно неизменно реагируют на Джун с агрессивной неприязнью. Даже сейчас при первых словах Селеста непроизвольно напряглась, спина затвердела, на пару мгновений лицо скорчилось в гримасе раздражения.

— Вот скажи, Урс. Зачем вообще нужны поисковые дроны и спутники, зачем тратить на них столько денег, если все равно пользы от них никакой? Из последних тридцати пропавших кораблей роботы обнаружили всего пятнадцать. А остальное — ножками. Хорошо хоть здесь условия — курорт. Эй, Урс. Что ты там копаешься? Уснул?

— Замри, — зарокотал бас хаврона. — Кажется, я что-то засёк.

Селеста рядом со мной подалась вперёд, словно хотела прыгнуть сквозь экран. Но тут же взяла себя в руки и снова уселась в кресло. Трижды уже сканеры вроде бы находили металл. Но раз за разом это оказывались близкие к поверхности песка скальные породы.

— Джун, давай ко мне. Проверим с пересекающихся ракурсов.

— Бегу!

Секунд через десять на экране показался Урс. Двухметровый плюшевый мишка в белом комбинезоне и маске. Сколько лет мы бороздим космос вместе? До сих пор стоит Урсу замереть, и я сразу подсознательно начинаю его воспринимать как огромную детскую игрушку. Но сделает шаг — и очарование мгновенно пропадает. Пластика движений у хавронов от насекомых. А люди насекомых подсознательно боятся. Вот и Селеста: сначала невольная улыбка до ушей, потом лицо дрогнуло, рот непроизвольно скривился.

Несколько минут оба спасателя внимательно считывали данные сканеров и сыпали цифрами. Затем Урс набрал команду на своём коммуникаторе. Шестиногий робот, до этого замерший на удалении километра, примчался, вздымая за собой облако песка. И тут же принялся копать яму. Вскоре шестиног уже стоял перед спасателями. В двух передних лапах он держал что-то вроде двухметровой палки, покрытой отложениями из окислов местного песка.

На экране передо мной загорелся огонёк вызова.

— Кэп, — Урс хлопнул себя по ушам, у хавронов жест огромной радости. — Премия наша. Мы его нашли.

— Что нашли? У меня картинка низкого разрешения, не разберу.

— Один из аварийных посадочных маяков. Батарея не тянет, но остаточный сигнал ещё можно поймать. Я потому в этом секторе и рылся последние три дня, со спутника эхо уловил. Правда начинка сдохла почти, идентификатор не определяется. Но тут на корпусе название есть.

— Значит, кусок отражателя был от «Нерея», — влезла в разговор Джун. — Ну и закопались они.

Хоть Урс меня не видел, я машинально кивнул. Поиск сухогруза и впрямь затянулся куда дольше обычного. Транспорт свернул с оживлённого маршрута и пропал. Маяк сбросить не успел. Теперь с уверенностью можно сказать, что найденный возле точки перехода фрагмент обшивки и остальные обломки принадлежит именно транспорту. Скорее всего, взорвалось охлаждение маршевого реактора. Но кто-то из экипажа на момент аварии уцелел. Автоматика не стала бы, выжигая резерв, тянуть к кислородной планете. Да и посадочные маяки запускали вручную: контейнер находится в хвосте, а взрыв неизбежно перебил коммуникации.

Мои пальцы тут же забегали по клавиатуре. В идеале такие стержни разлетаются вокруг точки падения примерно по кругу, чтобы облегчить поиски. У нас пока одна точка, но это ненадолго. Переведём сюда все спутники, перебросим остальной экипаж.

В это время загорелся сигнал вызова от другой команды. Видимо, они ждали связи, пока мы общались с Урсом, потому слышали наш разговор.

— Пусть мохнатик не выпендривается. Мы тоже нашли. Правда, маяк битый. Но премию всё равно пополам.

— Всё равно вместе прогуляете, — усмехнулся я в ответ.

Слышно было, как на противоположном конце линии лхаса усмехнулся:

— Традиция, кэп. Деньги приходят и уходят, а слава и удача остаются. Так что — пополам.

— Да спорит кто? — пожал я плечами.

И тут же переключился на общий канал.

— Всем поисковым группам. Возвращайтесь.

Селеста удивлённо на меня посмотрела, но я даже не соизволил объяснять. Могла бы и сама догадаться. Примерное место аварийной посадки мы теперь знаем. Дальше пусть работает техника: спутники просветят песок на километр вглубь, центральный компьютер рассчитает все подозрительные точки. Без этого гонять экипаж нет смысла. Под песком скрыты настоящие горы, с уймой расселин. Если корабль зарылся в одну из них, а потом его десять лет ещё и заметало...

У девушки задрожали губы, на секунду-две начала бить нервная дрожь. Она явно что-то хотела мне сказать, поделиться чем-то очень важным. Но передумала Сумела взять себя в руки, и подчёркнуто-деловым тоном спросила:

— Как думаете, Хотаро? Может, кто-то из экипажа ещё жив?

Я пожал плечами. Кажется, за последние полчаса это у меня стало привычкой…

— Думаю, вряд ли. Даже если они нормально сели, всё-таки десять лет. Никаких запасов консервов не хватит. Пищевые синтезаторы не работают — будь у них энергия, они бы дали сигнал СОС.

— А местные биоресурсы? — в голосе мелькнула тень надежды. Или мне показалось?

— Растения тут есть. Но животных мы пока не видели. Впрочем, это ничего не значит. Далеко не каждый кислородный мир производит совместимые белки, даже для таких пластичных организмов, как хомо.

Девушка молча кивнула, задумчиво потёрла переносицу. А потом вдруг сказала:

— Все послушались вас беспрекословно. Капитан на корабле — царь и бог. Но это как бы в теории, по уставу. А на деле, чтобы заставить всех исполнять устав в такой глуши, капитан должен пользоваться авторитетом.

Я мысленно выругался. Надежды, что из-за находки Селеста забудет, зачем она зашла, не оправдались. Даже хуже. Чтобы погасить собственное нервное напряжение, выпытывать разные тайны у меня будут вдвое сильнее.

— Кстати, интересное сравнение с богами. Вы стараетесь искать живых, но не так уж редко приходится доставлять тела погибших на родину. Ладья Харона… Вы знаете, кто это?

Я нацепил на лицо добродушную маску. Сам же мысленно усмехнулся. Когда-то давно из меня лепили двойника наследника одного из Великих Консулов. Тогда, кроме переделки внешности, в голову напихали уйму всякой информации. В том числе и по древней истории. А вот откуда про Харона знает Селеста? Тоже где-то училась — или специально для разговора копалась в ИнтерСети?

— В мифологии древних греков — был такой народ на Терре, ещё в докосмическую эпоху — Харон управлял ладьёй, которая перевозила умерших в загробный мир. Только вы ошибаетесь. Большинство исследователей считает, что в пантеон богов он не входил. Но сравнение и правда интересное. Вот только я всё-таки предпочитаю находить живых.

Лицо девушки вытянулось, она явное не ожидала, что я отвечу на вопрос.

— Живых… — она задумчиво побарабанила пальцами по подлокотнику. — В мифологии такое встречается куда реже. Боги судят и карают, но редко когда помогают. Хотя если вспомнить, у полинезийцев вроде был… Как его? Вот ведь, вылетело из головы.

Я удивлённо посмотрел на Селесту. Похоже, она и в самом деле в этом разбирается. Вот уж не ожидал. Тем временем девушка оборвала мысль и постаралась вернуть разговор в нужное ей русло.

— И всё же. Ладно сейчас, когда вы в Службе не первый год. Я специально наводила справки перед наймом, у вас один из самых высоких показатель успешных рейдов. А раньше? Ведь капитаном вы стали в восемнадцать?

— Наверное потому, что корабль принадлежит мне. Я его владелец…

Я прикусил язык, жаль слишком поздно и лишь мысленно. Расслабился от новости про находку! И то, что поиски меня тоже вымотали, для капитане не оправдание. Теперь Селеста сделает вывод, что я — выходец одной из аристократических семей Ториде. И объяснениям, что родился в семье небогатых крестьян с окраины Консулата, а деньги для первоначального взноса на корабль получил в подарок, Селеста попросту не поверит.

Так оно и случилось. Девушка мгновенно высчитала нужную сумму, глаза загорелись. В то же время в голосе появились еле слышные нотки презрения к богатому пресыщенному наследнику.

— Вот значит как. И вы решили приносить людям пользу. Или жажда риска, пощекотать себе нервы? В последнюю войну спасатели хранили нейтралитет, но под случайный выстрел попадали запросто. Или благодарность? Бог, приносящий спасение терпящим бедствие…

— Вас это не касается. Сейчас я начну контролировать стыковку с катерами, поэтому прошу покинуть рубку. Так как вы не являетесь членом экипажа.

Селеста обиделась. Молча встала. Бросила на меня презрительный взгляд — я тебя раскусила, и ушла. Вот только мне на её чувства и её домыслы было плевать. Потому что сама того не желая, Селеста ткнула в мою незаживающую рану. У каждого из спасателей есть причина работать в Службе. У меня — долг. Долг по отношению к человеку, которого я знаю лишь по короткому видеописьму, имени и завещанию. Десять лет назад он погиб, когда вытаскивал меня из политической мясорубки, где мне была уготована участь жертвенного барана. За мою жизнь с меня не потребовали ничего. Но я останусь в кресле капитана Службы поиска до тех пор, пока не решу, что долг за своё спасение я выплатил сполна.

Спутники и центральный вычислитель шаманили двое стандартных суток. После чего выдали наиболее вероятную точку. Расселина в скалах. Во время посадки песок оттуда выдуло, судя по результатам предварительного зондирования, транспортник приземлился нормально. Но за последующие годы всё замело обратно. Прежде чем доберёмся хотя бы до обшивки, придётся изрядно потрудиться. И для начала — доставить вниз три поисково-спасательных комплекса для раскопок.

Задача не из простых. Посадочный контейнер каждого робокомплекса очень тяжёлый. Если его везти малыми катерами, тут нужно по два на каждый. А лёгких катеров у нас всего пять, и хотя бы один должен оставаться в холодном резерве, а ещё один — в готовности ноль, если вдруг придётся спасать кого-то из пилотов. Значит или возиться три дня, или грузить всё на тяжёлый челнок… Только сбрасывать контейнеры придётся на лету, энергетическая установка челнока не выдержит, если зависать на антиграве. Промахнёшься — и комплекс либо зароется в песок, либо неизвестно сколько будет добираться своим ходом. Требуется ювелирная работа лётчика. Зато риск окупает выигрыш по времени. И поэтому за консоль управления челнока сел я, как лучший пилот на корабле.

Устроившись в кресле, я принялся тестировать состояние бортовых систем. Процедура, доведённая до автоматизма, почти не требовала сознательного участия. Остальная часть меня просто наслаждалась: мне нравится летать. Чувствовать, как огромная тяжёлая махина отзывается на малейшее касание джойстика. Ощущать, как двигатели борются и побеждают тяготение планеты, упиваться азартом от успешного десантирования. А все аргументы про оптимальный способ доставки комплексов — найти отговорку, дать капитану ненадолго покинуть корабль. Селеста отчасти права. Такой адреналиновый коктейль, как во время спасательной операции, нигде не получишь. Разве что в армии — но я никогда не соглашусь убивать незнакомых мне существ только потому, что так приказал кто-то из важных начальников. Сидевший в соседнем кресле Урс внимательно посмотрел на меня и чисто человеческим жестом кивнул: он понимает моё состояние. Хаврон тоже любил небо и обожал летать, пусть и в качестве пассажира. И сейчас он безумно рад, что одна из его специальностей — оператор робокомплексов. Потому Урс вместе со мной сможет ощутить всю безумную прелесть нашего полёта.

В ушах метрономом стучал предстартовый отсчёт:

— Четыре. Три. Два. Один. Пуск.

Лёгкий толчок — системы челнока не в состоянии погасить нашу чудовищную инерцию до конца. Сила тяжести пропала, мы за пределами гравитационного генератора корабля. И тут же закружилось изображение на экране, а мои пальцы забегали по клавиатуре, выравнивая полёт. Наша цель — видимая только приборам точка на пыльном жёлто-сером шаре. Челнок перестал крутиться. Выровнялся и начал описывать витки, раз за разом снижая скорость. На пятом витке я позволил нырнуть в атмосферу… Внешняя камера показала ослепительные безумные всполохи. В левой части центрального монитора побежали две полоски: вверх температура на обшивке, вниз плотность термозащиты. Урс невольно напрягся, хотя и точно знал, что рисковать я не люблю и не буду. Но слишком уж быстро на взгляд неспециалиста ползли оба столбика. И вдруг замерли и исчезли. А через несколько минут вместо них появилась цифра «2». Можно сказать, почти сели. Для космоса двойная скорость звука это почти прогулочным шагом. Вот только расслабляться ещё рано, предстоит сброс груза.

Цифра неторопливо уменьшалась. Наконец на пару секунд замерла на «1». Сменилась на «0,9», потом «0,8», «0,7». Воображение тут же услужливо дорисовало: снаружи на безоблачном небе прогремел гром, переход звукового барьера фонтаном взметнул песок. Я же расслабленно откинулся на спинку. Моя работа закончена. Челнок вышел в заданный сектор с погрешностью курса меньше полусотни метров и скоростью половина звуковой. Дальше работа компьютера. Человек, как бы его ни тренировали, не в состоянии обеспечить старт контейнеров с интервалами в десятые доли секунды.

Челнок я посадил рядом с первым в цепочке комплексом. Урс спрыгнул на песок, пригляделся и восхищённо присвистнул:

— Идеально, капитан. Ровно четыреста метров от одного до другого вдоль оси транспорта. Можно начать расконсервацию. Идём?

Я кивнул. Управлять автоматикой можно и с орбиты, запаздывание сигнала на четверть секунды в этот раз не критично. Поэтому не стоит терять время на ещё одну высадку. Проще всё сделать сейчас. Да и нас как раз двое, нормы безопасности соблюдены.

Когда мы вылезли из кабины третьего комплекса, солнце уже стояло в зените. Температура воздуха поднялась до пятидесяти градусов. И это ещё в здешнем полушарии начало весны! Летом тут будет самая настоящая сковородка. Да и сейчас, резкий переход от кондиционированной прохлады кабины к песчаному пеклу подействовало на меня как удар обухом по голове. Я замер, хватая воздух ртом, словно вытащенная из воды рыба, рядом тяжело выдохнул Урс… Спасли нас только реакция и рефлексы хаврона, прирождённого хищника. Я успел заметить лишь смазанную тень, когда песок вдруг посветлел и прыгнул мне в лицо! Урс заревел, метнулся вперёд, на каждом из шести пальцев выскочил острый как бритва коготь. Хаврон пошатнулся, чуть не упал, но тут же прыгнул вперёд и нанёс ещё один удар.

Я замер, прислонившись к обшивке, чувствуя, как по спине течёт струйка пота. И отнюдь не из-за жары. А ведь оба наших биолога считали, что фауна здесь если и есть, то очень мелкая, иначе бы мы её заметили во время вечерних и ночных высадок. Потому что днём вся живность должна зарываться поглубже из-за непереносимой жары. А оказывается тут водятся не только крупные, но и шустрые зверюги. Я даже пистолет не успел вскинуть.

Полторы минуты дыхательных упражнений словно на занятии по медитации — и я сумел взять себя в руки, чтобы осмотреть напавшую тварь. Метра три длинной, чешуя в цвет песка, напоминает змею толщиной с бедро… Хотя нет, всё-таки не змея. Есть ноги, штук восемь, только убираются в специальные карманы. Перед атакой две передних зверюга вытащила, выпустила когти… Вот только далеко ей до хаврона. Урс первым ударом оставил глубокие рваные раны, а вторым наполовину отсёк ей вытянутую плоскую голову.

В это время рядом раздался свистящий звук. Я встревоженно обернулся. Хаврон не часто позволял себе общаться на своём языке, по неписаной традиции в экипаже говорят на языке капитана. Но даже не понимая слов, по экспрессивной интонации можно было понять, что хаврон ругается. Наконец, отведя душу, Урс пояснил:

— Эта ползающая нгунья умудрилась пропороть мне костюм и разодрать руку до крови.

Теперь ругаться начал уже я. Начало раскопок, а нашего главного специалиста по комплексам придётся прятать в лазарет и проводить полный цикл биозащиты. А прежде — сначала тащить на себе тушу хищника для разных анализов, после отмываться самому и отмывать от возможной заразы челнок.

Хоть и без пригляда Урса, комплексы работали быстро. И уже через несколько дней раскопали котлован, на дне которого показалась передняя часть корабля. Селесты даже не пыталась скрывать нетерпение, намекала поторопиться.Ддействовать я приказал строго по инструкции. Один раз оплошность судьба нам простила, но её терпение небезграничное.

Вначале робот заклеил небольшой участок непроницаемым куполом и просверлил обшивку. Когда пробы показали, что герметичность корабля нарушена и внутрь свободно поступает атмосферный воздух, пришло время направленного заряда. В дырку тут же юркнул небольшой автомат, пошла картинка с видеокамеры. Пустой коридор с распахнутыми дверями жилых кают, на полу — слой песка. Никаких животных: после нападения этот пункт инструкции мы соблюдали особенно тщательно. Лишь затем в корабль проникла разведывательная партия, одетая в скафандры полной защиты. Урс вместе с двумя своими соклановцами… Или членами семьи — у хавронов не поймёшь. И вместе с ними Сшах. Рассчитывай мы найти кого-нибудь живого, хельма я бы не послал, вспоминая отношение к нему со стороны землян. Пусть Сшах и наш лучший специалист по электронике.

Мы наблюдали за первой разведкой из центральной рубки. В соседнем кресле сидела Селеста. Всё-таки именно она представитель компании, которая профинансировала поиск корабля. Впрочем, сначала мы извлечём «чёрные ящики» и выясним судьбу экипажа. А проверять груз будем в следующую вылазку, как и вытаскивать из разбитого «Нерея» всё более-менее ценное. Кристалоник-процессор из центрального компьютера, оборудование, если получится — откачаем топливо. Мародёрством я это никогда не считал. С одной стороны, пусть лучше вещи, в которые вложен чей-то труд, снова кому-то послужат. А с другой — корабль надо на что-то содержать, и ненужное мёртвым поможет спасти ещё живых.

Первые минуты я всё-таки беспокоился, как поведёт себя Селеста. Зрелище мёртвого корабля действует на новичка угнетающе. Да ещё и один из операторов в рубке из лхасов. Но девушка сидела молча, словно окаменела. Лишь когда поисковая группа подошла к рубке, закусила губу.

Дверь была открыта, из трёх кресел напротив разбитой консоли управления — капитана, инженера, навигатора — два были пусты. В третьем лежал труп. Не тело, лишь голый скелет, покрытый трещинами, в ошмётках лётного костюма. В пустых глазницах пробитого черепа был виден песок. Сшах поднёс сканер к электронному медальону-идентификатору, который так и висел на шее покойника. На экранах шлемов и на нашем экране высветилось имя: «Ричард Хаттан, навигатор». Интересно. Фамилия такая же, как и у Селесты.

Додумать я не успел. Девушка вдруг заревела в голос, уткнулась мне в плечо. И не было сейчас никакого кокетства, никакой попытки воспользоваться поводом. Лишь чистое, рвущее душу горе. Слёзы и всхлипы. Наконец, проревевшись, Селеста взяла себя в руки, отстранилась. Голос ещё дрожал, но звучал чётко.

— Извините, капитан Хотаро. Это… Это мой старший брат.

— На корабле ещё?..

— Да, — девушка вдохнула и выдохнула, впилась ногтями в ладонь, чтобы боль помогла не разреветься снова. — На корабле летели с грузом отец, дядя и кузен. Они потому и выбрали «Нерей», что здесь служил навигатором мой брат. В «ТрансГала» опасались, что банк данных попытаются перехватить, но денег на сопровождение не дали. После войны с Дайто экономили буквально на всём. Транспорт шёл окраинными маршрутами… И повстречал корвет «Воинов священного ветра».

Я кивнул. Про эту мрачную страницу взаимоотношений двух ветвей Человечества с обеих сторон вспоминать стараются как можно реже. После поражения от Федерации небольшая часть флота Консулата отказалась признать мирный договор и поклялась драться до последнего. От многих лет беспрерывной войны «воины» сходили с ума, стреляли не только в чужих, но и в «предателей» — своих. Потому их беспощадно уничтожали и в Федерации, и в Консулате. Попавших в плен «ветров» казнили на месте. Но Галактика велика, отдельные теракты продолжались лет пятнадцать, пока последний из кораблей просто не выработал ресурс.

— Они столкнулись возле точки перехода. Фанатики всадили в них торпеду и тут же нырнули в гипер. А потом встретили наш крейсер. Вот только после боя вытащить из подбитого компьютера точные координаты не получилось. Поиски провели халтурно, «Нерей» признали погибшим. Вы тоже просто так не работаете.

Девушка бросила на меня гневный взгляд. Я остался невозмутим, никакой вины я за собой не видел. Нас слишком мало, Галактика велика. Мы приходим на помощь к тем, кого можно спасти. Мёртвых же ищем только за плату.

— Мама, я, тётя Лизи и моя кузина Алиса… Все эти годы мы ничего не знали, но верили… Недавно в «ТрансГала» сменился президент, и я смогла убедить руководство, что банк данных скорее всего цел. За десять лет его стоимость выросла не меньше чем в сотню раз, корпорация решила рискнуть. И я пришла к вам…

Остальное понятно. На наш корабль выбор пал, потому что говорит Селеста только на языке Федерации и Консулата, в Службе не так много хомо среди капитанов. А у меня слава наиболее удачливого.

Тем временем поисковая команда сумела подцепить внешний источник питания. Компьютер ожил и принялся делиться информацией. Атака. Офицеры повели корабль на посадку. Капитан запускал маяки, погиб, когда одна из опор переломилась в момент касания, и кормовой отсек зацепил скалу. Инженер после разрушения контрольных цепей управлял реактором вручную, получил смертельную дозу облучения. Ритмы организма перестали приниматься ещё во время входа в атмосферу. Навигатор получил смертельное ранение в момент соприкосновения с землёй… Все в рубке молча встали, отдавая дань памяти тем, кто исполнил свой долг до конца.

Тем временем компьютер выдал остаток информации. После аварии пассажиры и остальные пять членов экипажа находились в жилой зоне. В течение десяти минут после момента посадки никто кают не покидал. Дальше основное и резервное питание отключились, наблюдение было прекращено.

Селеста тут же вскочила снова:

— Они живы! Я попросила анализ той змеюки, которую вы притащили. Здешний белок пригоден для людей!

Я вздохнул. Нет, состояние девушки я вполне понимаю. Но всё равно её поведение переступает рамки дозволенного.

— Сядьте, госпожа Хаттан, — я вложил в голос весь лёд, на который был способен. — Мы учтём эту возможность. Но дальше либо вы будете сидеть спокойно и не мешать нашей работе, либо я попрошу вас покинуть рубку.

Селеста буквально свалилась в своё кресло. Выдохнула, сгорбилась, но больше рот не открывала. Тем временем поисковая партия продолжила обследование корабля. Картинка с личных видеокамер шла достаточно чёткая, чтобы разобрать, что творится внизу. В каютах отыскались ещё два скелета — не выдержала защита, людей изломало, будто куклы. Ещё несколько тел лежало в разных отсеках, в том числе и за пределами жилой зоны. Скорее всего, они выжили при посадке, но скончались от травм позднее. Судя по медальонам — не хватало Януша и Марка Хаттанов.

— В аварийном комплекте нет одного маяка. В лазарете и на кухне что-то искали, причём похоже это были не звери. Содержимое вытаскивали и сортировали. Возможно, вы правы, Селеста. Кто-то может быть жив. Я не уверен, что ваши…

— Отец и дядя, — с надеждой выдохнула девушка.

— Так вот, — ровным тоном продолжил я, — не уверен, что они уцелели за эти десять лет. Но шанс есть. Поэтому теперь приоритетом становится поиск выживших. И лишь потом мы займёмся извлечением груза.

Селеста вяло кивнула. На груз ей было плевать, но порядок есть порядок. Ведь мы прибыли сюда по заказу «ТрансГала».

Искать в песчаной пустыне двоих людей можно вечность. Но зацепки у нас были. Во-первых, далеко после аварии люди уйти не могли. Спасательные катера на месте. Во-вторых, уцелеть на планете можно только в разветвлённой сети пещер в скалах под песком. Но без кислорода не проживёшь, значит пещера должна иметь вход, который либо не засыпает, либо легко откапывается. В третьих пассажиры должны понимать, что искать мы будем рядом с кораблём. Ну и наконец, аварийный маяк. За прошедшие годы аккумуляторы изрядно сели, сигнал не превышает фонового излучения. Когда точно знаешь, что ищешь, сигнал можно попытаться отфильтровать.

На всякий случай на корабле я оставил троих подчинённых — раскапывать засыпанный песком шлюз. Вдруг уцелевшие написали там сообщение? Ведь спасателям логичнее в корабль заходить именно через открытый вход… О том, что всё затянется на годы, за которые транспорт засыплет, уцелевшие наверняка не думали. Когда отсек очистили от песка, нашли ещё одно тело. Януш Хаттан, дядя Селесты. Шансы, что Марк ещё жив, становились совсем призрачными. Провести в здешних адских условиях десять лет и одному на мой взгляд было неосуществимо. Вот только мы всё равно продолжали искать. Таковы законы неписаного кодекса спасателей.

Я вместе с Сшахом вылетел в район, где спутник поймал очередной источник сигнала, похожий на маяк. Десятый рейд за неделю поисков Марка. Надежды, что и в этот раз нам улыбнётся удачи, не было. Да, здешние скалы никогда не заметало песком. Но от корабля их отделяло почти сорок километров… Потому, когда напарник издал радостный крик:

— Садимся, капитан!

Я не поверил своим ушам, но послушно приземлился. И лишь после этого взглянул на данные сканера. Сердце бешено заколотилось. Рядом с небольшой скалой, прямо возле входа в туннели, из ящиков был выложен квадрат. Причём его чистили от песка самое позднее две недели назад, после последней песчаной бури.

Сшах и я переглянулись. Сигнал на корабль ушёл, но как часто помощь запаздывала на минуты и секунды?

— Я в пещеру, ты страхуешь снаружи.

Сшах кивнул, этот жест он перенял от людей. Марк попал сюда давно, к тому же по вине «воинов ветра». Он не поймёт, что война давно закончилась, что земляне и союзники Консулата хельмы научились не смотреть друг на друга только через прицел. Сшах остался возле катера, а я шагнул в пещеру.

Стоило углубиться на полсотни метров, как попался первый след человека. Вбитый в трещину штырь, на котором висел плащ, сшитый из шкур знакомой песчаной змеи. Дальше коридор расширился. Я оказался в жилой комнате. Здесь была лежанка из ящиков, что-то вроде стеллажа из тех же ящиков, разбросаны вещи. Но выходов отсюда было три. Я снял и откинул на спину шлем — пусть Марк сразу поймёт, что я человек. И остановился, прислушиваясь. Так и есть, справа раздался шум. Не успел я пойти туда, как из прохода показался мужчина в лохмотьях — иначе его самодельную одежду назвать было нельзя. Мы замерли, вглядываясь друг в друга. Сморщенная, морщинистая кожа, на открытых местах полно шрамов. Судя по радостно открытому рту, почти не осталось зубов. Борода и волосы на голове — седой копной, но хозяин явно пытался их подстригать. Значит, с ума не сошёл. Да и взор взгляд ясный, твёрдый. Взгляд человека в полном рассудке.

И тут хозяина пещеры прорвало. Он без сил опустился на лежак и забормотал:

— Не может быть. Нашли. Не может быть. Я пытался вести календарь. Сколько лет? Я уже не надеялся. И всё же нашли…

— Десять лет. И благодарите свою дочь, Селесту. Она сумела организовать поиски. Никто не верил, что в этом аду можно столько прожить.

— Вы правы, правы, молодой человек, — первый ступор прошёл, хотя бы внешне Марк сумел успокоиться. Глаза по-прежнему горели лихорадочным блеском, а речь временами то ускорялась, то замедлялась. — Спасибо вам. Я и не думал, что встречу свою дочь ещё хоть когда-то. Она здесь? Не важно, с ней всё в порядке, да? Я сумел найти пещеру и жил в ней все эти годы. Питался подземными жуками и вроде змей такие, наверху бегают. А тут ещё недалеко, подземное озеро, так что с водой проблем не возникло. Да, да, в целом условия более-менее терпимые. Только песчаные бури доставляли много мороки, да и жара порой была ужасная, даже под землёй. Пару раз озеро даже закипало. Можете себе представить? Подземное озеро бурлило и превращалось в кипяток! Но было в этом и нечто хорошее, все же именно в эти дни я мог помыться горячей водой.

На ящике рядом со мной что-то блеснуло. Быстрым движением я наклонился и поднял. Пистолет. Облегчённая модель для космических экипажей.

— Интересно. Во время жёсткой посадки выжили только вы один.

Марк сглотнул. Если бы я за ним не следил специально, то не заметил.

— Двое, если быть точным. Остальные получили слишком серьёзные травмы, а мы не были врачами. Медкомплекс же не работал. И… мой напарник сошёл с ума и погиб. А я вот…

— Слишком хотели жить, — холодно закончил я. — Один из моего экипажа раньше работал следователем. У нас были только смутные подозрения. На двух трупах были повреждения, которые могла оставить пуля. Рядом с телом Януша лежал пистолет.

Марк тяжело задышал, лихорадочно пытаясь придумать себе оправдание.

— Я клянусь, я не хотел. Правда. Но Януш сошёл с ума и…

Он осёкся, так как я вытянул руку с пистолетом.

— Я только что считал из памяти пистолета данные за день катастрофы. Ровно пять выстрелов. Трое из экипажа, ваш брат и племянник.

— Я защищался! — тонко в истерике закричал Марк. — Это Януш! Я лишь отстреливался.

Я печально покачал головой.

— Вы никогда не служили на кораблях. Во время рейса всё оружие, кроме капитанского — блокируется. Право на активацию может быть передано кому-то из офицеров. Но они погибли во время приземления. Без этого пистолет, который был у вашего брата — просто кусок пластика.

Тут Марк вскочил и гордо произнёс:

— Ну что же. Я готов ответить перед судом за обвинение в убийстве. Однако, смею напомнить. Уцелевшие ресурсы оказались ограничены, синтезаторы не работали. А на мне лежала ответственность за груз, который может спасти тысячи…

Я расхохотался, и он осёкся.

— Я вижу, за эти годы вы продумали все возможные варианты. Кстати, а вы знаете, почему нас зовут богами вакуума?

Марк растеряно посмотрел на меня так, будто я сошёл с ума.

— Ваша дочь очень умная девушка, почти догадалась. Только настоящие боги не судят и карают, а судят и милуют. Мы спешим на помощь, чтобы помиловать приговорённых судьбой и катастрофой к смерти. Мы ищем погибших, чтобы облегчить страдания детей и матерей, потерявших близких в неизвестности. Но виновных мы казним на месте.

Марк с гортанным звукам отшатнулся, прижался к стене.

— Нн-е-ет, не-е-ет. Не надо! Я жить хочу! — он упал на колени, кажется, был готов ползти и целовать мне ноги. Но замер, придавленный моим голосом.

— Марк Хаттан. Вы так хотели жить, что ради спасения убили незнакомых вам людей, собственных брата и племянника. Вы недостойны даже памяти о себе. Но я буду милосерден. Для вашей дочери и в официальном отчёте будет сообщено, что вы покончили с собой, не дождавшись помощи всего несколько дней.

Одинокий сухой выстрел прозвучал точкой в истории транспорта «Нерей».