Пролог
Вдох-выдох.
«Кто я?» — задаю вопрос в пустоту. В руках — моих ли? — они так похожи на другие, только что созданные в этой мастерской — миниатюрная девушка. Бледная кожа, веснушки россыпью, лицо ассиметрично, левая бровь чуть выше, уголок губ вздернут, под грудью — еле заметная полоска шрама. Красивая, несовершенная, до одури естественная. Солнечный луч шарит по столу, словно вор, находит добычу и поджигает огнем рыжие волосы.
Вдох-выдох.
Я дышу за себя и за нее, и терпеливо жду, когда на нежной коже появятся пупырышки, откроется в немом крике рот — первый спазм — и запульсирует лоза тонкой венки на шее.
Кукла вздрагивает, открывает глаза. Карие, глубокие — в них больше жизни, чем в моих. Хорошо, так и надо. Пусть творение превзойдет мастера.
Окно открыто настежь, во дворе галдят дети, и будто стремясь за меня сделать то, на что я не осмелилась, беспардонный весенний ветер разрушает привычный порядок. Загоняет в пропахшую краской и клеем берлогу сладкий запах роз и чуть терпкий жасмина, сметает со стола пестрые лоскуты ткани, крошки засохшей глины, торопливо перебирает в банке кисточки, играет шариками пенопласта.
— Никому тебя не отдам, — шепчу на ухо кукле.
Она кивает. Обычный человек не увидит ее движений, но мы, дублеры, мастера создавать копии людей, обречены замечать то, что другие вычеркивают из поля внимания, подобно ошибочным буквам в знакомых словах.
Выдох-вдох.
И я решаюсь. Этот маленький двойник — а проще двойка, так мы привыкли называть наши творения, — будет особенной. Не чета своим виртуальным подружкам, она создана руками, она настоящая! Ей не место в сети корпорации. Осторожно, чтобы не разорвать еще неокрепшую связь с куклой, я мысленно отключаюсь от сети «Кокона». Перед внутренним взором появляется карусель — дом для двойки, пространство в моем воображении. Площадка, расчерченная шахматной клеткой, медленно останавливается. От оси карусели отходят живые нити, извиваются, будто ищут кого-то. Одна из них станет пуповиной куклы.
По спине бегут мурашки. Справлюсь ли одна? И понимаю — это не имеет значения. Хуже не будет, я уже потеряла дочь.
Усмехаюсь своим мыслям. Смерти нельзя перечить, но ее можно обхитрить.
Детский гомон за окном стихает, аромат розы тускнеет, у внешнего мира пропадает цвет и запах.
Вдох-выдох.
Я леплю карусель из глины давно ушедших времен. Глубоко дышу, наполняя ось, как стебель, соком своей жизни и жизнями тех поколений, что стояли за мной — их надеждами, мечтами, умениями. Карусель раскручивается все сильнее, превращаясь в мерцающее веретено. Я наблюдаю и жду. Ползут томительные секунды. Дыхание перехватывает, обратного пути нет. Либо я окажусь сильнее корпорации, либо меня уничтожат за неудавшийся бунт.
Но карусель продолжает жить. Она постепенно замедляет ход, и я уже могу различить на черной клетке фигуру — пуповина тянется от оси к затылку двойки. Рыжая копна волос и шрам. В этой двойке все, что я сумела скопить, все что должна была передать внучке. Теперь уже не передам. Не сейчас. Спрячу в кукле.
Выдох-вдох.
Выныриваю на поверхность реальности. Шум привычных звуков — переругивание соседей, щебет птиц, лай собак — обрушивается лавиной. Осторожно кладу куклу в стеклянную коробку. Двойка размеренно дышит. Кажется, что она спит.
Сжимаю пальцами виски, пытаясь прийти в себя. Но, не давая опомниться, разражается криком телефон.
Звонят из «Кокона», я знаю. Надо взять трубку — не собираюсь признавать свое поражение без борьбы! Но, Господи, как же трудно это сделать.
Выхожу в коридор, долго смотрю на дрожащий в припадке истерики телефон на стене. Снимаю трубку с рычага, она кажется неимоверно тяжелой, под ее весом немеет рука.
— Алло! — нарушаю тишину первой и жду приговора.
Глава 1. Полина
С натугой провернулся ключ, щелкнул замок, и Полина замерла на пороге. Казалось, вот сейчас послышится голос Иты, и Полина снова увидит ее лицо — умное, чуть лукавое, с выразительными скулами и темными, почти черными глазами.
Девушка сбросила кроссовки, по привычке глянув на тумбочку для обуви. Так она всегда знала, кто есть дома. Полина не любила пустой квартиры. Сейчас в коридоре валялись только туфли Артема — один у порога, другой на пути в кухню. Мило, братишка снова в ударе! Хорошо, что инсталляцию не пополнили штаны.
Приготовившись к неизбежному, Полина поплелась на кухню.
Хватаясь за открытую дверь холодильника, Тема добросовестно старался подняться с пола. Заметив сестру, он широко улыбнулся и, сделав вид, что все идет по плану, разлегся на линолеуме, как на пляже.
— Крем от загара дать?
Брат усиленно замотал головой, ударившись о табуретку.
— Лучше борщ! Но я его не нашел. Это не холодильник, это… лента Мебиуса… Нет… Сферический конь в вакууме… Шит! Мерде! Шайзе! Что я хотел сказать?
Языки легко давались Теме, но в силу неусидчивости надолго в голове не задерживались. Если не считать, конечно, определенный лексикон, который Артем активно и в удовольствие практиковал.
— Ящик Пандоры, наверное? — подсказала Полина, помогая брату подняться.
Но Тему удалось лишь усадить, прислонив спиной к этому самому «ящику».
Приняв вертикальное положение, брат посерьезнел, сложил на груди руки и затянул:
— Crazy, crazy, baby, I go crazy(1)...
Когда Артем вспоминал Стива Тайлера(2) последний раз, он просадил на скачках деньги, вырученные от продажи маминых золотых украшений — их месячный бюджет. А еще раньше брат напевал «Crazy» перед тем как сообщить, что его «закрыли на срок» за драку с полицейскими. Тогда пришлось влезть в долги, чтобы Тему выпустили под домашний арест...
Полина бессильно опустилась на табуретку. Вот бы надавать брату затрещин, вылить ведро ледяной воды на его бестолковую голову, чтоб очнулся и хоть раз испугался того, что натворил. Хотелось по-настоящему разозлиться, но она не умела этого делать. Злость бурлила внутри, подступала к горлу, там и застревала.
— Полька, ты тока не расстраивайся, лады? Не повезло… сейчас… А потом повезет!
И Артем засветился пьяной улыбкой.
Кто-то из них должен отрезветь. И если Тема не может очнуться от алкогольного дурмана, значит, ей придется выбраться из своего кокона… Знать бы еще, как это сделать.
— Что. Ты. Натворил? Отвечай!
Полина схватилась за лацкан надетого на голое тело пиджака, тряхнула брата. Тот от неожиданности подскочил на ноги и теперь стоял покачиваясь посреди кухни — нелепый в своем дорогом костюме, с дурацкой клоунской улыбкой на лице, искренним удивлением в глазах.
— Поля! — Артем запустил руку в темные вьющиеся волосы. — Тут такое дело… я… заложил квартиру… — Он сжал губы, причмокнул. — Обещали проценты… но… и...
— И? — Полина от отчаяния дернула за карман пиджака, и тот повис банановой кожурой.
Тема безропотно принял наказание.
— И все потерял. Вот!
Брат выудил из кармана мятые листы. Полина выхватила их, принялась торопливо читать. Договор на кредит под залог квартиры. Подписан год назад. Письма с претензиями по невыплате процентов. Письмо из суда.
Телефон Темы лихо вывел гитарное соло. Брат долго хлопал себя по карманам, пока не вспомнил, что оставил мобильник на холодильнике.
— Да, да… Шит… Нет, я понял. — Жилка на виске Темы напряглась. — Но вы же знаете, я проиграл. У меня нет денег… Что? Это не развод… Подождите! Так не пойдет!
В трубке послышались короткие гудки.
Оба молчали. Стало слышно, как бьется о стекло шмель. Где-то далеко пискнула пичуга.
Полина развернулась и пошла к себе. Ей надо было подумать.
***
Она оперлась на закрытую дверь, сползла на пол. Взгляд блуждал по комнате. Знакомые с детства вещи стали почти родственниками, Полина черпала в них силу. Казалось, ее окружает семья, она в безопасности.
У стены стоял старинный комод, давным-давно Ита выменяла его у коллеги-бутафора. Посередине — огромная кровать с покосившейся резной спинкой, подарок бабушке с дедушкой на свадьбу. Рядом — тумбочка со старушкой «Вегой». Вместо подоконника — широченный стол, заваленный кисточками, красками, папье-маше, всевозможными крючочками, лентами, нитками и остовами незаконченных кукол. Здесь Ита творила свое волшебство. В детстве чудилось, что бабушка вовсе не лепит кукол, а колдовством выманивает из неведомого мира миниатюрных людей. Но потом Полина выросла и поняла, что Ита просто была отличным мастером. После смерти бабушки она постаралась ничего не менять, только разгребла на столе место для своих рисунков и переклеила обои...
Что же делать? Полина порылась в сумке, достала две купюры. Последние стольники до конца месяца. Зарплата продавца книжного магазина не располагала к роскошеству. Как бы на еду хватило, а тут квартиру выкупать!
На Тему надеяться нечего — братец ни дня в своей жизни не работал, только ввязывался в провальные прожекты. Иногда, правда, деньги материализовывались в его карманах, Полина на всякий случай не спрашивала, в чем секрет трюка. Темка покупал ей конфеты, дорогие побрякушки и платья, а сам завеивался в очередной загул. Возвращался худой, изможденный, с остекленевшими глазами, и Полина откармливала его борщами, тефтелями и домашними варениками, в промежутках отвечая на звонки лапуль, мась, бэбиков, кисуль и прочих пассий. Смазливая физиономия брата и его цыганская щедрость делали свое дело, женское внимание преследовало Тему. Но пресытившись, он бежал за помощью к сестре, и она отшивала всех, притворившись рассерженной женой. Пришлось выучить пару витиеватых ругательств, благо родная Мясоедовская подбрасывала идеи...
Интересно, если бы она умела злиться, если бы могла показать характер, вылила бы сейчас отчаяние на брата? Ведь вот он — виновник всех бед! Полина усмехнулась. Но такого шанса у нее нет. В конце концов родных не выбирают: какие судьба сдала карты, теми играешь. И Полина играла. Вот уже двадцать три года.
Она принялась мерить комнату шагами — от комода до окна, от окна до кровати и обратно к комоду. Замкнутый круг — шагов и мыслей. Чтобы вернуть квартиру, нужны деньги, а единственно ценное, что у нее есть (было, поправила себя Полина) — это квартира. Валяться в ногах и бить на жалость кредиторов Артема, она, во-первых, не сможет, во-вторых, это бесполезно. Скорее, бить будут они, и уже не на жалость, а кастетами и по почкам. Насмотрелась она на знакомых брата — в их присутствии подмывало надеть бронежилет и отойти на безопасное расстояние. Это Молдаванка, детка!
Оставался выход из дешевого сериала — немедленно и очень удачно выйти замуж. Полину начал разбирать истерический смех. Наверное, семейное. Тема тоже улыбается и поет, когда самое время есть пригоршнями антидепрессанты.
Она задержалась у комода. Из затертого зеркала смотрела бледная девушка с огненной копной волос. Полине всегда казалось, что вместо шевелюры у нее клоунский парик, что она на сцене, и люди таращатся на фигляра и ждут фокуса. Больше всего ей хотелось стать невидимой для жаждущей развлечения публики. Спрятав волосы под платок или шапку, Полина превращалась в мышь. Белая кожа, тусклый блеск каре-зеленых глаз, тонкие губы, щуплая фигура. Так естественней и привычней. Никто не лез к ней с фальшивым любопытством, и девушку это устраивало.
— Майне либе фройндин!(3) — послышалось за дверью.
Выпендрежник! Только на это его и хватает.
— Я просто хотел сказать: ауффидерзейн!(4)
Артем успел надеть рубашку и почти не шатался.
— Куда собрался? Проспись сначала, потом поговорим.
Брат грустно улыбнулся, обнял девушку. Вернее, он думал, что обнял, а на самом деле повис на Полине своими семьюдесятью с лишком килограммами.
— Полечка, девочка, я трезв, как глукобо… глувоко… глу-бо-ко-водная камбала! Вот!
— Ага, по глазам видно. Они у тебя на одну сторону съехали.
— Правда? — Тема в притворной панике принялся ощупывать лицо. — Как же я теперь очки носить буду?
Господи, о чем он говорит! На что тратит время! Раздражение, злость, отчаяние переполняли Полину.
— Полька, хочу открыть тебе страшную тайну… Все дело в том… Никто не знал, а я...
— Бэтмен?
— Неа, — Артем покачал головой, — хотя и это тоже.
Брат замолчал, как-то странно на нее глянул.
— Спасибо за все, Поля! Люблю тебя, бэйби(5)!
Он снова ее обнял, на сей раз неожиданно крепко, по-мужски.
— Ушел за пивом, вернусь через дымоход, не стреляй! — Тема расплылся в улыбке и махнул рукой на прощание.
— Стой, подожди!
Полина кинулась к двери, прислушалась: внизу затихал звук шагов.
***
На душе сделалось гадко. Будто это не Артем, а она ударилась во все тяжкие и прокутила их уютную сталинку. Пустая квартира давила на Полину, словно осуждая. Не уберегла, не защитила, не отстояла.
Девушка забралась на стол, подтянула под себя ноги, выглянула в окно. Умиротворенность дворика убивала. Здесь годами ничего не меняется. Под окном в крошечном палисаднике тети Майи алел розовый куст. В клумбе посреди двора росли желтые мальвы, небо закрывали ветки акации. Дети кричали и гоняли друг за другом на велосипедах, распугивая облезлых, битых жизнью котов. Сосед дядя Макс сидел перед гаражом на трехногой табуретке, которая по всем законам физики должна была развалиться лет тридцать назад, и строгал деревянные фигурки.
— Жили-были три японца: Як, Як Цедрак, Як Цедрак аля Симфони… — по обыкновению Макс Бершадский бубнил скороговорку.
«Жили-были три японки: Цыпи, Цыпи Дрыпи, Цыпи Дрыпи Лямпампони» — всплыли в голове знакомые с детства слова.
Странный человек. Из всей дворовой константы, он был самым нерушимым элементом. Куда потом девались фигурки, Полина не знала. Макс Бершадский не дарил их детям, не продавал, не выставлял в пыльные окна.
Подхватив карандаш, Полина принялась набрасывать зарисовку. Пожилой мужчина. Согнутая дугой спина. Рука-коршун замерла над фигуркой, ищет, куда опустить нож, чтобы выклевать лишнее. Беспощадная, опасная рука. И этот взгляд соседа — сосредоточенный на работе, но чуть скошенный, будто дядя Макс знает, что за ним наблюдают, и лишь ждет момента, чтобы поднять глаза на безмолвного свидетеля.
Девушка захлопнула блокнот. Рука выходила слишком мягкой, безобидной. Напрашивалась гармошка и кепка крокодила Гены. В реальности сосед выглядел зловеще, а рисунок выходил смешным.
Бершадский бросил острый взгляд на девушку. Не поздоровался, не улыбнулся, лишь выставил перед собой фигурку. До гаража было метров семь, Полина не могла разглядеть деталей, но образ уловила. Темка! На шее фигурки болталась петля из грязной веревки.
Господи! Полина едва не вывалилась из окна — прямо в соседский палисадник.
— Мишигенер(6), тебя риба дома заждалась, фаршированная. Ей будешь глазки строить, — раздался зычный голос тети Фани, возникшей на пороге парадной. — Золотко, не обращай внимания, — еврейка сочувственно обратилась к Полине, покачала головой, в такт подпрыгнули бигуди. — Так вас жаль, такие дети хорошие, мы все знаем, все...
«Что все?» — захотелось заорать, вытрясти из Фаины правду, заставить растерять ее бигуди, ненастоящие локоны и никому ненужную жалость. Все внутри клокотало от бессильной и безъязыкой ярости. В глазах потемнело.
И вдруг сквозь эту пелену невысказанных эмоций до Полины дошло — Артем с ней попрощался! Брат не шутил, он действительно ушел!
Подоконник под Полиной поплыл и она почувствовала, что падает.
Глава 2. Виктор
Плаваю в солевом растворе как в невесомости. Глаза открыты, но я ничего не вижу — специальная крышка туба не пропускает и намека на свет. Почти не чувствую рук и ног, тело немеет. Скоро отключится сознание...
Вспышка — и я оказываюсь в теле паука. Вокруг — сколько хватает глаз — тянется сеть паутины. Здесь я хозяин! Волоски на лапах ловят легкую вибрацию нитей.
Паутина опутывает коконом каждую двойку — виртуальную копию живого человека — и расходится кольцами новых связей с другими двойками. А я — тот, кто плетет эти связи и не дает им исчезнуть.
Сеть тревожно дергается. Жалобно звенит порванная нить. Авария?! Двойка сама по себе никогда не разрушит кокон. Она не имеет воли, ей незачем сопротивляться. Мои ворсинки шевелятся — вся сеть пропахла чужим, неприятным запахом.
Перебираю жвалами, ловлю след обвисшей нити. На конце ее — порванный кокон, за его ошметки из последних сил цепляется двойка. Замираю в удивлении. Двойка не принадлежит сети, она пришлая. И кокон не ее.
Прорванная сеть молниеносно отмирает, весит сухими клочьями. Связи путаются, паутина приходит негодность. Надо немедленно закрыть прореху! Хватаюсь лапами за край дыры, от брюшка тянется новая нить. Прикрепляю ее к лоскутам паутины. Пара ходок — и я залатаю дыру. Поддеваю обрывки, на которых болтается двойка, пытаясь стряхнуть ее. Но та успевает ухватиться за мою лапу. Волной ударяет боль. Чувствую, что начинаю падать, и меня выбрасывает из паутины.
В последний момент успеваю считать информационный слой кокона. Год, дата, место, имя.
***
Судорожно вдохнув, я пришел в себя. Схватился за правую руку, будто это ее, а не паучью лапу пыталась оторвать безумная двойка. Зажмурился — и обжегся, до чего ж яркий цвет волос! Набежала дымка смутного воспоминания и тут же рассеялась.
Я болезненно поморщился, внутри нарастало раздражение. Побочный эффект резкого возвращения из сети.
Беззвучно поднялась крышка туба. Евгений с тревогой склонилась надо мной. Аккуратно подведенные карандашом синие глазищи, идеальная, волосок к волоску, укладка, ненормально выглаженная блузка — и на кой ей эта безупречность?
— Зачем меня выдернула? Я паук, мать твою, если кто забыл. У меня железная страховка — ментальная паутина, это не моржовый хрен ваших гребаных технологий!
— Зачем? — эхом повторила Женя и удивленно подняла брови.
— Хватит дурой прикидываться. Что там стряслось?
— Стряслось! Виктор Витальевич, но это не моя вина! — затараторила девушка и махнула рукой на монитор. — Я не успела предупредить, сигнал о повреждении сети, несовместимом с жизнью паука, появился мгновенно.
— Слушай, давай по существу. Ты врешь, единичный прорыв сети — ерунда, такое бывало и раньше. Аварийные защиты паутины должны были справиться. Откуда красный сигнал?
— Так в том-то и дело, что аварийка отказала!
Ассистентка опустила глаза и обиженно замолчала.
Скоро всполошится головной офис. Аварийная система — епархия киевских коллег, только они могут устанавливать ее в филиалах; малейшая неисправность жестко контролируется. А здесь — полностью вышла из строя — да так, что пришлось катапультироваться из сети!
Подойдя к компу, я ввел координаты информационного слоя кокона: 15:31. 03.06.1993г. Но база запросила имя. Хоть убей, я его не помнил. Марина… Карина… Ирина… Снигирева… Костылева… Тополева… А это важно. Слои кокона, которые со временем образуются вокруг двойки — это ключевые события жизни человека, прототипа виртуального двойника. Да, я выловил координаты события, но так и не понял, в чьей судьбе оно произошло...
Впился глазами в лицо Жени, будто жвалами схватил. В обычной жизни мои способности уступали паучьей ипостаси вирта, но кое-что я умел и так. Первым делом проверил эмоции. Растерянность, страх, неуверенность, подавленный гнев… Намерения: скрыть, обойти, утаить. Самый сильный заряд у страха. Откуда он? Неужели девушка так боится меня? Эмоции ассистентки слишком сильны и глушат информационные следы. Единственное, что я вижу — мигающие координаты злополучного кокона. Что это — моя память наложилась на мысли Евгении? Или девушка пыталась подсунуть ложные данные?
Ассистентка без сил опустилась на стул. Вторжение в сознание — неприятная штука. Это через виртуального двойника оно почти не чувствуется, а в реальном времени читается организмом как мощнейший сигнал тревоги. Но пусть Женя меня простит, здесь кроется подвох, который может стоить нам всем в лучшем случае работы, нет времени соблюдать «правила хорошего тона».
— Почему вы со мной так обращаетесь? — Ассистентка чуть не плакала. — Виктор Витальевич, я вам все сказала!
— Не все!
Евгения посмотрела на меня блестящими от слез глазами.
— Не все?! Так проверьте логи сами! Вы, именно вы дали сигнал оборвать связь!
Таранить психику девушки дальше не имело смысла. Ничего не добьюсь.
— Ладно, свободна. Возьми завтра выходной, хорошенько отдохни. Все расходы за счет «Кокона». Пошла! — прикрикнул я на застывшую в дверях Женю.
Ассистентка поджала губы, схватила сумку и выбежала, хлопнув дверью.
Хоть бы один волосок из прически выбился, раздраженно подумал я и уселся за компьютер.
***
Соображать надо было быстро. Зная методы «Кокона», в любую минуту могли грянуть неприятные последствия. Крупнейшая тренингово-консалтинговая корпорация щедро вознаграждала своих сотрудников — конечно, пока те строго соблюдали правила. Самым страшным грехом здесь считалась нелояльность по отношению к компании и провокация утечки информации — что запросто могло случиться при такой аварии. Мы все давали подписку о неразглашении, в случае нарушения которой могли попасть под суд. Сеть «Кокона» была ноу-хау корпорации и работала на заднем фоне, без ведома клиентов. Доноры отдавали избыточные энергетические импульсы, реципиенты принимали недостающие. За счет сети и моих «паучьих» способностей «Кокон» регулировал этот поток.
В голове крутились обрывки воспоминаний. Раз паука уже выбрасывало из сети, кстати, случай был схож с моей автокатастрофой. Как же звали того парня… Что-то греческое, божественное… Дионис… Денис! В каком году это было? Кажется, 1993. Я только-только выкарабкался после аварии.
Дал запрос в мемоархив и принялся ждать.
Потянулся за бутылкой с питательным коктейлем, выцедил последние капли. Придется заказывать новый. По привычке поискал глазами ассистентку, но вспомнил, что сам только что отпустил Евгению. Чертыхаясь, долго рылся в телефоне, пытаясь отыскать номер диетолога. Предупредительность Жени сделала меня беспомощным, надо почаще давать ей отгулы. Наконец я идентифицировал Антона по сокращению «Ан Ди», нажал вызов. Отвечать однако никто не спешил...
Мой рацион был скуден. Строгая диета плюс специально разработанные питательные коктейли. Слишком много энергии уходило на переваривание стейков и картошки фри, а силы мне нужны для другого. Я ни о чем не жалел — привык, последние два десятка лет прожил на изнанке реальности. Друзей и родственников, которые могли бы помешать этому, не было. Специально подобранный «Коконом» комплекс тренировок тела и сознания отнимал все время. Корпорация не скупилась на лучших мастеров восточных и западных практик. Чертов Нео, думал я, проходя очередной виток обучения. Хотя до мистера Андерсона мне было еще далеко — пули в кулак я не ловил и в воздухе не зависал, но паучью ипостась освоил.
Комп мелодично тренькнул и выдал длинный список файлов за 93 год — записи аварий всех подключенных к сети «Кокона». Три раза просмотрел список — имени Денис там не было! Что за черт! Протер глаза, пролистнул список заново. Нашел!
Память прорвалась, как негодная плотина, перед внутренним взором замелькали картинки, перекрывая образы на экране.
«Девятка» гонит по скоростной, справа бесконечным частоколом тянется ограждение вокзала. Прибыл какой-то поезд, слышится стук колес. Весеннее солнце лупит по глазам, я жмурюсь. Но за очками лезть лень. Вокзал остается позади. «I go crazy, crazy, baby, I go crazy»(7) — надрывается эфир «Просто» радио...
И параллельно идет второй поток событий. Еду за город. Один. Магнитофон заглатывает кассету. «Yeah you drive me сrazy, crazy, crazy, for you baby»(8) — хрипит Стив Тайлер, и я радуюсь, как дурак. Закончилась командировка, позади — бессонная ночь, впереди — встреча.
Перепрыгиваю на параллельный трек воспоминаний. «Денис! — женщина с каштановыми волосами демонстративно выключает радио, — нам надо поговорить!». Я не хочу говорить. Я устал. Я хочу просто ехать вперед и слушать музыку. Жму на кнопку, в салон «Девятки» врывается болтовня ведущего. Какая-то глупая радиопередача, но пусть будет. Она отрезает меня от остального мира. Так мне спокойнее. «Денис! — теперь уже кричит жена, — посмотри на меня! Денис!». Раздражение, протест. Я за рулем, я не могу на нее смотреть! Жена хватает меня за руку, я забываю о дороге, поворачиваюсь к ней и вижу, как наливается ужасом ее лицо, прядь волос падает на лоб, закрывает один глаз. Боковым зрением выхватываю мчащийся по встречке грузовик. «Девятку» заносит, я безуспешно пытаюсь выкрутить руль...
Там, куда я еду, меня ждет женщина с каштановыми волосами. Она позвонила и сказала, что у нее для меня сюрприз. Я представляю, как она наклоняется, чтобы поцеловать, завиток падает на лоб. И меня выбрасывает в чужую жизнь.
Хлопок. Полет. Давление. Тишина. Я падаю, и все никак не могу упасть. Дыхание сбивается, отдается в груди болью. Издалека слышится голос. Тот зовет по имени. И говорит еще что-что. Не разобрать. Удар. «У нас будет ребенок, милый. Пожалуйста, не уходи»… Но я не могу остаться. Теряю сознание.
Я медленно приходил в себя. Тело, казалось, снова горело, как тогда, после автокатастрофы. Усилием воли заставил себя досмотреть запись до конца. Денис погиб сразу после аварии...
Поищем новые зацепки. События наших с Денисом автокатастроф были идентичны: столкновение, которое так или иначе спровоцировала женщина, желавшая сообщить новость, и на заднем фоне звучал голос Стива Тайлера. «У нас будет ребенок...» — вспомнил я запись Дениса. А какую речь мне готовила незнакомка с каштановыми волосами?
Что-то нас с Денисом связывало, помимо аварии. Но что? Я никогда не встречал этого парня!
Одни вопросы. Еще эта засекреченная ячейка. Марина Костылева… Карина Тополева...
Лишенный голоса телефон принялся вибрировать и подпрыгивать на столе. Я посмотрел на экран: Ан Ди.
— Да, — рявкнул в трубку.
— Виталий Викторович, ваш заказ готов, — без лишних вступлений отчитался Антон, — если вы еще в офисе, могу занести...
Я нажал отбой, забыв ответить. «Если вы еще в офисе...» — бесстрастный голос диетолога эхом отдавался в голове. А что если событие — то, которое я не мог считать, — произошло здесь, в стенах корпорации? По какой-то причине помешанный на секретности «Кокон» мог захотеть сделать его невозможным для просмотра. Самый очевидный вариант. Почему нет?
Пальцы забегали по клавиатуре, на сей раз я ввел в запрос дату вместе с адресом и выбрал наугад пару комбинаций имен.
Ждать пришлось долго. Уже потеряв надежду докопаться до правды, я очередной раз глянул на экран и обнаружил, что ответ сформирован. Третьего июня в здании «Кокона» оказалась Ирина Коростылева. Запись прилагалась.
Качество оставляло желать лучшего, но, как я и предполагал, шум пустили специально — хотели что-то скрыть. Изъять запись узла не могли, это противоречило правилам компании.
Терпкий запах можжевельника смешивается с влажным, соленым моря. Я — на крыше офиса. Сижу на мягких подушках летней террасы, над головой резной купол беседки, впереди — лазурная гладь моря и одинокий парусник. Мне страшно. До обморока, до дурноты. Но я позволяю себе лишь легкое удивление. Слабость никогда не нравилась Карабасу. А если не выйду отсюда, оставлю детей сиротами.
Похожий на подростка Бас разливает чай в маленькие глиняные чашки. Напиток переполняет чашки, льется на деревянный поднос.
Карабас протягивает мне чашку, улыбается — само добродушие. Голубые наивные глаза, нос картошкой, вечно взъерошенный чуб. Простенькая белая рубашка, обязательно протертые на коленях джинсы. Обходительный, в доску свой. Ничего не выдает его внутренней беспощадности. И ощущения собственного превосходства. Но я-то знаю, чего ждать от директора, «доктора кукольных наук». Потому и молчу о...
(мемо запись шипит, парусник искривляется, будто под кистью Дали, эмоции и мысли смазаны)
— Что же, Ирина, радость моя, вы придумали? Рассказывайте! — Карабас легонько хлопает меня по плечу. От его прикосновения наливается свинцом вся правая сторона.
Отпираться? Делать вид, что безопасникам показалось? Глупо. А признаться во всем, как есть — смерти подобно.
(запись идет волнами)
Почему я была так уверена, что трюк удастся? Но что-то ответить надо. Он ждет. И я решаюсь.
— Вы же знаете, недавно умерла дочь...
— Мне очень жаль, — глаза Карабаса полны печали. Сторонний наблюдатель и вправду бы поверил: да, жаль.
(пропадает звук, экран крупным планом показывает мальчишеское лицо мужчины, лицо исчезает вслед за звуком)
—… я не смогла удержаться. Сделала ее двойку.
Неверие, пренебрежение. Нижняя губа Карабаса брезгливо оттопыривается.
— Но, радость моя, дублеру вашего уровня не позволительны такие ошибки. Вы ведь в курсе последствий?
Да, знаю. На это и рассчитываю. С двойками умерших никто работать не станет. Их даже побрезгуют проверять, просто отключат. А меня выгонят из «Кокона» за грубое нарушение кодекса...
(обрыв записи)
Невысокий мужчина нависает над распростершейся на разноцветных подушках женщиной. Прикладывает палец к шее. Губы беззвучно шевелятся.
Почувствовав легкое прикосновение, я рефлекторно хлопнул по шее, стремясь перехватить руку. Но, конечно же, поймал лишь пустоту. Зажмурился, борясь с приступом головокружения.
Выходит, я не просто просмотрел мемо запись, почему-то я воспринял ее как личные воспоминания, и в критический момент не смог разотождествиться с объектом.
Но я видел Ирину первый раз! Скуластое лицо, цепкий взгляд исподлобья, большой рот, неожиданно приятная улыбка. Слишком странное лицо, такое не забудется.
Ситуация рисовалась абсурдная: меня выбрасывает ячейка, которую паучья ипостась воспринимает как опасность. Информация ячейки кем-то блокируется. Скорее всего самой корпорацией, но… Я мысленно воспроизвел первую реакцию ассистентки. Нет, Евгения ни при чем — девушка тоже попалась в ловушку. Запись как-то переплеталась с аварией Дениса, а, возможно, и моей. Но что особенного в том эпизоде жизни Ирины Коростылевой? Двойка, сделанная для умершей дочери — не очень чистоплотная практика, но еще ни о чем не говорит. Иногда люди не могут справиться с горем и пытаются увековечить в виртуальном двойнике черты любимых. Хотя это бессмысленно для «Кокона» и опасно для самого дублера.
Я поднялся, медленно подошел к аквариуму, уставился на стайку рыбок-клоунов. Надоели! Надо заказать аквариум с аксолотлями. Повторю подвиг кортасаровского героя и превращусь в блеклую амфибию(9). Видимо, как паук я себя исчерпал.
Ирина Коростылева, женщина со скуластым лицом, милой улыбкой и… каштановыми волосами. Я только сейчас это понял. И вдруг будто увидел недостающий фрагмент записи: Карабас хватает женщину за плечи, трясет, и из прически выскальзывает локон, падает на лоб.
Глава 3. Полина
Ночь без сна. Вхолостую крутились мысли, бой старинных часов возвещал о потерянном времени, и бесплодная ночь таяла в мареве пыльных улиц, оставляя Полину наедине с новым днем. Надо было решаться. Но она не знала, на что.
Полина переступила порог парадной, зажмурилась. Игривое майское солнце лезло в глаза, бросалось под ноги, хватало теплой лапой плечо. «Не до тебя!» — девушка отмахнулась и медленно пошла к воротам.
Взгляд упал на старый колодец. Свидетель войн и революций, он стоял в середине двора — нелепый анахронизм, дверь в прошлое. Скрипучий ворот дети крутили для развлечения — источник давно пересох. А, может, его никогда и не было. Старики говорили, что колодцы в старом городе часто служили вентиляционными шахтами для катакомб.
Вспомнились детские игры. Мальчишки прикрепили к цепи дощечку и по-очереди спускали друг друга в обросший мхом зев колодца. Восьмилетняя Полина посматривала на игры сверстников издалека, но, возвращаясь из школы, нет-нет и заглядывалась в черную пасть, крутила ржавую ручку. Страх смешивался с острым желанием прыгнуть вниз — без дощечки, без поддержки. Хотелось проверить, хватит ли духа. И однажды на нее будто что-то нашло. Вот она стояла на земле, ухватившись за ворот, и в следующий миг ноги уже свешивались в жерло, а побелевшие пальцы до боли сжимали цепь. То, что ворот держать некому, она сообразила, когда ухнула в темноту, цепляясь за все подряд — стены, дощечку, вырывающуюся из рук цепь.
На узком выступе умещалась лишь половинка кроссовка, недостижимая доска болталась в метре от нее, снизу шло холодное дыхание подвала. Руки скользили по мху, а каждый вдох отдавался болью в боку. Но кричать и звать на помощь было стыдно. Сама сорвалась, самой и выбираться.
После долгих поисков нашла ржавую скобу в стене, крепко вцепилась в нее. Но дотянуться до цепи все равно не удалось. Оставалось только прыгать. Если повезет, она ухватится за дощечку, нет — упадет вниз. Стоило это понять, как геройский дух улетучился, Полина по-настоящему испугалась. А потом разозлилась — и тогда, наедине с собой, она сумела выразить эту злость: заорала что есть мочи и прыгнула, уцепившись руками за дощечку.
— Полька-бабочка, ты там? Эй, Фантом, помоги!
Неожиданно быстро ее подняли наверх.
— Что видела? Долезла до низа? Почему не сказала, что идешь, мы бы с тобой!
Глаза Темки горели, а во взгляде угрюмого Фантомаса проступило что-то сродни уважению.
Ите она не стала рассказывать в подробностях, как сломала два ребра и откуда на грудине длинный порез. Упала и все...
Полина отошла от колодца. Тогда Артем ее вытащил, сейчас ее очередь. Но она до сих пор не придумала, как помочь брату.
Вчера пробежалась по местным букмекерским конторам — дубль пусто, заглянула в «Сильвер» и «Патефон», но среди орущих караоке Артема не оказалось. В конце концов набрала Фантомаса и Дыка. Последняя мера — Полина к ней редко прибегала, не ожидая особой помощи от друзей брата. Делая долгие паузы между каждым слогом, Фантомас выдал, что пацанов никого не видел, и вообще он на лечении. Наверняка мать определила в исправительный лагерь для наркоманов, сообразила Полина. Дык по обыкновению огрызнулся: «Дык, чего сразу я?!», но потом успокоился и пояснил: «Дык, брателло быковал, стрелку, дык, с авторитетом набил, фуфло гнал, отпетляет срок, дык...». Дык старательно пытался пояснить детали, но Полина еще больше запуталась. Хоть и без этого стало ясно: счастливого возвращения брата не ждать. А значит — нужны деньги и очень срочно. Или, в крайнем случае, связи.
Деньги… Связи… Где же их брать? Никогда у нее не было ни первого, ни второго. Замкнутый мирок семьи, скромные доходы — раньше этого хватало.
Полина шла на работу, по привычке выбирая улицы поспокойнее, ныряя в тени домов. Свернувшись калачиком, спали в пятнах солнца собаки. Цокали каблуки по булыжной мостовой — женщины спешили в офисы. Заспанные официанты смахивали полотенцами пыль со столиков летних кафе. Воспитательница вела детей на море, те, дурачась, натянули надувные круги, как балетные пачки, и бегали друг за другом. Шустрая такса загнала котенка в подворотню, тот зашипел и цапнул ее по носу. В ветках платанов всполошились вороны и принялись возмущенно каркать. Город потягивался после сна и набирался сил для нового дня. Все будто говорило: расслабься, жизнь идет и ты живи. Легко сказать...
Девушка толкнула дверь книжного магазина «Альфа» и поспешила за прилавок. Опоздала на полчаса, сейчас влетит от напарницы.
— Не могу понять, Морковка, ты сегодня недоспала или переспала? — кривя уголок рта, бросила Лариса.
Что снова не так? На всякий случай Полина глянула на свое отражение в стекле витрины. Взлохмаченная рыжая копна, раскрасневшиеся щеки, болезненный блеск в глазах. Вид, честно говоря, диковатый. Хотя шуточки Ларисы — дело привычное. Ее слабость к солдатским остротам и манера ходить между стеллажами строевым шагом делали Лору похожей на гренадера. Не хватало только штыка и ручной гранаты. Но больше всего Полину цепляла дурацкая привычка напарницы давать прозвища. Имена коллег не задерживались в памяти Ларисы, в отличие от названий романов, которые отпечатывались в ее мозгу, как пятна кофе на белой рубашке.
— Выспалась, — буркнула Полина и принялась раскладывать новые книги на прилавке.
Лариса собралась изречь очередную сальную фразочку, но в магазин зашла покупательница, и напарница отвлеклась.
— Что-что? «Пятьдесят оттенков серого»? — Лора склонилась над миниатюрной девушкой в очках. — Да там, что, секс есть? Это ж политкорректная современщина! Берите классику. Вот «Красное и черное» — герои так насилуют мозги друг другу, мама не горюй! Высокие чувства, якорный бабай!
Под натиском Гренадера покупательница, казалось, начала потихоньку врастать в пол, но сдаваться не собиралась и требовала «Оттенки». Контрастные тона ей были не по вкусу.
День проходил суматошно. Бестселлер разлетался, как пепел на ветру, оставив позади «Гарри Поттера» и любовное фэнтези. Бегая от кассы к стеллажам и снова к кассе, Полина полностью погрузилась в ежедневную рутину. Выслушать вопрос, взять книгу, односложно ответить, положить на полку...
— А, Витисент, знаю, знаю! — донесся до Полины голос Ростислава Скелета, владельца сети «Альфа», а также ресторатора, застройщика, депутата, мецената и вообще известного в городе человека.
Скелет стоял у кассы и с глубокомысленным видом изучал репродукцию картины Винсента ван Гога «Звездная ночь».
В голове Полины что-то щелкнуло. Она отложила стопку книг, и как завороженная, пошла навстречу Скелету. Быстро потеряв к Ван Гогу интерес, Ростислав Скелет переключился на забытый на прилавке рисунок. Полина подбежала, выхватила злополучный лист, смяла в руке.
Скелет перевел серьезный взгляд на девушку. Загоревший до черноты под гавайским или таиландским солнцем, в помятых льняных штанах, с капризно-детским выражением лица и оттопыренной нижней губой, один из самых богатых людей Одессы напоминал бедствующего меланхолика.
— Можно? — Ростислав потянулся к зажатому в ее руке рисунку.
Первым порывом было сказать «Нет!», но она никак не решалась произнести вслух такое в общем-то несложное слово. Не умея ни притворяться, ни заискивать, Полина безразлично относилась к «сильным мира сего», но… Ее жизнь перевернулась, и внутренние правила, которым она следовала годами, перестали казаться нерушимыми истинами. Может, именно здесь и сейчас решается судьба Артема. Надо всего лишь поговорить с Ростиславом, попросить помощи...
Она нехотя протянула Скелету лист. Тот уставился на рисунок, перевел взгляд на Лору, и снова — на лист. Уголок губ нервно дернулся, вероятно, это означало улыбку.
— У меня что, рога выросли? — фыркнула Лариса.
Полина залилась краской. Рога у Гренадера не выросли, зачем солдату рога? На рисунке Лора щеголяла в ботфортах, треуголке и мундире, а из дула взведенного ружья торчал букет ромашек.
— В этом что-то есть! — Ростислав похлопал Полину по плечу. — Кстати, я открываю новый фонд, при нем будет своя клиника для беременных и молодых мам. Как раз ищу декоратора. Не хотите попробоваться? Подходите, думаю, договоримся… — Скелет бросил на прилавок визитку, скорчил привычную кислую мину и неспеша пошел к выходу.
— Чо, «Оттенки» даже не спросил?! — громким шепотом, который наверняка расслышали и в ларьках на улице, сказала Лора в спину Ростиславу. — Настоящий полковник!
Полина торопливо свернула рисунок, смахнула визитку с прилавка — подберет, когда Лариса отвлечется от ее персоны. Но та и не собиралась.
— Рассказывай, Морковка, где первое свидание будет? У тебя, у него? — напарница подмигнула.
— У тебя! — огрызнулась Полина.
— Держите меня четверо, какие мы важные!
Девушка схватила стопку книг и понесла к стеллажам раскладывать. Может, так отвяжется от Гренадера.
Отпустив вдогонку пару острот, Лариса и впрямь отстала от Полины и принялась оттачивать юмор на покупателях. Удивительно, как «Альфа» до сих пор не растеряла всех клиентов. Хотя, возможно, благодаря Лоре, приобрела новых.
Полина остановилась в глубине зала перед стеллажом, уставилась невидящим взглядом на яркие корешки. Взяла книгу с полки — «Легенды и мифы Древней Греции», принялась механически листать. Сегодня же позвонит Ростиславу, договорится о встрече. Со Скелетом надо подружиться — это ее шанс, хоть и призрачный. Глаз выхватил название раздела: «Похищение Персефоны Аидом»...
— Морковка, где ты там? — по залу разнесся зычный голос Гренадера.
Девушка вернула книгу на полку и поспешила в зал.
***
Все навалилось одновременно.
Не успела Полина выбежать в зал, как позвонил Тема. У прилавка выстроилась очередь недовольных покупателей, те раздраженно косились на нее, и девушка отвернулась, пытаясь сосредоточиться на словах брата. Артем плел какую-то ерунду про пауков, и что теперь все хорошо, лучше не бывает, и пусть она, его глупая Полька-бабочка, не беспокоится, а просто найдет жениха. Хоть «Crazy» петь не стал. Полина не успела и слова вставить, как Темка отключился. Она перенабрала номер, но тот оказался заблокирован.
Девушка натянуто улыбнулась заждавшейся очереди, поднесла штрих-код на книге к сканеру, тот пискнул и аппарат выплюнул чек. Полина уже протягивала пакет покупателю, когда телефон снова разразился требовательным звонком.
— Это незабвенный Семен Аркадьевич! — произнес интеллигентный голос в трубке.
Елки зеленые, только этого не хватало!
— Полиночка, вы и только вы можете спасти Андрея. Ребенок пропадает на работе, ночами не спит, плохо кушает. У него форменное истощение. Ему надо отвлечься. Полиночка, умоляю вас!
«Ребенку» скоро двадцать пять стукнет. С Андреем она рассталась год назад, но с его отцом общалась до сих пор.
— Мне-то что делать? — Полина постаралась ответить как можно тише и бросила виноватый взгляд на покупательницу.
Та от возмущения покрылась пунцовыми пятнами и, казалось, вот-вот лопнет.
— Не знаю, — честно признался Семен Аркадьевич, — но после разговора с вами у Андрюшеньки всегда отличнейшее настроение!
Интересно, почему Семен Аркадьевич не позвонит девушке Андрея? Пусть та ему и улучшает настроение.
— Да, но...
— Не отказывайтесь сразу, любочка, с мужчинами так нельзя! Они ранимые, тут необходимы ласка, терпение...
— Семен Аркадьевич, извините, я перезвоню!
Она быстро отдала девушке в очках три романа женской ироничной прозы, облегченно выдохнула. Но явно преждевременно. Телефон не желал успокаиваться.
— Не хочу тебе делать нервы, дитё, — раздался в трубке дрожащий голос тети Фани, — но тут какие-то мишигенер портят мене вид из окна. Артема спрашивали, теперь тебя. Говорят, у них есть что рассказать за Сахалин...
Полину пробрал озноб. В голове стало пусто. Покупатель о чем-то спросил, повторил вопрос, но девушка никак не могла уловить суть. На помощь пришла Гренадер и без единой шуточки принялась обслуживать клиентов.
— Ты это, Морковка, иди домой, если совсем плохо. Я справлюсь.
Полина рассеянно подобрала валявшуюся у стойки визитку Скелета и вышла на улицу.
***
Створки окон хлопали на ветру. Полина не закрывала их — чего бояться? Красть у нее нечего. А так кажется, что кто-то дома ждет и вот-вот выйдет навстречу.
Девушка пересекла двор, поднялась на второй этаж и принялась рыться в сумочке в поисках ключа, но дверь с тихим скрипом открылась сама — будто подчиняясь воле призрака.
Полина поежилась, медля на пороге. Поискала глазами какой-то увесистый предмет, но ничего, кроме туфли на шпильке не обнаружила. Колющее оружие — тоже сгодится! Чувствуя себя вором в собственном доме, она проскользнула на кухню — никого! И коридор пуст. Осторожно открыла дверь в Темину комнату — и здесь тишина. Наверное, забыла запереть входную дверь. Полина с облегчением выдохнула, уже не таясь, прошлепала в свою комнату. И онемела.
— Прывэт, чувиха! Как делы? — парень улыбнулся золотыми зубами и поправил белую кепку.
Он, не стесняясь, развалился на кровати — прямо в грязных шлепках, соря семечками. Схвативший было за горло страх уступил место своей закадычной подружке — злости. В руке до сих пор болтался туфель, и если неожиданно садануть шпилькой под ребра...
— Надо перетереть, чувиха! — Золотозубый смахнул со спортивных штанов скорлупу от семечек и нехотя поднялся с кровати. — За братаном должок, полтинник косарей. Тебе срока до среды найти капусту. А то авторитет пришьет твоему фраеру мокруху и хазу отметет. Вкурила?
Парень наступал на Полину, а та пятилась к стенке. Ее обдало запахом чеснока, дешевого одеколона, золотая цепь с крестом болталась перед самым носом.
— А ты центровая щелка! — Парень сверкнул золотой улыбкой и склонился над Полиной.
Девушка со всей силы сжала туфель, прицеливаясь. Если не остановится, сейчас она ударит.
— И шо за картину маслом я тут вижу?
На пороге комнаты стояла тетя Фаня со сковородкой на перевес.
Парень скорее удивился, чем испугался. Но после недолгого колебания Полину отпустил.
— Слышь, чувиха, не урвешь капусту, тебе амба!
Бандит подхватил пакет с семечками и, буравя глазами соседку, вразвалочку вышел.
— Спасибо! — Полина вымученно улыбнулась Фаине.
Та наконец опустила сковородку, метнулась к окну.
— Идиёты! — возмутилась соседка, — идите с моего двора! Чтоб вы друг друга проглотили и друг другом подавились!
— Сколько их там?
— Нечего мне делать, считать этих мишигенер! — вскрикнула тетя Фаня, помедлила и добавила: — семь… с половиной. Разве ж тот выродок в бэлом кепи человек?
Выходит, ее пришла навестить вся банда, а сюда прислали парламентера. И если бы не соседка, неизвестно, где бы она оказалась сегодня вечером.
Полина наконец отклеилась от стены, туфель выскользнул из руки, упал на пол. Девушка поплелась на кухню, поставила на огонь чайник.
— Вам черного или зеленого?
Тетя Фаня пропустила вопрос мимо ушей.
— Дитё, тебе кушать надо, а не опилки с кипятком пить. Это же не чай, это недоразумение! — Соседка пренебрежительно ткнула сковородкой в пачку «Липтона». — Приходи к тете Фане, как очнеся, я тебе такой фаршмак сделаю!
Полина кивнула и уставилась на огоньки конфорки. Только сейчас она почувствовала, как замерзла. Толстые стены из ракушняка еще не нагрелись после затяжных весенних холодов, и дома было неуютно зябко. Она плеснула кипятка, заваривая чай, и долго стояла, грея руки о чашку. Немного пришла в себя и вспомнила о двери: первый раз в жизни закрыла ее на все замки и засовы.
Снова трезвонил телефон — Семен Аркадьевич не унимался. Полина не взяла трубку. У нее нет сил помочь себе, что она может дать другим?
С Андреем, сыном Семена Аркадьевича, они познакомились в художественной школе. Полина выдержала лишь год занятий, на большее не хватило ни денег, ни терпения. Ей навязывали каноны, она с точностью копировала чужие идеи, получалось неплохо, но свой стиль она так и не нашла.
Андрей напоминал Тему — улыбка, ямочки на щеках, воронье гнездо вместо прически — и они постепенно сдружились. Он старался сесть поближе, делился кисточками и красками, которые Полина постоянно забывала, забрасывал вопросами: как дела, как провела выходные, почему такая серьезная, что делаешь вечером… По обыкновению погруженная в себя, Полина сперва не замечала его внимания. Но когда Андрей уехал на пару дней к родственникам в Киев, стала остро скучать за ним.
На первом свидании Андрей избегал смотреть в глаза, даже за руку не взял. Только на прощание скользнул влажными губами по щеке. Неожиданно для себя Полина расстроилась. Но через день он пригласил в кино. Девушка так и не поняла, о чем был фильм, в память врезались лишь густо напомаженные губы Анджелины Джоли и прыгающий по крышам Джонни Депп. Попкорн рассыпался, они опрокинули воду, стеклянные бутылки покатились по проходу в самый неподходящий момент. Андрей целовался жадно, торопливо. Его руки сразу нашли все чувствительные места, и в какой-то момент Полине стало все равно, что услышат или подумают соседи в передних рядах...
Встречались часто. Их тянуло друг к другу. Андрей охотно рассказывал о себе и ждал, что Полина в ответ поделится своей жизнью. Она знала, что он ест на завтрак, какие сны его преследуют, о чем он мечтает, что его беспокоит. Андрей часто говорил о странных увлечениях отца и о недавнем разводе родителей. Мать-художница уехала в Москву на заработки, с тех пор связь с ней пропала. Полина внимательно слушала, но не спешила открываться. Не хотела, не могла? Боялась показаться дурой? Черт его знает. Может, то было сопротивление проклятого кокона...
Расстались через полтора года. Быстро, в одно мгновение. Глупая ссора — и сразу разрыв. Полина долго винила себя в этом. Казалось, не оценила, не нашла нужных слов, не сумела показать, что чувствует на самом деле.
Досадно вспоминать прошлые неудачи. Но по сравнению с насущными проблемами они казались такими мелкими.
Полтинник косарей и следующая среда...
«Ита, чтобы ты сделала, Ита? Подскажи, ответь!» — шептала Полина.
Девушка по глотку тянула чай, крутила в пальцах визитку. Зыбкая надежда — Ростислав Скелет. Или Скэлет, как бизнесмен называл себя на западный манер, пытаясь придать фамилии новые смыслы. Что она знает об этом человеке? Несмотря на то, что новости пестрели репортажами об участии господина Скелета во всевозможных благотворительных акциях — и он действительно отстроил для города пару стадионов и клиник — Полина не обольщалась. Она работала на Ростислава не первый год и помнила, с каким скрипом он повышал зарплаты, а если и повышал, то какой отдачи требовал взамен. Ходили слухи, что Скелет был причастен к трагедии, унесшей около сотни жизней — загорелась только что сданная высотка, где использовались слишком дешевые материалы для теплоизоляции, огонь перекинулся на соседний дом. Из-за нарушений норм строительства — здания стояли вплотную друг к другу и количество этажей было вдвое больше допустимого уровня — пожарные не смогли подъехать и оказать помощь. Тогда Ростислав Скелет сумел доказать, что лишь инвестировал проект, но ни в коем случае не имел отношение к его реализации. Естественно, ни о каких компенсациях семьям погибших не шло и речи...
Скелет не был тем человеком, который протянет руку помощи в трудную минуту. Он обязательно что-то захочет взамен, но что именно? Услуги декоратора? Смешно! У нее за плечами только филфак и неоконченная художка.
Полина вздохнула. Другого выхода нет. Что бы Скелет ни попросил, она должна будет это дать — и попросить взамен то, что нужно ей. Решилась, набрала номер. Но ответом ей были лишь длинные гудки.
***
Двенадцать ступенек вниз — и Полина оказалась у подвальной двери. В нос пахнуло сыростью и старыми вещами. Она достала домашнюю связку ключей и принялась искать подходящий к увесистому амбарному замку, который еле держался на трухлявой двери. В их семье ключи не выбрасывали, даже если замок выходил из строя — будто ждали, что когда-нибудь снова найдется дверь, которую ключ откроет. Полина никак не могла запомнить, какой из них от чего, и каждый раз долго возилась, пытаясь подобрать нужный. Наконец замок открылся, и она сняла его с ржавых петель.
Она налегла плечом на осевшую дверь, и та, оставляя в пыли подвала круг, нехотя поддалась. Девушка переступила грань, за которую был заказан путь солнечному свету, и очутилась в кромешной темноте. Она выудила из кармана фонарик, луч выхватил трубы в обрывках стекловаты, кое-как сложенные доски, пористый ракушняк стен.
Казалось, этот камень хранит всю историю их семьи — когда-то не такой уж малочисленной. Но мама скончалась от острой формы гриппа, когда Полине едва исполнилось два, а Темке — годик; папа бросил их, оставив на попечение бабушки. Ита не любила говорить об отце и злилась каждый раз, когда Полина приставала с расспросами. Сама она помнила лишь фрагменты, которые не складывались в один образ: прикосновение колючей щеки, ясные голубые глаза, твердая ладонь с мозолями, мягкие волоски на руках. Ребенком Полина воображала, что у отца просто появились важные дела, но когда-нибудь он обязательно вернется. Годы шли, и пришлось признать: если бы хотел, папа давно бы нашел дорогу домой. Их с Темой растила бабушка Ирина. В детстве Полине плохо давалась «р» и она переиначила имя на свой манер: Ита. Вокруг бабушки крутились люди — независимая, веселая, талантливая, добрая — она притягивала к себе всех и вся. Полина обожала Иту, грелась в ее лучах, но понимала, что никогда не станет такой же. Бабушка искренне любила людей, а Полина терпела их. Слишком скрытная, молчаливая, недоверчивая, она сторонилась шумных компаний Иты, чувствовала себя там чужой, ревновала. Темка, напротив, рвался с бабулей в турпоходы, бренчал на гитаре до утра, панибратствовал с каждый встречным. Но толку из этого тоже не вышло.
После смерти бабушки Полина растеряла всех ее знакомых, лишь Фаина Бершадская, коллега Иты, заботилась об их безалаберном семействе...
Полина не заглядывала в подвал еще с детства. Тогда старые вещи казались необыкновенно интересными, здесь можно было сидеть часами, перебирая фарфоровые чайники с отломанными носами, рассматривая пузатые старинные бутылки, или любуясь дедушкиными ржавыми ледорубами. Но Ита не одобряла подвальное затворничество Полины и всеми силами выманивала ребенка наверх — поближе к свету.
Только в последние недели перед смертью бабушка зачем-то надолго запиралась в подвале. На расспросы сухо отвечала: «Когда-нибудь тебе придется туда спуститься». Подробности Ита не стала уточнять. «Сама поймешь», — отмахнулась она.
Что бабушка прятала в подвале? Почему ничего не рассказала внучке? Полина понимала — сейчас не самое лучшее время разгадывать семейные тайны, но воспоминание не давало покоя. А, может, она найдет в подвале какую-то подсказку? Или отыщет что-то ценное?
Девушка прошла вперед по общему коридору, остановилась около двери своей кладовки. Роняя то фонарик, то связку ключей, Полина снова долго возилась с замком. Она едва смогла протиснуться между старых коробок от техники, детских велосипедов, запчастей от неведомых механизмов, остовов телевизоров, десятка пар стоптанной обуви. Гору хлама венчал портрет дедушки. Бородатый, загоревший дочерна мужчина курил трубку и смотрел вдаль.
Ради этого Ита и наведывалась сюда так часто последнее время? На бабушку не похоже. Ирина никогда не отличалась сентиментальностью. Слишком много в ней было жизни, чтобы дни напролет смотреть на портрет давно ушедшего из жизни мужа.
Девушка приладила фонарик на балке под потолком и принялась штурмовать баррикады из рухляди. Охнула — торчащий из деревяшки гвоздь расцарапал ногу, кровь теплой струйкой потекла по щиколотке. Ничего страшного, боевыми ранениями она займется потом, сперва разберет этот курган хаоса. Полина бережно отложила в сторону портрет и начала перекладывать хлам в угол. Хотелось побыстрее увидеть, что погребено внизу.
Несмотря на промозглую сырость и холод, девушка вспотела. Может, она зря тратит время, копаясь в рухляди, а надо собраться с духом, привести себя в порядок и отправиться на поклон к уважаемому господину Скелету, «владельцу заводов, газет, пароходов»?
Но упрямство оказалось сильнее здравого смысла. Ногти обламывались один за другим, ладони стали черными от вековой пыли, ныла спина, а холм из обломков прошлой жизни не уменьшался. Полина схватилась за очередную картонную коробку, потянула, но лишь едва сдвинула край. Она поднатужилась и наконец выволокла находку на середину кладовки.
Разорвала скотч, открыла верх. Внутри лежал продолговатый сверток.
Интересно! Она вытащила сверток, едва не выронив — ох, какой тяжеленный! — и принялась сдирать бумагу. В скупом свете фонаря проступил стеклянный бок странного футляра, внутри мелькнул огненный всполох. От неожиданности Полина чуть не выронила добычу.
В стеклянной коробке, будто спящая красавица в хрустальном гробу, лежала кукла. Ужасающе живая и до тошноты похожая на Полину.
КОНЕЦ ОТРЫВКА
______
1— Я схожу с ума, детка, я схожу с ума ...
Слова из песни «Я схожу с ума» группы «Аэросмит»
2— Солист группы «Аэросмит»
3— Моя дорогая подруга (нем)
4— До свидания! (нем)
5— Детка (англ)
6— Сумасшедший (идиш)
7— Я схожу с ума, детка, я схожу с ума ...
Слова из песни «Я схожу с ума» группы «Аэросмит»
8— Ты сводишь меня с ума. Я схожу с ума по тебе, детка.
Слова из песни «Я схожу с ума» группы «Аэросмит»
9— Отсылка к сюжету рассказа Хулио Кортасара «Аксолотль», где главный герой, постоянно наблюдая за аксолотлями в аквариуме, в один день сам оказывается аксолотлем.
10— Американский финансово-экономический журнал, одно из наиболее авторитетных и известных экономических печатных изданий в мире.
11— Крупный рынок в Одессе
12— Она шлет мне голубые валентинки,
Чтоб напомнить мой главный грех.
Никогда мне не смыть вины
И этих пятен крови с рук.
Слова из песни Тома Уэйтса «Голубые валентинки»
13— Такая любовь превращает человека в раба.
Такая любовь загонит кого угодно в могилу.
Слова из песни «Я схожу с ума» группы «Аэросмит»
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.